В минуты высшего напряжения боя, когда вражеское кольцо уже сжимается так, что не оставляет другого выбора, в эфир летят полные мужества слова «ВЫЗЫВАЮ ОГОНЬ НА СЕБЯ!»
Один из тех, кто произнес их в годы Великой Отечественной войны, — Герой Советского Союза Борис Васильевич КРАВЦОВ. Тогда, осенью сорок третьего, он не мог поступить иначе…
24 октября 1943 года усиленный батальон 185-го гвардейского стрелкового полка на понтонах форсировал Днепр и в ожесточенной схватке с врагом занял небольшой плацдарм на крупнейшем на Днепре острове Хортица.
Вместе с пехотой переправились артиллеристы-корректировщики и радисты во главе с начальником разведки артдивизиона гвардии старшим лейтенантом Борисом Кравцовым.
Остров Хортица — двенадцать километров в длину и около трех в ширину — известен в первую очередь тем, что именно здесь находилась знаменитая Запорожская Сечь. Наши предки первыми оценили преимущества высокого и скалистого участка суши, подходы к которому с одной стороны преграждали днепровские пороги, а с другой — непроходимые плавни. Отсюда хорошо просматривалась, а значит, простреливалась водная гладь. Все это превращало Хортицу в естественную крепость.
В историю Великой Отечественной остров вошел тем, что именно здесь в самом начале войны была проведена одна из первых наступательных операций Красной Армии.
Фашисты заняли остров в августе сорок первого и с его высоких берегов хорошо просматривали расположенный неподалеку город Запорожье. Наши войска оказались в трудном положении. Как организовать эвакуацию, если заводы, улицы, вокзал и железнодорожные линии находятся под постоянным наблюдением и непрерывным артобстрелом противника?
Советское командование приняло решение: выбить немцев с Хортицы. Для успеха операции необходимо было собрать сведения о противнике. Но, чтобы попасть на остров, нужно преодолеть левый рукав Днепра в несколько сот метров шириной, а он был виден как на ладони.
И тогда офицеры попросили одного из мальчишек, переплывшего с Хортицы на наш левый берег, вернуться обратно и попытаться разведать огневые точки и боевые позиции немцев на острове. Ребятам, что жили на острове, это было сделать гораздо легче, чем самым лучшим разведчикам: на Хортице был поселок, жили бакенщики, перевозчики, и местные мальчишки, естественно, не вызывали у немцев особого подозрения. Прекрасно зная все тайные тропы острова и его многочисленные плавни, ребята справились с заданием, и на другой день наша артиллерия уничтожила фашистский штаб, расположившийся в здании бывших детских яслей, и скопление войск в Широкой балке.
После этого мальчишки стали получать новые задания. Они не только вели разведку, но и распространяли листовки, резали линии связи, помогали переправиться на наш берег раненым красноармейцам, остававшимся на острове после того, как он был захвачен немцами, переправляли на захваченный правый берег Днепра связных, направленных в партизанские отряды. А в одну из ночей ребята переплыли на остров, неся все необходимое в привязанных к головам шапках. В точно назначенный час рядом с вражескими огневыми точками вспыхнули костры. По ним и ударила наша артиллерия. Благодаря их помощи наши войска освободили остров от врага, смогли полтора месяца удерживать Запорожье. У города появилась возможность эвакуировать заводы.
Большинство из юных героев погибло. Об их подвиге был снят художественный фильм «Я –Хортица».
Прошло два года, и с тяжелыми боями 14 октября наши войска освободили Запорожье. Дальнейшим наступательным действиям серьезно мешал враг, засевший на Хортице. Гитлеровцы имели на острове сильные укрепления, которые предстояло брать, форсируя глубоководную в своем нижнем течении реку.
Пока войска готовились к новому наступательному броску, подтягивая тылы и подвозя боеприпасы и продовольствие, артиллерийские разведчики пребывали в напряжении. Борис Кравцов внимательно изучал остров. Пристроившись на чердаке поврежденного бомбежкой шестиэтажного дома, разведчик до рези в глазах всматривался в холмистую территорию острова, покрытую рощами и кустарниками местность, в уцелевшие и полуразрушенные строения. Наносил на карту ориентиры, огневые точки и оборонительные сооружения врага, набрасывал цветными карандашами панораму видимой части острова и правого берега реки.
Борис Васильевич неплохо рисовал, его частенько просили на бумаге изобразить передний край противника. Делал он это обычно в нескольких экземплярах — командирам огневых взводов, начальнику штаба, оставляя схему и себе.
На исходе 24 октября Кравцов доложил командиру артдивизиона капитану Ламину о том, что удалось увидеть и засечь. Было ясно, что немцы крепко зарылись в каменистую землю. Укрепления у них были основательные, а берега острова высокие и скалистые.
