MikhailMos

MikhailMos

Молодой романтик Миша, проектирующий литературные судьбы Написал с десяток недурных коротких рассказов, сейчас работаю над фантиастическим романом-эпопеей Поэт, писатель, буквоед
На Пикабу
поставил 0 плюсов и 0 минусов
157 рейтинг 12 подписчиков 4 подписки 13 постов 1 в горячем

"Старый король, Молодой король"

- Король умер, да здравствует король! - почти скороговоркой.

- Нудно как-то. Ты говоришь не новость, потрясающую государство, а цену на рынке. Надо больше эмоций, понимаешь?

- Король умер. - Отрешенно. - Да здравствует король! - чуть торжественно.

- Нет. Смотри: сначала ты говоришь, что умер КОРОЛЬ - это трагедия, так как его все любят, уважают; он - лицо целого народа. Отсюда грусть, упадок, растерянность. Но затем возникает лучик надежды - наследник, амбициозный и сильный, умный и дерзкий. Вот тут уже легкий трепет, предвкушение чего-то прекрасного, светлого, большого. Понял?

- Король умер, - обреченно и почти шепотом. Затем громогласно и с надеждой: - Да здравствует король!

- Браво!

- Почему я - лучик надежды, если убиваю короля?

- В глазах подданных ты - лучик. Они не знают, что бунт затевается тобой.

- А может, меня как бы подталкивают к бунту? Сам я не хочу, но меня шантажируют там или еще что?

- Не по сценарию.

- То есть я два в одном - и лучик надежды, и кровожадный бунтарь?

- Примерно.

- Ладно. А почему мы репетируем в гараже?

- У меня пока нет своей площадки, я же объяснял.

- Прохладно здесь.

- Ничего, справишься. Иди чаю пока попей.

- А где Старый король?

- Опаздывает, наверно. Не звонил.

- И мы должны из-за него мерзнуть?

- Хватит ныть. Ты слишком нежен, чтобы убивать короля.

- Убийство-то я сыграю.

- Если будешь играть так же плохо, как и говорить эту фразу, - заменю.

- На кого же? У тебя даже на нормальное помещение денег нет.

- Бродячих гениев хоть пруд пруди.

- Ну-ну.


Мимо гаража проехала машина - дальше на парковку. Залаяла бездомная собака; ее вопль подхватила вторая.


- А королева где?

- Черт, забыл про нее, - в панике достаю телефон и начинаю искать номер. - Она же не нужна сегодня. Чего ты меня путаешь, идиот?

- Я - Молодой король, - смеется, - мне все можно.

- Ржешь ты точно как конь, а не как король.

- Поуважительнее к королевской особе!


Слышно, как шины катят по асфальту и тормозят.


- Старый король!


Поднимаюсь с облезлого барного стула и выхожу на улицу. Из задней двери джипа выползает лоскутный костюм-попурри с лицом Аркадия Аркадьевича - знакомого моих родителей и бывшего актера. Правда, актерская деятельность его закончилась еще в студенчестве, лет сорок назад.


Этот пухлый пожилой человек согласился играть Старого короля в моем спектакле. Роль он порывался сыграть вообще без репетиций, но я убедил его хоть несколько раз прогнать сцены.


- Значит, это ты меня убиваешь? - кивнул он Молодому королю.

- Так точно.

- Не в армии, сынок.

- Простите.

- Что требуется от меня? - обратился ко мне.


Было очевидно, что сценарий Старый король не удосужился прочитать. Пришлось рассказывать.


- Ну, вы - действующий король, уже пожилой. Ваш сын хочет престол и затевает бунт. Потом убивает вас, но несмотря на это хоронит со всеми почестями.

- Зачем?

- Что зачем?

- Убивать меня и хоронить со всеми почестями.

- Он любит вас как отца, но быть королем хочет сильнее.

- Странно.


Непонятно было, одобрял ли он мою задумку или нет.


- Давайте репетировать, уважаемый король? - нарушил молчание Молодой.

- Здесь?

- Да.

- А где же… театральное помещение? - Старый король удивленно взглянул на меня.

- На него пока нет денег. Довольствуюсь тем, что под рукой.

- Странно, - он помолчал немного. - Однако давайте репетировать.


Первой сценой был монолог Старого короля - излагает он, что долго правил, завоевал много земель, а теперь чувствует, что конец его близок и т.д. и т.п. Вышло весьма посредственно, но я решил с первых же фраз не придираться к бывшему актеру.


Да и, в принципе, это был только первый прогон - основной целью было просмотреть весь текст, так сказать, в действии, а не ставить игру.


Единственным исключением из этой цели стал диалог между Старым королем и Королевой, репетировать который мы не стали: я был уверен в Королеве, поскольку уже видел ее игру, а Старый король как-нибудь да справится. В любом случае акцент в данной сцене ставился на чувствах женщины, отстаивающей права сына, обделенного отцом.


Молодой король появлялся в третьей сцене, амбициозный и дерзкий - в общем, все как надо; я поднатаскал его актерские навыки, так что по крайней мере образ королевича создавался.

Эту сцену я задумывал как совещание перед бунтом против Старого короля. Однако актеров не нашел - тем более возрастных (советники ведь всегда возрастные), - поэтому пришлось свести ее к монологу-размышлениям Молодого короля о своей жизни, ценностях, целях и тому подобном.


Из монолога зритель понимает, что Молодой король хочет свергнуть Старого; он питает к нему сыновние чувства, однако обижен на отца за высылку из столицы. К тому же нынешнее правление слишком губительно для страны.


Амбициозность и дерзость образа были приправлены задумчивой миной Молодого короля, выдающей то ли глубокие душевные переживания, то ли тупость. Во всяком случае мне понравилось.


Аккурат в конце сцены мимо нашего гаража проехал джип, и за ним тут же погнались дворовые собаки, бестолково лая на крутящиеся колеса.


- У меня еще будут реплики? - перебивая лай, возмутился Старый король, которому не дали показать всю мощь его актерской игры во второй сцене. - Я не зря ведь приехал, у меня дела.


При этом я знал, что никаких дел у него нет, а говорило это уязвленное самолюбие.


- Конечно, следующая сцена ваша, - пришлось согласиться мне.


На самом деле я был готов к такому повороту событий и еще утром набросал сцену, где Старый король узнает, что его сын затеял бунт и двигается с войском на столицу. Сцена проходная, но наш король выложился так, как никогда, кажется, не выкладывался.


Он повышал голос и взмахивал руками в тех местах, где делать это было совсем не нужно, но остановить безудержную его экспрессию я боялся. Отойдя от текста, он принялся импровизировать, обнажая зрителю старую ранимую душу: он-де скучает по высланному сыну, любит его всем сердцем и даже готов отдать престол просто так; ему не нужны корона и трон, а только любовь (!!!). Закончил король вообще тем, что со слезами на глазах заявил об отречении и желании уйти в монастырь.


Мы с Молодым королем аплодировали стоя. Я вполне понимал, что эту импровизацию он забудет и не повторит, наверно, никогда, но сейчас она стала для него всем.


- Браво!

- Браво, король!


Еще пребывая в экстазе от сцены, он выдал:


- Гроб короля должен соответствовать его величию!

- Что?


Кажется, вопрос не входил в его план, отчего и смутил.


- Ну, - начал объяснять он, - когда сын меня убьет, хочу чтобы на сцене меня хоронили в огромном гробу, - потом задумался. - Или же пусть похороны не показывают, но сын прикажет: «Гроб короля должен соответствовать его величию!»


Я, располагающий весьма скромным бюджетом, согласился на второй вариант.


После душераздирающего монолога Старого короля вполне можно было заканчивать репетицию, но мы согласились продолжать работу.


Предпоследняя сцена - поход на столицу - планировалась больше как образная, нежели артистическая. Опять же ввиду отсутствия большой труппы я вынужден был как-то выкручиваться, поэтому и решил сделать акцент на эффектность: Молодой король должен был идти через всю сцену, что-то выкрикивая и размахивая руками; в это время бы параллельно то включались и выключались свет и софиты, то стучали барабаны; люди за кулисами бы топали ногами и выли; быть может, даже какая-то женщина завизжала бы, изображая насилие, якобы учиняемое бунтующими.


В общем задумывалось светопреставление!


Не желая портить идеальную картинку в своей голове, я попросил Молодого короля лишь медленно пройтись от одного угла гаража до другого и засек время.


- Тридцать секунд. Ну сорок пять, допустим.

- Это для чего?

- Это ты должен будешь красться по сцене, изображая поход на столицу, - я зачем-то указал на Старого короля, а тот сразу сделал грудь колесом.

- Просто красться? Где же тут поход?

- Все будет - поиграемся со светом и звуком. Ты просто должен плавно махать руками и периодически что-то выкрикивать, зазывая свое войско. Подумай над этим.

- Хорошо.

- Итак, последняя сцена - убийство Старого короля, - объявил я во всеуслышанье.


Кажется, даже бродячие собаки заткнулись и навострили уши, а охранник, вечно спящий в своей будке, продрал глаза и прислонил ладонь к уху.


Старый король, поддерживая ту же горделивую осанку, проследовал в темный угол гаража и повернулся к нам лицом. Молодой король стоял около меня.


По задумке - они должны были идти с разных концов сцены и встретиться в середине. Молодой король грозит мечом и требует сдачи, а Старый отказывается сдаваться. Само убийство я не продумывал, а решил положиться на импровизацию.


Итак, короли пошли друг на друга.


- Сдавайся, отец!

- Не сдамся! - выкрикнул Старый король и сделал вид, что вынул меч из ножен. - Этот священный меч столетиями оберегал нас от врагов. Убережет и сейчас! - он замахнулся на бунтаря.


Молодой король, вопросительно было взглянувший на меня (я дал сигнал продолжать), увернулся от удара и «обнажил» свой меч.


С проворством черепахи Старый король пару раз рубанул своим мечом и после третьего удара уже заметно выдохся. Собрав всю оставшуюся силу, он замахнулся в четвертый раз. Далее произошла феерия: Старый король застыл, все еще держа меч в воздухе, покашлял, «выронил» меч из рук и картинно схватился за живот.


