
H1ck

1 ноября - День Всех Святых в Польше
Орфография сохранена:
"Часто в российских СМИ читаю что Поляки относятся бес уважения могилой советских солдат.
Сегодня в Польше праздник. Мы посещаем могилы наших близких. Это фото сделал в городке Кцынья (5 000 жителей). Обычные люди принесли цветы и свечи на братскую могилу советских солдат с 1945 года.
Таких фоток наверное не увидите по телевизору. Конечно, неприятные инциденты ест, но их несколько, а таких городков и таких могил как та которую сегодня увидел, их в нашей стране сотни.
фото 2 - город Сосновец
фото 3 - город Skarżysko - Kamienna"
Stach Staszko
Футбольный арбитр вне игры
19-летняя Татьяна Забродина - футбольный арбитр. Самый настоящий. И она прекрасно разбирается не только в правилах игры номер один, но и в правилах ведения соцсетей. В них она размещает достаточно красивые кадры, причем не только в форме. Можете убедиться сами - в ее Инстаграме.
NSU Prinz 4 '1961 - 73
Из воспоминаний руководителя архитектурной мастерской КЭО ЗАЗ Юрия Викторович Данилова:
"В 1960 году приступили к разработке внешних форм и интерьера перспективной модели (проект 966)... Конечно, нельзя утверждать, что окончательное решение модели ЗАЗ-966 получилось в итоге оригинальным. Характерный горизонтальный гребень поясной линии кузова американского дизайнера Винса Гарднера был в дальнейшем использован также на автомобилях NSU Prinz 4, Chevrolet Corvair, FIAT 1800, Hillman Imperial и др. Однако, перспективность выбранного направления оказалась верной и автомобили ЗАЗ-966/968 выпускались до начала 90-х гг. ..."
Да кто бы сомневался, что мы - впереди планеты всей! ))
Ну а в серию ЗАЗ-966 пошёл только в 1967 году и серийные автомобили были уже откровенно похожи на NSU Prinz 4 1961 года.
На 966-м ещё пытались это замаскировать жутковатой решёточкой на передней панели, то потом, в 71-м на модели ЗАЗ 968, махнули рукой - кто вспомнит модель какой-то NSU десятилетней давности?
DKW NZ 350 - прародитель всех послевоенных мотоциклов Иж
Без Крыма: Здравствуй, ЖэПэ
По заданию редакции интернет - издания Bird In Flight, Саша Никитина отправилась в путешествие по черноморскому побережью — исследовать курорты, которые многими украинцами теперь рассматриваются как альтернатива Крыму. Пережив отдых в Затоке и на Кинбурнской косе, она отправилась в Железный Порт, где наконец нашла покой.
Предыдущие части репортажа:
https://pikabu.ru/story/bez_kryima_zatoka__utrennik_cheburec...
https://pikabu.ru/story/bez_kryima_otdyikh_natyurel_na_kinbu...
Вдоль улицы Школьная — торговые ряды и пансионаты разной степени элитности, с бассейном и без, с кондиционером или удобствами на улице. Оставив вещи в номере за 800 гривен/ночь, мы отправляемся под ласковое закатное солнце на охоту за эфемерным образом ЖэПэ. Фотограф быстро потерялся — без него я утопаю в песках и блестящих сувенирах.
О, сладкий запах цивилизации! Здесь есть всё: вишнёвые сигареты, фрукты-овощи, чурчхела всех цветов радуги, презервативы и шляпы, именные браслеты и детские книги с пёстрыми иллюстрациями. Глаза разбегаются, сердце начинает стучать так, будто у меня передозировка эспрессо.
Школьная улица упирается в пустое, поскрипывающее ржавыми кабинками колесо обозрения. За ним курортные блеск и шум плавно угасают, ларьки редеют, обнажая кладбище амбициозных планов: ряды недостроенных пансионатов ещё советских времён, ограждённые пустыри, на которых так ничего и не возвели, заколоченные магазины, одиноко торчащие зонтики. Вдоль берега встречаются стихийные кемпинги. Из Херсона семьями приезжают сюда на один день — покупаться.
