На суд толпы, беспощадный и честный.
Представленный рассказ не является крипипастой, равно как и сказочкой для детей со счастливым концом, не претендует на тайный смысл и высокую литературную ценность.
Идея пришла при прослушивании до тошноты одной песни. Плюс в карму тем, кто угадает - какой?
Приятного чтения, незнакомец.
Внедорожник сползал с утёса в низину по булыжной тропе и вброд перебирался через речушку, а в моей голове крутилась мысль : «Интересно, я действительно первым найду и исследую такое шикарное место, не обошли ли меня более проворные искатели приключений?». Впереди расположился старый неухоженный парк, в сердце которого уже показались стены цели моего путешествия.Путь преградили проржавевшие до дыр ворота.
- Кто-то загваздает новые кирзачи, - пожаловался я дубам и каштанам, выбираясь из джипа, - Только бы не заперли на цепь…
Повезло - створки, со скрипом, но отворились. Через сотню метров я оставил машину и смог рассмотреть здание. На этот раз реальность меня слегка разочаровала. Я-то строил в своей голове маленькую крепость с толстыми стенами, с башенкой и воротцами на входе. Сейчас же, передо мной предстала обыкновенная двухэтажная усадьба начала двадцатого века.
«А дом неплохо сохранился для своих лет!» – решил я, отмечая отсутствие трещин на стенах и целостность помутневших стёкол в высоких окнах.
Покрутив в ладони фонарик, на всякий случай ослабил крепление верного финского охотничьего ножа на поясе. Эта штука выручала меня не один раз, но сегодня хотелось бы обойтись без её помощи. Всего секунду, первые несколько градусов, заскрежетали, не желая поддаваться, несмазанные петли, затем дверь со скрежетом отворилась.
На шаги незваного гостя половицы отозвались протяжным скрипом и облачком пыли. После пустой прихожей меня встретил огромный зал. Множество окон, несколько массивных колонн, широкая лестница и антресоли, уголком делящие зал на два полуэтажа. Рядом со мной, также в самом центре комнаты и у стен, выделялись пятна, не тронутые паутиной и пылью.
«Интересная аномалия. Может, разлили что-нибудь много лет назад?»
Стены нижнего этажа украшали зеркала и витрины, правда, почти все - разбитые. Ближе к антресолям стояли огромные напольные часы, стрелки которых замерли на первой минуте часа дня или полуночи.
- А домик-то попался капризный… - выдохнул я, после безрезультатной получасовой возни с замками двух нижних дверей. Заперто было накрепко, не взял даже нож. Оставался единственный путь – вверх по лестнице, на антресоли, а для этого надо было пересечь весь зал поперёк.
На середине пути, минуя большое пятно, я что-то толкнул ногой, свет фонарика очертил пыльную металлическую загогулину. «Похоже на револьвер, - я на всякий случай ковырнул вещицу кончиком ножа, потом взял в руку и удивлённо присвистнул, - И правда, “Наган”!».
В пыли обнаружились семь ржавых гильз, одна заметно дальше от остальных. Стянув перчатку, дотронулся до барабана и ствола, безымянный палец случайно коснулся курка.
В тот же миг, голову пронзила вспышка боли, такая, что я согнулся пополам, выронив и свой нож, и пистолет. Оружие упало на пол с невероятным грохотом, я бы решил, что произошёл выстрел, если бы не заметил, что курок заело, а барабан пустовал. Падение “Нагана” взметнуло кольцо пыли, прошуршавший мимо меня с верхнего полуэтажа сильный сухой сквозняк закружил её по залу. «Ржавая железяка, это простая ржавая железяка! Почему моя голова решила, что её ударили кочергой?!» - добравшись до перил, я облокотился на них, пытаясь восстановить дыхание и приглядываясь к пистолету. Придя в себя, я поднялся выше по лестнице и натолкнулся на громадный портрет человека во весь рост.
