Дневник в лесу
Мягкий сумрак обволакивает лес, полнящийся цверканьем сверчков и затухающими трелями птиц. Меж раскидистых кустов мерцают рои светлячков, кружащих в чарующем танце. Воздух вязкий, пахнет прогретой землёй, деревом и луговыми цветами. На ствол берёзы плеснуло кровью, парень оперся плечом, затравленно глядя в чащу. Грудь часто вздымается и схлопывается с влажным сипом. Волосы пропитаны потом, прилипли ко лбу и вискам. По шее сбегают мутные струйки, смешиваются с вязкой кровью и пропитывают ворот футболки. Порванной на груди и спине в бардовые клочья.
Лес затих, а тварь, накинувшаяся из кустов, отстала либо затаилась. Парень всем существом прочувствовал голодный взгляд, скользящий по шее. Завертел головой и, не найдя врага, оттолкнулся от дерева, потрусил через поляну судорожно озираясь. За шумом шагов чудятся чужие, осторожные и стремительно приближающиеся. Левое плечо распухло, сочится кровью, а нервы терзает боль от впившихся клыков.
Над головой завис широкий серп луны, побитый оспинами кратеров. Светлячки снуют вокруг парня, бьются о лицо, хватаются за футболку и джинсы.
Едкий пот заливает глаза, парень вяло смахнул горстью, охнул, невольно остановившись. Впереди, меж покосившихся деревьев стоит дом. Покосившийся, крыша в одном месте просела, а окна запахнуты потрескавшимися ставнями. Крыльцо сломано, перила лежат в репье у стены. Парень заскулил и прибавил шаг, первая ступень рассыпалась в труху. Бедняга взмахнул руками и растянулся, ударив дверь руками и затылком. Та с натужным скрипом отворилась, в лицо дохнуло затхлостью, пылью и плесенью. Парень торопливо вполз, обдирая ноги, захлопнул дверь и привалился спиной.
Толстые доски, упирающиеся в лопатки, придали уверенности и самую малость спокойствия. Вдохнул до рези меж рёбер, медленно выдохнул через нос. Прислушался к шуму снаружи, шагов неслышно, только стрекотание и выкрики птиц. Чувство чужого присутствия давит на грудь, крошит колени ледяной гирей.
Осторожно отпрянул от двери, упёрся руками и начал подниматься. Шумно выдохнул, увидев засов. Когда тяжёлый брус со стуком встал в пазы, ухо различило осторожные шаги за стеной. Мягкие, скользящие... в щели ставни напротив мелькнул жёлтый глаз. Шаги стихли, но чувство опасности орёт: тварь затаилась, выслушивает тебя!
Парень попятился вглубь комнаты, бросил взгляд на крышу. Дыры нет, только просевшие доски. Затравленно огляделся, в дальнем углу койка, укрытая грязным одеялом, рядом русская печь с облезшей побелкой. К стене прижат стол, сколоченный из плохо отёсанных досок и с поленьями вместо ножек. На нём лежит книга, а у самого края стоит керосиновая лампа. Парень рванул к печи, бормоча под нос несвязные мольбы и проклятье. Вскрикнул, ухватив из-под кучи тряпья ржавую кочергу. Развернулся к окну, чувствуя в руке обнадёживающую тяжесть.
Лунный свет просачивается в щели меж досок ставен и крыши, прорезает сумрак. Подсвечивает поднявшуюся пыль, блестящую, как крупицы серебра.
Снаружи стрекочут цикады, ухает сова. Парень осторожно отступил к столу, опустился на табурет и сгорбился. Тело бьёт мелкая дрожь, боль, подавляемая адреналином, усиливается. Застонав, стянул обрывки футболки, промокнул рану, скривился, закусив губу. Повторил, подвигал рукой и выдохнул. Укус поверхностный, только кожу покарябало. Крови много, да и только.
Хоть что-то хорошее за сегодня.
Грудь и спина покрыты царапинами, словно о них кошка точила когти. Очень большая кошка. Футболку порвал на бинты, кое-как обмотал рану на плече и завязал в узел-бант.
— Может тут и антисептик найдётся? — Пробормотал парень, оглядываясь, остановил взгляд на керосинке.
Взял лампу, тряхнул и вздохнув отставил. Пустая. Достал телефон, ругнулся, увидев пустой индикатор антенны. Осветил пол и едва сдержал радостный крик, у ножки стола стоит жестяная банка с острым носиком и надписью «Керосин». Внутри обнадеживающе плещется жидкость.
