HistoryHobby

Турист обнаружил клад из более чем 2000 средневековых серебряных монет. Они были обнаружены неподалеку от города Кутна-Гора (бывш. Куттенберг), в 60 километрах к востоку от Праги. Полная информация по найденному кладу будет обнародована только к лету 2025 года.

Монеты, скорее всего, были отчеканены на Пражском монетном дворе из серебра, которое импортировалось в Богемию. Проанализировав первые образцы монет, учёные выяснили, что в них содержится небольшое количество меди, свинца и других металлов. Эксперты надеются, что состав монет поможет им определить происхождение серебра.

По мнению учёных, клад был спрятан в первой четверти XII века, в период внутренних политических потрясений. В то время в стране происходили споры между членами династии Пржемысловичей. Вероятно, захоронение клада произошло во время борьбы за власть между Владиславом I и Борживоем II.

Частые битвы за трон в Праге значили, что армии часто маршировали через Кутну Гору, и историки выдвинули гипотезу, что монеты могли предназначаться для выплаты жалованья воинам или были военными трофеями.

Ссылка на источник - https://www.arup.cas.cz/tiskova-zprava-vice-nez-2000-denaru-...

Митра (другом) называемый, приводит в порядок людей.

Митра удерживает небо и землю.

Митра, не смыкая очей, озирает народы.

Митре возлейте жертву, богатую жиром. 

(Ригведа, стих 59)

1. Культ Митры в древней Индии и Иране

Для того чтобы понять важность культа Митры в древнем мире, необходимо рассмотреть носителей этого религиозного культа. До сих пор нет единого мнения касательного того, где находилась родина индоевропейцев. Однако с большой долей вероятности мы можем утверждать, что наряду с хеттами и тохарами одними из первых, кто откололся от индоевропейской общности, были индоиранцы. Благодаря изучению древних индоиранских языков и культур — авестийской и ведийской — мы можем утверждать, что изначально индоиранцы были единым народом.

Когда же разделились индоиранцы на два разных народа? Это было в то время, когда Хараппская цивилизация вступала в заключительную стадию эпохи объединения, как её еще называют учёные, «Зрелая Хараппская цивилизация». Из деревень вырастали такие крупные города, как Хараппа, Мохенджо-Даро, Лотхал, Дхолавира. В это же время в Египте была эпоха «Среднего царства», где появились первые школы, а культы Амона, Осириса, Исиды и Гора достигли пика своей популярности. В Месопотамии было создано Вавилонское царство, а на Крите начали строиться первые дворцы.

Именно в это время индоиранцы начали разделяться на индоарийцев и иранцев, что соответствует приблизительно началу II тысячелетия до нашей эры. Однако уже тогда Митра был известен обоим народам, и это свидетельствует об общем древнем пласте верований индоиранцев.

Священные тексты как в индской традиции, так и в зороастризме воздавали Митре хвалу и приписывали его имени особое значение. Несмотря на различия в их религиях, индоарийцы и иранцы видели в нём божество света, которое символизировало истину и противостояло лжи. Однако на этом общие черты заканчивались, божество эволюционировало в связи с культурой, местностью и менталитетом народа-носителя культа.

В Ведах Митра является постоянным спутником верховного божества Варуны, чему свидетельствуют колоссальное количество гимнов Ригведы этой божественной паре. В свою очередь, отдельно Митре посвящено всего лишь пять гимнов.

Варуна и Митра являлись верховными мироправителями, блюстителями космического и нравственного порядка. В представлениях индоарийцев Митра владычествовал над днём и солнцем, а Варуна — над ночью. Это отразилось не только в мифологических и религиозных текстах, но и в ритуалах. Поэтому индийцы должны были приносить Митре в жертву животное светлого цвета, а Варуне — черного. Однако главным отличием индийского Митры от индоиранского является то, что индийский Митра уступил своё место «солярного божества» богу Сурье и стал отождествляться с абстрактными понятиями правды и добродетели. Однако уже в ведийский период истории Индии (ок. 1500 — ок. 500 гг. до н. э.) Варуна и Митра уступают свои позиции громовержцу Индре и богу огня Агни.

2. Митра из Авесты. Зороастрийский Митра.

Что же касается Митры в зороастризме. Интересно, что Митра не упоминается по имени в Гатах, впрочем, как и большинство других божеств.

Однако он является возвышенной фигурой из священной ахуровской триады, наряду с Ахурой Маздой и Апам-Напат. Митра, рождённые из скалы, являлся одним из трёх судей на неосязаемом мосту Чинват, который разделяет мир живых и мир мёртвых. Определённо, Митра в среде индоиранцев почитался как солярное божество, об этом свидетельствуют многочисленные эпитеты и метафоры в Авесте. Он был богом общинного договора и соглашений, заключённых между отдельными племенами. (Сравните со скандинавским Форсети и тинговым богом Тюром, римским богом доверия Dius Fidius — предшественником Юпитера.)

Позднее, во время межплеменных иранских войн, Митра стал почитаться как бог-воин и бог-колесничий, который сражался на стороне праведного и следовал вселенскому закону Аше.

Некоторые учёные выдвинули гипотезу о том, что пара Митра — Варуна и другие Адитьи, которые были воспеты в Ведах и авестийской традиции, являлись олицетворением солнца, луны и планет. Предполагалось, что еще тогда общий культ индоиранцев Митра — Варуна был заимствован у месопотамских народов, возможно, у аккадцев или вавилонян, где была развитая система астрологии и представление о небесных божествах.

Однако эта гипотеза была опровергнута, когда в Каппадокии (совр. Восточная Турция) были найдены клинописные документы XIV века до н. э., принадлежавшие царству Митанни. В документах упоминаются такие божества, как Митра, Варуна, Индра и Насатья, а как мы помним, хурриты, которые основали Митанни, являлись одной из самых первых волн индоевропейцев (или же их осколком), откочевавшим на запад. Племена, захватившие территорию современного Ирана, неизменно продолжали поклоняться Митре с самого начала своего политического усиления и вплоть до обращения в ислам.

И вот в конце VII века до н. э. в восточной части Иранского плато родился человек, который реформировал верования иранцев. Подобную реформу в своё время пытался провести в Египте фараон Эхнатон, чтобы привести египтян к единобожию. Заратустра был из жреческой касты, к сожалению, нам неизвестно, что сподвигло этого, без сомнения, великого человека на реформирование иранской религии. Он стал основателем религии зороастризма (или маздаизма), которая почти на шесть сотен лет старше христианства, и при этом у зороастризма до сих пор остаётся паства численностью около 200 000 человек.

Однако реформа Заратустры не была столь радикальной, как реформа Эхнатона. Сегодня считается, что зороастризм является дуалистическим монотеизмом, где есть один-единственный верховный бог Ахура-Мазда, но ему противостоит воплощение темных и злых сил, предводитель дэвов — Ангра-Майнью, или попросту Ариман.

