Luzetskii

Предисловие

Не могу укорить больного ребенка в том, что он (она в данном случае), в силу невежества и болезни, несет пургу. Но не могу понять взрослых, которые смотрят на это с одобрением. И у моего негодования есть две причины.

Первая, экологический активизм совсем не повод прогуливать школу и не лечить психиатрические болячки. Хочет ребенок спасать планету? Окей, пусть окончит школу и университет, озаботится докторской степенью, начнет хоть немного понимать в том, что он собрался спасать и вперед. Так нет же, давайте подадим всему миру пример того, что учиться не нужно. Можно прогулять пятничный урок биологии за экологию, а потом еще социологию в понедельник за семейное насилие, физкультуру во вторник за бодипозитив и так дальше. Можно с чувством оскорбленного всего кидать предъявы тем, кто уже выучился. Главное быть при этом достаточно непримиримым, мимимишным и вызывать сочувствие. Такое ощущение, что мимимишность стала уже критерием истинности высказывания. Возникает ощущение, что если бы пушистый котенок с забинтованной лапкой мог призвать к геноциду, то ждать пришлось бы недолго. Хотя больной и не очень образованный ребенок тоже подходит прекрасно.

Второе, ценность высказывания по той или иной теме обычно оценивается экспертным уровнем говорящего. Иначе говоря, у высказывания есть иерархия. Иллюстрирую: мнение школьника по поводу той или иной исторической проблемы не стоит ничего, а вот мнение профессора (истории) ценнее в разы. Почему? Потому что он потратил годы, для того чтобы разобраться в предмете. И эти годы его труда были замечены и отмечены сообществом людей, которые варятся в той же теме. Так вот, как только мы отменим иерархию высказывания, то мы сведем любое обсуждение любой проблемы на уровень школьника. Это как раз то, что мы видем сейчас. Несколько сотен ученых говорят о том, что антропогенный фактор влияет на климат в промежутке от 2х до 5и процентов, но мир слышит шведскую прогульщицу.

А теперь

СУТЬ

Коллеги, я предлагаю использовать «феномен Тунберг» не против образования, как он работает сейчас, а наоборот. Предложите школьникам девятого – одиннадцатого классов следующее задание:

- Записать ролик на английском языке, который опровергает основные тезисы Греты Тунберг

Или

- Записать ролик на английском языке, вызывающий Грету на научный баттл.

Я и сам предложу такое ученикам. В блогах и роликах они понимают более моего, но даже если и не выгорит, они, как минимум будут иметь повод отрыть книги по риторике, «психологию толпы» Лебона, «человека убежденного» Хоффера, а помимо этого еще и еще раз разобраться с физикой, астрономией, географией и биологией. К тому же, не сомневаюсь, что в ответ на такое Ваше задание, они могут Вам встречным планом выдвинуть что-то более интересное. А если выгорит, то будет как минимум весьма занятно.

PS Но, будьте котовы к обвинениям в том, что вы фашисты, вы хотите затравить маленькую беззащитную и больную девочку. Публичные борцы за счасть планеты, как правило, люди злые и склонные к травле.

(авто и не только-биографическая заметка)

Тут я про школьников до этого писал, а сейчас вот Вам, вовсе даже и наоборот.

Однажды я спросил у своего старшего коллеги (настолько старшего, что он работает дольше, чем я живу), как ему удается не тупеть, преподавая одно и то же, в диком сокращении, по пять-шесть раз, несколько десятилетий подряд. На что получил следующий ответ: «Как? Стараюсь не замечать».

Все мы привыкли к тому, что учителя часто злы и не очень довольны собой и миром. И привыкли списывать это на две вещи: невысокий социальный статус и невысокая зарплата. Но, как мне кажется дело не только и не столько в этом.