- За что, сын? - промямлил он, падая на колени.


Молодой король, пораженный то ли экспрессией, то ли внезапностью произошедшего, не знал, что отвечать, и таращился на меня. Я тоже не знал и глядел на Старого короля.


Тот уже двумя руками схватился за живот и поморщился. Было ясно, что он изображает смертельную рану и сценически умирает.


Молодой король стоял над ним, все еще держа двуручный меч.


- Стой так, - по-режиссерски приказал ему, - и лицо трагичное.


Он нахмурил брови.


Старый король бился в агонии (мне казалось, он оценивает, стоит ли идти до конца и падать на грязный гаражный пол или отложить это до премьеры). Он кряхтел и правой рукой искал сына, видимо, планируя схватиться за него и последний раз спросить: «За что?»


Я был шокирован. Мне и правда нравилось то, что я наблюдал. Возможно, я тоже пребывал в некоем экстазе от того, что играли мою пьесу. Написанную мной! Пусть и не самые талантливые люди, пусть в старом гараже, но играли! Мою!


Старый король в итоге все же повалился на пол, решив идти до конца.


- Приглушается свет, стоишь секунд десять, - шепотом Молодому королю, - теперь фразу.

- Король умер. Да здравствует король! - он поднял правую руку с мечом вверх.

- Прекрасно! - я сиял от счастья. Потом вполголоса: - Снова секунд десять, оглядываешься на короля и говоришь про гроб.


Молодой король выждал положенные секунды, неспешно повернул голову на тело убитого отца и величественно приказал:


- Гроб короля должен соответствовать его величию!


Уверен: нас ждет успех.

Показать полностью

ФУРГОН

Лето. Пляж. Испания. Великое множество людей. Несмотря на то что это пригород. Здесь почище море, чем в самом городе, поэтому оттуда все рвутся сюда. Тут и семьи с бегающими карапузами. Шум, гам, грохот. И презрительно взирающие на них молодые парочки. И гордые одиночки.


Ярчайше светит солнце, даже в очках слепит глаза. К тому же жарит люто. Будто оно приблизилось на несколько сотен километров к Земле. Тела иссушиваются, покрываются тонким слоем морской соли, а затем пота. Двадцать минут - и люди несутся в прохладную воду, дабы после опять развалиться на песке.


Кто-то уже молочно-шоколадный, кто-то бледный, но это ненадолго. Испанское солнце никого не щадит.


Среди всего столпотворения - один человек. Один, потому что ждет друзей на следующее утро. А пока довольствуется пребыванием наедине с собой. И почему-то в таком сумасбродстве ощущаешь одиночество лучше всего. Парадокс.


Этот человек только что вышел из воды, так что морские капли еще не превратились в соляные разводы. Песок греет. Тело его расслабляется. Разум погружается в упоительный дурман на грани сна и реальности.


И тут - странное ощущение, призрачное и эфемерное. Но в своем мимолетном существовании оставившее след. Разум судорожно начал работать. Что это было? Откуда? Тело еще расслабленно, но разум потихоньку приводит его в себя.


Снова ощущение, более отчетливое, так что человек раскрыл глаза в страхе. Как раскрывают глаза в ночи среди бурного сна, не осознавая окружающего.


Пляж. Испания. Что это было?


Он приподнялся на локти и инстинктивно огляделся. Ничего подозрительного. Все обычно. Человек улыбнулся своему испугу. Со всяким бывает, что уж поделать? Он усмехнулся снова и прилег, отдаваясь блаженству.


Через секунду это повторилось. Он подскочил от неожиданности и завертел головой. Ничего. Глаза всматривались в каждого отдыхающего. Бабушка. Ворчащий дед. Мамаша. Капризничающий малыш. Ребенок. Мужчина. Дед. Никто не обращал на встревоженного внимания, занимаясь своими делами.


Он никогда не отличался мнительностью, но сейчас происходило нечто невероятное. Вполне четко ощущалось, что за ним следят. Следят! Шестое чувство буквально кричало ему: кто-то следит за тобой! Но непонятно, кто же. Все заняты своим делом. Может, следят издали?


Он прилег обратно, дабы скрыться от посторонних глаз, но не смог вылежать и минуты, как подскочил снова.


Нет, оставаться тут больше нельзя! Отвратительное место! Кому расскажу - не поверят. Бред какой-то. Сюр! Самый настоящий сюр! Сроду такого не было. Мерзкий пляж!


Человек шустро скомкал полотенце и, даже не отряхнув от песка, запихал в спортивный рюкзак. Следом футболку. Сунул грязные ноги в шлепки, надел кепку и, нацепив рюкзак, пошел прочь. Он шел быстро, почти бежал, вздымая за собой песок.


Люди кричали и возмущались, что он засыпал их полотенце, что наступил шлепками на уголок, что чуть не свалился на их ребенка. Но ему было плевать. Вероятно, он даже не слышал всех упреков в свой адрес. Только одно желание сейчас владело им безраздельно - уйти с этого пляжа.


Ноги наконец вынесли его на небольшую набережную. Тяжело дыша, человек обернулся, пристально озираясь. Толпе отдыхающих, казалось, уже нет никакого дело до бежавшего бедняги. Они снова уткнулись в свои пляжные дела. Кроме пляжа - пара магазинов и дорога. Неоткуда наблюдать.


Вроде бы начало отпускать. Но он не двигался с места, все озираясь, тщетно ища источник своей тревоги.


Все, отпустило. Вот же бред! Да ну! Жуть полная! Он согнулся пополам. Завтра всем расскажу, вот посмеются надо мной. Кажется, на всю жизнь вперед перепугался. Фух!


Он зашел в ближайший магазин, мучила жажда. Выбирая напиток у холодильника, он успокоился совсем и даже засмеялся безо всякой видимой причины, из-за чего продавец косо глянул в его сторону. Тот махнул рукой. Взял воду без газа, оплатил и вышел, выпив почти всю бутылку залпом.


Может, перегрелся на солнце? Естественно, так палит. Вчера вроде не так сильно жарило. Солнца мне на сегодня, пожалуй, хватит.


Он медленно брел вдоль дороги к остановке. Как-то безлюдно. Естественно, ведь не время еще уходить с пляжа. Два часа. Но автобусы должны ходить.


Внезапно отвратительное ощущение нахлынуло опять. Этот животный страх за свою шкуру. Теперь он был абсолютно уверен, что за ним следят! Но кто? Рядом никого нет. Он покрутился на месте. По набережной до магазина пробежали дети. На дороге - никого. Вдоль нее тоже. Вокруг вообще больше никого нет! Но чувство не покидало его. Он тяжело задышал, сердце колотилось в груди. Да что же это? Человек почти плакал про себя. Что же? Хватит, прошу, хватит.


Пусто. На сухих кустах по ту сторону дороги сидели мелкие птицы. Клевали что-то. Его парализовало, ноги не двигались. Он не мог совладать со своими чувствами. Каждая секунда растянулась в час. Он не знал, сколько времени прошло, пока снова не начало отпускать. Человек стоял на краю дороги, весь взмыленный, как лошадь после скачек. Самообладание потихоньку возвращалось. Он решил вернуться в магазин, покуда не мог находиться один.


Продавец удивленно взглянул на него, когда человек подошел с бутылкой воды к кассе, встревоженный и дерганый. Дети шумно выбирали фруктовый лед. Не хотелось уходить из магазина, и он замер у прилавка, делая вид, что выбирает батончик. Спокойнее, спокойнее. Ощущение не ушло полностью, но значительно ослабло.


Надо добраться до отеля, там все будет хорошо. И не выходить до завтра из номера. Хватит потрясений. Голова едет кругом. Сильно же мне вдарило по мозгам.


Он хотел дождаться автобуса в магазине, однако стоял на одном уже неприлично долго. Продавец, наверно, думал, что этот подозрительный человек хочет что-то украсть, и не сводил глаз. Нет, под его взглядом еще хуже. Ладно, подожду на остановке, благо автобусы часто ездят. Он виновато улыбнулся продавцу и вышел.


В пути до остановки приступ не повторился, но в голове уже плотно сидела мысль о слежке. Кто же? Зачем? Откуда? Человек машинально огляделся, но вновь не заметил ничего подозрительного.


До остановки оставалось с десяток шагов, как он заметил сидящего там мужчину. Боковая стенка мешала увидеть его раньше. Так вот он! Наверно. Нет, не он. Почему-то сразу подозрение пропало. Не верилось, что этот пожилой мужчина, наблюдающий за птицами через дорогу, так коварно следил за ним. Нет, точно не он.


Человек подошел и присел на другой конец лавочки. Уставился в пыльные камни, валяющиеся у дороги. Мужчина, кажется, не обратил на пришедшего никакого внимания. Наверно, ему тоже в город. Скоро, похоже, должен автобус приехать, минут через пять-десять.


Человек тоже поднял глаза на птиц. Все-таки природа везде разная. И по-своему красивая. Да уж, действительно красивая. Он даже как-то приободрился. На языке завертелся чудной вопрос.


- Como puedo entender que me están siguiendo? (Интересно, а как понять, что за тобой следят?) - спросил он будто бы сам у себя.


Мужчина призадумался, пожал плечами и обернулся всем корпусом.


- No sé, quizá cuando el furgón DHL se para al otro lado de la calle. (Не знаю, может, когда через дорогу остановится фургон DHL.)


Какой-то странный ответ. Но он увидел добродушную улыбку мужчины и улыбнулся сам. Может, хотел пошутить. Хм. А это действительно забавно. Даже очень. Человек повернулся к собеседнику и улыбнулся еще шире.


Они просидели молча какое-то время. Человек окончательно взбодрился.


Издалека послышалось гудение мотора. Вот и автобус. Сейчас приеду и забуду все, как страшный сон. Он инстинктивно встал с лавочки. Из-за поворота показался желтый фургон.

Вставшего сразу парализовало. Фургон медленно плелся по дороге и остановился как раз с той стороны, на обочине. На боку краснели три буквы: DHL. Сердце вот-вот должно было вылететь из груди. Глаза различали водителя, но крайне смутно. Двигатель заглох.