Ахура-Мазда (или Ормузд) был провозглашён Заратустрой единым божеством, которое возглавило небесную иерархию из старых богов. По учению зороастризма, Ахура-Мазда создал себе Амеша Спента — шесть высших духов, проще говоря, ангелов, от которых исходит создание всех добрых вещей и поступков. Их прообраз уходит корнями в древнюю индоиранскую религию, в Ведах есть аналогичные Адитьи или Суры.

Митра не вошёл в число шести Амеша Спента и не стал помощником Ахура-Мазды, вместо этого он был причислен к низшим божествам — язатам, которые были сотворены Ахура-Маздой. Сложно сказать причины этому, возможно, что Заратустра хотел низвести популярного солнечного бога до творения. Или же наоборот, так как в зороастризме Митра получил для себя много и других атрибутов. Он был связан с другими низшими богами:

- Веретрагна. Изначально в иранской мифологии был богом войны и победы, аналог ведийского Индры. Митра, как защитник воинов, получил себе в сподвижники Веретрагну.

- Сраоша. Язат, чьё имя с авестийского переводится, как «Совесть» или «Соблюдение», что и отражает характер и значение этого божества. Судя по тем данным, что располагают историки, Сраоша является авестийским божеством, так как в индуисткой мифологии этот язат не упоминается. Митра связан со Сраошей, так как является хранителем истины.

- Рашну. Брат Митры. Вместе с Митрой и Сраошей являются судьями над душами умерших на мосту Чинват. Главный атрибут Рашну — весы, которые нужны для определения злых и добрых деяний человека. Когда произойдет великое судилище, праведные спокойно перейдут через мост Чинват на Небеса благодаря сопровождению красивой женщины. Лживые будут низвергнуты в ад, а те, чьи добрые и дурные поступки окажутся равными, будут отправлены в чистилище Хаместаган. Оно сравнимо с католическим лимбом, так как Хаместаган является местом ожидания Судного дня.

Выдающийся и лучший специалист по митраизму бельгийский исследователь древних религий Франц Кюмон отмечает, что Митра главенствовал среди своих братьев.

Сопровождаемый Сраошей и Рашну, он защищает душу праведного от демонов, которые стремятся низвергнуть ее в преисподнюю, и вершит суд, чтобы позволить ей перейти опасный мост Чинват и подняться на небеса. Это верование иранцев породило представление об осуществляемом Митрой искуплении, которое мы обнаружим впоследствии в развитой форме на Западе.

Кюмон, Мистерии Митры стр. 6

3. Почитание Митры в зороастрийской Персии.

Несмотря на дуалистический монотеизм зороастрийской религии, Митра продолжал почитаться не только среди простого народа, но и среди персидских царей и элиты. В древних надписях Артаксерксов Митра призывался наравне с Ахура-Маздой и Анахитой.

Подтверждением популярности культа Митры среди персидской элиты являются теонимы, составленные с использованием имени Митры. Некоторые такие имена, например, как иранский Михр или армянский Мгер, до сих пор используются в жизни. Считается, что имя каббалистического ангела Метатрона возникло от имени Митры.

В календаре Митры чествовались каждые шестнадцатые сутки месяца и каждый седьмой месяц в году. До сих пор в Иране и Таджикистане отмечают праздник Мехреган, посвящённый Митре, который ассоциируется с осенним равноденствием и лучше всего отражает идею Митры как бога справедливости и гармонии.

Во время завоевания Вавилона персами некогда могущественный город на реке Тигр стали заполонять персидская жреческая каста магов, о которых нужно будет поговорить подробнее.

4. Маги — первые миссионеры культа Митры.

Без всяких сомнений, маги имели намного больше полномочий и влияния в Вавилоне, чем халдейские жрецы. Маги попытались отождествить своих древних богов с не менее древними богами Междуречья. Таким образом, Ахура-Мазда стал отождествляться с верховным богом Вавилона Энлилем, Анахита — с Иштар, а Митра стал играть роль Шамаша — божества солнца и ассирийцев и вавилонян. Интересно, что имя Шамаша писалось идеограммой, которая обозначала «Владыка дня».

Шамаш в вавилонских гимнах и молитвах назывался царём и праведным судьёй. Считалось, что он людям даёт свет и благосостояние, а полям — плодородие. Он воскрешает мёртвых и освобождает пленников. Шамаш изображался как старец с длинной бородой и в высоком тюрбане, сидящий на троне. Рядом с ним находились двое возниц, которые управляли движением солнца. Иногда Шамаша изображали появляющимся из-за горизонта через ворота, которые открывали два духа.

Безусловно, Митра должен был впитать некоторые черты Шамаша, и, возможно, что именно благодаря симбиозу Митры и Шамаша на берегах Тигра и Евфрата появился тот культ Митры, который мы знаем на сегодняшний день. Трансформация солнечного божества под влиянием халдейских учений была настолько глубокими, что несколько веков спустя в Риме и Греции родиной Митры считали Междуречье. Безусловно, не последнюю роль в симбиозе семитских и иранских верований сыграли жреческая каста магов.

Кем же являлись маги? Древнейшим археологическим памятником, где впервые упоминаются маги, является Бехистунская надпись.

Бехистунский памятник — клинописный текст, записанный на трёх языках (эламском, древнеперсидском, аккадском) на скале Бехистун, юго-западнее Экбатан. В этой надписи рассказывается, как Камбис, правитель Персии, перед походом на Египет приказал тайно убить своего брата Бардию. После этого жрец-маг Гаумата выдал себя за Бардию и захватил власть. Камбис умер при загадочных обстоятельствах, а Гаумата стал правителем Персии. Через семь месяцев группа персидских аристократов убила Гаумату и посадила на трон дальнего родственника Камбиса — Дария.

Об этом упоминает и Геродот, причем он дает список мидийских племен: бусы, паретакены, струхаты, аризанты, будии и маги. По Геродоту, маги являлись мидийским племенем.

Геродот пишет о том, что маги толковали сны, участвовали в жертвоприношениях и погребальных обрядах. О магах пишет и Аммиан Марцеллин много веков спустя, в IV веке нашей эры. Античный историк пишет о том, что Зороастр и отец Дария — царь Гистасп — познакомились в Индии с учением брахманов. Они познали астрологию — тайны движения звёзд и их влияние на судьбы людей, начали предсказывать будущее. Гистасп передал часть своего учения этим самым магам. Аммиан упоминает и то, что персидские власти пользовались услугами магов при жертвоприношениях.

Частичным подтверждением слов Марцеллина может служить свидетельство о поселении магов неподалеку от Ниппура. После завоевания Вавилонии в столицу прибыли маги для выполнения религиозных ритуалов. Возможно, что это поселение магов продолжало существовать в эллинистический и римский периоды, так как мы знаем о контактах Александра Македонского с персидскими магами.