Вскоре последовал вызов в штаб дивизиона, где Ламин поставил Кравцову задачу корректировать огонь артиллерии. Борису Васильевичу предстояло идти с группой разведчиков вместе со штурмовым батальоном, который будет форсировать Днепр и производить высадку на Хортицу.
Выступать предстояло в 21.00.
Понимая, на что идут подчиненные, командир дивизиона обещал поддержать батальон огнем. Для этого Кравцов должен был передать в штаб точные координаты. Он понимал: выжить один шанс из ста. Но приказ есть приказ.
К берегу вышли, когда над Днепром опустилась ночь. На небе ни звезд, ни луны — полная темнота! Лишь изредка с вражеской стороны взлетали в небо, освещая берег, ракеты, да время от времени по черной, как смола, водной глади скользил мощный луч прожектора.
Переправлялись скрытно, немцы десант не обнаружили. Но когда понтон сел на мель и солдаты стали прыгать в воду и побежали к берегу, враг открыл ожесточенную стрельбу…
Но внезапность нападения сделала свое дело: гитлеровцы спешно отошли в глубину острова. Ударная группа на небольшом участке завладела их траншеями, захватив даже оставленную при бегстве пушку.
В немецком блиндаже, в котором обнаружили даже фашистские наградные знаки с бланками анкет, оборудовали наблюдательный пункт. Володя Мозгунов, лучший радист дивизиона, светловолосый рязанский парень, который буквально нянчил рацию, как самую заветную вещь, и потому она работала у него безотказно, связался с командиром дивизиона. Кравцов сообщил точные координаты. Ориентиром выбрал большой дуб, который был хорошо виден с левого берега…
Не успел доложить обстановку, как ночную тишину разорвало протяжное завывание вражеских мин. Координаты минометов противника немедленно были переданы на левый берег. Заговорила артиллерия. Огневые точки противника были накрыты, но немцы имели превосходящие силы и бросили их на то, чтобы выбить десант с острова.
Ожесточенный минометный и пулеметный огонь по позициям батальона не прекращался в течение всей ночи, и потому Кравцову постоянно приходилось корректировать огонь левобережных батарей, помогая пехоте отбивать наседающего противника. Всю ночь в эфире звучали его команды: «Взрыватель осколочный, заряд полный, буссоль двадцать шесть… уровень, прицел… Два снаряда, огонь!», « Шесть снарядов, беглый огонь!», «Уровень меньше ноль-ноль два…»
За ночь отбили восемь атак. Командиры были в траншеях вместе с пехотинцами, Кравцов — у входа в блиндаж, чтобы наблюдать, где взрываются снаряды. То и дело просил: «Огонька, огонька добавьте!», и они добавляли.
На рассвете фашисты обрушили на десант новый минометный шквал, и утром вражеские автоматчики прорвались сквозь заградительный огонь.
Положение у захвативших плацдарм было чрезвычайно сложным, патроны на исходе, гранат мало. А впереди еще несколько часов светлого времени, ведь помощь могла прийти только с наступлением темноты. Многих мучила жажда. От пыли и дыма нечем было дышать. Боеприпасы берегли и по возможности противника подпускали на расстояние прицельного выстрела. Чтобы уберечь солдат от ранения в голову при артналетах, отрыли «лисьи норы» — круглые углубления в стенке траншеи. Когда начинался интенсивный орудийно-минометный обстрел, солдаты засовывали в «норы» головы. Это в какой-то мере помогло сберечь людей.
Отовсюду доносились крики: «Рус, рус, сдавайс! Рус капут!» Совсем близко пробежал немец, другой. Кравцов, увидев, что за блиндажом устанавливают пулемет, почти в упор из пистолета застрелил одного из врагов. На блиндаж посыпались гранаты.
Немецкое кольцо сжималось все плотнее, и Кравцов отчетливо слышал шуршание песка — фашисты подползали сзади и справа. Ряды артиллерийских разведчиков редели.
Понимая, что вот-вот с ними будет покончено, Борис Васильевич посмотрел на бойцов. Они были готовы кинуться врукопашую. И только у одного из нас было действующее в полную силу оружие — рация. Успел посмотреть на Мозгунова: брови сдвинуты, весь ушел в свои наушники. Кравцов закричал: «Передавай! Мы окружены. Цель — наш НП, огонь на меня! Огонь на меня!»