Человек мгновенно дернулся с места и побежал вдоль дороги в город. Краем глаза заметил, как водитель весь в желтом вышел из кабины. Позади хлопнула дверь. Рюкзак мешал, болтаясь на бегу из стороны в сторону.


Но ничего не происходило. Ноги бежали и бежали. Может, пронесло? Всего лишь глупая шутка. Вот еще бояться…


Внезапно раздался грохот, и боль пронзила его тело. Где-то в области спины. Он свалился, едва дыша. Подняться уже не мог, ноги перестали слушаться. Руками он изо всех сил подтягивал свое тяжелое тело вперед, ближе к городу. Ближе и ближе. Сзади приближались шаркающие шаги. Но он полз, упорно веря в спасение. Шарканье заглохло.


Выстрел.


Темнота.

Показать полностью

"Лестница желаний"

Я неуверенно встаю на первую ступеньку. Вторую. Третью…


В наш городок приехала труппа артистов - цирком их сложно было назвать, потому как они не привезли с собой ни шатер, ни аттракционы; скорее, это были шоумены, колесящие по стране с целью заинтриговать, удивить публику, но совсем не развеселить.


Одним вечером их длинный фургон бесшумно заехал в наш город (хотя редко приезд чужаков остаётся незамеченным), бесшумно остановился на окраине лысого пустыря и бесшумно переждал ночь.


Однако утром весь город был шокирован, увидев синюю ступенчатую лестницу, уходящую в небо. Пустырь тут же окружила толпа зевак, разглядывающих загадочную конструкцию: крыша фургона была каким-то образом сложена, и из него вверх устремлялась лестница - совсем без опор и лишь с одними перилами.


Один из артистов (еще трое находились поблизости) стоял около чистой квадратной доски на треноге и осматривал людей оценивающим взглядом.


- Конферансье, - представился он и картинно поклонился. Затем продолжил: - Кто из вас готов взобраться на пять сотен ступенек? - выждал паузу и написал на доске «500 ступенек» белым мелом.


Зеваки молчали, прячась друг за другом, - в них еще не проснулся дух авантюризма. Мало лишь задания; объявляй и приз.


- Пять сотен ступенек, - повторил конферансье и отчеканил по слогам: - За любое ваше желание, - он нарисовал жирный знак вопроса.


Тихий гул пролетел по толпе. Пятьсот ступенек - это всего двадцать этажей. Но подниматься внутри здания гораздо проще, нежели прямиком в небеса, да еще без опоры. Совершенно непонятно, как эта лестница держалась.


Тридцать семь ступенек. Тридцать восемь. Тридцать девять…


Исполнение любого желания - слишком ценный приз, чтобы бездумно отказываться от испытания.


- Разве ж это сложно? - вялый выкрик из толпы.

- Несложно.

- А где гарантия, что вы заплатите?

- Мое слово - гарантия. И речь идет не только о деньгах.


Пространный ответ, абсолютно не приближающий к истине. Однако почему-то верилось этому человеку - слишком убедительна была его поза.

Зеваки все еще взвешивали все за и против, переминаясь с ноги на ногу.


- Артист, продемонстрируйте нам, - повелел конферансье одному из трех коллег.


Без лишних слов тот зашел в широкую дверцу, ведущую к лестнице, и поднялся на десять

ступенек.


- Чуть повыше.


Артист вслух считал ступеньки, держась за односторонние перила, и остановился на пятидесятой. Фигура его слегка уменьшилась.


Конферансье окинул взглядом толпу, не сводящую глаз с демонстрации, и буркнул подопытному, не оборачиваясь:


- Достаточно.


Тот послушно потопал вниз.


- Кто из вас готов взобраться на пять сотен ступенек?


Конферансье подошел ближе к толпе, раскинув руки будто для объятий.


Семьдесят шесть. Семьдесят семь. Рука крепко вцепилась в перила. Не смотреть вниз не получается - земля в любом случае попадает в поле зрения, и я вижу, что забрался уже высоковато. Снизу лестница выглядит покороче…


Вызвался первый доброволец - тощий мужчина средних лет. Не такого обычно ждешь в рядах смельчаков.


- Пожалуйста, - провел его конферансье.


Мужчина ухватился за перила и уверенно пошел вверх, не глядя под ноги. Тело его поначалу уменьшалось стремительно, затем уже медленнее; мужчина два раза остановился, а на третий обернулся на нас, наверно, разглядев только слипшуюся массу человеческих организмов.


Отчего-то сразу показалось, что дальше он не пойдет. Так и есть: мужчина что-то завопил, а затем и вовсе отцепился от перил и показал скрещенные руки.


- Спускайтесь, - скомандовал ему конферансье и махнул рукой.


Удивительно, что говорил он негромко, но голос его эхом разлетался повсюду.


Мужчина начал медленно спускаться вниз, ухватившись за перила уже двумя руками.


Интересно, что страшнее: подниматься или спускаться? При спуске всегда кажется, что вот-вот споткнешься и полетишь кубарем вниз, а лететь-то высоко. При подъеме же боится организм - костенеют ноги и руки, слепнут глаза. Страх и там и там, но разный - психологический и физический, что ли.


Первый доброволец - весь бледный - наконец сошел с лестницы.


- Ну как? - поинтересовался конферансье.

- Наверху страшно, - проворчал мужчина в ответ.

- Сколько ступенек вы прошли?

- Я сбился.

- Сколько ступенек он прошел? - обратился теперь к одному из артистов.

- Двести девять.

- Двести девять, - повторил конферансье.


Мужчина никак не отреагировал на слова, и было неясно, осознал ли он свое достижение; однако толпа на всякий случай одобрительно прогудела.


- Вы молодец, - проводил его конферансье.


Он вновь пошел к толпе с распростертыми объятиями, высматривая цель.


Сто двадцатая пятая ступенька. Сто двадцать шестая. Коленки начинают трястись - то ли от нагрузки, то ли от страха. Бояться рано - всего четвертая часть пути позади. Здесь тихо - слышен только глухой звон шагов…


После первого добровольца еще десять мужчин и женщин пробовали подняться по лестнице - все с разным успехом, но до четвертой сотни не дошел никто.


Говорят, наверху съедает животный страх: просто замираешь и не можешь идти дальше. Артисту пришлось пару раз подниматься и забирать смельчаков со ступенек. Удивительно безмятежно он шагал вверх - наученный опытом, наверно.


Конферансье уже не выходил к толпе с объятиями, а лишь стоял у доски с мелом в руках, будто собираясь что-то написать.


- А сколько людей дошли до верха? - спросили из толпы.

- Сколько дошли? - пауза. - В прошлом городе одиннадцать человек.


Возмущенный гул разнесся среди собравшихся.


- Да врет он все!

- Не могли одиннадцать дойти…

- Они бы не выполнили так много желаний! Сколько ж это денег…


Толпа держалась единым гудящим организмом. Конферансье переглянулся с артистами, видимо, донося мысль: здесь ловить нечего.


Эти приезжие явно считали нас трусами.


Тут меня что-то торкнуло, и я молча вышел вперед. Кажется, даже гул стих. Не смотря на конферансье (то ли из гордости, то из боязни передумать), я вошел в широкую дверь и остановился перед первой ступенькой.


- Считайте, - буркнул я кому-то позади себя.


Я неуверенно встаю на первую ступеньку…


- Двести шестнадцать, двести семнадцать, - слышу я голос конферансье.


Моя кисть белая от старательного держания за перила. Предплечье начинает ныть, но я стараюсь не обращать на это внимания. Пристально смотрю под ноги, чтоб не оступиться: страховки ведь нет, и если падать - то насмерть. Кажется, зрение фокусируется уже не так хорошо; на глаза потихоньку опускается пелена.


- Двести шестьдесят три…


Я останавливаюсь отдышаться и задираю голову кверху. От резкого движения по всему небу заискрились звездочки, и я закрываю глаза, чтобы не свалиться в обморок. Тело начинает пошатывать; вторая рука цепляется за перила, но глаза я не открываю - нужно прийти в себя.


Глубоко и ровно дышу, успокаиваясь.


- Все хорошо? - спрашивает снизу голос.

- Да, - бурчу себе под нос.


Сами поймут, когда пойду дальше.


Отпускаю левую руку и поднимаюсь выше, решив не глядеть под ноги: мой мозг сам знает, куда наступать. На удивление, шагается немного легче. Неуверенная улыбка проскальзывает на моем лице, но я быстро прячу ее: нужно сохранять концентрацию.


- Триста семь, триста восемь…


Хочется услышать крики птиц. Приятно находиться на высоте птичьего полета, вот так - без всяких страховок и спасения. Прямо как птица - надеешься только на свое тело, свои крылья (или руки). Малейший ветерок - и тебя снесет с пути.


Ноги шагают уже тяжелее. Надеюсь, что все же от усталости, а не от трусости.


Только что чуть не споткнулся о ступеньку и замер, вцепившись двумя руками в перила.


- Триста восемьдесят три, - доносится снизу.


Всего сто с лишним остается. А как спускаться вниз?


Эта мысль предательски залетает в мою голову и тут же поселяет ужас. Ладно забраться, но нужно же как-то спуститься на землю!


Зачем-то я оборачиваюсь назад и различаю вдалеке одно слипшееся пятно - фургона и людей. Ноги мои подкашиваются, и тело оседает на ступеньку, прижавшись к перилам. Кажется, оно уже не слушается меня.


- Все хорошо? - спрашивают снова.


- Да, - отвечаю я еще тише, чем в первый раз.


Все совсем не хорошо. Но остается всего сто с лишним ступенек…


Неимоверным усилием воли я поднимаюсь на ноги. Кажется, снизу это вызывает одобрительные выкрики - не уверен, что это не галлюцинации.


- Триста восемьдесят четыре, - считаю себе под нос. - Триста восемьдесят пять.


Ноги еле двигаются, но я обязан дойти хотя бы до четвертой сотни. Гордость и честолюбие теперь тащат меня наверх.


- Триста девяносто.


Коленки подкашиваются, отчего я спотыкаюсь чуть ли не на каждой ступеньке. Однако, испытывая муки, подобно Прометею, я заставляю себя подниматься выше. Шаг за шагом, поступь за поступью…


- Четыреста.