Прямо в глаза мне смотрел спокойным, но тяжелым взглядом зрелый мужчина в белоснежном мундире с высоким воротником. Художник постарался - видно было, как гладко выбрито лицо и пострижены русые виски, как блестит бляха на фуражке, как грозно покоятся на поясе кортик и револьвер. На золотистых погонах чернели две полоски и три звёздочки. «Капитан флота второго ранга, Российская Империя» - прочёл я на экране смартфона, и задумался – получалось, картине почти век! Я бы ещё долго мог разглядывать портрет, но следовало идти дальше.
- Боги, старые и новые, помогите мне не провалиться в преисподнюю, - крикнул я, торопливо преодолевая скрипящие и прогибающиеся ступени.
Увы, на втором этаже не обнаружилось ровным счётом ничего интересного. Единственная дверь – увидел я сквозь щёлку – завалена чем-то массивным с другой стороны. «Да, на этот раз приключения не получилось», - тяжко вздохнув, я побрёл обратно к лестнице, держась ближе к окнам. Вдох, другой, третий, после - непреодолимый приступ зевоты.
«Как же тут мало воздуха, задохнуться можно, откуда только взялся сквозняк?» - недовольно оглядев полностью невредимые окна, я посмотрел в нижний зал и обомлел, тело покрылось мурашками.
От входной двери к центру брела прозрачная фигура. Пыльный вихрь бродил по залу и касался тёмных пятен на полу – и из них поднимались другие фигуры. Разглядеть их оказалось невозможно – призраки покачивались и пульсировали, словно сигаретный дым на ветру. Ещё через секунду, мурашки превратились в иглы ледяного пота, потому что все духи разом подняли головы в мою сторону.
«Я сплю и это всё ненастоящее, иначе - мне предположительно конец…» - отшатнувшись назад, я натолкнулся на что-то мягкое, просевшее под моим напором. Сразу же отпрянул, от испуга выхватывая нож, но угрозы не было. Скрипнула рама, с тихим щелчком оборвались нити, и полотно съехало по стене на ступень, стукнувшись об пол и выдохнув в мою сторону пыльное облако, обретающее форму.
- Точь-в-точь, как на портрете, - только и прошептал я, когда призрачный Капитан поправил фуражку, провёл ладонью по кобуре и зашагал вниз по лестнице. Сойдя в зал, Капитан подошёл к одному из пятен. Он осмотрел пятно, духа напротив, несколько раз оглянулся, высматривая кого-то, и перевёл взгляд на револьвер. Призраки беззвучно обменялись короткими фразами, и Капитан медленно опустился на колено, прикрыв ладонью лицо.
С черепашьей скоростью, лишь бы не издать лишнего звука, - «Ну, пронеси Господи», - я спустился вниз и попытался обойти духа, но вмёрз в пол, когда встретился с ним взглядом. Губы не двигались, мы беззвучно смотрели друг на друга. Скорбь, удивление, мольба – за несколько секунд сменились на призрачном лице.
«Не пронесло…Что же будет, что же будет!? Кажется, ему что-то от меня нужно? Пожалуйста, только не душу, глупо ведь…»
Его рука потянулась ко мне. После, вспоминая этот момент, я уже не мог представить, какой же степени любопытство тогда перебороло страх и заставило меня взять эту руку.
«Пожалуйста, только не душу…» - и горячий вихрь рванул меня во все стороны сразу.
…
« Я определённо вижу свет, и не в конце тоннеля. Я слышу. Слышу музыку.»
« Почему так пусто в голове? Я ничего не чувствую. Но я вижу. Я слышу. Эй, есть ещё здесь хоть кто-то, кроме…?! Жуткое чувство.»
Когда свет стал тише, я увидел уже знакомый, но совершенно преобразившийся зал. Всё сияло золотым и серебряным цветами, ярко горели свечи на люстрах, интерьер множество раз отражался в зеркалах. Вокруг кружились в вальсе пары, вдали у двери смирно стоял привратник, покручивая ладонью трость. Шёл настоящий бал, вокруг смеялись, подпевали простому мотиву, иногда звенели бокалы или тросточка чуть слышно постукивала об пол.
Моя собственная голова – если она ещё существовала – разрывалась от мыслей, которые носились в неосязаемой пустоте.
«Я двигаюсь. Моё тело двигается».
«Или это вообще не я? Кажется, это Капитан. Я – Капитан».