Мозгунов будто и ждал этого. С азартом подхватил команду, словно она приносила ему радость избавления, а не смерть. На том берегу вначале подумали, что неправильно поняли эти отчаянные слова. Радист левого берега переспросил. Кравцов кричал им: оглохли, что ли, твою мать, и так далее, ну, как обычно на фронте в таких случаях. И тут у самого входа рванула граната, ранив его в левую руку. При этом была повреждена рация. Мозгунов поднял ее, повертел и бросил. Теперь уже не повторишь команду. А огня-то нет. И тут все услышали звук летящих на излете снарядов. Наших, с левого берега. Все согнулись в три погибели. Первый залп — перелет, второй — недолет, а третий — прямо по блиндажу. Немцев смыло, как грязь с крыши проливным дождем. И разведчикам досталось. В потолке образовалась дыра, и на них рухнули бревна, груды песка и земли…
Вызываю огонь на себя.Очнувшись, Кравцов понял, что завален обломками. С трудом высвободил руки. Тяжело ворочаясь и кряхтя, вытащил из-под балок ноги. Медленно приподнялся, попытался отряхнуться. Во всем теле была слабость. И тут же до его слуха донесся стон из дальнего угла. Это был Мозгунов. Бросился туда и стал судорожно разбирать завал. К счастью, радист получил лишь небольшие повреждения головы и ноги. Наскоро перевязал, как мог, раненого, ползком потащил его на правый фланг, к своим. А там по проводной связи попросил соединить его с дивизионом. Когда услышал в трубке знакомый голос, прокричал: «Я — Кравцов. Говорю вам — Кравцов! Что? Погиб? Как видите, жив. Так, пустяковая царапина. Ну да ладно. Принимайте координаты. Нас снова атакуют…» И пошло привычное: заряд полный… прицел… четыре снаряда, беглый огонь!
Смельчаки удерживали завоеванный на острове плацдарм до прибытия подкрепления. К ночи на Хортицу высадился крупный десант. Началась эвакуация раненых. Самостоятельно могли передвигаться лишь три десятка человек. С запавшими глазами, в разорванном, пропахшем потом и порохом обмундировании, они подбадривали «тяжелых».
На острове навечно остались более двадцати офицеров и почти 200 рядовых и сержантов, но тем боем за плацдарм на Хортице они отвлекли значительные силы противника с тех участков, где готовились форсировать Днепр главные силы. Кравцов из своей небольшой группы потерял двоих.
В окровавленной рубашке, в гимнастерке с оторванным рукавом, пришел он в штаб. Командира дивизиона не было, и он доложил начальнику штаба Сычеву, что задание выполнено. Тот искренне обрадовался возвращению, обнял Кравцова, поблагодарил за выполненную задачу и отправил в медсанбат.
После двухнедельного лечения Борис Кравцов вернулся в строй. Впереди предстояли не менее ожесточенные бои за правобережье Днепра.
К тому времени он воевал уже полтора года, с весны сорок второго. Окончил Одесское артиллерийское училище, которое было переведено к тому времени в город Сухой Лог Свердловской области.
Двухлетнюю программу курса «артиллерийская инструментальная разведка» предстояло освоить за восемь месяцев. Учились добросовестно, жадно. Дисциплина и исполнительность были высочайшими. Понимали: война не потерпит недоучек. По окончании училища Кравцова направили на Юго-Западный фронт командиром взвода топографической разведки артдивизиона. Шло лето 1942 года. Настроение в войсках было довольно унылое. Оборонительные бои, сплошные неудачи. Мы пытались атаковать, но безуспешно. В конце мая немцы нанесли мощнейший контрудар и оттеснили нас на восточный берег Северского Донца. «Мессеры» летали на высоте 10–20 метров и расстреливали отступающих с бреющего полета. Горела техника, стонали раненые. А немецкие танки рвались к Сталинграду.
Фронтовик, который чудом уцелел в той мясорубке, вспоминает, что иногда в селах и хуторах он встречал красноармейцев без оружия. Слышал от них, что воевать с такой силой бесполезно и лучше добровольно сдаться в плен…
Сначала он чувствовал себя довольно робко. Услышав вражеские выстрелы, падал, прижимал голову к земле. Но быстро осваивался с обстановкой. Все подчиненные были старше юного лейтенанта: кто-то был директором школы, трое учительствовали, а все командиры отделений имели за плечами несколько лет службы. Люди подобрались опытные и в житейском плане, и в военном деле. Кравцову в то время было только девятнадцать… Смущение быстро прошло, и появилось взаимопонимание.
Со временем подразделения артиллерийского полка, завершив тяжелый марш-бросок, расположились восточнее хутора Ягодный Сталинградской области. Впрочем, никакого хутора к тому времени не было, вместо домов только черные трубы торчали, как кресты на кладбище.