Я останавливаюсь, не ощущая ничего. Путь вперед кажется все таким же бесконечным, как и в начале; а оборачиваться я даже не хочу.


Усталость тяжестью сваливается на меня, и тело снова оседает на ступеньку, вызывая глухой стук.


- Хотя бы не только сердце в ушах стучит…


Снизу уже никто не спрашивает, все ли у меня хорошо. А может, и спрашивает, но я не обращаю внимания; рассеянность на такой высоте допустима.


Я прислоняюсь лицом к холодным перилам и таращусь вдаль, пытаясь там что-то разглядеть. Но за пределами нашего городка виднеются лишь убогие равнины, кое-где покрытые туманом. Картина полной обреченности…


Я уже смирился с тем, что не пойду выше, и сдаться оказывается даже немного приятно. Подъем закончился. Все закончилось. Почему-то я не знаю, как теперь жить дальше, но это уже заботы завтрашнего дня…


А сейчас я сижу на прохладной ступеньке и вяло улыбаюсь.


- Все хорошо? - долетает до моих ушей.


Но я не отвечаю: сами поймут, когда через полчаса я буду сидеть на этом же месте.

Показать полностью

"АЭРОПОРТ"

Ссылка на первую часть - "АЭРОПОРТ"



ЧАСТЬ II


Прошло не более пары минут, и стеклянные двери бесшумно отворились, представив залу нового гостя - невысокого мужчину в сером костюмчике с синим монотонным галстуком. Трое пассажиров уставились на вновь прибывшего, а тот растерянно глядел на них, не шевелясь. Но не более минуты он завлекал их внимание: сидящие за столом мужчины вернулись к своей еде, а дама продолжила накладывать легкие закуски. Зашедший робко прошагал до стола, совсем не поднимая головы, положил кожаный протертый по краям портфель на самый крайний стул у стены и присел на соседний, сложив руки прямо перед собой, точно вверяя все свое тело Провидению.


Прохор глянул на его склоненный анфас, открывающий зияющую лысину на макушке, которую старательно, но тщетно прикрывали зализанные с боков русые волосы. Мужчина отчего-то закрыл глаза, вселяя любопытство своей персоной.


- Какой он странный, - промямлил парень соседу.

- У каждого из нас свои причуды. Кто-то флегматик, а кто-то актриса.

Как раз на этой фразе с наполненной овощами тарелкой подошла Дарья и бойко вставила:

- А кто-то неискусный клоун.

- Не без этого, - усмехнулся Борис. - Вы, верно, до Милана? - крикнул он громко и по-русски, будучи уверенным в национальной принадлежности гостя, однако не получил ответа. - Мужчина?

- Простите, вы мне?

- Конечно, вам, зачем же мне так кричать моим соседям?

- Простите.

- Не стоит. Так вы до Милана?

- До Милана.

- Тогда мы все попутчики, присаживайтесь поближе.

- Спасибо, мне и тут комфортно.

- Бросьте, нам ведь еще долго наблюдать лица друг друга. Так почему бы не разглядеть их поближе?


Тот заерзал на месте и в конце концов поднялся. Мужчина медленно проходил каждый стул и, когда дошел до соседнего с актрисой, ускорил шаг и сел с другой стороны от Прохора. Это было сделано настолько неуклюже и неумело, что поразило всех.


- Вам противно сесть рядом со мной? - возмутилась Дарья.

- Простите…

- Что?

- Простите…

- Это все, что вы мне скажете? - ее тон повышался.

- Простите, я не хотел обидеть… - он присел и сложил руки перед собой.

- Оставьте его, - шепотом сказал Борис, - может, у него проблемы.

- Как вас зовут? - поинтересовался Прохор.

- Что, простите?

- Как вас зовут?

- Матвей, - ответил мужчина, не поворачиваясь.

- Прохор, Борис, Дарья.


С этой стороны лысина была точно такой же. Лоб был немного влажный то ли от напряжения, то ли от жары.


- Кушать не будете?

- Не сейчас.

- А выпить?

- Не употребляю.


«Видно, больше слов из него не вытащить», - подумали все трое и оставили молчуна в покое.

Борис взял салфетку и протер лоб.


- Вы правы, действительно жарковато.


Дарья расстегнула пуговицы жакета.


- Кондиционер сломался у них, что ли?


Стеклянные двери распахнулись, запуская новых гостей - молодую пару, увлеченно спорящую о чем-то.


- Как часто теперь появляются незнакомые лица, - пробормотал Борис, прожевывая листья салата.


Было слышно, что молодой человек успокаивал свою спутницу.


- Милая, все будет хорошо, не переживай…

- Да как не переживать? Как же? Он чуть было не притронулся ко мне! Это все из-за тебя! Вечно тебя рядом нет!

- Я виноват? Теперь и в туалет нельзя сходить?

- Надо выбирать время! - она сбросила вещи на мягкие кресла у стены, все еще не обращая внимание на глазеющих зрителей.

- Может, ты вообще все это придумала, чтобы лишний раз меня упрекнуть в чем-то, а? - он поставил серенький чемоданчик рядом. - Тебе ведь только повод дай, чтобы поорать.

- Да как ты смеешь? Как ты смеешь так говорить! - она бессильно упала в кресло и зарыдала.

- Прости, милая, прости, - он принялся целовать ее руки, - вырвалось случайно. Нельзя было так говорить. Я верю тебе, верю!


Она бросилась к нему в объятия.


- И ты меня прости! Я такая истеричка…

- Милая ты моя!


Они поцеловались.


- Фу, что за цирк! - невольно воскликнула Дарья.

- Влюбленные людей не наблюдают, - сострил Борис.

- Ваши никудышные шутки уже выводят меня из себя.

- А Прохору нравятся, верно?


Мужчина повернулся к парню и только сейчас заметил, что молчаливый мужчина мертвенно побледнел и съежился.


- Что с вами?


Теперь обернулись Прохор и Дарья.


- Боже, как он бледен…

- Что же с вами?


Но Матвей упорно молчал.


- Да что же такое: одни безудержно болтают на весь зал, другие усердно молчат, третьи неумело острят. Только мы с вами, Прохор, адекватный люди.

- Не спешили бы с утверждениями, дамочка, - обидчиво проговорил Борис.

- Не спешили бы вы с вульгарностью.

- Дарья, не стоит ссориться. Борис ведь просто старается создать дружественную обстановку.


Она промолчала, осознав потерю союзника.


- Это он! Он! - завопил женский голос уже от панорамного окна.


Девушка быстрыми шагами дошла до Матвея и повторила:


- Это он! - а тот вжался в стул с такой силой, будто стремился стать частью неживой мебели.

- Он? - молодой человек подбежал к девушке.

- Точно он!

- Ах ты сукин сын!


И молодой герой вмиг оказался около бледного мужчины, замахнулся и ударил его по щеке кулаком, но вышло как-то вяло и хлюпко, отчего тот замахнулся еще раз, но сзади драчуна крепко схватили.


- Отпустите! Быстро отпустите!


Он ожесточенно вырывался, но мощные руки Бориса держали его. Подбежали даже растерянные итальянцы.


- Отпустите! Этот мужчина - подлец! - вопила девушка.

- Мне эта сцена надоела! - неожиданно громогласно проревел Борис, так что все замерли. - Угомонитесь живо! - и он отпихнул драчуна в сторону, загородив Матвея. - Поесть нормально не дают.

- Но он подлец!

- Пока что я не заметил в нем ничего подлого, он лишь молчит.

- Но вы ничего не видели!

- И слава богу!

- Вы не смеете вмешиваться в наши отношения… - съязвил молодой человек.

- Смею, пока присутствую в этом зале. Как видите, тут есть дама, - и он повернулся, чтобы присесть обратно, но замер: Матвея не было на месте, он исчез.


Молодая пара тоже изумилась этому.


- Это все вы! Зачем вы помешали мне?!

- Ой, разбирайтесь сами, - и он устало присел на свой стул. Лоб покрылся многочисленными каплями пота, и Борис протер его салфеткой.


Молодой человек, видно, почувствовал свое превосходство и решил давить.


- Он домогался мой девушки!

- Что? Этот молчун?

- Да, домогался буквально только что!

- Не может быть, он и отвечает-то неохотно, - добавил Прохор.

- Моя девушка так говорит.

- Да, он нагло домогался! - подтвердила она и начала было рыдать.

- Милая, успокойся, моя милая…

- Да расскажите уже, что у вас случилось, а то тяните резину! - бестактно поторопила актриса.

- Дарья! У них горе! - осудил пылкость Прохор.

- Да неизвестно еще, горе или нет. Ай, да ладно вам, чувствительные какие стали, - и она отвернулась к окну.


Девушка понемногу успокоилась и присела на стул левее Прохора.


- Мы вышли из самолета, и Семен захотел в туалет. Он пошел, а я присела на лавочку в общем зале, и тут ко мне подсел этот маньяк… - голос ее повысился, но слезы, на удивление, не текли. - Сидел и таращился прямо на меня, в упор! А потом положил руку мне на плечо. Тут я дала ему пощечину и резко побежала к туалетам, где столкнулась с Семеном. Я хотела указать на маньяка, а он уже скрылся, - она старательно всхлипывала носом.

- Позвольте спросить, - поинтересовался Борис, - а с чего вы взяли, что он маньяк?

- Он подсел, пялился на меня, а потом положил руку на плечо…

- Вероятно, вы знакомы или же он вас с кем-то спутал.

- По-вашему, я не отличу дружеский взгляд от взгляда маньяка?

- Да что вы заладили: маньяк да маньяк.

- А как еще его назвать? Самый настоящий маньяк!


Дарья молча ела свои овощи, Прохор следил за говорящими, а Борис не имел желания продолжать бесполезную дискуссию.


- Что ж, разбирайтесь сами. Выпить вон себе налейте, только не шумите сильно, - попросил он и в который раз продолжил есть.


Пара в смятении двинулась к своим креслам; молодой человек почти сразу отправился за алкоголем.


- Истеричка какая-то, с нервами явно не в порядке. Вот будет забавно, если он и вправду

окажется просто знакомым, - поерничала Дарья и сделала глоток прохладного вина.

