Luzetskii

Я работаю в школе, в городе Будва, Так как в школе самое начало года, у меня нашлось время уладить все бюрократические формальности. Например, оформить боравок. Это что-то вроде рабочей визы. Если его нет, то каждые тридцать дней ты должен выезжать из гостеприимной Черногории (обычно выезжают в соседнюю Боснию, часик-другой тусуются по магазинам и ресторанам). А возвращаясь платить туристический сбор – один евро в день. Но постоянно так жить накладно: выехать – 30-60 евро, потом 30 евро на месяц, потом повторить.

Но, благодаря доброй школе я собрал пакет документов: трудовой договор, перевод диплома, перевод справки о несудимости, лист здоровья, квиток об уплате государственной пошлины и еще какую-то лабуду и пошел. Я уже имел представление о местной ненавязчивой и клиенто(не)ориентированной бюрократии. Я его составил, получая лист здоровья. Выглядело это так: в больнице у нужного кабинета собралось 45-75 человек. О том, что кабинет нужный всегда говорит именно очередь, на двери самого кабинета нет никаких опознавательных знаков (или есть, но им нельзя верить). Ожидавшие вердикта эскулапа курили в окно, общались с коллегами и соседями, непринужденно проводили время. Я, увидев очередь, поначалу приуныл: я помнил, что такое очередь в тридцать человек в один кабинет. Но дело пошло бойко. Примерно сорок пять секунд на человека. Врач в кабинете, по причине занятости, в окно не курил, но тушил бычки в специальную посуду - в железный фасолевидный тазик (в такой в военных фильмах с лязгом бросают извлеченные из тела бойца осколки) и варил кофе в циклопических размеров турке. Мне он выдал заветный квиток, с одного взгляда решив, что я здоров, как штанга.

Так вот, я ожидал примерно такого. Но в жизни все оказалось не совсем так, как на самом деле. Итак, местное ведомство выдачи бумаг иностранцам оказалось на четвертом этаже торгового комплекса. Курили в нем не везде, а только на лестнице у лифта. Но на этом клиентоориентированность кончилась: по-моему, это было единственное место в Будве, где все было написано только на сербском, а служащие не понимали ни русского, ни английского. Зато была специальная машина, выдававшая квитки для электронной очереди. Правда, сама электронная очередь не работала. Нужно было взять квиток (я пришел примерно в третьем десятке, а квиток оказался № 77) и встать в очередь живую. Номер квитка вообще ни на что не влияет, но его нужно сдать, может они свою производительность по ним проверяют? Ну дак вот. Стою в очереди, курить не выхожу, так как это здесь черевато. Принцип «я занимал за этим господином» не работает. Все галантно пропускают дам, пенсионеров, людей с детьми и просто тех, кто торопится, то есть, можно сказать, что на работе только на полчаса отпустили, надо быстро. Чиновники рассматривают бумаги реально внимательно, все со всем сверяя и прочее. Господин, имевший дело со мной оказался с хорошим чувством юмора: он задал мне пару вопросов, но когда понял, что я слабо отвечаю по-сербски, сказал, что у меня нет переведенной копии диплома и я могу зайти в другой день. Он вернул мне документы, но просмотрев их я нашел копию и дал ему все назад, на что он радостно засмеялся и сказал, что рад, что я умею читать на сербском, осталось научиться говорить. Потом, он еще минут десять рассказывал мне, что высшее образование очень ценится у местных барышень, но без знания сербского я не смогу сказать о том, что я дофига завидный жених. Тут же показывал на меня паре своих юных коллег и говорил им, что я «professor istorii». Симпатичные коллеги мне тут же улыбались. Но, как мне показалось, скорее из жалости. Посмотрим, что он придумает, когда я приду за готовым документом.

Инквизиция. От самого слова так и тянет дымом костров, которыми освещался незатейливый быт городов и деревень в Темные Средние Века.

А еще на ум приходят мрачные монахи с фанатичным блеском в глазах и нездоровым вниманием к женскому полу. А еще застенки с хмурыми дядьками и широким комплексом детекторов лжи самого разнообразного действия.