Много вавилонян стояло на стенах, ожидая скорее увидеть нового царя, еще больше их вышло навстречу…. Затем шли маги, певшие по своему местному обычаю, за ними халдеи, не только вавилонские прорицатели, но и мастера со своими особыми инструментами. Первые обычно прославляли царей, другие указывали движение светил и установленные смены времен года

Курций Руф, V, 1, 19–22

Маги, как одно из мидийских племён, упоминается и у Эсхила.

Араб-магиец и Артам из Бактрии,

Что тридцать тысяч чернокожих конников

В сраженье вел, навеки в том краю легли.

(Эсхил. Персы 318-319)

Геродот наделяет магов одной из важных священнических функций: они трактуют солнечное затмение для царя Ксеркса.

Между тем как раз во время сборов царя в поход солнце, покинув свою обитель на небе, стало невидимым, хотя небо было безоблачное и совершенно ясное, и день обратился в ночь. При виде этого небесного явления Ксерксом овладела тревога, и он вопросил магов, что может означать это знамение. Маги же отвечали, что божество этим предвещает эллинам гибель их городов, так как у эллинов солнце — провозвестник грядущего, а у персов — луна. Ксеркс же, услышав такое толкование, с великой радостью продолжал путь.

(Геродот. История книга VII, ст. 37)

Затмение, которого, кстати говоря, не было. Солнечное затмение, произошедшее 17 февраля 478 года до нашей эры, было важным астрономическим событием, которое привлекло внимание многих людей того времени. Однако Геродот (или его источник) ошибочно связал это затмение с походом царя против Греции, который произошел двумя годами ранее.

Маги встречаются и в других античных источниках, причем чаще всего они смешиваются с вавилонским халдейским учением. Это говорит о том, что уже во время эллинистической эпохи маги создали синкретическое учение на основе вавилонских традиций. Цицерон упоминает о том, как маги предсказывают будущее (О дивинации I, 41, 90), а Апулей в своей апологии и вовсе восхваляет магию.

Слышите ли вы, безрассудные обвинители магии? Это – наука, угодная бессмертным богам, обладающая знанием того, как чтить их и поклоняться им. Она безусловно священна, и божественное ведомо ей, она знаменита еще со времен Зороастра и Оромаза [111], своих основателей. Она – жрица небожителей, ее изучают как одну из наук особенно необходимых царю, и у персов не разрешают сделаться магом первому встречному, как не разрешают ему и стать царем. Тот же Платон в другом своем диалоге так написал о некоем Залмоксе, родом фракийце, но занимавшемся тою же наукой: «Заговоры – это прекрасные слова» [112] . А раз так, то почему бы мне и не знать прекрасных слов Залмокса или жреческого искусства Зороастра?

(Апулей, Апология 26)

О смешении мидийских магов с вавилонским учением свидетельствует Лукиан.

И вот, в одну из ночей, проведенных, благодаря всем этим мыслям, без сна, я решился отправиться в Вавилон и обратиться за помощью к какому-нибудь магу, ученику и последователю Зороастра. Я слышал, будто они в состоянии известными заклинаниями и тайными обрядами открыть врата Аида, кого угодно провести в него и невредимым вывести обратно. Я думал, что будет очень хорошо, если мне удастся при содействии одного из них совершить путешествие в подземное царство и, встретившись там с беотийцем Тиресием, узнать от этого прорицателя и мудреца, в чем состоит добродетельная жизнь, которую должен избрать благомыслящий человек. Вскочив, я, как мог быстрее, направился прямо в Вавилон.

Прибыв на место, я сблизился там с одним халдеем, человеком мудрым и глубоко изучившим свое искусство; это был уже седой старик с благородной бородой по имени Митробарзан. Долгими просьбами и мольбами мне удалось, наконец, достигнуть того, чтобы он, за какую ему угодно будет плату, согласился быть моим проводником в Аид. (Лукиан Самосатский, Менипп 6)

Я думаю, нет необходимости объяснять, что имя мага Митробарзана имеет персидские корни и происходит от имени бога Митра.

В современной историографии принято считать, что маги были жреческой мидийской группой, которая была митраистами еще в доахеменидский период. Уже после того, как Ахемениды захватили власть в Западном Иране, маги продолжали выполнять священнические функции. Еще до основания зороастризма некоторые митраистские элементы распространились к северу от Мидии — в Армении, Грузии и на западном побережье Каспийского моря. Уже после принятия учений Заратустры маги провозгласили Мидию родиной пророка. Центром зороастризма считался город Раги Мидийские (Регий).

Раги Мидийские — это персидский город к северо-востоку от Экбатаны, считался воротами к Каспийскому морю. Между прочим, Регий упоминается и в Библии.

и ходил в Мидию, и отдал на сохранение Гаваилу, брату Гаврия, в Рагах Мидийских, десять талантов серебра. (Тов 1:14)

Во время Ахеменидской державы маги расселились по всей империи: в Каппадокии, Понте, Фригии, Галатии, Лидии. В греческих колониях на малоазийском берегу магов называли магузеями. Судя по всему, магузеи расселились по территории Малой Азии еще в VI веке до нашей эры. Об этом свидетельствуют как археологические источники, так и письменные. Нельзя говорить уверенно, как выглядели их поселения, однако Аммиан утверждает, что жили они в особых селениях, которые не были укреплены стенами.

Рассказывают, – если только можно тому верить, – что маги хранят у себя на никогда негаснущих очагах упавший с неба огонь, маленькая частичка которого, как приносящая благополучие, была некогда подносима, как говорят, азиатским царям. Число магов у древних было незначительным, и услугами их пользовались персидские власти при совершении священнодействий. Было грехом приблизиться к жертвеннику или коснуться жертвы, прежде чем маг, произнеся по определенной формуле молитву, не совершит предварительных возлияний. Но постепенно маги размножились, сложились в целый класс населения, который и носит это имя. Маги живут в селениях, не укрепленных стенами, им разрешено жить по своим особым законам, и из уважения к религии они пользуются высоким почтением. От семени магов семь человек, как сообщают о том древние книги, овладели персидским царством после смерти Камбиза; но они были низвергнуты партией Дария, которому доставило жребий правления ржанье коня.

На сегодняшний день трудно определить не только истоки известного нам римско-малоазийского митраизма, но и суть его распространения. Считается, что маги, жившие в самом Иране, то есть метрополии, не соприкасались с чуждой им религиозной мыслью. В то время маги, которые известны нам как магузеи, расселившиеся по территории всей Ахеменидской державы, обладали синкретическими взглядами на своё учение. Подобное можно отследить и в период зарождения христианства, где христианская религия не была обременена единым культом и учением, а разнилась от местности, города или области Римской империи.