- Уж Матвею-то точно не будет забавно, - побеспокоился Прохор.

- Хоть бы они не в Милан летели, не стерплю обоих даже в другом конце самолета, - пробурчал с набитым ртом Борис.

- Кто знает.


Распахнулись двери, как будто сами по себе, потому что никто не вышел из них; две матовые стекляшки застыли в раскрытом положении, чем вызвали озадаченность гостей зала. Прохор поднялся и поравнялся с дверьми: в проходе в нерешительности стоял Матвей, полностью бледный. Он растерянно поглядел на Прохора.


- Вы будете проходить? - спросил тот.

- Хорошо, - глупо ответил мужчина и продолжил стоять.


Прохор сделал пару шагов вперед.


- Расскажете мне, что случилось между вами и девушкой?

- Ничего.

- Как это? - парень подошел вплотную. - Она сказала, что вы ее домогались.

- Домогался? Я?

- Так и сказала.

- Я порядочный человек! - голос его повысился, а глаза загорелись искорками уязвленного достоинства. - Порядочный! Ха-ха! - он оттолкнул Прохора и быстрым шагом дошел до девушки. - Я домогался?! Ха-ха! Как вы смели так подумать? Какая важная персона, ха-ха! - Матвей возвышался весь раскрасневшийся над побелевшей псевдожертвой. Нервный смешок проскакивал в его словах. Казалось, он сейчас огреет девушку по голове. - Всякий честный человек подойди к вашей персоне - и он уже маньяк? - голос срезался на последнем слове. - Получается, я уже много раз маньяк, потому что много раз много к кому подходил? Ха-ха!


Он окидывал каждого пассажира таким жутким взором, что тут же становилось не по себе. Истерический смешок застыл на его полураскрытых губах. Никто не знал, как реагировать. Спустя миг Матвей вернулся из астрального полета и быстрым шагом дошел до своего стула, бухнулся в него и скрестил руки на груди.


- Какой же цирк тут, прямо дю Солей какой-то, - прошептала Дарья.

- Нет бы просто сидеть и есть, - пробубнил Борис. - Хорошо, что скоро посадка.


Молодой спутник девушки не вмешивался в монолог Матвея, так как сам скептически относился ко всей ситуации, хоть и не подавал виду. Сейчас он подошел и протянул девушке бокал белого вина, призванного придать краски ее тускло-серому лицу.


Отчего-то повелось, что за всей опрометчивостью девушки редко прислушиваются к голосу рассудка, страдая затем от последствий своей горячности. В это мгновение нахмурившаяся девушка осознавала, хотя еще весьма эфемерно, что неверно поняла знаки подсевшего мужчины, и прохладное кисловатое вино могло помочь встряхнуть мысли. Она бессознательно поднесла бокал к губам и парой больших глотков опустошила более половины: спиртное сразу отдало в голову.


- Смотрите, на табло время вылета исчезло, - негромко объявил Прохор.

- Что?

- Время вылета в Милан исчезло.


Тут же в стеклянных дверях появился работник аэропорта. Он объявил по-английски:


- Кто здесь до Милана?

- Мы вчетвером, - ответил Прохор.

- Мы тоже, - донеслось с кресел.

- Черт! - тихо выругался Борис.

- Рейс до Милана задерживается на два часа.

- Как?! - возмущению пассажиров не было предела.

- Приносим свои извинения.

- Ну естественно, по-другому ведь и быть не могло в такой-то день! - негодовал Борис.

- Еще сидеть в такой жаре?! - возмутилась актриса. - Включите кондиционер!

- Действительно, очень душно, - поддакнули остальные.

- Делаем все возможное, - кивнул работник и ретировался.

- Ни черта вы тут не делаете! - рявкнул вдогонку Борис.

- Мне кажется, вы чересчур нагнетаете, - успокаивала его Дарья.

- Обычно это женская забота, - огрызнулся он в ответ.

- Как видите - нет.

- Черт! - еще выругался Борис и обреченно провел вилкой по наполовину опустевшей тарелке. - И еда уже остыла. Вот какого… - он уставился на Прохора, но тот был обескуражен такой реакцией и молчал. - Надо покурить.


Борис резво подскочил, достал пачку сигарет, сходу засунув одну в рот, и удалился в курилку.

Эта курилка вполне могла бы стать произведением искусства: ограниченная четырьмя прозрачными стенами, она располагалась прямо посреди зала без какого-либо потолка, полностью открытая куполу неба, - эдакий умиротворенный куб в каменной громаде суеты. Быть может, входя в курилку, человек даже ощущал себя отрешенным от беготни и жизни, слыша слабые отзвуки природы. Кто знает, люди с сигаретами всегда кажутся более загадочными…


Дарья тоже поднялась, сняла жакет и взяла бокал.


- Пускает дым как паровоз.


Прохор обернулся: Борис облокотился на стеклянную стенку спиной и глядел вверх, раскрыв рот, из которого не торопясь выползали серые клубы, на секунду обволакивая все лицо курившего.

Дарья глотнула вина и направилась туда же, пару раз немного пошатнувшись. Сквозь еще не захлопнувшуюся дверь послышался женский голос, просящий сигарету; мужская рука подала пачку. Они закурили вдвоем, понемногу постигая дебри неведомого священного таинства.


- Вообще я не курю в жару, - начала Дарья, выкурив половину сигареты.

- Я тоже.

- Странно, что в такой час еще жарко, правда?

- Ага.


Она сделала пару затяжек.


- Что вас так расстроило?

- Потерянное время.

- С возрастом начинаешь ценить каждое мгновение.

- Не в этом смысле.

- А что же?

- У меня назначена встреча, на которую я не приду.

- Встреча?

- Свидание.

- Не подумала бы никогда в жизни, что вы еще ходите на свидания.


Борис усмехнулся на выдохе и поперхнулся дымом.


- Столько лет курю, а все попадаюсь в эту ловушку, - проговорил он, придя в себя. - На этом свидании я хотел сделать предложение.

- Должно быть, она будет не очень рада услышать, что вы не придете.

- Не то слово.

- Позвоните ей.

- У меня нет итальянской сим-карты.

- Так можно звонить с любой, просто дороже выйдет.

- Что-то я не подумал.


Борис достал телефон из кармана.


- Нет сети.

- Попробуйте мой.

- Тоже нет сети.

- Странно. Это же Рим.

- Да уж, - Борис удрученно опустил бесполезные телефоны. - Осталось чуть больше двух часов.

- Что-нибудь придумаем.

- Поэтому-то я и вышел покурить: на свежем воздухе чаще приходят мудрые мысли.

- Однажды и у меня была назначена такая встреча. Но тогда не пришла я - испугалась. После того дня я его ни разу не видела.

- А я люблю эту девушку больше жизни.

- Все образуется, - Дарья выпустила кривое колечко, и уголки ее губ подтянулись в улыбке.


Сигареты потухли, но курильщики не стремились возвращаться, наблюдая за опускающимися сумерками, разреженными оранжевыми и алыми оттенками у горизонта.

Внутри зала воцарилось молчание.


Матвей сидел неподвижно, все так же скрестив руки на груди и уставившись в стол. Его лицу вернулся красноватый оттенок. Губы его шевелились, будто рассказывали какую-то историю невидимому слушателю.


Прохор маленькими глоточками опустошил бокал и отправился за новым. Вино лежало в миске со льдом - что было щедрым подарком в такой жаркий день. Он вернулся, попивая на ходу.

За окном шумно проехал трап на колесах.


Парочка не подавала звуков. Странные они - эти влюбленные парочки. Вот есть же нормальные парень и девушка, без визгов и истерик, недовольств и тараканов. У них в головах только одно - здравая и осмысленная любовь. А есть ненормальные - с надуманными проблемами, где друг друга больше терзают, чем любят. Казалось, что присутствующая здесь пара была из второй категории, и парень уже вдоволь пресытился отношениями. Но так только казалось.


Внезапно рядом с Прохором отодвинулся стул - и на место Бориса присела девушка.


- Кажется, мы не познакомились, - как-то наигранно робко начала она.

- Верно. Прохор.

- Диана.


Она умолкла, точно собираясь с мыслями. Прохор не сводил с нее глаз, все более ощущая наигранность. Он не мог понять, кажется ли ему или она и вправду притворяется.


- Наверно, вы все подумали, что я бестолковая истеричка? - Диана натянуто улыбнулась. - Как глупо я поступила… - она бросила кроткий взгляд на Матвея.

- Признаться честно, промелькнула такая мысль.

- Тяжелый день, - девушка немного помялась на стуле и обратилась к Матвею: - Простите меня, я неправильно себя повела, - но тот молчал, насупившись. - Я прекрасно понимаю ваше настроение и очень сожалею, что испортила ваш день. Мне несвойственно такое поведение, простите.


Она виновато поднялась со стула, но Матвей остановил ее:


- Вы напомнили мне старую знакомую… - Диана обернулась, мгновенно засияв от удовольствия. - Настолько явственно, что я потерял дар речи.

- Я рада, что поначалу вызвала у вас положительные эмоции, - на ее губах показалась добродушная улыбка, отдающая чем-то саркастическим.

- Спасибо.

- За что?

- Не все признают собственные ошибки.


Девушка повернулась к своим креслам. Ее спутник изобразил что-то на лице и прошептал губами. Девушка развернулась снова.


- Мы подсядем к вам?


Не оставалось ничего иного, как согласиться.


Парочка собрала все вещи с кресел и с радостными ухмылками на лицах присела напротив Прохора и Матвея.


- А у нас, между прочим, одинаковые чемоданы, - весело заметила Диана.

- Да, верно.



Курильщики зажгли по второй сигарете, не желая покидать лоно спокойствия.


- Почему вы сбежали со свидания?


Дарья помолчала.