Стоило открыть, как в нос шибануло характерное амбре. Парень отвернулся, шумно втянул воздух и, заперев дыхание, плеснул на плечо. Боль впилась в мясо раскалёнными спицами, протянулась до нервов и... отступила. Переведя дыхание, повторил процедуру со спиной и грудью. Кое-как заправил лампу и, дождавшись пока керосин на теле высохнет, поджёг зажигалкой.
Блеклый огонёк затрепетал на кончике жёлтого фитиля. Раздвинул мрак над столешницей, выхватив тонкую книжицу в кожаном, потрескавшемся от старости, переплёте. Парень коснулся её и... в стену мощно ударило, с потолка посыпался мелкий мусор. Тварь снаружи пробежала у двери, навалилась на ставни, заглядывая внутрь налитым кровью, жёлтым глазом... Отступила, издавая булькающий звук, отдалённо похожий на смех. Парень прижался к столу, сжимая кочергу левой рукой и часто дыша короткими рывками. Прошептал:
— Так, это точно не медведь. Определённо не он... Что это вообще такое?
Умолк, испугавшись собственного голоса и того, что тварь может снова кинуться, выломав ставни. Страх обостряет слух, через треск цикад проступает шорох травы под лапами. Чудовище бродит вокруг, принюхивается и глухо рычит. Подходит к двери и скребётся, тяжело дыша. Засов подрагивает в пазах, а ужас стягивает хребет ледяными ремнями.
Наконец, спустя вечность, монстр отошёл к лесу. Парень перевёл дыхание, бросил взгляд на экран телефон. По-прежнему нет сигнала. Спрятав лицо в ладонях, склонился над столом, проклиная малую нужду, побудившую выйти из машины на обочине. Животный страх, бросивший в чащу, вместо авто и собственную невнимательность. Пока бежал, окончательно потерял направление. Трасса может быть в любой стороне, а он, даже если выберется и сбежит от монстра, будет блуждать в лесу.
Стараясь отвлечься, взял книгу и раскрыл на первой странице. Оглядел плотные строчки, сбивающиеся в абзацы, перемежающиеся рисунками.
«Первый день назначения.
Здесь довольно красиво, особенно после ледяных равнин вечной мерзлоты. Краски, запахи и буйство природы. Проклятье, здесь ещё и тепло! Настоящий рай! Домишко у меня добротный, правда дверь открывается внутрь, недочёт городского проектировщика. Ну зачем так делать в лесу? Зверю же легче вломиться! Ладно, засов есть. Спать вполне себе безопасно. Да и ставни крепкие, такие выдержат и медведя шатуна. Пожалуй, обживусь пару дней и возьмусь за работу.»
Ниже текста красуется набросок авторучкой: аккуратный домик на поляне.
— Похоже, геолог. — Пробормотал парень перелистывая. — Только неужели он один был?
«День шестой.
Писать особо нечего было. Дичи много, вчера подстрелил молодую косулю. Специй не хватает, но свежее мясо куда лучше консервов. Дни проходят в рутине и походах к озеру. Вода на удивление холодная, но это хорошо, помогает переносить жару. Озеро, кстати, странное, идеально круглое! Я специально померил, если вычесть эрозию берега, то действительно идеальный круг! А ещё в нём нет рыбы и водорослей. Должно быть, сероводородные ключи бьют на дне, хотя, откуда им тут взяться? Не знаю, но пить из него всё равно не буду. Мало ли.
Забавно, в самом центре озера есть островок, а на нём толстый такой дуб. Надо будет туда наведаться. Собрать желудей, для закуски или заготовки на зиму. Всё-таки я сильно сомневаюсь, что меня заберут раньше, чем следующей весной.»
На крыше ухнула сова и парень, вздрогнув, едва не опрокинул керосинку. Нервно хохотнул и, взяв лампу с книгой, перебрался к печке. Сел в уголке, подальше от окон и двери. Подкрутил огонёк, чтобы света хватало только на освещение дневника. Нужно дождаться утра, возможно будет связь или тварь уйдёт дрыхнуть.
«День тринадцатый.
Оборудование доставили в срок, а вместе с ним и надувную лодку, вместе с парой пачек патронов. Начальник передал, что моя изоляция продлится дольше, чем было рассчитано. Обещал заглядывать при облёте. Ну и ладно, я в тундре просидел три года в одиночестве, разве что с радиоприёмником. А тут и тепло, и книги, и радио! Не пропаду.»