А теперь давайте проветрим задымленный мозг и пошлем тараканов, запущенных в него школой и массмедиа, стройными колоннами в отдаленнейшие дали. И зададим один простой вопрос: «Могла ли такая мощная, стройная машина, как Римская Католическая Церковь, управляемая аппаратом не самых глупых людей, создать внутри себя такую жуткую террористическую организацию, которая возбуждала в людях ненависть к себе (а заодно и ко всей Церкви) от Мадрида до Кракова?» И еще один, вдогонку: «Может ли просуществовать какой угодно аппарат террора и подавления инакомыслия более полутысячелетия?»

Ответы очевидны. Но инквизиция (или служба святого следствия) была. Вывод напрашивается один: она была чем-то иным, не тем, что мы привыкли себе представлять.

Где и когда?

Первый инквизитор был назначен папой Иннокентием III в 1209 году. Некий Пьер де Кастельно получил звание апостольского легата, то есть полномочного представителя папы с правом говорить от его имени и по его поручению, и звание апостольского инквизитора, то есть следователя. Целью было разобраться с ересью альбигойцев (веривших в двух богов, два творческих начала), появившейся на юге Франции. Ученый муж, прибыв на место назначения, неожиданно умирает не без посторонней помощи (заметьте: ни единого костра еще не зажжено). Альбигойцы и не думают отпираться. Папа, расстроившись убийством своего посла, призывает всех добрых христиан принести демократию в охваченную ересью область. Рыцари, вернувшиеся из очередного крестового похода и решительно не находящие применения своей энергии, собрались под предводительством Симона де Монфора и Доминика де Гусмана и отправились причинять справедливость и наносить добро. Означенный Доминик очень кстати создает орден братьев-проповедников, ученых-миссионеров. Орден этот, и по сей день носящий его имя, становится кузницей кадров нового учреждения, созданного понтификом, – службы святого следствия. Служба эта, состоящая из ученых, была придумана для предотвращения повторения событий, разыгравшихся в Провансе; иначе говоря, ересь легче предупредить, чем потом подавлять с помощью армии, которой под рукой могло и не оказаться. Шел 1229 год. Трибунал в Альби был, кстати, расформирован после подавления альбигойцев в 1244 году. Тогда взошли на один костер 214 человек, на чем все репрессии, собственно, и кончились. А вот сама служба осталась и в спокойные времена располагала одним-двумя инквизиторами на страну.

Постоянный трибунал действовал в Риме. Летучие трибуналы создавались по мере необходимости: например, в областях, прилегающих к охваченной гуситской ересью Чехии. Ситуация выглядела так: чехи, осознав необходимость церковных изменений, перебили несогласных монахов и священников и понесли свет истины на окровавленных вилах соседям. Соседи так обрадовались, что организовали против гуситов крестовый поход. Правда, без особого успеха. Также не добавлял оптимизма факт, что у чехов находились пособники, распространявшие прокламации, шпионившие, через третьи руки закупавшие для них оружие и снаряжение, сеявшие панику и вообще. Пятая колонна 15-го века. Против нее и развернулась инквизиция, выполнявшая в создавшихся условиях функции разведки и контрразведки. И вот тогда небо над Европой заволокло дымом костров, а с эшафотов мелкими фрагментами удаляли то, что было гуситскими эмиссарами.

В оправдание жестокости отцов-инквизиторов могу сказать лишь одно: это была реакция испуганных людей. А с испугу человек творит многое. Все тогда знали, ЧТО творили чехи в захваченных городах и аббатствах, что делали с женщинами перед смертью, как разбивали детские головы о мостовые, как сажали на кол мужчин, оказывавших сопротивление. А сами города, подпаленные с восьми концов, были уже видны с башен замка. Так что методы трибуналов святого следствия были вполне схожи с методами СМЕРШа, ловившего гитлеровских пособников и диверсантов в осажденной Москве.

Другая временная штука – испанская инквизиция. Король Испании Фердинанд II Арагонский и его супружница Изабелла Кастильская по своим политическим, финансовым и иным причинам решили резко уменьшить число арабов и евреев в стране. Арабы с евреями в тогдашней Испании жили неплохо. В их руках была торговля, их культ не подвергался преследованиям. В общем, они составляли изрядный процент древнеиспанского среднего класса. А король решил это исправить, прибрать торговлю и выжить из страны неугодный элемент. Иудаизм и ислам запретили. Всем велели креститься. Несогласные – чемодан, вокзал, Багдад. Кто-то уехал, большинство крестилось. Но вот дома крестившееся большинство продолжало исповедовать веру отцов. О чем было сообщено папе Сиксту IV. Который, чуя политику, назначил главой испанской инквизиции испанского же короля и посоветовал разбираться своими силами. Король поставил рулить процессом скромного Томаса Торквемаду.