- Помню, как шла в ресторан, вечером. Повсюду зажглись фонари, толпы людей слонялись по тротуарам. Впереди меня все обходили кого-то. Я приблизилась и заметила пожилую пару, идущую рука об руку, медленно и неторопливо. Глупо, конечно, но это заставило меня замереть на месте - мне просто расхотелось идти… Помню, даже комок к горлу подошел - так трогательны были старики. Наверно, сейчас я кажусь очень сентиментальной, - она улыбнулась. - Эта пара сильно выделялась на фоне проходящих мимо одиночек, и я поняла, что именно так и хочу встретить старость, именно с моим человеком. А ожидающий меня таковым не казался, и я просто прошла мимо окон ресторана.


- То есть это было волевое решение?

- Можно сказать и так.

- Нашли же вы своего?


Дарья усмехнулась и замолчала на пару секунд.


- Нет, - она резко выпустила дым из легких. - Но надеюсь, что ожидающая вас избранница ваша.

- Именно.

- Тогда все будет прекрасно.


По небу поползли облака и ненадолго заволокли палящее солнце. Легкий ветерок заскочил в куб. Стало чуть менее жарко.


- Будете скучать по России? - спросила Дарья.


Борис выпучил губы в раздумьях.


- Не знаю даже. Там у меня друзья. Но не помню, когда в последний раз мне не становилось скучно от той рутины. Тут как-то поживее, больше движения, что ли. И еще любовь. Да и климат шикарный. Так что, наверно, буду скучать только по людям. А вы скучаете?

- Не-а, я точно не скучаю.

- Как категорично.

- Я такой же космополит, как и вы. Даже больше - я ведь актриса. Дом для меня - это моя команда.

- Не надоели вы друг другу?

- Мы как семья.


Они закурили еще по одной сигарете. Молча. Табак медленно тлел между пальцами, пока не остались одни окурки.


- Что ж, пойдемте, - Борис открыл дверь, пропуская даму.

- Кажется, внутри стало еще жарче.


Сигарета вкупе с вином и духотой опьянила еще более. Дарья сделала вид, что чешет голову, стараясь скрыть это.


- Да, стало. Принести вина?

- Лучше воды.

- Если найду.


Борис ушел к столику с алкоголем. Налил себе вина и промочил горло после сигарет. Воды не оказалось ни поблизости, ни за баром, что было странно. На столике лежала потрепанная тоненькая брошюра. На обложке не было надписи. Борис захватил ее и вернулся к столу.


- Воды нет, только алкоголь. Не думал, что эти итальянцы такие пьяницы.

- Как так?

- Глотните немного вина.


Дарья глотнула от безысходности. Борис сел рядом и раскрыл книгу. На первой странице черными буквами было выведено название.


- Что это?

- Нашел за баром, - Борис открыл первую страницу. - Написано: «Аэропорт», - затем открыл вторую и увидел текст: - Наверно, рассказ какой-то.

- Не слышала о таком.

- Я тоже.


Борис от безделья принялся читать.



Продолжение следует...

Показать полностью

"АЭРОПОРТ"

ЧАСТЬ I


- Спасибо большое!

- С этими чертовыми чемоданами всегда проблемы, советую сдавать их в багаж, даже самые мелкие, - тучный мужчина кивнул парню и направился к выходу из самолета. На его спине болтался коричневый кожаный рюкзак, помеченный английскими буквами известного дома моды.


Парень вдел руки в лямки своего трикотажного рюкзачка, высунул ручку серенького чемоданчика и вклинился в вереницу жаждущих выйти наружу.


Перелет Москва-Рим не самый тяжелый, всего каких-то три с лишним часа, но непогода внесла свои коррективы: сразу после взлета небо заполонили тучи, высокие и объемные, иссиня-фиолетовые, словно даже чуждые этой мирной планете; все пассажиры прильнули к крохотным иллюминаторам, обреченно отдаваясь воле стихии. Самолет лихорадило весь полет, а пару раз тряхнуло так, что выпали кислородные маски и из верхних полок повылетали наскоро впихнутые неопытными стюардессами пакеты и сумки. В эти моменты всеобщей панике не было предела, и все те же неопытные красавицы-стюардессы тщетно пытались успокоить истеричных дамочек, потерявших всякое самообладание; мужчины гордо и молчаливо сохраняли остатки своего непоколебимого достоинства, причитая пока только в уме. Само собой, о тележке с напитками и едой не могло быть и речи - все вмиг разлетелось бы по салону. Хотя одна прыткая стюардесса даже предложила раздать пассажирам алкоголь, дабы те успокоились, однако ее анархическую идею быстро приструнили. И все просто стали ждать. Ведь как ни велик человек в своих технологиях, природу он все равно не осилит.


В конце концов зона турбулентности осталась позади, а пилот спасительно объявил о приближении к аэропорту Рима. Тут случилось невообразимое: соседи, зачастую незнакомцы, принялись обниматься и поздравлять друг друга, словно после грандиозной победы сборной на Олимпийских играх. Люди искренне ликовали, что выжили в этом страшном полете, и стремились поделиться чувствами с окружающими.


- Скажите, тревожно было? - неистово вопрошал кто-то.

- Да, конечно, как мы только выжили.

- На все воля Божья.

- Ох, будет что внукам рассказать!

- А я уже бывал в таких переделках, я привыкший, - храбрился кто-то. Очень вероятно, что он запаниковал самый первый.

- Я вообще боюсь полетов! После этого случая ноги моей больше не будет в воздухе. Только поезда!

- А вы знаете, что по статистике вероятность летального исхода при перелете ниже, чем при путешествии на поезде? - вклинивался какой-то любитель цифр.

- Зато в поездах спокойнее.

- Исключительно психологически.

- Мне этого достаточно.

- А помните девушку, которая выпала из самолета с высоты пятнадцати километров и выжила?

- С десяти.

- Что, простите?

- С десяти километров, а не с пятнадцати.

- Какая разница, все равно высоко!

- Да, но все же пять километров играют роль.

- Вечно вы, мужчины, цепляетесь к словам.

- А вы, женщины, вечно приукрашаете то, что совсем в этом не нуждается.


И настроения людей возвращались в будничное русло.


По приземлении все традиционно (для русского туриста) похлопали, но как-то жидко и вяло; видимо, позабыли уже, что совсем недавно буквально прощались с жизнью.


Выше упомянутый парень не слишком бурно реагировал на тряску самолета, не поддавался панике и вообще никак не выражал своих эмоций; вместо этого он обреченно глядел в иллюминатор, в заслонившую небо тьму - дикий крик природы: что он мог сделать против нее? Выражать малодушие в последние мгновения жизни - признак дурной смерти. Поэтому он просто-напросто вверил себя Судьбе и ожидал то, что грядет. В этом чувствовалось что-то азартное, будто бросаешь вызов всесильным богам и твердишь: «Ну же, удиви меня! Я внимаю».


Судьба пошла на попятную: тьма рассасывалась, а среди нагромождения беспросветных туч показался бесстрашный лучик солнца, за ним - второй и третий. Тогда тихая улыбка появилась на губах парня. Он оглядел салон: катастрофическая истерия постепенно сменялась восторженным экстазом…


- До свидания! До свидания! - прощались стюардессы у переднего выхода из самолета.


Пассажиров загрузили в автобусы и подвезли к зданию аэропорта, где каждый, позабыв о том, что мог погибнуть с окружающими в одном Боинге, принялся распихивать собратьев ради лучшего места в очереди на таможне. Поразительно, как изменчив человек - истинно душевный хамелеон!


Через полчаса от братства не осталось и следа - люди разбрелись со своими громоздкими чемоданами на все четыре стороны.


Но не для всех Рим был конечной точкой - для парня столица была лишь пересадкой до Милана. Посему он, не забирая остальной багаж, направился в зал ожидания: начало посадки было назначено через полтора часа.


Несмотря на подступающий вечер толпа в здании аэропорта собралась приличная и - что отнюдь не радовало - шумная. (Во время одного из своих путешествий парень приметил, что шум родного голоса раздражает не так сильно, как инородный - итальянский, испанский, французский.) Лишь педантичные немцы зажались в углы и натянули темные очки на глаза. Горячие южные европейцы голосили на все помещение, точно находились в своем доме, а иные даже силились их перекричать. Все это походило на древнеримский форум (благо в Риме имеются его останки), где побеждал не тот, кто говорил умно, а тот, кто кричал громче всех.


Парень с радостью свернул к матовым стеклянным дверям. Он протянул работнику привилегированную карту и на ближайшие полтора часа, как думал, окунулся в сладостную тишину бизнес-зала.


Скинув свой рюкзачок и оставив серенький чемоданчик, он решил проведать шведский стол: на первом столике стояли две миски - с круассанами и хлебом, а около находились плошечки с джемами и вареньями; стол с закусками оказался самым обыкновенным - овощи, греческий салат и цезарь; основные блюда тоже были представлены скудно - жаренная говядина, куриные наггетсы, пицца, паста с томатным соусом и овощи-гриль; но порадовали десерты - цилиндрический холодильник с шестью полочками неустанно крутился, показывая все новые изысканные лакомства. Алкоголя, естественно, было навалом - начиная от вина и заканчивая виски и джином.


Парень набрал в тарелку всего понемногу и налил целый бокал сухого белого, так что официанты косо на него поглядели: мол, зачем наливать так много, если можно подойти бесконечное число раз? Не понять прытким итальяшкам русскую леность.


Отличительной чертой этого бизнес-зала был стол - вытянутый и со сглаженными углами, напоминающий величественные столы в средневековых рыцарских замках. Эта громадина стояла почти во всю длину высоченных панорамных окон. Парень присел напротив них, чтобы лицезреть взлеты и приземления стальных гигантов на фоне чистого голубого неба.


Сзади послышался голос, чему он сначала не придал никакого значения, витая в своих мыслях и любуясь открывающимся видом. Но затем знакомые нотки все же просочились сквозь стену размышления, и уши признали голос. Парень обернулся и увидел того самого тучного господина, который помог ему вытащить непокорный чемодан. Тот шумно зашел в зал, похабно и громко ругая работников, очевидно, будучи уверенным, что здесь его никто не поймет. Завидев парня, он умолк и улыбнулся.


- Старый знакомый! Сейчас подойду.


Мужчина направился прямиком к столику с алкоголем и налил себе виски, мигом выпил и крякнул. Затем налил еще полстакана и расслабленно пошагал к длинному столу. Он бросил свой рюкзак на соседний с парнем стул.