Здесь же, под наблюдением пустых глазниц замороженных строек, возводятся новые, уже современные базы отдыха и пансионаты. Возле одного из них дрожит Паркинсоном построение под флагом Военно-морского флота СССР.
— Равняйсь! Смирно! Снимай знамя, Палыч.
Палыч возится с флагом советских моряков и украинским прапором.
Каждый год в последнее воскресенье июля моряки на пенсии приезжают праздновать свой профессиональный праздник именно сюда.
— Мы служили при Союзе, поэтому и флаг советский, и празднуем в тот же день, что и 30 лет назад, — рассказывает мне Палыч, держа под мышкой свёрнутое знамя.
Сам он, как и все, в тельняшке, невысокий, загорелый, покрытый узором морщин. Я представляю себе его 30 лет назад — юного, в той же тельняшке на этом самом пляже, но без кафе и аттракционов: только песок, солёная вода и моряки с флагом. Железный Порт развивается рывками: 15 лет назад — пустыня, сейчас — тесный парк развлечений. Палыч забирается в кузов КамАЗа, уже набитый до отказа другими моряками с жёнами, детьми и внуками, я машу ему рукой, и они уезжают в Красносельское дальше кутить.
— Царевна, где вас носило? — под руку меня берёт Александр Дмитриевич, вожак 47 матросов-спасателей Железного Порта. — Вы такой марш пропустили! Настоящий духовой оркестр выступал, все просто обалдели!
Александр Дмитриевич нарочито по-хозяйски здоровается со всеми: "Танечка, вы прелесть!", "Лерочка, прекрасно выглядите!", "Наташенька, где ваши браслеты?".
Я обещаю вернуться к Александру Дмитриевичу утром, а Александр Дмитриевич обещает сводить меня на колесо и в местную броварню.
Я будто отматываю плёнку назад: возвращаюсь к колесу и иду дальше по берегу. Временные постройки становятся всё более устойчивыми, кабаки с "Ласковым маем" сменяются лаундж-барами и кальянными. Только цыганки с картами типа Таро равномерно распределены вдоль всего побережья.
Я останавливаюсь у фестиваля уличной еды "Чига-Бига" и вросшего в него гастробара Hemingway. Это оазис вкуса: неброский интерьер, стены каллиграфически исписаны цитатами американского писателя, голубые сиденья диванов, красная лестница на второй этаж. По периметру "Чиги-Биги" расставлены лавки с азиатской лапшой и бургерами, на входе — небольшой бар с пивом и сидром.
Вечерами здесь выступает херсонская кавер-группа "Город неспящих", в которой на кахоне играет и владелец заведения — молодой улыбчивый Вадим Бойко. Hemingway кажется неуместным в курортном шапито Железного Порта, но после заката здесь аншлаг. Группа играет "Несчастный случай", публика рябит остатками моряков в тельняшках, репертуар одобряет: музыкантов то и дело зовут на бис.
Я ужинаю в "Чиге-Биге" безумно вкусными "кубическими пельменями" — девочки из Херсона затеяли свой первый гастрономический стартап именно здесь, и хоть пока не отбили 50 тысяч гривен вложений, получают похвалы — и от меня в том числе. Осанистый татуированный бармен в фургончике выдаёт мне грушевый сидр, и я уже готова простить "Городу неспящих" русский рок.
Утро не задалось. Мимо проносят декорацию в виде пиратского корабля для "тематического заведения". На "банан" не хватает пассажиров, и зазывала надрывается в рупор. Утром от Александра Дмитриевича не удаётся добиться ничего, кроме сексуальных домогательств и одного лимонада.
— А может, коньячку? — елейно интересуется он.
— В девять утра как-то рановато.