Начались преследования. Притом не костер был конечной целью акции. Костер, по нечеловеческим правилам инквизиции, мог грозить только совсем закоренелым еретикам. А еврейские и арабские купцы и ученые-книжники по уровню возможного вреда ну никак не дотягивали ни до гуситских шпионов, ни до альбигойских рыцарей. Большинство осужденных, процентов 80–90, приговаривались к различным штрафам в пользу инквизиции. Которая управлялась королем. Который пополнил казну и прослыл прям серьезным борцом за веру и защитником христианства.

На этом позволю себе завершить весьма и весьма краткую историю вопроса и перейти к вещам более занимательным.

Пытки.

Были. Как и во всем судопроизводстве той эпохи. Но есть несколько «но». Во-первых, трибунал – штука подвижная, то есть собственных пыточных подземелий не имевшая. Пользовались тем, что найдут в местном замке, ратуше, тюрьме. Во-вторых, суд инквизиции признавал только три способа физического воздействия: дыба, пытка водой и пытка огнем. Именно в такой последовательности. Каждую пытку можно было применить не более одного раза и не ранее недели после предыдущей. По сравнению с тем арсеналом, который применяли светские суды той эпохи, и по сравнению с буйством фантазии судей светских – огромный шаг вперед. В средневековых документах даже упоминается такая занимательная тенденция: пойманные уголовники, зная, что их ждет, богохульствовали и строили из себя бесноватых, чтобы их дело разбирал святой трибунал.

Безумные фанатики.

Сомнительно. Во-первых, инквизитором мог стать только доктор богословия. То есть человек, знакомый помимо прочего и с логикой, и с античной философией. Во-вторых, очень уж сильная должность (так как подчиняется только папе и выносит приговор его именем), чтобы назначать на нее безумцев.

Попавший туда пропадал навсегда.

Отнюдь. Известен факт, что более двух третей приговоров – оправдательные. Суд длился долго (того же Бруно промаяли восемь лет, убеждая раскаяться), вдумчиво. С многократными и перекрестными допросами, очными ставками, где главными задачами судьи были: узнать, был ли факт сознательного впадения в ересь, и привести преступника к раскаянию с прояснением последнему правильной точки зрения на проблемный вопрос. Притом в суде инквизиции действовали две забавные для нынешнего человека презумпции. Первая: презумпция виновности. То есть не задача судьи доказать вину, а задача обвиняемого оправдаться. И вторая: незнание освобождает от ответственности. Правда, про незнание можно и соврать: мол, не ведал, что резать черных кошек на кладбище плохо. Для того и длительный процесс, чтоб доподлинно выяснить, истинно не знает или врет.

Костер.

Номинально выглядело так: суд инквизиции не смог привести заблудшего еретика к раскаянию, в результате чего не может считать его более верным христианином, подвластным юрисдикции Церкви и церковного суда, и передает его в руки светских властей. Вот вкратце и вся формула приговора. Отлучение и передача светским властям, которые, со времен Хлодвига и первых в Европе писаных законов, богоотступников, еретиков и колдунов кремировали. Для профилактики и дезинфекции. Кроме того, факт сожжения еретика для Церкви был актом символическим, после которого для преступника наступала гражданская смерть, наследники вступали во владение имуществом, супруги считались вдовыми. И на практике в трети случаев сжигали изображение преступника, который откупился через влиятельных друзей, сбежал, да мало ли что еще.

Ведьмы.

Ведьмами не промышляли, считая бабьи басни ниже уровня своего умственного развития. Вообще католики этим не баловались. Охота на ведьм – протестантское изобретение эпохи заката инквизиции. И, кстати, самый знаменитый процесс по делу ведьм был инициирован в американском городке Салеме, в результате чего «тепло и свет» увидели 25 местных уроженцев. Просто две девчушки (Элизабет Перрис и Эбигейл Уильямс, 9 и 12 лет) сказали врачу о причинах болезни, их поразившей: мол, бесноватые мы, заколдовали нас. Врач – к судье. Судья поднял шум, собрались горожане, арестовали того, кого назвали Элизабет и Эбигейл, а подружки, обрадованные таким неожиданным вниманием к себе, не унимались и называли новых и новых. Шел 1692 год. Заканчивался 17-й век. Уже отзвенели не только рыцарские мечи, но и мушкетерские шпаги.