- После такого полета тянет выпить, - мужчина глотнул немного в подтверждение своих слов. - Мне бы твое спокойствие. Помнится, в детстве мне было безразлично, получу я или нет, всегда лез на рожон. Сейчас страшновато за жизнь при малейшей, даже самой сомнительной угрозе. Кто знает, быть может, с возрастом люди планомерно теряют рассудок и все более прислушиваются к излишне восприимчивому сердцу? - он многозначительно глядел в окно. - Меня зовут Борис.

- Очень приятно, Прохор.


Они снова пожали руки.


- Видимо, куда-то дальше летишь, Прохор, раз сидишь в зале ожидания?

- Да, в Милан.

- Ба, да я тоже! Видать на судьбе у нас написано быть попутчиками.

- Чудно, - парень нешироко улыбнулся.

- Ладно, пойду проведаю, что они называют едой, - и, глотнув виски, мужчина не спеша направился к шведскому столику.


Прохор имел удивительную способность переключаться с рефлексии на открытое общение с людьми; ему было чуждо нежелание разговаривать и вступать в диалог, пусть даже самый пустой, поэтому каждый раз, когда появляющийся из ниоткуда собеседник прерывал ход его мыслей, парень с подлинной радостью улыбался ему и с интересом начинал диалог. Отчего сейчас, когда рядом очутился Борис, он был рад предстоящему разговору, тем более с попутчиком.


Прохор уже приступал к основному, когда его новоиспеченный друг присел рядом после рейда по шведскому столу. В руках его были две переполненные тарелки - он взял буквально все, даже свежие огурчики торчали из-под пасты, увенчанной жирным куском Маргариты. С довольным лицом Борис принялся запихивать в рот закуски вперемешку с основным и потянулся было запить, но рука его застыла рядом со стаканом виски.


- Негоже запивать еду виски, не находишь? За вином сходить, что ли, - промычал он и удалился.

Видимо, он наполнил доверху бокал белого, потому что донёс половину, притом непрерывно отпивал на обратном пути. Желудок его, очевидно, испытывал блаженство, поэтому Борис уплетал и уплетал весьма посредственную пищу.

- Каждый раз замечаю, что в аэропортах готовят средне. Наверно, поэтому еда и бесплатная.

- Да, еда средняя, но питаться можно. Поели бы вы в нашей университетской столовке.

- В свое время приходилось заваривать сухую лапшу, так что ты меня не удивишь своей столовкой.

- И лапша может быть вкусной, смотря как приготовить.

- Тоже верно. Но паста, даже по-аэропортовски, мне кажется вкуснее.

- Это да.


Оба молча пережевывали пищу - кто пихал за обе щеки, а кто едва цеплял вилкой - и глядели на крылатые громадины, бескорыстно покорные маленькому человеку. Любопытно: будь у них воля, они воспротивились бы желаниям людей?


- Зачем вам в Милан? - спросил невзначай Прохор.

- А тебе интересно?

- Теперь точно интересно.

- Дело одно есть.

- Бизнес, что ли?

- Вроде как.

- Темните.

- Естественно, мы ведь почти не знакомы, - Борис отнекивался чисто формально.

- Так-то нам еще самолет делить предстоит.

- И то верно, - и спасительно засунул кусок пиццы в рот.

- Думаете, это вас спасет?

- Быть может, - пробубнил он и захохотал, чуть не подавившись. Потом прожевал, запив вином, и ответил: - Свидание у меня там.

- Поближе не нашлось дамы сердца? - осмелел Прохор.

- Ты - балда. Вот вырастишь и поймешь, что женщины не все одинаковые. Ради некоторых и не только в Милан слетать стоит.

- Может, и не пойму.

- Если глупый, и взрослым не поймешь.

- Ну ладно, простите. Что за женщина?

- А разве могу я передать цвет ее глаз, запах ее волос, вкус ее поцелуя?

- Сколько романтики-то.

- Я тебе скажу, что взрослые гораздо больше романтики, чем молодежь.

- Выглядит, как разговор дяди и мальчика, - Прохор усмехнулся. - Я и себя считаю взрослым, между прочим.

- Ты не романтичен?

- Не то чтобы слишком.

- Наверно, тут дело не в возрасте.

- Наверно.

- Но она мой ангел.

- Вот как?

- Ага, - и Борис томно вздохнул. - Итак, познакомились мы прошлым летом. Я остался в Италии один; друзья улетели в Москву, на работу, а я, покуда прилетел на неделю позже, решил остаться. И остался… Приезжаю в новый отель, начинаю говорить на рецепции по-английски, называю имя, а мне на чистом русском девушка отвечает: "Так это вы номер бронировали вчера?" Я отвечаю утвердительно и улыбаюсь, а она мне. Невероятно милая… - он точно окунулся в воспоминания.

- Дальше-то что?

- … милая, брюнетка, с тонкими и правильными чертами лица, какие только у русских девушек бывают - таких сразу различишь в толпе. Высокая, стройная, эх… Уже поскорее бы к ней. Знаешь, что было самым прелестным?

- Что же?

- Она приезжала в отель на велосипеде. И уезжала на закате тоже на велосипеде. Меня это больше всего прельщало.

- Что тут такого?

- Романтика, юный мой друг, романтика…

- То есть, если я стану кататься на велосипеде, я буду привлекательнее для девушек?

- Глупости тебе не занимать.

- Да я шучу. Прекрасно я вас понимаю, - Прохор и правда понимал нового знакомого.

- В первый день я только стоял и смотрел, как она выводит велосипед из ограды, садится на него в своих черных широких штанишках и начинает крутить педали.

- Вы даже ее одежду помните?

- Естественно, помню каждую деталь.

- На следующий день я уже искал предлога поговорить с ней. Ближе к концу ее рабочего дня я подошел к рецепции с незначительным поводом - кажется, что-то касаемо утренней уборки - и закончил тем, что нагло попросил показать мне город. Она удивилась; к тому же наличие велосипеда усложняло проведение экскурсии. Тогда я предложил взять еще один велосипед и устроить двухколесный марафон. Она не без доли сомнения согласилась. Мы прокатились по центру Милана, остановились перекусить сорбетом - в тот день даже вечером воздух отдавал жаровней - да и вообще премило болтали о том о сем. Потом проехались по бульвару, мимо небольшого рынка, вдоль разноцветных домов, пока не набрели на розоватый двухэтажный домик. Она объявила, что это ее, а я понимал, что напрашиваться в гости еще рановато. Мы дружелюбно простились с осознанием скорой встречи. На следующее утро, завидев ее белоснежную улыбку на рецепции, сердце мое неистово заколотилось, и неимоверных усилий стоило мне сохранить самообладание. Я поинтересовался, как она спала, и услышал в ответ до нелепости забавную шутку. Это был знак.

- Как вы все подробно помните.

- Судьбоносные моменты помнишь очень отчетливо.

- Он был для вас судьбоносным?

- Так и есть. Сегодня хочу сделать ей предложение.

- А как ее зовут?

- Джулия - Юля.

- Как просто.

- Верно - просто и в то же время чудесно.

- Так, вы услышали ответ…

- Да, услышал и наполнился уверенностью: я оговорился, что совсем не знаю мест, где можно вкусно поесть. (Спустя неделю она мне сказала, что поняла мой коварный ход, но все равно поддалась ему.) Так вот, она согласилась, и мы пошли - она в своих черных штанишках и голубой свободной рубашке, а я в махровых белых шортах и любимом оранжевом поло - в ресторан, не самый презентабельный, но ты бы видел, сколько там было людей. Ресторанчик находился на пешей улице, среди десятка других, но именно здесь было столпотворение. Наконец мы сели, и Юля сразу заказала нам графин белого домашнего вина, уверяя, что вкус будет безупречным. Я долго таращился в меню, не находя ничего подходящего, и она посоветовала мне ньоки - такие маленькие пельмешки…

- Знаю, вкусно.

- Верно. Посоветовала их, а сама взяла пиццу с пармезаном, бурратой и прошутто. Я тебе скажу, что еда была великолепной, несмотря на то что ресторанчик был семейный (о чем я впоследствии узнал). Единственное, что вылетело из памяти в тот день, - это десерты, но уверен, что они тоже были вкусные. Мы покушали и выпили - очевидно, домой никому не хотелось, и мы решили прогуляться. Она взяла меня под руку - то ли от выпитого вина, то ли от слишком романтичного настроения Милана - не знаю, но факт есть факт. Так мы и брели, преимущественно молча, потому как слова уже были излишни: мы пустились по течению эмоций. Справа и слева мигали яркие вывески магазинов, голосили итальянцы, хохотали охмелевшие туристы. Незаметно мы свернули в тихую аллею. Уже было темно, поэтому Юля крепче вцепилась в мою руку. Показался розовый дом, и она робко проговорила, что ей пора домой. Я поблагодарил за чудесный вечер… и поцеловал.

- Как это? И все?

- Вот так просто - потянулся и поцеловал.

- Эм… в книгах такие моменты расписываются на страницы. У вас как-то скучно вышло.

- Если в жизни ты будешь тянуть страницы - вовсе упустишь.

- В этом я согласен. Но я к тому, что вы так подробно все описывали, а самый важный момент изъяснили в двух словах.

- А зачем нужно больше? Я ведь изначально сказал, что никакими словами не способен передать вкус ее губ, так зачем же мне описывать поцелуй? Все действия перед ним ты можешь вообразить, но ощущения во время поцелуя - нет.

- Вы правы.

- Также ты можешь вообразить, как после этого мы гуляли каждый вечер, пока через пару дней она не спросила, хочу ли я зайти.

- Сама?

- Да, я был уверен, что она спросит, поэтому не торопил события.

- И потом вы переспали.

- Это слишком грубое слово, чтобы описывать чувства.

- Занялись сексом?

- Тоже грубовато.

- Я понимаю, но слова всегда звучат вульгарнее.

- Это да. Главное - что ты меня понял, - и он залпом выпил застоявшийся виски. - А вскоре моя неделя кончилась, и я улетел в Москву.

- Снова резкий переход.