Давайте взглянем на ситуацию с несколько иной стороны. Представим себе толкового студента-педагога. Это редкость, но давайте попробуем. Он грызет гранит, читает книжки, пишет программы. Готовится. Готовится идти и просвещать. Знает столько, что почитает учебник лютой мерзостью (я сейчас на близких мне примерах, то есть про историков, учебники математики может быть вполне хороши, не знаю). Про детей понимает мало. Так уж устроены наши ВУЗы, там или предмет или педагогика. Чаще всего предмет превалирует. Про детей наш герой поймет уже на месте. Может что почитает (может даже Гессена или Иллича), может на личной харизме вытянет – неизвестно. Может, ужаснется и сбежит, но это редкость. Если мы говорим о толковых. У таких есть некое представление о двух страшных словах: призвание и жертвенность. Но хватит о высоком.

Итак, наш герой пришел, акклиматизировался и (додумайте третье слово сами). Все его Тойнби, Карлейли, Хейзинги, а также прочие Зимины и Скрынниковы с Окшотами и Кирпичниковыми оказались прахом и пеплом под стопой ФГОСа. Есть такой монстр. ЕГЭ с нами – наука под нами. И вот тут и начинается интересное. Наш герой привык развиваться. И искренне думал, что его воздействие на детей будет иметь тот же эффект. А в жизни оказалось совсем не так, как на самом деле.

Развиваться, даже дома, ему просто некогда. Кушать очень хочется. И он впахивает магнитофоном. А если он толков, то на него еще обязательно повесят всякую шелуху: класс, организацию чего-нибудь, конференции и прочее. И вот он застой. При этом застой, на который трудно пожаловаться. Это достаточно сложная вещь, в том смысле, что попробуйте сформулировать такую жалобу. Что он должен сказать? Я тупею, мне нужно время для саморазвития? И самое главное, куда он с такой жалобой пойдет? В конце концов, школа не союз художников, там такую жалобу просто не поймут.

И вот тут появляются варианты, один другого интереснее.

Первый: уйти. В частное преподавание, в науку, в бизнес, в куда-то.

Второй, плюнуть на все, забыть про высокое и начать самореализовываться так, как принято в этой песочнице: погоня за часами, уход в администрирование и крайнее недовольство собой, за загаженного себя. Или пофигизм и пассивность. Пофигизм веселый или мрачный, по ситуации.

Третий, наплевать на песочницу, на ее внутренний уклад и уйти в свою внутреннюю Монголию. Взять себе не много часов и люто заниматься с небольшим количеством детей, оставив себе на себя достаточно времени. Самый козырный, кстати, вариант. Но его могут позволить далеко не всем. Очень известным и заслуженным, очень крутым специалистам или тем, кто в школьной структуре на периферии и на что особо не претендует в этом социальном институте.

Но, что самое интересное. Нет варианта, при котором наш герой и сам бы развивался и детей тащил и сохранял любовь к социальному институту, работая на его усиление.

Большинство хороших педагогов на школу крайне злы и желают ей скорейшего. А ведь это очень страшно, когда самые сильные элементы системы ждут ее конца и даже готовы на него сработать.

Коллегам на заметку. Через эту штуку про террор они понимают лучше.

В ходе работы со старшими классами, на материале Великой Французской, Великой Октябрьской Революций, а также на материале Красного Террора и Окончательного Решения родилась схема, которая помогает понять, как оно так вышло. Как сотни и тысячи не самых плохих людей стали палачами, а тысячи и десятки тысяч людей далеко не трусливых спокойно пошли под нож.

В плане теории приведенный ниже текст опирается на труды Хоффера, Беттельгейма и Франкла.

Данная схема строится на противопоставлении двух контр-позиций: позиции палача и позиции жертвы.

Итак.