Жгли только инквизиторы.

Отнюдь. Отлучить от Церкви и передать в руки светской власти мог любой епископ. Например, Пьер Кошон так и поступил с Жанной д’Арк, выдав ее англичанам. Между прочим, сделал он это после того, как инквизиционный трибунал ее оправдал и ведьмой не признал. Да и автор «Утопии» сэр Томас Мор, великий гуманист, философ святой Римской Католической Церкви, канонизированный в сонме мучеников (казнен королем Генрихом за исповедание веры), будучи канцлером Англии, своей властью сжег пару десятков протестантских проповедников.

Сотни тысяч сожженных.

Непонятненько. Большая советская энциклопедия называет 10 тысяч человек, сожженных за 18 лет лично Торквемадой. Критик и ругатель инквизиции Льоренте – 8800 за все время ее существования. Архив Ватикана говорит о примерной цифре в три-пять тысяч человек, взошедших на костер за все время. Решайте сами, кому верить. И кем были инквизиторы, решайте тоже самостоятельно, как небезумные нефанатики светлого 21-го века.

*Необходимое дополнение.

Не стоит забывать, что сожжение на костре в эпоху Средневековья – практика весьма развитая. Жгли гомосексуалистов, подделывателей документов и пр. Жгли не только церковные суды, но и светские, и далеко не все церковные суды были инквизиционными. Отлучить от Церкви и предать в руки светской власти мог вообще любой епископ, как произошло с Жанной, а мог и собор епископов, как было с Гусом в Констанце. И заметьте, инквизиция тут ни при чем. Вообще. Но Церковь очень даже при чем. И были моменты, в которых трудно понять, светский это костер или церковный: сэр Томас Мор, светский канцлер светского короля, жжет протестантских проповедников за то, что они протестанты. Светское учреждение Венецианской республики – венецианская инквизиция светски жжет гомосексуалистов. За грех? То есть статья не светская, а отправляет правосудие не Церковь.

И в качестве заключения такая догадка, даже половина догадки, заметка на полях: жгли тех, кто выпадал из картины мироустройства, из представления о том, каким должен быть мир. Жгли душевредные книги и их авторов, еретиков, гомосексуалистов, евреев, а также отравителей, подделывателей документов и клятвопреступников. Интересная подборка, право слово.

Дуэль. В переводе с латинского – поединок. Развлечение благородных господ, а также донов, сэров, шевалье и иже. Существовавшее, в качестве некоторого регулятора общественных отношений в высшем обществе с 16 по 20 века. Предмет диких восторгов утонченных барышень становившихся причинами таковых и страшных проклятий новоиспеченных вдов. А также очередной повод для ностальгий по канувшему в Лету золотому веку чести, доблести и благородства.

Но давайте же рассмотрим этот феномен европейского и русского общества подробнее. При этом пойдем не по привычному пути: с чего началось, как цвело и во что завяло. Но обратим внимание на самые распространенные мифы, связанные с дуэлью, с обязательным их разоблачением.

Миф первый - дуэлировали только дворяне.

Отнюдь. Дуэль возникла как одна из разновидностей ордалии – божьего суда. Был такой способ установления истины в средневековом судопроизводстве. Самый распространенный вариант выглядел так: женщину подозреваемую в колдовстве (а в чем же еще) связывали и кидали в реку. Если тонула, то вылавливали и, по возможности, откачивали. Если не тонула, то вода не принимала ведьму (да-да, принцип «не тонет» очень стар). Женщину вылавливали и кремировали.

А если судились два мужчины, и кто прав неясно, то им выдавали оружие, специально огораживали площадку, звали представителей власти и священников (простые зеваки набегали сами, лютыми толпами), устраивали молебен, а дальше пусть Бог рассудит. При этом, оружие обязательно должно было соответствовать статусу бойцов. Так дворяне сходились на мечах, зачастую даже в доспехах и на конях, а кто простой народ довольствовался дубинами, кнутами, молотками, ножами и прочими полезными в хозяйстве приспособлениями. Слабейший необязательно должен был погибнуть. Просто он проигрывал тяжбу в суде. Правда судьи редко назначали испытания божьим судом по мелким делам, и осужденного чаще всего ждала веревка. Или что-нибудь поинтереснее.