Очень интересная деталь касалась и жертвоприношений. Мы знаем, что основной функцией магов в персидской религии было поддержание ритуального огня, похороны и соблюдение литургических обрядов. Однако во время расселения магов во время Ахеменидского завоевания магузеи столкнулись и с жертвоприношениями. Чаще всего жертвоприношения покоренных народов (вавилонян, каппадокийцев, армян, евреев, ассирийцев и других) были кровавыми. Однако в зороастризме были невозможны кровавые жертвоприношения, потому что они были ритуально нечистыми. Магузеи смогли адаптировать под своё учение и этот элемент, который они впитали у чуждых народов.

В Каппадокии (так как здесь есть большой клан магов, которые называются пирефами, и множество святилищ персидских божеств) при жертвоприношениях не применяют ножа, а пользуются чем-то вроде полена, убивая жертву как бы молотом. У персов есть также пирефии — обширные огороженные священные участки. Посредине участков находится жертвенник с большим количеством пепла, на жертвеннике маги поддерживают неугасимый огонь. Ежедневно входя в пирефий, маги произносят там почти целый час заклинания, держа перед огнем связку прутьев; на головах у них войлочные тиары, свисающие концы которых спускаются с двух сторон по щекам, так что закрывают губы. Те же самые обряды совершаются и в святилищах Анаит и Омана. И в этих святилищах есть огороженные священные участки, и в торжественной процессии носят деревянную статую Омана. Эти обряды мне пришлось наблюдать самому. Что касается других, а также и следующих, то о них говорится в исторических сочинениях.

16. Персы избегают мочиться, не моются и не купаются в реке; они не бросают туда покойников и ничего другого, что у них считается с.681 нечистым. Какому бы божеству они ни приносили жертвы, они прежде всего обращаются с молитвой к огню.

(Страбон, книга XV, 733)

Пирефы, кстати говоря, переводятся как «возжигатели огня». Как мы видим, Страбон стал свидетелем одного из таких ритуальных жертвоприношений, которые проводятся без пролития крови и использования ножа. Это сближает культы магов с некоторыми индуистскими жертвоприношениями, где жертв либо душили, либо сжигали, так как запрещалось проливать кровь. Нам неважно, заимствована ли магами подобная практика в Индии либо, наоборот, так как мы считаем важным отметить, что в этом случае зороастризм и культ Митры совсем похожи на оные культы на территории Ахеменидской державы (Малая Азия, Междуречье или даже территории греческих полисов).

Вероятнее всего, запрет на кровавые жертвоприношения был введен самим Зороастром, так как кровавые жертвоприношения были характерны для иранской традиционной религии. Мне кажется вероятным, что отступление иранской религии от догматизма пророка Заратустры (приблизительный период — V век до нашей эры) стало временем не только потери монотеистических воззрений, когда Ахура-Мазда перестал быть единым богом, а на первый план начали выдвигаться другие боги, в том числе и Митра. Возможно, что именно в этот период магузеи, столкнувшиеся с кровавыми жертвоприношениями в других частях света, решили восстановить эту традицию.

Недаром в иконографии митраизма, где изображается знаменитая сцена тавроктонии, Митра убивает уже мечом. Кроме этого, в мистериях Митры происходили постоянные жертвоприношения, что говорит о том, что культ Митры зиждется скорее не на зороастрийской традиции, а на культовых элементах магузеев. Таким образом, почитание Ахура-Мазды, дуалистичная природа божеств добра и зла, бескровные жертвоприношения остались в традиционном Иране. В это же время на первый план еще в доэллинистический период выступает культ Митры. Нам известны храмы Митры в Ниппуре, Уруке и Мемфисе. Расположение храмов Митры в таких крупных городах говорит нам о том, что культ этого солярного божества быстро распространялся по всему Ближнему Востоку. Помимо прочего, магузеи, в отличие от своих собратьев на территории Ирана, проводили свои богослужения на арамейском языке, который был международным языком для дипломатических и торговых отношений.

******************

Новости археологии и новые статьи на бусти!

3. Асы, ваны и йотуны. Истоки и образы в скандинавской мифологии. - https://boosty.to/historyhobby/posts/c48591f5-ab0e-4dad-89ff...

Первая часть - 1. Сотворение мира в скандинавской мифологии

1 Иггдрасиль

Иггдрасиль — в представлении скандинавов это мировое древо, связующее между собой девять миров, исполинский ясень, сосредоточие всей вселенной. На ветвях мирового древа располагаются все девять скандинавских миров. Само слово «Иггдрасиль» является кеннингом — поэтической метафорой, и переводится оно как «Скакун Игга».

Следует знать, что для виселицы скандинавы использовали кеннинг «скакун висельника». Но почему именно скакун? Во-первых, во время повешения тело человека совершает движения, которые напоминают скачку на лошади.

Во-вторых, скакун — это не метафора для лошади или какого-нибудь ездового животного, это обобщенное название транспортного средства, так же, как и слова «конь» или «корабль». Вот, к примеру, кеннинги корабля.

«скакун тропы чайки»

«скакун корабельного борта»

«конь волны»

«конь мачты»

Yggr (Игг) — «грозный», «ужасный». Конечно, слово «Игг» — ничто иное, как одно из многих имен Одина. В сумме название мирового древа — Иггдрасиль — это кеннинг, который переводится как «Скакун Одина». И действительно, Один, дабы постичь могущества в знаниях рун, пригвоздил себя копьем Гунгнир к великому древу. Так повешенный бог провел без питья и еды девять дней и девять ночей, пока не познал все колдовские тайны и не преисполнился знанием рун. С чем можно сравнить это жертвоприношение, не беря в расчет другие религии?

Достижение магических способностей и всемудрости требовало от Одина огромных страданий (сравним с распятием Иисуса, где за страдания отпускались грехи людей). Это, опять же, нас подводят к пониманию того, что жертвенность в природе первобытного менталитета — неотъемлемая часть жизни. Для инициации физические испытания и страдания являются неотъемлемыми характерными элементами. Таким образом, Один прошел «инициацию», а это ничто иное, как «приобщение» участника инициации к чему-либо. В этом случае Всеотец приобщился к тайнам и секретам всех девяти миров. Вполне возможно, что древние германцы и скандинавы использовали мотив с древом до появления этого мифа, а не наоборот.

Получается, что Иггдрасиль — это мировая ось, древо жизни и транспортное средство для путешествий Одина по девяти мирам. А исполинский ясень — ничто иное, как макрокосмос, связующее звено между мирами. Не зря у большинства народов мира на определенных стадиях развития присутствует поклонение деревьям. Оно обусловлено тем, что древние людям мир представлялся одушевленным, деревья и растения не составляли исключения, и они обладали всеми теми качествами, которые присущи «живым» существам — рост, увядание, процесс перерождения.

Так индейское племя хидатса верит в то, что у всякого растения или дерева есть свой дух или тень, и им необходимо оказывать всяческое почтение. Туземцы африканского племени ваника верят в то, что кокосовая пальма имеет свою душу, и приравнивают ее сруб к убийству матери, потому что оно дает им жизнь и пропитание, как мать своему ребенку. Племя басога полагает, что дух срубленного древа может поразить вождя и его семью.