«Нет, не так… Не он, но его зрение и слух. Я – зритель».
«Что он хочет мне показать? Очевидно, что-то очень важное. Или, может, кого-то важного?».
Атомы мыслей обрели покой, и я целиком окунулся в чужую память. Наклонив голову к торсу Капитана, отчего я и не увидел сразу, в его объятьях кружилась молодая женщина. Светлые, почти белые волосы сплелись в узкую длинную косу, скользившую по стройной спине до талии. Миниатюрную фигуру облегало белоснежное платье, внизу опускавшееся до пола, а сверху оставляющее открытыми её хрупкие узкие плечи.
– Ивонет, царица моя, это совершенная жуть! – я бы не догадался, что мягкий баритон с весёлыми нотками может принадлежать морскому офицеру, если бы не слышал его совсем близко к себе, – Мои ноги выучены маршировать, а танцевальные забавы для них просто пытка и ты это прекрасно знаешь!
Женщина наконец подняла взгляд, и я окунулся в зелёные, как первая весенняя трава, глаза, слишком глубокие и большие, для такого маленького и очень бледного лица. Пожалуй, она не была писаной красавицей, но эти глаза и узкие, обведённые тёмной помадой губки, резкие прямые черты и совершенная чистота кожи – притягивали взгляд и не отпускали.
– Мой капитан, я видела, как вы упражняетесь в фехтовании и в плавании, не смейте обманывать меня в отношении ваших способностей к красивым движениям, – голосок той, кого назвали Ивонет, звенел хрусталём, с заметным акцентом, холодным и несколько тяжёлым, кажется, немецким. Губки расплылись в по-детски светлой улыбке. – Каждый раз, когда мы появлялись в свете, А<…>, – она назвала его по имени, которое я никак не мог вспомнить после, – Вы жаловались на свои ноги, постыдитесь поступать так же хотя бы у себя дома!
– Не будь твой голос сладким ручейком, твои слова ранили бы меня, как кинжалы, – Капитан чуть не смеялся, – Жаль, что дам не развлекает сабельный звон, я бы предпочёл дюжину дуэлей одному вальсу.
– Вы предпочли бы злющего вооружённого мужчину, жаждущего кровопролития, вашей возлюбленной Ивон? – теперь её губки обиженно сжались, но не успел мужчина ответить, она хихикнула, – Я знаю, что нет, конечно нет, простите мне эту глупую шутку.
Прикрыв свои чудесные глаза, женщина приподнялась на цыпочках и прикоснулась к щеке Капитана, после – мгновенно ткнувшись личиком в его грудь: – Ох, А<…>, мне всё ещё неловко.
– Ивонет, все здесь – близкие мне люди. Тебе нечего смущаться, тем более что вскоре наша помолвка полностью избавит тебя от этой, признаюсь, весьма очаровательной, неловкости.
Ивон снова захихикала и повторила краткий поцелуй. Краем глаза я заметил, что в зал заскочил лакей, что-то быстро шепнул привратнику и оба с тревогой выскользнули за дверь.
Через минуту обе двери распахнулись и привратника туда уже втолкнули, он отшатнулся к стене, утирая кровь с лица. В помещение, чеканя шаг коваными сапогами, прошли солдаты в тёмно-зелёных кителях. Двенадцать встали в три ряда, тринадцатый шагнул вперёд. Танцующие пары замерли и зашептались, музыка оборвалась.
- Как понимать это вторжение? – Капитан разомкнул объятья и отвёл спутницу за плечо, мгновенно отбросив грацию танца и замерев, как каменное изваяние. Голос из бархатного стал железным.
– Мой дом – не проходной двор, куда можно явиться без приглашения. Немедленно назовитесь, господин унтер-офицер, и отдайте честь, как подобает перед старшим по званию, иначе я прикажу охране вас вышвырнуть!
– Молодчики у ворот арестованы за сопротивление представителю власти советов, я – не унтер, и уж тем более не “господин”, – последнее слово незваный гость с шипением процедил сквозь зубы. Оценивающе оглядев Капитана, он поправил очки, рука поскребла щетину на смуглом лице и ушла за спину.