I. ГЕРОИЗАЦИЯ vs ТРАВМАТИЗАЦИЯ.

Как писал кто-то из классиков: «Для того, чтобы убить миллионы, сначала нужно воспитать тысячи палачей». Как? Объявить дело уничтожения потенциальных жертв – подвигом, занятием для героев. Вспомним воззвания Марата, которые привели к сентябрьской резне, он выставляет дело убийства заключенных в тюрьмы аристократов практически делом спасения Франции – подвигом. Он говорит о том, что пока одни французы бьются на полях брани с легионами тьмы Антона Брауншвейгского, другие просто обязаны уничтожить пятую колонну, окопавшуюся во французских застенках: священников, аристократов и просто мутных персонажей. При этом, дело тех самых «других французов» подается как ничуть не менее спасительное для отечества, чем ратный подвиг первых. То есть, обратите внимание, убийство безоружных заключенных озверевшей толпой, в воззваниях Марата, равно ратному труду. Что-то подобное полутора столетиями позже говорил своим белокурым бестиям «кроткий Генрих» (так звал Гиммлера Гитлер).

I.I ИММАНЕНТНОСТЬ ГЕРОИЗМА/ПРЕСТУПЛЕНИЯ ПРИРОДЕ.

Дантон говорил, что убивать священников и аристократов должно не потому, что они в чем-то виноваты, а потому, что им нет места в прекрасном новом мире. Что-то подобное изрекали и Троцкий с Дзержинским. То есть, человек виновен не потому, что он сделал что-то плохое, а потому, что он принадлежит к группе лиц, которая плоха сама по себе. Он виноват уж тем, что родился не в том сословии, классе или не с той формой черепа. Это прекрасно тем, что снимает необходимость выстраивать доказательную базу обвинения и людей можно уничтожать пачками. Как, например, красные кхмеры в свободной Кампучии уничтожали городское население. Просто за то, что оно городское. Но, и это важно, в обратную сторону это тоже работает. Герой героичен не по тому, что он успел свершить нечто великое, а потому, что он умудрился родиться в правильном (для данной ситуации) месте. Баварский вьюнош, напяливший черную форму герой уж потому, что он баварский. Хотя не только. Баварскому юноше позволялось быть героем с той поры, когда он выражал лояльность власти и идеологии. То есть, если преступление имманентно природе абсолютно, то героизм с того момента, когда потенциальный герой выразит согласие с символом веры существующей власти.

I.II ПОСТЕПЕННОСТЬ vs МОМЕНТАЛЬНОСТЬ.

«Палач может лишь убить, путь смерти должен быть открыт раньше», - писал кто-то из великих. Смотрите, если человеку сразу сказать, что он мусор и будет уничтожен в печи Хадамара или Аушвица, то он с этим мириться не будет. А если постепенно отрывать от него куски его социальности, то он с этим смирится. Поясню. Сначала мы говорим почтенному немецкому адвокату еврейского происхождения, отцу семейства то, что он более не гражданин и на выборы не ходит. Он это терпит хотя бы ради семьи и ради того, что это не надолго и как-нибудь устроится. Потом, отнимаем у него практику и заставляем носить порочащие знаки. Он стерпит и это. Потом, лишенного уважения и самоуважения, денег, собственности и работы отправляем в лагерь, где отнимаем последнее – семью. И сопротивляться становится незачем. А потом отнимаем и совсем последнее – имя. И когда приходит время «идти в душ», оказывается, что умирать уже некому. Человек, со всем богатством своих социальных функций и ролей умер раньше, а сейчас просто лагерный номер сбрасывают с баланса. Но, для того чтобы будущий палач стал героем, его им нужно сделать моментально. В один миг вознести над всеми остальными смертными. И когда он увидит высоту, на которую он абсолютно незаслуженно поднят, ему будет страшно с нее падать (в привычный мир, где он максимум простой докер из Кельна) и он сделает все, чтобы не потерять свой статус героя.

II СВЕРХ vs НЕДО

Человеку не очень-то просто убить другого человека. Особенно, если это нужно делать на постоянной основе и в практически промышленных масштабах. А вот забой скота человеку дается гораздо проще. Так вот. Нужно сделать одну из двух вещей, а лучше обе сразу: лишить убиваемого статуса человека и/или придать убивающему статус сверхчеловека. Это можно проиллюстрировать как риторикой Третьего Рейха, так и риторикой революций, где врагов именовали ветхим и отжившим элементом, практически перегноем, а вот самих революционеров – творцами истории или прогрессивным ее элементом. Последний пример не столь очевиден, но работает не хуже.

