NatalyTsareva

Я говорила и понимала, что все это бессмысленно. Лера не справляется со своей патологической тягой к чужому. Ей мог бы помочь специалист, но я обменяла лечение на согласие усыновить ребенка.

А ребенка нам не давали.

Все было зря.

– Тая рассказывала, ее муж в подростковом возрасте тоже связался с плохой компанией, но он смог завязать. А с тобой-то что будет?

У любимой задрожали губы.

– Мне уже это надоело. Вечно ты меня подозреваешь. Я просто купила новый кошелек и все…

– На барахолке? Этому кошельку уже сто лет. Тебе самой не смешно, девочка моя?..

Она отвернулась.

Год назад эта сцена закончилась бы ссорой с хлопаньем дверьми, обещаниями разойтись и бурным примирением в постели. Теперь таких эмоций у нас уже не было.

Не было сил на ругань, нелепо было угрожать расставанием.

Лера знала, что я никуда ее не отпущу, я знала, что она это знает.

Закончилось это все-таки постелью, но той сумасшедшей страсти, замешанной на чувстве вины и одиночестве, что связала нас когда-то, не было больше.

Была нежность. Было родство.

Была любовь.

Другая любовь.

Засыпая рядом, я думала о том, что было бы, если бы я тогда не вступилась за нее перед охраной ночного клуба … может быть, для всех было бы лучше, если бы я никогда не переступала его порог…

Нет… нет…

Моя Лера… моя девочка… моя хрупкая девочка из блестящего перламутра…

Ничто не была зря. Я никогда не пожалею о том, что нашла тебя.

Но я ничего не могла с этим поделать.

А сестра все менялась.

Ее огромный живот мешал ей самостоятельно обуваться и надевать носки. Я видела однажды, как зять, стоя на коленях, натягивал на нее чулки.

Она начала страдать одышкой. Не могла далеко ходить и даже по дому передвигалась с трудом, переваливаясь, словно огромная утка.

У нее появился жуткий аппетит. Сестра никогда прежде не проводила столько времени на кухне, пекла приторные пироги и торты с масляным кремом. Стоило выпечке немного остыть, Таисия тут же садилась за стол. Никогда еще я не видела ее такой голодной.

В последние недели она почти перестала общаться со мной и тем более Лерой. Я с трудом ее узнавала. Целыми днями сестра спала или ела, иногда вываливаясь на улицу, чтобы подышать свежим воздухом.

Срок родов прошел, а ребенок все не появлялся на свет. Даже для меня дни тянулись как недели, что же должна была испытывать сестра?

Она перехаживала неделю… Если младенец не надумает появится на свет, Тае должны были вызывать роды.

Но это не понадобилось. За день до того, как врачи должны были вмешаться в естественный ход вещей, у Таи начались схватки. И спустя двенадцать часов, как по учебнику, она родила здоровую девочку.

Когда сестру с младенцем выписали домой, мы с Лерой пришли их поздравить.

Мне ужасно хотелось получше разглядеть ребенка, но я стеснялась. Стыдно сказать, но я никогда раньше не видела вживую таких маленьких.

Я мучительно топталась на пороге детской, когда Тая негромко сказала:

– Подойди сюда.

Я послушалась.

– Хочешь ее взять?

Сестра улыбалась. Странно, но она, кажется, не ревновала. Я ни за что никому не дала бы своего ребенка.

– Не знаю, смогу ли я…

– Да ладно, не бойся.

Замирая от страха, я взяла малышку на руки.

– Подержи ее столбиком. Вот так, чтобы не срыгнула.

Девочка всхлипнула. От ребенка пахло молоком и еще чем-то, наверное, теплой младенческой кожей. Сердце готово было разорваться от сладкой боли.

Это было не похоже ни на что, испытанное мной когда-либо.

– Центр? За помощью? – я видела, что Лера гаснет на глазах. – Я… я не хочу в центр.

– Но почему, милая?

– Просто не хочу. Не люблю медицинские учреждения. Ты хочешь, чтобы я легла в больницу, чтобы меня осматривали врачи, ковырялись во мне инструментами, чтобы мне вводили чужие выделения внутрь? Неужели ты правда этого хочешь?

– Ну… это тоже не единственный способ. Мы можем усыновить ребенка.

– Не хочу.

– Почему?!

– Не хочу я никого усыновлять! – такой злости в голосе Леры я, кажется, никогда не слышала. – Если бы я захотела ребенка, это был бы мой ребенок, плоть от плоти, кровь от крови моей! Но… получила бы я его точно не таким способом! Я здоровая женщина, и я не инкубатор и не подопытный кролик, чтобы ставить надо мной эксперименты!

Я испугалась.

– Хорошо, хорошо. Только не кричи…

Лера молчала. Губы ее были плотно сжаты, ноздри широко раздувались.

– Просто если бы ты вдруг согласилась, это был бы самый прекрасный подарок в моей жизни. Пожалуйста, не отказывай мне, милая. Может… может, тебе тоже чего-нибудь хочется?