Таким образом, мы сталкиваемся с очень древним германским верованием, которое, судя по всему, возникло еще в эпоху индоевропейской общности и характерно для глубокой древности. Одушевление растений, деревьев, кустарников и наделение животных человеческими качествами характерно для эпохи анимизма. Хочу напомнить, что анимизм является первой ступенью в развитии религии (вера в существование души и духов, в одушевленность всей природы), а значит, миф о мировом древе, являющийся мономифом для всех индоевропейских народов, очень древний и он появился у протогерманских народностей еще в ту эпоху, когда индоевропейцы были единой общностью, не распавшейся на различные народности.

2. Норны.

Итак, стоит вернуться к самому мировому древу. Оно покоится на трех исполинских корнях, которые ведут в разные миры. И здесь снова появляется разночтение в разных источниках.

В «Старшей Эдде» говорится, что первый корень уходит в Мидгард, второй — в Йотунхейм, третий — в Хельхейм. В «Младшей Эдде» Снорри первый корень уходит в небеса в Асгард, второй корень также уходит к йотунам, третий корень ведет в Нифльхейм. Вероятно, Старшая и Младшая Эдда базировались на различных источниках.

Под первым корнем был расположен Урд — источник судьбы, от которого произошли три норны. Норны — это ткачихи человеческих судеб, именно они определяют человеческий рок. В связи с этим есть предположение, что первый корень все же уходит в Мидгард — мир, населенный людьми, а не богами.

Норны также являются архетипичным индоевропейским мономифом — подобные волшебницы встречаются в греческой мифологии (мойры), в римской (парки), в славянской (рожаницы), и их везде три, что логично. Каждая из мойр отвечает за время: дряхлая старуха Урд — за прошедшее, женщина в расцвете сил Верданди — за настоящее, юная Скульд — за будущее. В отличие от других народностей, в скандинавской среде норны отвечают не за пряжу, как парки и мойры, а за благополучие Иггдрасиля.

Норны, живущие у источника Урд, каждый день черпают из него воду вместе с той грязью, что покрывает его берега, и поливают ясень, чтоб не засохли и не зачахли его ветви (с) Видения Гюльви

Как видно из цитаты «Младшей Эдды», норны — это могущественные существа, которые обеспечивали жизнь и цветение Иггдрасиля. Помимо этого, норны вершили судьбы не только людей, но и богов, иногда к ним обращался даже сам Один.

Вообще, образ норн в мифологии других народностей преимущественно связан с прядением ткани. Парки и мойры также состояли из трех могущественных дев: первая отвечает за рождение ребенка (тянет пряжу), вторая наматывает нить на веретено (распределяя судьбу), третья перерезает нить (выносит смертный приговор человеку). В славянской мифологии мотив пряжи ткани не важен, рожаницы воспринимались как богини судьбы несколько по-другому. Вообще, в мифологии славян характерен мотив задабривания существ, случай с рожаницами аналогичен. Откуда у древних народов появилось отождествление судьбы с прядением ткани?

Прежде всего, необходимо отметить функцию колеса для первобытных народностей. Колесо — это замкнутый круг без начала и конца, символ абсолюта и бесконечности. Здесь можно привести пример змеи, кусающей себя за хвост (Йормунганд, Уроборос), кстати говоря, именно змей стал олицетворением бесконечности в арабских цифрах (перевернутая восьмерка — ничто иное, как змея, пожирающая сама себя), а также различные виды свастики, олицетворяющие постоянное движение солнца и его лучей.

Колесо прялки стало колесом времени, а нити стали олицетворением судьбы. Также сакральными становились некоторые из обиходных предметов, например, телега с четырьмя колесами (телеги часто находят и в захоронениях), которая фигурирует в ритуале Нертус, описанного Тацитом (а будущей статье о Нертус/Ньерде).

При первом взгляде норны могут показаться схожими своими функциями с мойрами, парками или рожаницами. На самом деле в скандинавской мифологии большая роль уделяется столкновению космогонических и эсхатологических мотивов, поэтому норны являются неким сосредоточением антагонистических сил. Из убийства Имира (эсхатология) получается творение мира (космогония), Лодур, отождествленный с Локи, создает человека (космогония) и этот мир, а затем является катализатором его уничтожения (эсхатология). Норны же вообще не имеют ни негативного, ни положительного окраса, они являются данностью, и к ним неприменимы сравнительные качества. Их нельзя причислить ни к богам, ни к людям, ни к другим существам скандинавской мифологии. Некоторые из ученых связывают норн с тремя великаншами из йотунов, основываясь на 8-м стихе «Прорицания Вельвы».

На лугу, веселясь,

в тавлеи играли,

все у них было

только из золота, —

пока не явились

три великанши,

могучие девы

из Ётунхейма.

Однако отождествить норн с тремя йотунами нужно с опаской, потому как это всего лишь домыслы авторов, и ничто на это не указывает. С другой стороны, приняв некоторые допущения, все же можно предположить, что три девы были великаншами. Для скандинавского эпоса характерно то, что йотуны — инеистые великаны — представляют из себя неизменные древние силы, отголоски «древней цивилизации».

Не зря мировое древо накрепко связано с норнами. Норны выступают в роли стержня между прошлым и будущим и олицетворяют собой древо мира. Сами по себе норны не хтонические существа, но они обладают всеобъемлющим знанием о прошлом, настоящем и будущем. В нордической мифологии характерна сакрализация знаний (мудрости, всеведения, гибкости мышления), и это можно проследить в большинстве сюжетов. Один распинает себя ради знаний рун и жертвует свой глаз в источнике Мимира ради мудрости, Квасир, кровь которого смешали с медом и получили «мед поэзии», был олицетворением мудрости, Один приходит к вёльве ради знаний прошлого и будущего. Видимо, эта характерная черта и стала определяющей для многочисленных экспедиций викингов в самые разные точки земного шара, скандинавский менталитет был наполнен жаждой знаний, открытий и могущества. В целом можно сказать, что норны, поддерживающие поливкой древа его жизнь, являются антропоморфным олицетворением Иггдрасиля.

В продолжение этого хочется объяснить осмысление норн в первобытном менталитете германцев и позже — скандинавов. Германцы всегда отличались изрядной воинственностью, а их двоюродные братья помимо воинской ярости унаследовали неблагополучные земли и очутились в суровых краях. Борьба за немногочисленные ресурсы на территории скудной Скандинавии привела к межплеменным стычкам, а затем и постоянным войнам между ярлами и королями. Так как религия является зеркалом общества, в мифологическом представлении скандинавов неизбежно должно было возникнуть осмысление всей этой окружающей их жестокости. Появление норн в скандинавской мифологии — это попытка оправдать постоянные войны, конфликты, засухи и гибель людей, при этом индоевропейская концепция «пряжек судьбы» хорошо согласовывалась с общим эсхатологическим характером религии скандинавов. Смерть на поле боя для воина Скандинавии означала не только пиршества в чертогах Одина, но и то, что эти обычные рубаки будут бок о бок сражаться с богами в Рагнарёк. Норны и Рагнарёк — это две идеи, которые отражают фаталистичность мировоззрений германцев и их веру в неумолимый рок. Подобный фатализм можно найти в древнегреческих трагедиях.