Так вот со временем, дворяне перестали осложнять свою жизнь кучей лишних судебных проволочек и встречались в уединенном месте с оружием в руках. С мечами, саблями, шпагами и рапирами. А когда настала эра пистолетов, буржуазия с превеликим удовольствием втянулась в этот способ выяснения взаимоотношений. Но вот неположенную по статусу шпагу, лица, не обременённые гербом и титулом, в руки так и не взяли. Традиция.

Миф второй – дуэль – праздник для двоих.

В 1351 году, в ходе Столетней Войны в двух соседних замках расположились французский и соответственно английский гарнизоны. По причине перемирия боевых действий не велось. И заскучавшие англичане принялись грабить все, что вокруг, жечь деревни по причине детской непосредственности и вообще вести себя не по-рыцарски. Жан де Бомануар, коннетабль Бретани, после многочисленных увещеваний шумного соседа, прислал ему приглашение следующего характера. Ричард Бэмбро (комендант английского замка) и еще 29 английских рыцарей и оруженосцев приглашались к дубу, что на середине дороги, соединяющей их замки, где их будут ожидать Жан де Бомануар и 29 французских рыцарей и оруженосцев. Выбор оружия и его количество – на усмотрение участников. Со счетом 8:5 победили французы. Бэмбро погиб. Само действо сохранилось в анналах истории как бой тридцати.

Не менее занимательна и дуэль миньонов, случившаяся в Париже в 1568 году. Миньоны это приближенные французского короля Генриха III, любимчики, которым его величество прощал все. Так вот, один из них граф де Келюс застал у своей возлюбленной (нет, не в постели, просто в гостях) барона Антрагэ. И на следующий день изволил пошутить, что де означенная дама более прекрасна, чем добродетельна. Взбешенный барон вызвал графа. Каждый пришел с двумя секундантами. Которые, вместо того, чтобы примирить дуэлянтов (их прямая обязанность), поссорились между собой. Дрались шпагой и кинжалом. В результате - оцарапанная рука у барона Антрагэ и четыре трупа на месте. Раненый Келюс долго цеплялся за жизнь, но в результате отправился вслед за вспыльчивыми секундантами.

Миф третий - Убить подлеца.

А вот и нет. Основополагающим принципом дуэли было поставить себя (себя, а не оппонента) в смертельную опасность. Демонстрируя этим, что честь и доброе имя важнее жизни. В просвещенных Европах этот принцип соблюдался практически всегда. И после первого обмена выстрелами противники примирялись друг с другом. Хотя были и исключения, когда стреляли до шестнадцати (!) раз и до результата. Совсем другое дело русская дуэль. Вот здесь смертельный исход был заранее запланированной и ожидаемой частью процесса. Причем весьма часто гибли оба дуэлянта. А весь секрет в том, что наши предки вели поединок на сверхмалой дистанции в 7-10 метров, в отличие от запада, где нормальным расстоянием считались 25 метров.

Миф четвертый – перчатка.

Ее не бросали. Точнее бросали, но не на дуэлях. Затупленный меч и латную перчатку посылали в качестве приглашения к турниру. Причем особый символизм здесь ни при чем. Цель чисто утилитарная: осведомить вызванную сторону о типе применяющегося в данном конкретном состязании оружия и защиты. А вот в случае с дуэлью проявление излишней физической активности до поединка могло сорвать все дело. Пощечина, удар, плевок могли выдать в человеке банального хама. И, что естественно, дуэлировать с хамом – себя не уважать. И ведь не только дуэлировать. Но также находиться в одном обществе. Поэтому лишняя несдержанность могла закрыть перед человеком двери всех приличных домов, до которых мог докатиться слух о произошедшем. Полный бойкот. Был лишь один способ извиниться: в людном месте вручить оскорбленному лицу кнут, либо трость. Тот был вправе тут же воздать в равном объеме, а мог и простить. По ситуации. Но честь джентльмена с повышенным слюноотделением после такого считалась восстановленной.

Миф пятый – все дело в женщинах.