Речь застучала обрывками, тяжелее солдатских сапог: – Комиссар рабоче-крестьянской Красной Армии Рябинин, прибыл в резиденцию капитана флота А<…>, по сигналу от доверенного анонимного лица о возможной организации «белого кружка», с целью оценить обстановку и при необходимости принять меры!
Услышав такие слова, большинство мужчин прекратили перешёптываться и с недоумением, некоторые – со злобой, перевели взгляды на комиссара.
– Принять меры, вот как?! – Капитан сдержано улыбнулся и обвёл ладонью зал, – Как видите, никакого «кружка» не обнаруживается, мы с госпо… – улыбка стала издевательски приторной, когда он осёкся, – мы с товарищами просто наслаждаемся танцами и пищей, кулинарной и духовной. Или, прошу прощения, танцы теперь тоже запрещены Советами? – улыбка пропала, удивление в голосе звучало настолько неподдельно, что комиссар не уловил, дразнят его или действительно интересуются.
– Осторожнее, товарищ, вы и так под угрозой ареста!
– Я вам не товарищ, комиссар. Трусливая безликая писулька доносчика может и позволяет вам войти в чужой дом, но совершенно не даёт повода для оскорбления любого из присутствующих какими-либо угрозами и для дальнейшего здесь пребывания. Если вы закончили – будьте добры, покиньте нас!
Капитан указал на двери. Рябинин не слышал его, он вперился взглядом в сжавшуюся от страха Ивонет.
– Позвольте, ваша спутница – уроженка Германии? – пальцы красноармейца лихорадочно забарабанили по кобуре.
Эта фраза, как иголка, протыкающая мыльный пузырь, взорвала спокойствие хозяина дома.
– Я сказал вам убираться, извольте подчиниться приказу! – рявкнул Капитан и настойчиво потянул женщину себе за спину.
- Среди прочего, в записке шла речь и о возможном присутствии иностранного агента. Капитан, вы… Я объявляю вас и эту женщину арестованными. – комиссар затараторил, опустив глаза в пол, ладонь задрожала и потянулась к кобуре.
Голос Капитана в ответ прозвучал далёким громовым раскатом :
– Товарищ комиссар красной армии, извольте немедленно извиниться за грязную клевету, или я поступлю с вами, как с бродячим псом, способным лишь тявкать и брызгать слюной, но не отвечать за своё тявканье.
И гости, и солдаты зашевелились. Рябинин поднял глаза. Прямо в него, с вытянутой прямой руки смотрела маленькая угрожающая точка - дуло «Нагана».
- Не посмеете! Это измена, расстрел на месте, без трибунала! – голос комиссара не дрогнул, но рука остановилась, дугой удерживая вынутый пистолет на уровне живота, – Вы уже арестованы, капитан, не заставляйте меня!
Присутствующие замерли, и повисла давящая, нервная тишина. Казалось, в зале остались только два офицера и беззвучно плачущая Ивон. Стрелка огромных напольных часов начала движение от пятьдесят девятой минуты одиннадцатого к полночи.
- А<…>, ты – за царя?! – срывающийся на визг вопль комиссара эхом врезался в зеркала и бокалы на столах. Капитан опешил, открыл рот для ответа и согнул руку, держащую чёрный револьвер. Вены на покрасневшем лице Рябинина вздулись от напряжения, губы расползлись в гримасе, и рука хлыстом метнулась вперёд. Всполохи вырвались из двух стволов почти одновременно. Комиссар промахнулся. Выстрел Капитана был безупречен.
Часы пробили в первый раз. Тело Рябинина упало на спину с отверстием на левой стороне груди. Пробило во второй – из уст Ивонет выпорхнуло тихое: “A<…>, жжётся!”
Она отняла от талии ладонь, в ярком освещении блеснувшую алым, и, покачиваясь, как листок на ветру, опустилась на пол.
На третий удар с одной стороны зала зашуршали ремни винтовок и щёлкнули затворы, а с другой – дюжина рук поднялась в одинаковом жесте, выставляя вперёд пистолеты. Раздались женские крики. С четвёртым – грянул гром.