Интересна еще одна вещь — Voluspa. «Прорицание Вёльвы» является вводной частью «Старшей Эдды», и это отнюдь не случайность. Интересно то, что общая личина вельвы роднит ее с норнами. К ней обращается сам Один, чтобы набраться мудрости. Вельва помнит сотворение мира (прошлое), общается на эту тему с Одином (настоящее) и видит трагический конец сущего мира (будущее). Таким образом, Вельва является личностью, воплотившей в себе тринитарное предназначение норн.

Откуда же появились норны? Ученые в целом выделяют из общей массы индоевропейцев два больших конгломерата народностей: первая, европейская (кельты, германские и романские народности, греки, славяне, иллирийцы, балты), и вторая часть — азиатская (хетты и лувийцы, индийские и персидские народности). Можно выразиться так, что они «двоюродные братья», и именно в европейском конгломерате отчетливо прослеживается след тринитарных божеств рока/судьбы. (Мойры, норны, парки, роженицы, балтийские — Лайме, Декла, германские Матери и Матроны.)

Видимо, именно когда-то индоевропейская западная (европейская) ветвь была единой в своих верованиях, что отмечается как в списке похожих богов, так и обрядов. Здесь женщины играли главенствующую роль, и первые богини были сакрализированы.

Магия считалась чисто женским занятием, женщины проводили религиозные обряды (связанные в том числе с земледелием), помимо прочего, в скандинавской мифологии присутствуют много женских персонажей, такие как дисы, валькирии. Не остается сомнений, что архетипичный миф о богинях судеб появился вследствие древнего представления о сакральности женщины.

Многие исследователи выводят скандинавских норн из германских Матери и Матроны. Это интересное предположение, и следует на нем остановиться поподробнее. Неизвестно, когда появился этот культ, но, судя по археологическим находкам, он начал набирать широкую популярность в I-V веках нашей эры. Важно подчеркнуть, что культ Матери и Матроны был распространен на северо-западе Европы, то есть народности, чтившие этих богинь, непосредственно соседствовали со скандинавами. С чем же связан этот культ?

Изображались девы на вотивных предметах или священных алтарях в виде трех женских персонажей. По всей видимости, одна из богинь была довольно молодой и олицетворяла собой юность, она изображалась с непокрытой головой, у двух других женщин голова была покрыта (что свидетельствовало об их замужестве), и, видимо, они представляли собой взрослую жизнь (мать) и старость. Место их почитания часто подписывалось кельтским или германским языком, особо характерен эпитет, переводимый как «Дарующие изобилие». На некоторых изображениях девушка (на других вся троица) держит на коленях корзину с фруктами, вотив изобилует картинами жертвоприношений, растительности и деревьев, на других изображениях под богинями появляются дети. Это свидетельствует о том, что эта священная триада относилась к культу плодородия (мотивы деревьев, фруктов), и из этого вытекает культ продолжения рода (появление детей на изображениях). Вполне вероятно, что именно на этом тройственном культе и был основан христианский культ трёх Марий: Марии – матери Иисуса, Марии Магдалины и Марии Клеоповой. Известно, что христианская церковь часто заимствовала образы святых у языческих богов и проводила свои праздники в даты языческих торжеств.

У культа Матери и матрон есть сходства и с сакрализацией норн. Вероятнее всего, что норны являются переосмыслением культа Матери и матрон, это подтверждается и их функциональностью. Матери и матроны отвечали за плодородие (изображение фруктов, деревьев, эпитет «дарующие изобилие») — норны же следили за плодоношением и поддерживали жизнь Иггдрасиля. Матери и матроны олицетворяли собой юность, взрослую жизнь и старость, а норны — прошлое, настоящее и будущее. Здесь видно, как примитивное первобытное мировоззрение переродилось в женский триадный культ, который в свою очередь в связи с развитием социума в скандинавском обществе преобразился в сложный и сакральный культ норн.

3. Источник Мимира.

Под вторым корнем Иггдрасиля располагался священный для скандинавской мифологии источник Мимира. Для начала следует уточнить, кто такой Мимир и чем он знаменит.

Германо-скандинавская мифология не дает четкого ответа на вопрос, кем следует считать Мимира — великаном или божеством. Здесь различные источники расходятся во мнениях, например, в «Саге об Инглингах» утверждается, что Мимир подобен Локи и Хёниру в своей божественной природе. С другой стороны, Мимира причисляют к великанам-йотунам, о чем свидетельствует имя «Sökkmímir», еще одного великана из расы йотунов. Другим косвенным свидетельством принадлежности Мимира к великанам можно отыскать из «Речей Высокого», где Один рассказывает о том, кто его обучал магии.

140 Девять песен узнал я от сына Бёльторна, Бестлы отца, меду отведал великолепного, что в Одрёрир налит. 141 Стал созревать я и знанья множить, расти, процветая; слово от слова слово рождало, дело от дела дело рождало.

Одрёрир здесь ничто иное, как источник Мимира, и, согласно этим стихам, Мимир представляется не только великаном, но и родственником Одина. Бельторн, получается, дед Одина и отец Мимира, а Бестла является матерью Всеотца.

Поэтому неудивительно, что в войне асов и ванов Мимир выступил на стороне асов, где присутствовали его родственники. После тяжелой войны асы и ваны заключили мир и совершили знаменитый обмен заложниками. К асам попали Фрейр, Фрейя и их отец Ньерд, Мимир же вместе с Хёниром попали к ванам. В итоге ваны отрубили Мимиру голову и отослали ее Всеотцу, и тот забальзамировал голову, поставив при этом Мимира хранителем источника.

Согласно интерпретации ученых-лингвистов, имя «Mímir» означает память и появилось слово от индоевропейского корня *smer — помнить. С другой стороны, нам доподлинно неизвестно, где складывалась мифологическая традиция и были созданы коллективным сознанием скандинавские мифы. Норвежское слово «meima» происходит от другого, но родственного индоевропейского корня *mer, что значит «мера». Вероятно, в данном контексте Мимир представляется тем, кто отмеряет мудрость или судьбу.

Мимиру, пусть и отведено не столь много внимания в скандинавской мифологии, но он является чуть ли не ключевым персонажем для «обожествления» Одина. К тому же Мимир напрямую связан с древом Иггдрасиль, он не является «рядовым» великаном, а исполняет важную функцию.