– Хочется? Да, пожалуй…

– Чего же, моя хорошая?

– Я выхожу на работу, и ты больше не достаешь меня с этим психотерапевтом.

Я поняла, что это было. Ультиматум.

Это был пат.

– И ты согласишься на усыновление?

– Да.

Я колебалась. Черт, и какое мне дело до чужих карманов?

Решение было очевидным.

– Хорошо. Я согласна.

– Значит, договорились?

– Да.

Лера улыбнулась.

– С завтрашнего дня будем искать ребенка.

Чьи это сережки, Лера? Чьи подвески? Чья это помада на твоих губах?

«Это же твоя помада, Аля. Это твои губы меня целуют. Что с тобой, почему ты спрашиваешь? Почему ты не хочешь мне верить?»

Я просыпалась с колотящимся сердцем, шла на кухню, наливала воды.

Залпом опрокидывала в себя стакан.

Становилось немного легче.

Я ничего не говорила Лере о своих снах.

А потом вернулась Тая.

Из Греции она прилетела беременной.

Когда мне сообщили радостную новость, я поначалу не нашла слов.

– Поздравляю, – наконец выговорила я. – Думаю, ты счастлива?

– Конечно, – она внимательно на меня смотрела. – Прими и ты мои поздравления.

Я напряглась.

– Что тебе известно?

– Все. И уже давно.

– Что «все»?

– Все, – повторила Тая. – У нас много общих знакомых, если ты еще не забыла. Не могу понять, зачем тебе это надо, но это твой выбор. Я не буду мешать.

Не передать словами, какое облегчение я испытала при этих словах.

– Я знала, что тебе это не понравится.

– Конечно. Маме это не понравилось бы тоже.

– Мамы нет…

– Да. Это важно. Нет смысла щадить чьи-то чувства. Меня твое приключение не волнует. Смотри только, как бы не пришлось горько раскаиваться в том, что ты заварила эту кашу.

– Я… это мое счастье, Тая.

– Пусть. Не буду спорить.

Мы помолчали.

– Кого ты ждешь?

Сестра улыбнулась. Как же давно я не видела у нее такой улыбки. Чем-то она напомнила мне ту Таю, которую я знала в детстве.

– Еще неизвестно. Но я думаю, будет девочка.

Я чувствовала, знала, что сестра не одобряет мой выбор. Но сейчас она была слишком занята своим новым положением, чтобы как-то ему мешать. Все складывалось просто замечательно.

Ребенок… У Таи будет ребенок. Как странно было принять эту мысль.

Раньше все важное происходило с нами одновременно. Вместе мы учились ходить и говорить, вместе пошли в школу, в одно и то же время поступали в университет и устраивались на работу. Серьезные отношения с другими людьми у нас тоже начались почти одновременно. Да, наши жизни не были уже одной единой, общей жизнью, но они были как две параллельные прямые, которые не пересекаются и не удаляются друг от друга.

И вот теперь должно случиться что-то, чего в моей жизни не будет. Это было непонятно, странно, это смущало.

Ребенок… Боже мой, как больно было об этом думать.

Ребенок был моей мечтой, страстью, болезненной фантазией, ничего в жизни не хотела я так сильно. Но раньше мешала учеба, работа, отсутствие партнера, а потом появилась Лера, и эта страсть ушла, ослабла на время.

Для того, чтобы вернуться с новой силой.

Сестра готовилась стать матерью. Это было невыносимо. Она читала женские журналы, где публиковали статьи об уходе за детьми, сидела на материнских форумах, обсуждала с мужем и подругами, что нужно купить для младенца.

Каждый день, каждый божий день.

Я стала впадать в панику.

Что, если я пойму, что вся моя любовь была ошибкой?

Что, если я захочу все изменить??

Мне хотелось кричать от этой мысли, но ведь я чувствовала, как сомнение, будто змея, вползает в мое сердце, чтобы отравить мою любовь, чтобы превратить самое большое чудо моей жизни в нечто горькое и ужасное.

Но ведь это было не так. Моя любовь не была приговором. Нет.

Я стала читать истории в интернете о таких, как мы. Мы были не одиноки, и это давало надежду.

Я не могла этого понять.

– Ну зачем, милая? – ласково гладила я ее по голове, приходя домой. – У тебя все есть. Тебе чего-то хочется? Скажи, я куплю.

Лера упрямо качала головой.

– Мне плохо одной, Аля. Ты целый день с людьми, видишь новые лица, а я сижу в четырех стенах… скажи, тебе хотелось бы так жить?

– Конечно, – целовала я ее в макушку. – Если бы у меня была ты.

Я не хотела и думать о том, что Лера на восемь, а то и больше часов будет уходить из дома. Миллион опасностей ждал ее. Она такая хорошенькая, наивная, а кругом столько злых, да просто ненормальных людей. Наркоманы за рулем. Маньяки с вывихнутыми мозгами. Недавно освободившиеся из тюрьмы преступники.