Зачастую, но отнюдь не всегда. Известен целый пласт поединков, имевших место в 19 веке. Под общим названием «журналистские дуэли». Стрелялись акулы пера и редактуры из-за разного видения цели журналистики, ее методов. А также в том случае если некое издание публиковало что-либо такое, что коллеги по цеху расценивали как ложь, утку, желтую прессу. В таких случаях недальновидный редактор мог получить целую стопку «приглашений прогуляться». В ту эпоху журналист был немыслим не только без карандаша и блокнота, но и без коробки с пистолетами в ящике письменного стола.

И завершая.

Дуэль пытались запрещать. Против нее писались обличительные статьи и книги. Суровые законы грозили всем участникам такого рода встреч виселицей от Невы до Темзы, а дуэль жила. Но когда правила дуэлей максимально уровняли возможности участников (сначала отошли клинки, а потом и длинноствольные пистолеты), и случай перестал щадить как опытных фехтовальщиков, так и искусных стрелков, поля чести заросли травой. И это факт. Интерпретацию которого смею оставить за читателем.

Восьмой класс, урок истории, Британия века девятнадцатого. Виктория, империя, над которой никогда не заходит солнце, Дизраэли, Гладстон, Диккенс и вот это вот все.

Разбираемся с тем, что есть английский джентльмен и почему он матери истории ценен. Что это вообще такое, почему он возник именно там и именно тогда и вообще, каким должно быть общество, в котором массово возникает и растет и развивается именно такой тип человека.

Может я не прав в своем видении преподавания истории, но я считаю важным делать акцент не на императорах и премьерах (хотя без них тоже никуда), но именно на движениях широких человеческих масс, появлении новых социальных типов и исчезновении старых. Иначе говоря, в разговоре о религии Европы тринадцатого века я считаю важным сделать акцент на крестовых походах, катарах и нищенствующих орденах, а если дети не очень уж точно запомнят кто такой Людовик Святой, то это не слишком и страшно. Но это классе в шестом, а тут у нас восьмой класс и англичанка, которая гадит.

Итак, рассказ о джентльменах я попытался начать с Локка и Честерфилда. Зря. Не схватывают образ. Безумно далеки Локк и Честерфилд от народа. Капитан Немо и Джон Ватсон со своим товарищем тоже прошли мимо. Как и половина урока. А я все не могу подобрать метафору, на которой они точно схватят образ. И тут я вспомнил о Гарри Поттере. Точнее не о нем, а о других персонажах этой саги. Ее-то они точно читали. И на этих примерах поразительно хорошо зашло.

И домой они ушли со следующим заданием: почему Северус Снейп и Римус Люпин – джентльмены, а Сириус Блэк – нет?

А когда они вернутся, я им расскажу о земельной аристократии на примере Люциуса Малфоя,  о традициях британского парламентского (и не только) лоббизма и Горации Слизнорте, а домой их отпущу с заданием отыскать в поттериане одного-двух денди и обосновать свой выбор.

Кстати, если вам интересно, можете тоже подумать над этими вопросами. Мне, например, было интересно.

Вдохновлено БГ. Тельца делать не захотел.

Как известно, Орел, Телец, Лев и Ангел - символы четырех евангелистов. По этой причине Орла окружают первые строки евангелия от Иоанна, а Льва, соответственно, от Марка

21 июня 1621 года Ян Мыдларж, палач города Праги, казнил на Староместской площади двадцать четыре человека. Казнил мечом. Потратив на каждого не более одного удара и притупив четыре меча. Аплодисменты мастеру, аплодисменты, переходящие в овацию.

Много слов было уже сказано о профессии палача, в том числе мной, но сегодня хотелось бы уделить внимание его основному рабочему инструменту. Конечно, не основному, это я так, для красного словца. Палачу гораздо чаще приходилось иметь дело с веревкой и прочими интересными штуками, так как пасть под ударом меча могли не самые простые ребята. Остальным приходилось дергаться в петле или радовать зрителей своей предсмертной агонией на колесе.