III СЕГОДНЯ vs ЗАВТРА

Как правило, творцам и исполнителям террора, не в пример его жертвам, абсолютно нечего терять. Об этом подробно писал Хоффер в своем труде «Человек убежденный». Они живут идеями и идеалами завтрашнего дня, а настоящее, обычно, ненавидят или презирают. И, как следствие, у них гораздо больший арсенал возможных действий. Чем они и отличаются от своих жертв, у которых капитал, карьера, семья. Или же более строгая этика, которая просто не позволяет расстреливать заложников картечью. А героям можно все. Ведь это все ради великого завтра. Если говорить метафорично, то возможная жертва играет в шахматы по правилам, а герою можно начать играть в Чапаева.

ВЫВОД

Само собой, эта схема, как и всякое иное обобщение, рисует не всю картину. Она лишь общими мазками выделяет главные черты сторон. Сюда не попадает масса частных случаев и случающихся исключений. Но, на больших статистических массивах она вроде бы не врет. Да, возможно она где-то однобока, но для школы, чтобы уловить суть процесса, ее, полагаю, достаточно.

Или

Пара слов об анализе письменного источника

Когда мы учились в университете, у нас был такой способ хитрить на экзамене: заранее написать ответы на все билеты, зайти в аудиторию с портфелем, сесть подальше, взяв билет, и делать вид, что ты чего-то там пишешь, готовишься в поте лица. А когда препод отвернется, достать заготовленный лист и с ним пойти отвечать. Называлась такая заготовка бомбой. Готовились они сразу по всем билетам, и задача твоя заключалась в том, чтобы вовремя и к месту «забомбить». На экзамене бомбистов наказывали рьяно, страшнее, чем при Столыпине, а в практике дальнейшей учительской жизни умение бомбить оказалось необходимым. Например, заходишь в школу, а тебе говорят, что нежданно нагрянула комиссия, которая собирается именно твой урок посетить и надо резко их чем-то удивить. Или так, класс устал, домашка не готова, у них на неделе три контрольных было, орать бессмысленно, надо взбодрить. Или просто, к середине третьей четверти народа уже тошнит от школьной рутины и надо освежить ваши отношения, чтоб как в сентябре, а то расслабились. И для этого нужно, что-то эдакое. Это эдакое обычно рождается случайно, кладется в стол и просто ждет своего часа, так как сейчас ты просто не знаешь, куда это воткнуть.

И вот буквально вчера, когда дети с лицами полными энтузиазма и предвкушения от встречи с новым получали учебники, родилась очередная «бомба». Мне подумалось, что было бы неплохо им предложить прочитать учебник по истории как исторический источник. Вот прям пройтись по всем пунктам анализа письменного источника. Что я хочу? С одной стороны, показать, что история это не наука о прошлом, но наука о людях во времени и наш сегодняшний день также является частью истории, как и день убийства Цезаря в сенате. С другой же стороны, я хочу дать им инструмент анализа, который они могут применить к литературе, которую они читают, блогам, которые они смотрят в сети. И пользы для, да и просто для того, чтобы они не думали, что история это просто рассказы рассказывать. Хватит, геродотовы времена кончились. Есть у нас методы против Кости Сапрыкина.

Но, самое главное, как я вижу (если взлетит) вот где: когда дети разберутся с автором, кто он такой, зачем писал книгу (денег заработать, лишнюю академическую звездочку на погон получить, подросткам про устройство мира рассказать) им уже будет проще работать с его текстом. Когда мы понимаем интенцию говорящего, мы иначе относимся к говоримому, чем когда не понимаем. Это первое. Второе, в ходе анализа необходимо встанут следующие вопросы: традиционен ли данный текст для своей эпохи, региона и формата или чем-то отличается? Поднимает ли он табуированные темы (а это уже повод поговорить о том, о чем сейчас не принято говорить и почему), на каких авторитетов ссылается (вот и повод для беседы о том, кто сейчас является официальным авторитетом и авторитетен ли он для подростка), упоминает ли точки зрения, отличные от своей. Тут, по-моему, самый сок: насколько наше общество, транслирующее через учебник норму, готово принимать и замечать точки зрения, отличные от своей собственной.