В сюжете очень важное место отведено «колодцу» или «источнику» Мимира. Он располагается под вторым корнем Иггдрасиля, хотя некоторые исследователи склонны отождествлять его с источником Урд, где обитают норны. Кстати, второй корень мирового древа уходит в сторону Йотунхейма, обители великанов, что характеризует то, что скандинавы отождествляли йотунов с «природной мудростью» и другой цивилизацией. В данном контексте великанов можно сравнить с греческими атлантами. Атлантида также являлась сверхразвитой цивилизацией, но помимо этого, они также были мудры.

Характерно и то, что Мимир является именно «собственником» и монополистом на данный источник мудрости.

А под тем корнем, что протянулся к инеистым великанам,– источник Мимира, в котором сокрыты знание и мудрость. Мимиром зовут владетеля этого источника. Он исполнен мудрости, оттого что пьет воду этого источника из рога Гьяллархорн.

В «Младшей Эдде» напрямую говорится, что именно Мимир является владельцем источника и мудр он благодаря тому, что пьет из него воду. Кстати, интересно и то, что Мимир пьет из Гьяллархорна. Этим рогом Хеймдалль возвестит всему сущему о «Рагнареке» — последней битве, в ходе которой будет уничтожен весь мир и на его руинах возникнет новый. Хотя большинство исследователей и полагают, что Снорри попросту перепутал рог для питья и звуковой рог. С другой стороны, это может быть обычной символической метафорой, характерной для поэзии скандинавов. Ведь перед Рагнареком Один прибывает к источнику Мимира, дабы испросить совета у йотуна совета для себя и своего воинства.

Кстати, еще одно свидетельство о том, что колодец Мимира и источник Урд сильно похожи друг на друга — это то, что Древо питается от них. Источник Мимира питается Иггдрасилем, и все мировое древо пропитано медом. В доказательство этого можно привести козу Хейдрун, которая с крыши Вальгаллы питается листвой мирового древа. Хейдрун дает павшим воинам, обитающим в чертоге Одина — эйнхериям, неиссякаемое медвяное молоко, что подтверждает гипотезу о том, что источник Мимира подпитывает корни Иггдрасиля.

Еще один важный сюжет в скандинавской мифологии — одна из жертв Одина. Выше было доказано, в колодце Мимира была не обычная вода, а мёд, который является ничем иным, как мёдом поэзии.

Пришел туда раз Всеотец и попросил дать ему напиться из источника, но не получил он ни капли, пока не отдал в залог свой глаз.

В этом мифе вновь фигурирует «шаманская практика» и обряд инициации, который зиждется на вселенском «законе о сохранении энергии». Проще говоря, за всё надо платить. Жертвенность Одина в данном случае не только потеря глаза взамен на мудрость и познание. Как отмечают многие исследователи, это нечто большее. Следует заметить, что Один не выкалывает себе глаз, а аккуратно кладёт его в источник Мимира. Таким образом, благодаря одному глазу Всеотца в источнике зрение Одина может проникать в глубины потустороннего мира.

Иггдрасиль — это архетипический мифический образ творения вселенной и ее сосредоточия. Таким образом, колодец Мимира является источником глубокой мудрости, завесой, которая отделяет мир видимый от мира потустороннего. Поэтому считается, что жертвенность Одином глаза и собственное распятие на древе принесли Всеотцу настоящую «божественность», подобно и Иисусу, что явился в своей полной славе после распятия и воскресения.

4. Животные Иггдрасиля

Одно из самых загадочных животных мирового древа — безымянный орел, и оно загадочно, потому что не имеет имени. Скандинавская традиция известна тем, что в ней важную роль играют «имена», которые имеют магическое свойство отождествления. Имя дается каждому человеку при рождении, и скандинавы верили, что человек вырастет таким, как и его имя. Например, Акке (искренний) будет честным человеком, а Бьерн (медведь) будет сильным, как медведь. Кроме того, германо-скандинавские племена нарекали своими именами вещи, например мечи, щиты, драккары.

Однако имя орла в сагах не упоминается, и его функциональность сводится лишь к ругани между ним и драконом Нидхеггом. Причем орел сидит на самой верхушке Иггдрасиля, в свою очередь Нидхегг обитает ниже кроны Мирового древа, обвивая его стволы и подтачивая корни. Поэтому передатчиком информации от орла к дракону и наоборот является белка Рататоск.

Рататоск белка

резво снует

по ясеню Иггдрасиль;

все речи орла

спешит отнести она

Нидхёггу вниз.

При этом в скандинавской мифологии орел является символом мудрости и противопоставляется Нидхеггу. Чтобы понять, что означает эта борьба, следует ознакомиться с этим драконом.

Не ведают люди,

какие невзгоды

у ясеня Иггдрасиль:

корни ест Нидхёгг,

макушку — олень,

ствол гибнет от гнили.

(Речи Гримнира)

Там она видела —

шли чрез потоки

поправшие клятвы,

убийцы подлые

и те, кто жен

чужих соблазняет;

Нидхёгг глодал там

трупы умерших,

терзал он мужей —

довольно ли вам этого?

(с) Прорицание Вельвы

Нидхегг — хтонический чудовищный дракон, олицетворение сил природы, например, таких, как разложение и гибель. В разных источниках присутствуют разночтения, так, например, в «Старшей Эдде» он остается после Рагнарёка в живых и терзает плоть грешников. Нидхегг олицетворяет собой космогонический хаос и противопоставляется мудрому орлу, что олицетворяет собой порядок.

То, что Нидхегг является символом разложения и смерти, намекает не только его имя (есть различные толкования имени, например, такие как «пожирающий трупы» или «черный дракон»), но и древний протогерманский символизм — змея, в представлении протогерманцев, была олицетворением болезни и разложения.

Откуда это пошло? Дело в том, что в древние времена люди представляли червей, змей и всё, что ползает, на своем животе единым классом животных. Эмпирическим путем человек с первобытным менталитетом заметил, что во всякой разлагающейся вещи, будь то фрукт, овощ, мясо или человеческое тело, появляются личинки и черви и что логично связали процесс разложения со всякого рода болезнями. Таким образом, змея стала олицетворением разложения и смерти. Кроме этого, вероятнее всего, идея о Нидхёгге зародилась еще в протогерманские времена, когда был близок культ плодородия. Змея часто отождествлялась со сменой времен года, потому как и змея скидывает свою старую оболочку, чтобы обзавестись новой, так и земля умирает зимой, чтобы возродиться летом.

Таким образом, Нидхегг в представлении германо-скандинавского эпоса стал пожирателем мертвечины и змеем, что обеспечивало гниение корней священного древа Иггдрасиль. Нидхегг — это символ зла и смерти, хтоническое олицетворение хаоса, и, соответственно, он противостоит орлу в качестве диалектической борьбы противоположностей.

Борьба орла и Нидхегга — типичная мифологема, присущая многим народам. Здесь можно вспомнить и индуистскую традицию, где противопоставляются Гаруда и змеи/наги, посох греческого врачевателя Асклепия или кадуцей. Считается, посох Асклепия (где змея обвивается вокруг древесной палки) олицетворяет собой связь земли с природой. Нидхегг в скандинавской традиции также считается олицетворением земли (живет под корнями, пожирает плоть умерших, что намекает на его подземную сущность) и также связывается с природными элементами (самим Иггдрасилем и воздушным символом — Орлом).