И потом, только недавно у меня снова появился дом. Дом, где меня ждали, где всегда пахло вкусной едой, где меня бежали встречать, стоило переступить порог. Лишиться всего этого? Гадать о том, где она, мучительно сходить с ума от неизвестности, звонить по пятьдесят раз на дню?

Нет. Нет. Нет!

Да, может быть, это была жадность. Но это была святая жадность. Я имела на нее право.

Но, принимая мое решение, Лера скучала.

Она занимала себя походами по магазинам и фитнесом, но, видимо, этого было недостаточно.

Как-то раз я обнаружила у нее на руке новый позолоченный браслетик.

– Ой, где это ты купила? – поинтересовалась я. – Тебе идет.

Лера смущенно отдернула руку.

– Так… Неважно.

Сперва я не обратила особого внимания на этот эпизод, но спустя неделю появились серьги. Потом кольцо. И наконец золотая цепочка с подвеской.

Я проверила остаток банковского счета. После таких покупок у меня зародились большие подозрения насчет того, как мы дотянем до следующей зарплаты.

Но Лера не снимала денег.

Вернее, снимала, но то были обычные траты на продукты, хозяйственные мелочи. И все.

– Дорогая, откуда все это? – спросила я вечером. – Я ведь знаю, ты не покупала эти драгоценности. Или у тебя завелся богатый поклонник?

Она вспыхнула.

– Разумеется, нет. И… у меня есть свои деньги.

– Не ври, – мне вовсе не хотелось делать ей больно, но выбора не было. – Таких денег у тебя нет.

У нее задрожали губы.

– Неправда. И вообще, эти драгоценности у меня уже давно. Ты просто о них не знала.

– Почему?

– Не знаю. Просто… просто я не хотела говорить.

– Звучит очень странно. Девочка моя, – я взяла ее за подбородок, – где ты это взяла?

Она вырвалась.

– Прекрати! Это мои украшения! Мои!

Я подошла, обняла ее, прижала к себе.

– Я не покушаюсь, милая. Они твои. Конечно. Да. Но когда-то они были чужими, верно?

Лера заплакала.

Невыносимо было видеть ее слезы.

– Где ты берешь все эти вещи?

– Отстань от меня… Не трогай!

Она попыталась вырваться. Но я видела, читала в ее глазах: то, что я сказала, было правдой.

Она в самом деле была как открытая книга, моя девочка.

Даже не знаю, почему ее не поймали раньше.

– Ну же, все будет хорошо. Не надо плакать. Мы найдем тебе психиатра, психолога… Вытри слезки.

– Это тебе нужен психиатр! – закричала она. – Сумасшедшая!

Она попыталась меня ударить.

– Ты пойдешь к врачу, ясно? – железным тоном сказала я, перехватывая ее руку. – Тебе все ясно, любовь моя?

Как завороженная, Лера кивнула.

– И никакой работы, – я вздохнула, целуя ее в шею. – Горе ты мое.

– А это ты, Лера. И у тебя явно проблемы с психикой. Что, если я сейчас просмотрю твою сумку?

Она зашипела, как обозленная кошка.

– Ты не посмеешь.

– Еще как посмею, не сомневайся.

Не обращая внимания на ее протестующий вой, я вытряхнула содержимое ее маленькой, но так же, как и шубка, совсем не дешевой сумочки.

Среди косметики, ключей и рассыпанных по полу монет обнаружился шарфик, который я купила в прошлом году на распродаже. Хорошенький, красивый шарфик из кашемира.

Зачем он ей?

Она опять попыталась удариться в слезы – испытанное средство.

Но на меня оно уже не действовало. Плавали – знаем.

Почти силой я усадила ее к себе на колени.

– Хватит. Пора завязывать.

Поцеловала в сердито сомкнутые губы.

Сначала она не отвечала, но потом приоткрыла их… не сумела справиться с собой. Моя бедная глупая девочка.

– Переезжай ко мне. Все мое будет твоим. Хочешь? Не нужно ничего уносить с собой… все мое – твое.

– Не… неприлично… – пролепетала она, отворачивая лицо.

– Я объясню сестре и твоим родителям. Со временем они смирятся. А если хочешь, мы поедем в Европу… поженимся… Там это можно…

Лера искоса на меня посмотрела.

– Ты серьезно?

– Как никогда. Это первое предложение руки и сердца, которое я делаю кому-либо.

Она сморщила лобик.

– Хорошо. Я согласна.

Я счастливо улыбнулась.

Поцеловала ее еще раз. Нежно, трепетно. Предвкушающе.

Я поймала тебя, моя золотая птичка. Теперь ты моя.

Только моя.

Она знала, как я себя чувствую, какое у меня настроение и почему у меня чешется левая пятка с утра – она знала меня не хуже, а может, лучше меня самой.

И я стала избегать встреч с сестрой. Кажется, несколько раз она даже хотела поговорить со мной начистоту, но всякий раз что-то мешало, а я с радостью хваталась за любую возможность уйти от неприятной темы.

От изучающих взглядов, от незаданных вопросов, от всех сложностей и противоречий я сбегала к Лере. К своей Лере.

К своей девочке.