Меньше, чем за минуту, всё было кончено. К девятому удару Капитан остался единственным стоявшим на ногах, левая рука, которой он закрывался, стоя боком к противникам, повисла окровавленной плетью, на ней не хватало мизинца и безымянного. Правая была испещрена порезами. Кусок зеркала демонстрировал разорванное ухо и несколько красных пятен на правой ноге. Три десятка тел лежали на полу в увеличивающихся лужах крови. Никто не шевелился – не слишком просторное закрытое помещение стало смертоносной мясорубкой из пуль, рикошетов, осколков стекла и щепок. Убранство всего нижнего зала было уничтожено, витрины и зеркала разбиты, досталось даже люстрам.
Капитан встал на колено рядом с возлюбленной, приобнял, и погладил заплаканное испуганно-удивлённое лицо. Ивонет только шепнула: “Не оставляйте меня…” – и повисла тряпичной куклой в его руках. С одиннадцатым ударом, мужчина осторожно оставил тело на полу, и встал во весь рост. “Не оставлю, никогда!” – тихо произнёс он и поднёс револьвер к виску. Я хотел закричать, но не мог. Капитан сделал это вместо меня, яростным львиным рёвом. Гром грянул снова. Последнее, что я услышал посреди застывшего, мёртвого зала – пробило полночь.
…
«Теперь - закончилось. Теперь я – это я».
Сознание вернулось одновременно с ударом уже знакомой боли в голове. Я всё ещё стоял рядом с Капитаном. Он отвернулся и прошёл к ближайшему зеркалу. Пальцы призрака провели по пыльной поверхности и на осколке стекла остались нечёткие буквы.
«Ивон не услышала те слова. Поэтому мы заперты здесь, немые пустые души, лишённые покоя, а она – и вовсе лишь тень памяти». Капитан смотрел на меня в отражении, рука выводила новые слова - «Не первый гость в этом доме, но первый свидетель несчастья. Первый, кто не устрашился и принял мою ладонь. Молю – помоги нам. Скажи ей!». Не оборачиваясь, он указал на пятно на полу.
«Сказать? Но…Разве это сработает? Придётся попытаться, раз уж я разговариваю с призраками, хуже не будет. Видел бы меня мой лечащий врач, ох…», - кивнув, я присел к пятну, стыдясь чудаковатости своего поведения, тихо сказал:
– Он не оставил вас, фрейлин Ивонет и не забыл. До конца, и даже после!
Всё произошло бесшумно. Когда Капитан обернулся, к нему уже бросилась хрупкая прозрачная фигура. Двое долго стояли, обнявшись, склонив головы друг к другу. Первой в мою сторону посмотрела женщина. Её глаза теперь не блестели, но улыбка была совершенно та же, что я видел четверть часа назад в памяти призрака. Кажется, она плакала. Лицо Капитана сияло так, будто он одержал победу в жестоком и долгом сражении. Они шевелили губами, не издавая ни звука, но я хорошо запомнил голоса из видения и услышал, как бархатный баритон и ручеёк хрусталя в моей голове произнесли: «Спасибо».
Я кивнул молча, подумав: «Вам спасибо за приключение, господин Капитан, пускай бы оно мне и привиделось».
…
Зафырчал двигатель. Машина тронулась, но сразу же встала.
«Ножик! Мой чудесный ножик остался лежать на полу!»
Когда я вошёл в дом снова, зал опустел. Нож холодным блеском оповестил: «Вот он я!», из самого центре зала, но ржавый «Наган» исчез. Покидая это место окончательно, следуя примете, я взглянул в зеркало.
– Решили приготовить мне ещё один сюрприз? – удивлённо спросил я тишину.
…
Много раз я пересматриваю теперь это фото, запечатлённое простенькой камерой смартфона, в тёмном помещении, нетвёрдой, после всего приключившегося, рукой. Может, и револьвер, и призраки почудились мне из-за каких-нибудь вредных спор плесени или пыли в старом заброшенном здании... Но я не раз ещё случайно натыкался в интернете на большой портрет Капитана, такой же, какой я потревожил тогда на лестнице. С одним отличием. На моей фотографии на холсте стояли двое – грозный и спокойный Капитан и с улыбкой прижавшаяся к нему Ивонет.