В тех местах и встретили артиллеристы суровую, со снежными заносами, зиму. Окопавшись в балке продуваемой всеми ветрами степи, в плохо оборудованных, в один накат блиндажах, подолгу сидели без дров и даже подчас без питьевой воды. За 25 километров, по обледеневшей и заснеженной дороге, с трудом доставлялось на передовую все необходимое — от боеприпасов до дров. В этих условиях дивизия готовилась выступить против 11-й пехотной румынской дивизии.
Взвод лейтенанта Кравцова делал свое дело: засекал огневые точки, командные пункты и расположение боевой техники противника.
Именно там Борис Васильевич по-настоящему понял, что такое артиллерийская разведка, ведь нередко ему приходилось быть и впереди пехоты, за передним краем. Иногда ползли за боевое охранение, метров двести вперед. До вражеских окопов ближе, чем до своих. Разведчики обязаны были перепроверять все первоначальные данные, собранные наблюдателями из пехоты. Всегдя с собой у Кравцова была рация, с помощью которой он передавал точные координаты выявленных вражеских объектов. Бывало, что сообщал их и по телефону. Иногда располагался так близко от немцев, что можно было расслышать их речь, подаваемые команды.
А потом было особо памятное не только для Кравцова утро 19 ноября 1942 года. Оно выдалось тихое, с легким морозцем, с жиденьким туманом в низинах и балках. И вдруг воздух засветился и содрогнулся. Это ударила наша артиллерия, вся разом, да так, что задрожала земля, посыпались стекла. В этой канонаде звучали и орудия дивизиона капитана Ламина. И били они по тем самым целям, что обнаружили и засекли разведчики, «глаза и уши». Как вспоминает Борис Васильевич, у многих на глазах были слезы.
А война для него закончилась 31 декабря 1943 года: осколком разорвавшегося рядом снаряда его тяжело ранило в бедро правой ноги. Удар был настолько сильным, что у Кравцова создалось впечатление, что это был удар тяжелым бревном. Упал как подкошенный. Всю стену хаты изрешетило осколками, в него попал один из них, перебил кость бедра и застрял в ране. Чудом остался в живых.
К счастью, к офицеру быстро подбежала батарейный санинструктор Аня Бровкина — маленькая, хрупкая девушка. Она перетащила Кравцова в безопасное место и перевязала раненую ногу. В 12 часов ночи он лежал на операционном столе в госпитале города Запорожья. Врач поздравил его с Новым, 1944 годом и приказал медсестре дать наркоз.
В течение длительного времени Борис Васильевич лечился в госпиталях Запорожья, Славянска и Ленинакана. В госпитале и узнал о том, что Указом Президиума Верховного Совета СССР от 19 марта 1944 года «за образцовое выполнение боевых заданий командования и проявленные при этом мужество и героизм» ему было присвоено звание Героя Советского Союза.
Вызываю огонь на себяВ июне 1944 года гвардейца-артиллериста признали инвалидом 2-й группы и демобилизовали из армии. Так разом рухнули все его мечты о военной академии. 22-летний Герой Советского Союза вернулся в Москву. Почти четыре месяца долечивал раны. Даже работать не мог. Проживал с матерью. Война отняла у него отца — Василий Алексеевич пропал без вести еще в 1941 году. Осенью 1944 года поступил в Московский автодорожный институт, однако из-за обострившейся болезни учебу вскоре пришлось оставить. И вновь полгода вынужденного безделья. Болезнь отступала медленно. В сентябре 1945 года, когда боли немного поутихли, он все же поступил в Московскую юридическую школу. Позднее окончил Всесоюзный юридический заочный институт и сделал блестящую карьеру юриста. Начинал членом линейного суда Московско-Окского бассейна, дела разбирал дотошно, пытаясь вникнуть в самую их суть. В каждом подсудимом старался видеть прежде всего человека. Особенно сжималось его сердце, когда перед судом представали бывшие фронтовики. В таких случаях он чрезвычайно бдительно разбирался во всех деталях. Даже в тех суровых условиях, когда известный указ от 4 июня 1947 года «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества», жесткий и беспощадный, значительно усилил наказание за воровство, он не боялся оправдывать лиц, совершивших преступления под давлением тяжелых жизненных обстоятельств.
В 1971 году Борис Васильевич назначен прокурором РСФСР и на этом высоком посту боролся с беззаконием и произволом, защищая в первую очередь простых людей. С 1984 по 1989 год Кравцов возглавлял Министерство юстиции СССР. В настоящее время заслуженный юрист России, почетный сотрудник прокуратуры, действительный член Академии военно-исторических наук, почетный гражданин городов Каменск-Шахтинский и Дербент входит в правление Клуба Героев Советского Союза, Героев России и полных кавалеров ордена Славы. С 1993 года является советником по вопросам законности в Гильдии российских адвокатов. А еще — заядлый рыбак и любитель путешествий.