Меня тянет вернуться в Hemingway. Супруги Бойко — Ирина и Вадим — занялись фуд-кортом "Чига-Бига" и баром Hemingway в прошлом сезоне, когда кризис выгнал с их земли арендаторов. Раньше здесь было безликое этническое кафе, а территория "Чиги-Биги" служила задним двором. Ирина с Вадимом прошли курсы и мастер-классы рестораторского дела, позвали повара из Киева, интерьер заказали дизайнеру, сами подбирают музыкантов и проекты для фуд-корта. В прошлом сезоне у них даже выступал Pianoboy, что неслыханно для курорта, где на столбах висят афиши участника "X-Фактора 2014", соловья украинской и российской эстрады Александра Князского, принимающего заявки на свадьбы, корпоративы и похороны.
Капучино здесь совсем настоящий, и я обедаю салатом с телятиной, пью домашний мандариновый лимонад, такой же, как в моём детстве делала бабушка, и сквозь большую узорчатую витрину наблюдаю за отдыхающими, которые вдруг начинают казаться симпатичными и приветливыми.
По пути домой я останавливаюсь купить персики. Рядом с фруктовой лавкой, на расплющенной табуретке, гнездится цыганка.
— Деточка, — начинает она, — давай погадаю, всю правду скажу.
— Почём?
— Сто гривен.
В кошельке ровно сотня — на большее меня не развести, и, осмелев, я усаживаюсь на табурет напротив. Цыганка вкладывает мне в руку потёртую колоду обычных игральных карт, обхватывает моё запястье тёплой сухой ладонью и велит: "Загадывай".
— Ну, загадала.
Карту, что я достаю, она прячет под колоду и начинает, не отрывая от меня взгляда, тянуть другие:
— Есть мужчина у тебя, с которым непонятные отношения, и ты думаешь, к чему всё придёт. Подруга есть у тебя, женщина, с которой ты делишь еду, а за глаза она о тебе нехорошо говорит.
В кошельке ровно сотня — на большее меня не развести, и, осмелев, я усаживаюсь на табурет напротив.
Я усиленно пытаюсь вспомнить хоть одну женщину, с которой делила еду хоть единожды за последние полгода, пока она достаёт ещё одну карту.
— А кто болеет, тот… — гадалка вдруг прерывается. — А кто болеет?
— Да никто.
— Ну, болел может?
— Простудой?
Цыганка достаёт следующую карту и, драматично понизив голос, продолжает:
— А цветок сухой ты выброси…
— Какой цветок? — не выдерживаю я. — У меня цветов уже лет десять нет никаких: ни сухих, ни живых.
— У соседки!
Мне становится скучно, я собираюсь уходить, но гадалка достаёт ту самую — главную карту!
— Крестовый король тебе много денег принесёт, — выпаливает она.
Гадание наконец начинает мне нравиться.
— Крестовый король — это как?
— Кареглазый, деточка!
Без Крыма: Отдых натюрель на Кинбурнской косе
По заданию редакции интернет - издания Bird In Flight, Саша Никитина отправилась в путешествие по черноморскому побережью — исследовать курорты, которые многими украинцами теперь рассматриваются как альтернатива Крыму. Из Затоки она поехала на Кинбурнскую косу — украинскую версию Гоа.
Начало здесь
https://pikabu.ru/story/bez_kryima_zatoka__utrennik_cheburec...
Я заблудилась. Фотограф, которого я оставила в кемпинге, сейчас пьёт холодный кофе и купается в чистом море на пустынном пляже. Я тоже вроде как на пустынном пляже, только без моря: песок, степь, степь, степь, солнце в зените. Ни защитного крема, ни средства от комаров у меня с собой нет, я даже шляпой не разжилась. Накрываюсь полотенцем, чтобы не схватить удар.
Я ищу хотя бы намёк на цивилизацию, где можно принять душ и спастись от обезвоживания, но жёлтый домик, маячащий на горизонте, предательски отползает от меня по мере того, как я к нему приближаюсь. Воздух плывёт от жары, я чешусь от комариных укусов.
На косе есть лес, но он далеко от меня — здесь же ни тени, ни ветерка. Я чуть не наступила на ящерицу. Прячась, она юркнула в хрустящую растительность. В лесу водятся волки. Ещё ядовитые и неядовитые пауки, змеи, комары — опасности на каждом шагу. Люди приезжают сюда, чтобы причаститься к дикой природе.