Итак, меч правосудия. Самые ранние мечи этого типа датированы XIII веком, но в современных музеях мы чаще всего можем видеть клинки преимущественно XVI-XVII веков. Мечи этого типа обладают очень широким клинком, равно широким, немного сужающимся к острию, а иногда и расширяющимся к острию (только один такой видел). Притом, что как такового острия эти мечи не имеют. Они или плавно скруглены или будто обрублены за ладонь до предполагаемого острия. Что логично, так как нанесения колющего удара данный меч не предполагал. Клинок в сечении часто представлял собой двояковыпуклую линзу или же был ромбовидным. Точились орудия правосудия весьма тщательно, а долов практически не имели (за редким исключением) или же имели, но в этом случае дол меча не уходил дальше сильной части клинка, а то и вовсе, дальше первой четверти. Это вполне логично, так как дол облегчает меч, а этому мечу вовсе не нужно было быть слишком легким, да и вообще легким. Кстати о весе меча. Бехайм приводит две забавные легенды. Он пишет, что слышал о мечах правосудия, которые были полыми внутри, и эта полость до половины заполнялась ртутью, которая в момент удара устремлялась к лезвию, чем усиливала удар. Но, прошу заметить, что только слышал. Вторая заключается в том, что многие палачи, по его словам вкладывали в отверстие (отверстие у «острия», служащее для вешания меча на стену) пулю.

Стоит помнить, что единственной функцией данного меча было нанесение одного единственного удара, в спокойной, небоевой ситуации. С хорошим замахом и временем на тщательное прицеливание. При этом, как мы можем судить по изобразительным источникам, жертва стояла на ногах или на коленях, то есть падала после первого же удара, и у палача не было шанса на второй. Я уж не знаю, что он делал в случае оплошности: дорезал ножом, дорубал лежачего, но суть в том, что это Вам не плаха и топор, повторить процедуру было крайне затруднительно. Гарда и рукоять часто выполнялись ил латуни, как мне кажется для увеличения общей массы инструмента. Навершие меча достаточно крупное (такое же, как у его боевых собратьев или немного крупнее), грушевидное или шарообразное, как мне кажется для того, чтобы в момент удара меч можно было держать второй ругой именно за навершие. Я видел достаточно музейных образцов и большинство из них меня поразило достаточно короткой рукоятью. Если на нее положить обе руки, то они лягут почти в плотную, что не очень удобно, но если ведущая рука ложиться под гарду, а вторая на навершие, то появляется необходимый рычаг. Гарда у этих клинков либо отсутствует, либо рудиментарна (чаще всего она все-таки есть), что тоже вполне логично, с одной стороны, гарда этому мечу совершенно ни к чему (ну с кем экзекутору на эшафоте фехтовать), а с другой стороны меч вовсе без гарды был чертовски не эстетичен. Практически уже и не меч.

Немного символизмов и пара слов об эстетике. Меч палача, как известно это материальное воплощение незримого меча королевского правосудия. Именно поэтому, кстати и меч (за исключением Английского королевства), а не вариации на тему боевого серпа или косы, как символа ангела смерти. То есть в орудии правосудия должен был быть виден меч, так как король воин и рыцарь и меч его не мог быть иным. Но есть несколько но. Оснастить палача (фигуру зачумленную) рыцарским мечом, это плевок прокаженного во все сословие, да такой, что гордый рыцарь три дня берега не увидит. По этой причине экзекуционный меч имеет некоторое количество серьезных отличий. Во-первых, он (как уже говорилось ранее) усечен. И это, на мой взгляд, имеет не только практический смысл. Это как усеченный герб тех, кто по причине своего ублюдочного происхождения не мог наследовать полный. То есть это, в прямом смысле, меч-бастард. Он не имеет ножен, но имеет отверстие у своего кончика. Отверстие для того, чтобы вешать на гвоздь рядом с патентом владельца. Очень часто такие мечи снабжались разнообразными пояснительными рисунками и текстами: колесо, виселица, вирши вроде этих:

Если я сей меч подымаю,

То грешнику вечной жизни желаю;

Смертельным ударом моим поражен,

В небесное царство отправится он.

Или:

Нашедший это потеряет прежде, чем найдет.

Купивший это ограблен будет прежде, чем купит.

Тот, кто умрет еще прежде, чем состарится.

Кто был автором этих стихов – неясно. Возможно, забытый классик, возможно владелец. Эти стихи, были обращены к хозяину и напоминали ему и о тяготах его ремесла и о полезности этого ремесла для общества. Но были и строки, которые палач мог выгравировать на своем мече специально для клиента. Короткая молитва: «Господи, в руки тои передаю дух мой» или же «Kirie eleison», которую можно было прочитать с меча на эшафоте за пару секунд до удара, пока палач давал время для молитвы и приговоренный мог видеть меч (это мое предположение).

Ну а потом пришла гильотина, и все стало технично, но как-то бездуховно.