На закваске. Едок номер один. Первая порция
Текст был взят из книги Робина Слоуна «На закваске» и переведен. Приятного чтения!
Ужинала бы я, как обычно, питательным гелем, если бы не обнаружила, что к двери моей квартиры приклеили листок бумаги с рекламой местного ресторана, который недавно расширил спектр услуг по доставке.
Я только пришла с работы, лицо от стресса казалось ломким — так бывало нередко, — и обычно в это время меня ни на что необычное не тянуло. Дома ждала вечерняя трапеза из «Жижи».
Но меня заинтриговало меню. Оно было написано от руки черными чернилами и очень уверенным почерком — вернее, можно сказать, почерков было два: к каждому блюду полагалось описание сперва знакомым мне алфавитом, потом незнакомым, отдаленно напоминающим кириллицу, с множеством точек и завивающихся хвостиков. При этом меню было лаконичным: предлагались «Острый суп», «Острый сэндвич» и «Комбо (острый-острый)» — причем уточнялось, что все эти блюда вегетарианские.
Наверху было громадными буйными буквами написано название ресторана: «Супы и хлеб на закваске с Климент-стрит». Внизу имелся номер телефона и обещание быстро все доставить. Климент-стрит была всего в паре кварталов. Меню заворожило меня, и вот вечер, да и вся моя жизнь свернули совсем в другое русло.
Я набрала номер, и трубку взяли в ту же секунду. Слегка запыхавшийся мужской голос сказал: «„Супы и хлеб на закваске с Климент-стрит“! Подождете, ага?»
Я согласилась, и заиграла музыка — песня на каком-то незнакомом языке. Климент-стрит была раем полиглота и пульсировала кантонским, бирманским, русским, тайским и даже обрывками гэльского. Сейчас я слышала что-то иное.
Снова зазвучал голос: «Ага, алло! Что для вас приготовить?»
Я заказала «острый-острый».
***
В Сан-Франциско я приехала из Мичигана: там меня вырастили и выучили, и там мое тело, как правило, вело себя мирно и предсказуемо.
Мой отец разрабатывал базы данных для «Дженерал Моторс» — он обожал свою работу и с пеленок старательно окружал меня компьютерами; и ему удалось: я даже не думала о том, чтобы пойти по иной стезе, тем более что тогда программирование как раз начинало казаться цветущим и заманчивым и факультеты компьютерных наук яростно боролись за внимание молодых женщин. Мне нравилось, что за мое внимание борются.
Так совпало, что у меня хорошо получалось. Мне нравился ритм поиска решения, задачи по программированию приносили мне удовлетворение. В колледже я два лета стажировалась в «Кроули Контрол Системс», саутфилдской компании, которая разрабатывала программное обеспечение для управления моторами электромобилей «Шевроле», — и, когда я получила диплом, меня уже ждала работа. Задачи были расписаны до мелочей и тщательно тестировались, и их решение напоминало укладку кирпича: класть надо было аккуратно, ведь второго шанса не давалось. Мой рабочий компьютер был старым, до меня за ним работали как минимум два других программиста, но кодовая база была современной и интересной. Рядом с монитором я поставила фото родителей и крошечный кактус, который назвала Кубрик. И купила дом в двух городах от работы, в Ферндейле.
Потом меня завербовали. Через мой куцый профиль на LinkedIn со мной связалась женщина — на ее странице значилось, что она специалист по привлечению талантов в компании «Дженерал Декстерити», то есть «Общая сноровка», в Сан-Франциско, — и предложила пробный созвон; я согласилась. Ее широкую улыбку было буквально слышно через колонки. В «Дженерал Декстерити», рассказала она, разрабатывали самые продвинутые на рынке роботизированные руки для лабораторий и заводов. Компании требовались программисты с опытом управления моторами, а в Сан-Франциско, по ее словам, таких было очень трудно найти. Она объяснила, что программный фильтр отметил мое резюме как многообещающее и что она согласна с оценкой компьютера.