Когда-то косу облюбовали просветлённые любители дикого отдыха, йоги и художники. Если у вас нет собственного вертолёта, добраться сюда непросто. Лучший способ — катерок из Очакова. Худший — автобус, который отправляется раз в сутки и за несколько лет преодолевает расстояние до Покровки, посёлка ближе к основанию косы. Ещё можно рискнуть и проехать всё бездорожье косы на собственном автомобиле.
Я приехала на косу на катере, где познакомилась с Аней, её мужем Сашей и их сыном-школьником Ромкой. Аня — брюнетка, яркая, чуть опухшая — источает истеричное веселье. Раньше она вела рекламный бизнес в Николаеве, но в 2008-м он рухнул. Они, кажется, совсем нетипичная для этих мест семья, Аня и вовсе завсегдатай мировых курортов: Таиланд, Бали, Шри-Ланка — катает американский "спонсор", его муж нашёл во время кризиса.
— Каким боком тебя сюда занесло? — спрашиваю я, пока она разбавляет водку гранатовым соком в пластиковом стаканчике.
— Ты у него спроси, — она кивает на Сашу, который предложил последовать совету друзей и приехать сюда. — Ромку же в Тай не повезёшь, далеко очень.
Мы останавливаемся у дяди Саши, который отвёл часть своего дачного участка под жилые корпуса. Дядя Саша — крупный мужчина с круглым лицом и мозолистыми руками. Каждое утро он поливает кусты роз, высаженные вокруг участка. Зимой, когда в деревне оставалось всего 40 человек, он возил им хлеб на своём Ланосе, чуть не остался в снежных заносах на съедение волкам. В мёртвый сезон электричество часто отключают, и жизнь на косе тухнет под траурное волчье пение.
Но сейчас сезон, жара, дядя Саша смеётся и курит американские сигариллы.
— Контрабанда, — хвастается мне, угощая вишнёвой.
Душ и туалет на улице. Площадка перед номерами покрыта ухоженным газоном, само здание обвивает виноград, в котором плетут паутину жирные пауки. Мы живём в самом узком месте косы, но до моря всё равно идти больше километра — по песку, по степи, и хозяин предлагает подвезти нас на своём камуфлированном Уазике.
Колёса вязнут в песке, больше 30 километров в час уазик не тянет, нас заносит, бутылки с водой и сумки катаются по салону. Я вижу пляж. Из песка высятся причудливые силуэты металлоконструкций, вроде бы предназначенных для навигации. В воду уходит дощатый причал. Им пользуются изредка, когда зимой замерзает лиман. Сейчас, несмотря на знак "вход воспрещён", на причале сидит рыбак, подростки прыгают в воду за мидиями, пара ловит что-то на леску.
По ту сторону от причала — семейные кемпинги, где сливаются с ландшафтом пары с детьми, карематами, котелками и псами. Те, кто приезжает сюда каждый год, говорят, что людей стало больше и то, что кажется мне запустением, на самом деле аншлаг.
На пляже просторно. Песок мелкий и чистый. Небольшой группкой отдыхают постояльцы пансионата "Заря" — сотне работников одноимённого завода в Николаеве ежегодно дают путёвки туда. Вдоль берега лежит зелёная плоть моря — волнами нанесло водорослей. Они скатываются в подушки, подсыхая на солнце, и создают барьер на пути к тёплой, чистой, солёной воде.
— Я не буду купаться, отвали, — Аня наседает на мужа, я оказываюсь буфером между ними. — Пускай он меня не трогает, — бурчит Аня и жалуется мне: — Я получаю 800 долларов в месяц, это знаешь сколько?
— Ну, нормально.
— Нет, ну ты прикинь, привезла их, оплатила отдых, а море воняет. Хер там я сюда ещё приеду. Я не могу так после океана, Шри-Ланки, Таиланда, — она плавно сползает в бормотание.
— Да ну, ты накручиваешь себя, не надо, — я кое-как пытаюсь их примирить. — Они не такие уж и мерзкие, эти водоросли. Их пройти тут два метра всего, а там вода чистая, классно, чего ты?