Но это еще нужно допиливать и додумывать. Додумывать как именно, в каком формате и в какой конкретно упаковке эту бомбу подложить, чтобы, как говорил один из поэтов современности: «порох времени взорвался в их ладонях и стал свет».

Предисловие

Я никогда не любил обществознание. Вот прям совсем. Постараюсь объяснить. Во-первых, это какой-то весьма странный микс из истории, философии, экономики, социологии и психологии, который, не раскрывая сути и методов каждой из этих наук и областей знания, приводит их к некоему общему (и необходимо наименьшему) знаменателю. То есть, мы не получаем ни истории, ни философии, ни психологии. Кроме того, это (я сейчас про учебники) поразительно скучно написано. И если хороший учебник истории можно читать с увлечением, ожидая, что там, на следующей странице, перестоят русские татар на Угре или нет, то учебника по общаге мне такого не попадалось. Да судя по рассказам коллег, никому не попадалось .

По этой причине я как-то не удивился, когда девятый класс пришел без домашнего задания. Я и до этого видел, что предмет и программа их как-то не вдохновляют. То есть, на истории им интересно, а вот на обществе не то, чтобы очень. И по этой причине я решил подойти к предмету «более по-другому». Конечно, я уведомил начальство о своем хитром стратегическом плане. Мне позволили воплощать его в жизнь, с тем условием, что по итогу ученики программу знать будут. А там программы-то на 200 несложных страниц: политика и право. Ну, то есть, немного про государство и политические режимы с гражданскими обществами, а уж потом про конституцию и права человека. До сих пор, кстати, не понимаю такую логику компоновки материала. То есть, сначала мы им должны рассказать, как жить в гражданском обществе, а потом рассказать, что они люди и у них есть права (клево, да).

План-капкан

Мысль, как известно, рождается из интеллектуального удивления и эмоционального потрясения. Значит, подумал я, надо задеть их за живое. Притом так, чтобы это разбудило в них любопытство, а потом еще и на нужную тему вывело. Да еще и так, чтобы это плотно коррелировало с историей двадцатого века.

Значит, все обществознание надо свести к одному-двум жестким вопросам/задачам/проблемам, , поставленным, прежде всего, как их личные вопросы/задачи/проблемы, а потом раскручивать узелок. Узнавать, как вышло, то, что вышло и что с этим делать.

Начать я решил с пессимизма Европы, по поводу самой себя и вопроса Камю по этому поводу: «Стоит ли жизнь того, чтобы ее прожить».

Начинать отвечать я решил с Фромма. «Быть или иметь» и «Бегство от свободы» - прекрасный вариант. И нет, ни разу они не сложные для девятого класса. Пишет он легко, а с трудными местами можно и помочь. Кроме того, весь двадцатый век, как на ладони, тут тебе и про государство и про право и про социальные отношения. Но, самое главное, про человека.

Окей, а как сделать так, чтобы Фромм был открыт? Я, конечно, могу его пересказать в переводе Гоблина, но это не их поиск и не их авторское действие. Значит, Фромма нужно параллелить с тем, что они уже знают. С каким-то произведением искусства, где есть схожий подтекст или чем-то вроде того. Где этот сюжет? И тут я благословил Animation School и свою вторую работу – редактора и преподавателя сценарного мастерства. Кинг, «Оно», разбор которого я как-то готовил.

И, знаете, зашло. Фромм оказался открыт. Продолжать планирую Ремарком, а потом Франклом и Беттельгеймом, как раз параллельно с Второй Мировой прекрасно пойдет. Ну, теоретически. В любом случае, расскажу, чего вышло.

PS. Вот вам ссылка на фрагмент разбора «Оно»:

https://vk.com/public72484070?w=wall-72484070_2068