У меня есть одно убеждение насчет моих ровесников: мы поколение Хогвартса и больше всего на свете мечтаем, чтобы нас распределили по факультетам.
Пока я сидела в своей машине на тесной парковке за «Кроули Контрол Системс» на Уэст-Тен-Майл-роуд, Саутфилд, мой мир дал крохотную трещину. Она была толщиной с волосок, но сквозь нее уже можно было смотреть.
На другом конце провода специалист по привлечению талантов живописала сложнейшие задачи, которые по зубам только острейшим умам. Поражала мое воображение щедрыми условиями, бесплатной едой и — кстати, я же вегетарианка? А, уже нет. Но, может статься, в Калифорнии я захочу попробовать еще раз. Она расписывала солнце. Небо над парковкой «Кроули» было серым и протекало, как автомобильное днище.
А еще — тут воображению не осталось места — специалист по талантам предложила мне работу. С зарплатой больше, чем у обоих моих родителей вместе взятых. Я окончила колледж всего год назад. За мое внимание снова боролись.
Через десять месяцев после оформления ипотеки размером с Мичиган я продала дом в Ферндейле, почти не потеряв в деньгах. Я еще не успела ничего повесить на стены. Прощаясь с родителями, я расплакалась. До колледжа было меньше часа езды, так что мы впервые прощались по-настоящему. И, погрузив все свои вещи на заднее сиденье машины, а настольный кактус пристегнув к переднему, я отправилась в путешествие на другой конец страны.
Я проехала сквозь узкий проезд в Скалистых горах на запад, пересекла пыльное ничто Невады и влетела в устремленную ввысь зеленую громаду Калифорнии. Я была потрясена. Юго-восточный Мичиган плоский, почти вогнутый, а здесь у мира появилась третья координатная ось.
В Сан-Франциско меня ждали временная квартира и специалист по привлечению талантов — она встретила меня на тротуаре у облицованной кирпичом штаб-квартиры «Дженерал Декстерити». Она была миниатюрной, от силы метра полтора ростом, но, пожимая мне руку, вцепилась в нее как тисками.
— Лоис Клэри! Добро пожаловать! Тебе здесь понравится!
Первая неделя прошла потрясающе. Вместе с дюжиной новичков-Сноровистых (как нам рекомендовали себя называть) я заполнила страховку, получила вихрь невероятных опционов на акции и послушала пересказы короткой истории компании. Мне показали первый прототип роботизированной руки, созданный основателем компании: мясистую трехпалую конечность почти с меня ростом, которая красовалась на небольшом алтаре посреди кафетерия. Можно было скомандовать ей: «Рука, меняй задание. Поздоровайся!» — и она размашисто, радостно махала.
Я изучила анатомию программного обеспечения, над которым предстояло работать (под названием ArmOS). Познакомилась со своим менеджером Питером — тот пожал мне руку еще крепче, чем специалист по талантам. Штатный риелтор подобрал мне квартиру на Кабрилло-стрит (Сан-Франциско, район Ричмонд), за аренду которой мне предстояло платить вчетверо больше, чем за ипотеку в Мичигане. Вложив ключи мне в руку, риелтор сказал: «Тесновато, конечно, но бывать здесь ты будешь мало».
Основатель «Дженерал Декстерити», поразительно молодой мужчина по имени Андрей, провел нашу группу по Таунсенд-стрит к Центру освоения заданий, приземистому зданию, где раньше была парковка. Бетонный пол по-прежнему усеивали пятнышки бензина. Теперь вместо длинных рядов машин шли припаркованные по тридцать в ряд механические руки. Их пластмассовый корпус был синим, в цветах Сноровистых, очертания — теплыми и сильными, с легким намеком на бицепс — на этой гладкой выпуклости стоял логотип «Дженерал Декстерити», радостная молния.