— Да ты не понимаешь, что ты там видела? — Аня решительно хватает телефон. — Всё, я уезжаю. Вызови мне машину, я уезжаю прямо сейчас!
— Какая машина, ты чё, дура? — подаёт голос муж Саша. — Машина по воде не ездит, доедешь до пристани, а там пиздуй вплавь, чтоб тебя сожрали змеи, идиотка.
Супруги продолжают браниться. Я оставляю их выяснять отношения и иду на причал. Как здесь принято, перелезаю через ограждение и спрашиваю у девушки, ловится ли что-то на леску.
— Да, — говорит девушка.
— Бычки в основном, для зверя, — добавляет парень. "Зверь" дремлет на причале рядом с ними, лёжа на собственном поводке.
Эта пара, как и многие на косе, в режиме спортивного выживания. Здесь на пляжах не продают сладкие трубочки, здесь нет кафе, здесь даже слабо ловится сотовая связь. Еда не лежит в супермаркетах — еду нужно вырастить или поймать, в крайнем случае купить у местных, которые её вырастили, поймали или привезли из Очакова.
Когда я возвращаюсь с пристани, Саша и Аня уже собираются. Солнце вот-вот зайдёт, и Аня попросила хозяина отвезти нас обратно в номера. Она чуть шатается и настроена уезжать утром.
— Это пиздец, я не могу здесь больше оставаться, — бормочет она. — Ты не поверишь, как он меня достал.
— Кто, Рома? — мальчик всё время лезет к нам, забирается на стол, кричит.
— Да все. Эти двое, их так много… Ты не поверишь, — она любит эту фразу, — у меня был миллиардер. Настоящий, из Нью-Йорка.
— Где ты их находишь, господи?
— Не поверишь, в Одессе. Я потом ему просто вцепилась в горло, так он меня заебал.
Саша уходит спать. Мы курим с Аней сигареты одну за одной.
— У тебя есть штопор?
У меня есть штопор. Мы сидим до тех пор, когда становится уже совсем сложно разобрать, что она говорит. Что-то про миллионеров, что-то, во что я не поверю.
— Это глупо — после такого долгого пути сюда так психануть, — говорю я ей, когда она снова заводит о том, чтобы вызвать машину прямо сейчас.
— Смотри, всего 300 баксов, едем сейчас в Турцию, всё включено. Давай, слабо?
— У меня же работа, какая Турция?
— Ну ясно. Ясно с тобой всё.
В беседке, где мы сидим, отсыревают тома Герберта Уэллса и Достоевского. Если приезжать сюда надолго — это хорошее лекарство от скуки.
Наутро Аня будит меня бодрым стуком в дверь:
— Саша, вставай! Пошли с нами на море!
— Ты уже не уезжаешь?
— Не, — смеётся.
— На море я пас. Мне надо с фотографом встретиться.
Теперь я заблудилась, в полном одиночестве бреду по унылой степи в поисках спасения. Жёлтый домик испаряется на горизонте. Кажется, впереди вода. Это соляное озеро, больше похожее на лужу, усаженную чайками. Невесть откуда взявшийся мужичок сознательно марает себя грязью.
— Это что, помогает? — спрашиваю я.
Мужичок говорит, что и сам сомневается, что грязь лечебная, но попробовать стоит.
Брести ещё до чёрта. Место понемногу развивается, появляются в основном кемпинги, которые раньше были запрещены. Но если от моего жилья сложно добираться до моря, то обитателям кемпинга сложно добираться до питьевой воды. В немногочисленных магазинах здесь можно купить кофе в пакетиках Golden Eagle — три в одном, которых я не видела с детства.
Вернувшись, я моюсь сладкой водой из скважины в летнем душе.
За ночь огромный паук сплёл паутинный город наперерез входу в душ. Проснулись комары — к счастью, я нашла на веранде кем-то забытый крем. Порядочно обгоревшие Саша и Аня возвращаются с пляжа.
— Ты знаешь, я впервые за долгое время вот так, натюрель.
— В смысле?
— Без линз, без косметики. Интересно, конечно, но я больше сюда ни ногой.