- Представь, что оставшиеся дни мы проводили так же, как и предыдущие.

- Насыщенно.

- Я обещал прилетать - и каждые два месяца летал к ней на неделю. Такая поездка была своего рода подзарядкой для меня - я набирался сил и мог работать сутками. В августе я взял месячный отпуск, прилетел в Милан и увез ее в Римини - это на западе страны, недалеко от Флоренции.

- Знаю, бывал в детстве.

- Там я понял, что так дальше продолжаться не может: короткие поездки маловаты для сильных чувств. Мы славно проводили время, но и я, и она ощущали что-то большее. За одним из ужинов она сказала, что нельзя строить близкие отношения на расстоянии, и я согласился. Я пообещал, что вернусь и улажу все свои дела, дабы они минимально нуждались в моем участии, а после - прилечу к ней навсегда; к тому же жизнь мегаполиса меня сильно утомила. Однако улаживание затянулось до октября - и только сейчас я возвращаюсь к любимой. Сегодня утром я набрал ей и сообщил, что жду в восемь часов в нашем ресторане - там все и разрешится.

- Безумно рад за вас.

- Благодарю.

- Значит, станете иммигрантом?

- Вероятно.

- Будет очень приятно встретиться с вами двумя в самом Милане.

- Пожалуйста, как только разрешатся наши дела. Думаю, и Юля будет рада повстречать еще одного представителя русского народа.


Сзади послышались споры; один голос то возвышался до фальцета, то принижался до басового шепота.


Двое сидящих озадаченно обернулись: стеклянные двери еще не распахнулись, и сквозь матовое стекло были видны только многочисленные взмахи руками. Затем двери раскрылись - и вошла дама, лет под пятьдесят, спорящая с работниками зала на русско-английском, а те ей отвечали на итальянском английском. Очевидно, они друг друга мало понимали и от этого раззадоривались все сильнее.


- Интересно, когда они поймут, что их спор несет в себе не больше смысла, чем этот огурец? - усмехнулся Борис.

- Такие споры могут длиться вечно.


Дама истинно по-женски подняла руку, предотвращая дальнейшие препирательства с итальянской стороны, и толпа преследующих ее молодых работников замерла от неожиданности. Только женщины умеют правильно делать этот жест: мужчинам он неподвластен.


Дама попутно огляделась по сторонам, увидела повернувшихся мужчин и горделивой походкой направилась к ним. Вблизи ее лицо показалось знакомым.


- Добрый день! - поприветствовали гостью сидящие.

- Ох уж эти итальянцы, омерзительный народ, макаронники, - только и выругалась она, подойдя.

- Вы поаккуратнее: говорят, они немного понимают по-русски, - с серьезным лицом заметил Борис.

- Правда? - дама оглянусь на работников, но те уже разбрелись подчищать шведский стол. - Ах, сарказм, не поняла сразу.

- А что за спор у вас возник?

- Не хотели меня пускать, представляете?

- Почему же?

- Какая-то особая карта им нужна, одних билетов бизнес-класса мало. Я велела позвать начальника аэропорта - я его лично знаю - но они перепугались и сказали, что его нет в здании. Тогда я и прошла сама.

- Ловко вы с ними, конечно.

- Поразительно: сколько летаю, ни разу никакой карты не просили. Совсем свиньями стали! - она кинула свою сумочку через несколько стульев от сидящих и оставила чемоданчик. - Пожалуй, надо выпить. Где у этих недотеп спиртное?

- У входа, - сказали мужчины в голос.

- Ну и бойкая дамочка. Только русские женщины могут быть такими мужественными - возможно, в этом и заключается их притягательность.

- А мне ее лицо показалось знакомым, - вслух заметил Прохор.

- Да?

- Но не помню, где я ее видел.

- Может, ты ошибся.

- Может.


Дама, как и двое гостей до этого, вернулась с бокалом белого.


- Вино в Италии, в отличие от местных жителей, всегда было превосходным!

- Не судите так высоко о вине: в нем может попасться кислинка.


Но дама только повела бровью и пригубила напиток.


- Вполне сойдет, - затем обратилась к молодому собеседнику: - Кстати, у нас с тобой одинаковые чемоданы. Случается же такое.

Парень оглядел оба чемодана.


- Действительно, одинаковые, - он улыбнулся. - Хотя серый - традиционный цвет чемоданов.

- У меня темно-синий, - вставил Борис, - но он летает в багажном отделении.

- Не люблю громоздкие чемоданы, их тяжело тащить.


Прохор кивнул.


- А вы случайно не в Милан летите? - спросил Борис.

- В Милан.

- Тогда мы с вами попутчики.

- Вы тоже?

- Да, оба. А летели не из Москвы?

- Нет, из Парижа.

- Недолгий перелет, должно быть?

- Вполне хватило.

- А нас вот трясло весь полет без остановки.

- Поэтому не люблю самолеты.

- Почему же летели? Вроде бы из Парижа ездят поезда.

- Не знаю, так вышло.

- Мы, кажется, не познакомились. Я - Борис, он - Прохор. Как вас зовут?

- Давно не задавали мне этого вопроса.

- Отчего же?

- Мое лицо вам не знакомо?

- Мне знакомо, только не могу вспомнить откуда, - вставил парень.

- Дарья А.

- Точно! Вы же актриса.

- Актриса? Никогда не видел вас в телевизоре, - удивился Борис, - хотя я и фильмов смотрю немного.

- Последние годы снимаюсь за рубежом.

- А в моем детстве вы часто снимались в детских сериалах в России.

- Вот как. Очень приятно познакомиться!

- Взаимно, - дама снисходительно протянула руку, которой слегка коснулась старческая дряблость. Мужчины нежно пожали ее.


Трое пассажиров почти синхронно отпили вино. Борис вспомнил о двух переполненных тарелках и продолжил уплетать пищу; Прохор уныло водил вилкой в тарелке без видимого аппетита; Дарья наблюдала за посадкой громадного Боинга.


- Что же, - начал Борис с набитым ртом, - в каком фильме снимались в последний раз?


Дарья молчала и не поворачивала головы. Наверно, взвешивала, стоит ли рассказывать.


- Знаете… сейчас пошла мода на артхаус - режиссеры стараются придумать как можно более изощренный сюжет, а сценаристы по-рабски вторят им, иначе не заплатят, - в итоге зритель ничего не понимает и выходит из зала в восторженном недоумении. Последний мой фильм - что-то вроде мистического детектива: коварный убийца, знаки и символы, падшие женщины в роли жертв.

- А ваша роль?

- Эпизодическая - соседка, которая помогает детективу понять смысл одного из символов.

- По-моему, звучит интригующе.

- Мог бы получится хороший фильм, но режиссер - полнейшая бездарность. Только и делал, что спорил со сценаристом, который его якобы не понимал. Я бы лучше сняла, будь это даже мой режиссерский дебют. В итоге мне заплатили - и я забыла об этой работе.

- Вы чересчур безжалостны к потраченному времени.

- А вы слишком хорошего мнения о режиссерах, - надменно, будто только она ведает истину, заключила актриса.

- Быть может.

- Почти все режиссеры домогаются красивых актрис.

- Это делает вам комплимент, - не подумав, заметил Борис, но поймал укорительный взгляд женщины. - Прошу прощения, вырвалось.

- У вас совсем искаженное понимание природы комплиментов, - заключила Дарья и снова повернулась было к приземляющемся Боингу, но никак не могла его обнаружить: самолет давно сел. Чтобы нивелировать свою неловкость, она обратилась к Прохору: - Так в каких фильмах ты меня видел?

- Я про сериалы говорил.

- Да, точно.

- В «См*» и «Гра*».

- Ох, помню, - она поднесла влажный бокал к губам, аристократически отставив мизинец. - Моя юность, - и тут же поправилась, - хоть я и сейчас не особо стара. Не смейте шутить! - она пригрозила Борису.

- И не думал, вы что? Вы меня больно укололи тем, что я не понимаю природу комплиментов.

- Так и есть, - гордо заявила дама и снова пригубила вино. Очевидно, оно ей все же понравилось.

- Мне ваши сериалы нравились, - вклинивался в беседу Прохор, - они были легкие и забавные.

- Благодарю. Знал бы ты, как тяжело дается эта легкость: все эти бесконечные дубли бесконечными съемочными днями… Сейчас бы ни за что не согласилась сниматься в сериалах, тем более таких продолжительных.

- Вам уже и не положено, - вставил Борис, уже шутливо и вполне осознавая значение сказанного.

- В каком это смысле? - женскому возмущению не было предела.

- В том, что в таких сериалах несолидно сниматься опытной и состоявшейся актрисе, они созданы лишь для молоденьких и бесталанных.

- Даже не знаю, как мне реагировать на ваши слова.

- Можете счесть за комплимент.

- Но в таком случае молодую меня вы назвали бесталанной.

- Во всяком правиле есть исключения.

- Как вы мастерски выкрутились, Борис!

- Наверно, это единственное, что испокон веку умеют делать мужчины.

- Я с вами соглашусь.


Прохор все недоумевал, почему всякий разговор заканчивается диалогом Бориса и Дарьи, которые, кажется, изначально были настроены только подкалывать друг друга. Он молча продолжил опустошать тарелку; Борис краем глаза глянул на него и вспомнил про свои закуски. Двухэтажный Боинг, напоминающий более космический корабль для путешествий в соседние галактики, чем средство для трехчасовых перелетов по стране, покатился перед ними на взлетную полосу, загораживая свет заходящего солнца, выровнялся, загудел двигателями так, что стекла едва не повылетали из стальных рам, и тронулся. Его стремительный разгон и отрыв от земли - это поистине великолепное зрелище, да еще столь близко!


- Не знал, что взлет настолько завораживает! - изумился Борис, и двое очевидцев согласились с ним.

- Пожалуй, надо перекусить, - объявила Дарья и поднялась.

- Кухня средняя, - предупредил Прохор.

- В таком случае вино украсит пищу. Что-то жарковато становится, - бросила дама и направилась к столикам.

Мужчины промолчали, но после произнесенного замечания вмиг почувствовали себя менее комфортно. Им и вправду стало жарковато.



Продолжение следует...

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!