Все руки одновременно что-то делали: мели, хватали, толкали, поднимали… Если зрелище должно было впечатлить нас — оно впечатляло.
Как объяснил Андрей, все это были повторяющиеся движения, которые сейчас выполняли человеческие мышцы под управлением человеческого мозга. Повторение — враг творчества, сказал он. Повторение — дело роботов.
Нашей миссией было избавить мир от труда.
Для этого придется дохрена трудиться.
Неделя погружения торжественно закончилась в пятницу, пивом и турниром по пинг-понгу с роботизированной рукой — разумеется, победила рука. А потом началась работа. Нет, не в ближайший понедельник. На следующее утро. В субботу.
Мне показалось, что меня — вжух! — засосало в пневматическую трубу.
Программисты «Дженерал Декстерити» разительно отличались от моих коллег из «Кроули» — те были очень спокойными людьми средних лет и больше всего на свете любили терпеливо объяснять. Сноровистые не знали, что такое терпение. Многие из них бросили колледж — так торопились попасть сюда, а теперь спешили поскорее сделать работу и разбогатеть. Это были почти сплошь молодые парни, костлявые, с ледяным взглядом, тени в японской джинсе и кроссовках ограниченной серии. Начинали работать они поздним утром, а заканчивали за полночь. Спали они прямо в офисе.
Меня злила сама эта мысль, но в некоторые ночи я и сама падала жертвой мягких диванов в синей — корпоративного цвета — обивке. Иногда я лежала на них ночами, пялилась в потолок — на воздуховоды без корпусов, на сплетения оптоволокна всех цветов радуги, гоняющего по офису данные, — и чувствовала в желудке тугой узел, не желавший распускаться. Мне казалось, что я хочу в туалет, — я шла туда и тупо сидела ногами на унитазе. У датчика движения истекало время ожидания, свет гас, и я оказывалась в темноте. Иногда я сидела так подолгу. Потом мне в голову приходила строчка кода, и я хромала обратно к столу, чтобы ее набрать.
В «Кроули Контрол Системс», оставшейся в Саутфилде, Кларк Кроули раз в месяц прогуливался по офису со словами: «Хорошо работаем, ребята. Продолжайте в том же духе!» В «Дженерал Декстерити», Сан-Франциско, Андрей каждый вторник и четверг отправлял нам отчет со статистикой и словами: «На нас возложена миссия полностью изменить условия человеческого труда — старайтесь получше».
Я начала задаваться вопросом, умею ли я вообще стараться. В Мичигане у всех коллег были семьи и крайне серьезные хобби. У здешних теней не было ничего лишнего, оставались только гуманоидные генераторы дизайна и кода. Я пыталась воспроизвести их поведение, но у меня что-то цепляло внутри. Турбина не крутилась.
В последующие месяцы мне казалось, что у меня истощается какой-то важный жизненный ресурс, и я старалась не обращать внимания. Коллеги колотились в таком темпе три года без единого перерыва, а я расклеилась за первое же лето в Сан-Франциско? Предполагалось, что я перспективный новый кадр с румяным лицом.
Мое лицо перестало быть румяным.
Волосы потускнели и истончились.
Болел живот.
В своей квартире на Кабрилло-стрит я в основном кататонически валялась и регенерировала: мозг дряб, нервные клетки судорожно дышали. Родители были далеко и смотрели на меня из окошка видеочата. Друзей в Сан-Франциско у меня не было, не считая парочки Сноровистых, но им было так же плохо, как и мне. Квартирка была крошечной, темной и слишком дорогой, а еще там был медленный интернет.
Этот пост — часть* эксперимента с новыми форматами. Судьба формата будет напрямую зависеть от активности.
Спасибо @user5900583, @dimaaru, @crucified и таинственному пикабушнику за донаты.
* Эта часть эксперимента провалилась, потому что надо было лучше искать информацию о существующих переводах. Зато те, кто заинтересуется, могут сразу прочитать всю книгу.