Кстати, в скандинавской мифологии можно проследить некую дуалистичность суждений. Связано ли это с тем, что мифические образы создавались в различных условиях и разными этносами, неизвестно, либо дальнейшие записи легенд опирались на самые разные источники. Помимо орла на вершине Иггдрасиля было еще одно символическое существо — Хресвёльг. Нет сомнений, что это существо хтоническое, так как по своему роду он был йотуном и является символом бури. Германо-скандинавами считалось, что Хресвёльг создает бури, сидя на краю видимого мира, а само его имя переводится с древнескандинавского как «Пожиратель трупов», что роднит этого йотуна в обличии орла с Нидхеггом. Кстати, интересны и параллели с другим скандинавским мифом — похищением Одином «меда поэзии». Когда Всеотец выкрал у Гуннлед священный напиток, то он обратился в орла, что как бы намекает, что эта птица была у скандинавов символом мудрости.

Третье и немаловажное для Иггдрасиля животное — мифический олень Эйктюрнир, чья этимология, впрочем, спорная, переводится как «с дубовыми кончиками рогов». Кстати, в этом имени, возможно, содержится пережиток прошлого прагерманской народности. Историками предполагается, что дуб был священным деревом задолго до ясеня, к тому же дуб посвящался Тору — богу-громовержцу, главе пантеона, задолго до того, как Один стал Всеотцом для других богов. Важность дуба скрыта и в его этимологии.

Например, несохранившиеся название дуба в славянском языке (дерево с дуплом, низинное дерево) могло звучать как перкъ, что роднит его с наименованием славянского Перуна или литовского бога громовержца Перкунаса. То есть это древо было посвящено громовержцу еще в бытность общеиндоевропейского общества. Второй интересный факт — кельтское наименование дуба duir (ирл. dair и вал. derwen). Кельтское Diur роднится с такими словами, как английское «door», валлийское drws, голландское deur, греческое «thura», исландское «dyr», ирландское «doras», литовское «durys», германское «Tür», санскрит. «dwar» и в конце концов русское «дверь». Это как бы намекает, что дуб был вратами в «иной мир», стоит вспомнить, что германскими племенами чтились дубовые рощи, там происходили обряды инициации. В святилище Зевса в Додоне находился священный дуб с бьющим источником, дубовые рощи считались прибежищем дриад (чье имя, впрочем, и произошло от дуба), палица Геракла была сделана из дуба, и можно еще долго перечислять мифологические признаки этого древа. Скорее всего, дуб являлся священным деревом для всех индоевропейцев. Это дерево, кстати, может стать маркером для поиска начального появления праиндоевропейской общности.

Так вот, Эйктюрнир, судя по всему, был символическим животным — отголоском старой эпохи. Его функция отчасти схожа с функцией Нидхегга, по крайней мере, внешне — этот священный олень объедает кроны Иггдрасиля, хотя, видимо, в данном случае речь идет не о процессе «гниения и разложения», а о процессе «перерождения».

26 Эйктюрнир олень,

на Вальгалле стоя,

ест Лерад листву;

в Хвергельмир падает

влага с рогов —

всех рек то истоки:

А дальше идет перечисление рек, что берут свое начало именно с кончиков рогов Эйктюрнира. Как видим, в отличие от Нидхегга, он не только отбирает (пожирает) жизни, но и дает ее (всем земным рекам).

Из других животных следует отметить еще два менее значимых существа, которые, впрочем, возможно, уже были добавлены в поздней традиции. Речь идет о белке и ястребе.

Рататоск белка

резво снует

по ясеню Иггдрасиль;

все речи орла

спешит отнести она

Нидхёггу вниз.

Функция Рататоска понятна — это даже не связующее звено, а передатчик информации между орлом и драконом. Но какое место занимает эта белка в мифологии, до сих пор неизвестно. Интересно получается, что, в свою очередь, белка Рататоск исполняет функцию Гермеса — посредника между небом (орел) и преисподней (Нидхегг). Однако Рататоск не является психопомпом (проводником между живым миром и миром смерти), как Один, Гермес, Анубис или Харон. Кстати, Рататоск переводится как «грызозуб» или «зуб-бурав», что поставило немало исследователей в тупик.

Ведрфельнир — ястреб, что сидит между глазами орла. Так как орел является символом мудрости, то историки полагают, что Ведрфельнир исполнял для орла те же функции, что и вороны Хугин и Мунин для Одина. Возможно, этот ястреб представлялся как птица, что летает по всем девяти мирам и приносит оттуда ту мудрость, коей полнится и священный орел.

В середине IX века Норвегия была разделена на территории, принадлежавшие хёвдингам — племенным вождям. Однако амбициозный Харальд Прекрасноволосый в 872 году одержал победу над своими противниками в битве при Хафрсфьорде и объединил Норвегию.

Люди, потерявшие в Норвегии свои земли и владения, были вынуждены покинуть родину в поисках новых земель. Так были заселены Шетландские и Оркнейские острова. Одним из таких переселенцев был Сигурд Эйстейнссон.

Сигурд Эйстейнссон был младшим братом ярла Регнвальда, который основал графство Оркни. После смерти своего брата Сигурд становится ярлом и за счёт союза с знаменитым викингом Торстейном Рыжим, Сигурд захватывает значительные владения на территории Шотландии, обложив данью половину горной страны.

Однако против Сигурда выступил один из шотландских вождей — Маэл Бригте. Как настоящие мужчины, они заранее условились о битве. Каждый из вождей должен привести с собой по сорок бравых ребят. Хитрый викинг Сигурд нарушил уговор и привел с собой в два раза больше людей. Викинги одолели шотландцев, и Сигурд отрубил Маэл Бригте голову, привязав ее к седлу своей лошади. Привязал он ее не совсем удачно, за несколько дней голова сгнила. В дороге трофей Сигурда — голова поверженного противника — болталась взад-вперед, и зуб убитого исцарапал ногу Сигурда. Через несколько дней Сигурд умер от занесенной заразы.

Ярла Оркнейских островов похоронили в месте, которое ныне называется «Курган Сигурда», которое находится возле современного города Дорнох.

Произошло так, как он сказал. Была жестокая схватка, но длилась она недолго, и вскоре Мелбрикт со своими людьми пал. Сигурд прикрепил их головы к седлам победителей, чтобы показать свой триумф, и так они возвращались домой, довольные успехом. Но на пути обратно Сигурд, пришпоривая коня, поранился икрой ноги о зуб, торчащий изо рта Мелбрикта, и у него образовалась царапина. Рана распухла и загноилась, и это стало причиной гибели Сигурда Могучего. Он был похоронен в кургане на берегу реки Эккьяль.

Сага об оркнейцах, гл. 5.