«День пятнадцатый.
А ведь мне за это ещё и платят!»
«День шестнадцатый.
Сегодня на лодке добрался до острова. Дуб роскошный! Вблизи что эти ваши баобабы, не хватает только золотой цепи, да русалки с котом. Кстати, в краткое пребывание в городе, меня огорчили, что русалок у нас стали представлять, как баб с рыбьими хвостами. В угоду западно-буржуйским мифам. Это ведь духи в виде красивых, длинноволосых девушек! Вредные, правда... хотя, женщины все вредные.
А ещё меж корней дуба вход в пещеру, судя по всему, опускающейся ниже дна озера. Очень интересно.»
«День тридцать третий.
Я спустился туда! Было очень опасно, сорвись и помощи не дождался бы! Однако, теперь на дно протянута прочная верёвка. А ещё пещера явно искусственная! Говорят, в этих местах жила Чудь или Склавины, точно не упомню. Да и неважно это. Зал пещеры выложен полусферой, пол каменный, а стены обвиты корнями дуба. Под ними прячется барельеф, так и не понял, что обозначающий. А ещё там саркофаг! Гранитный! Похоже, я нашёл важное захоронение!»
У корешка набросан саркофаг, щедро заретушированный, но с явно выделенной крышкой. По краю которой идёт неразборчивая вязь.
«День сороковой...»
Текст смазан, а на странице протёрта дыра, захватывающая несколько последующих. Парень прикрыл глаза, глубоко вздохнул. Видимо неведомый «отшельник» освободил эту тварь из заточения. Пожалуй, это единственное логичное объяснение.
Стоп! Он застрелил косулю! Ему привозили патроны!
Обыск завершился у изголовья кровати, где под половицей обнаружилась винтовка Мосина. Ржавая и с расколотым прикладом. Парень закрыл глаза и застонал... дверь дрогнула от мощного удара, затряслась, жалобно скрипя петлями. Засов загремел в пазах, начал сдвигаться. Затрещало пересохшее дерево, одна из досок треснула и в дыру просунулась лапа. Длинная и тонкая, обтянутая сухими мышцами и белой кожей. Пальцы оканчиваются чёрными когтями, скребущими по засову.
Парень завопил, в отчаянье швырнул кочергу. Острие впилось в предплечье, тварь взвыла, и рука скрылась, вместе с орудием. Послышался удаляющийся за боковую стену рык. Парень сжался, подтянув к себе ржавое оружие и керосинку, готовясь швырнуть.
Спустя десяток минут полной тишины взялся за дневник. Может там найдётся ответ, путь к спасению!
«День пятьдесят седьмой.
Оно пришло снова, я проснулся от шёпота, сначала решил, что ветер. Но нет, оно стояло у окна и шептало, понукая открыть проклятый саркофаг! Жёлтые глаза... до сих пор вижу, как они горят! Я выстрелил в них, но только разбил стекло.»
«День шестьдесят пятый.
Викчг сванн, далэрик, йон! Викчг сванн, далэрик, йон! Викчг сванн, далэрик, йон!!!»
«День семьдесят восьмой.
Они прилетели в полдень. Но меня не нашли, долго бродили по лесу крича. Я не вышел, нельзя чтобы это задело и их! Сознание путается, руки... мои руки меняются. Это чертовски больно. Вчера очнулся перемазанный кровью, не помню, что делал, но чувствую, что опять был у саркофага. Нужно проверить.»
На следующей странице почерк изменился, от каждой буквы веет трудом, с которым выводили.
«День...
Потерял счёт времени, писать сложно... Крышка сдвинулась на два пальца, ещё немного и вновь появится щель... Проклятье. Патроны кончились, остался только главный, для себя. Надеюсь успею. Надо вспомнить молитвы, которые бабушка шептала. Может быть поможет»
«Не помогло»
Несколько страниц слиплись от крови. Остальные покрыты каракулями, едва ли похожими на буквы. Пролистав с десяток, застыл, глядя на рисунок. Сделанный косыми линиями, высыхающей ручкой. Темнота, выбрасывающая щупальца во все стороны, а в её центре круглые глаза без зрачков. Ниже две строчки на незнакомом языке, буквами похожими на клинопись.
Парень подтянул винтовку, оглядел, с натугой сдвинул затвор. Последний патрон покрыт серо-зелёным налётом. Выстрелит или взорвётся, разворотив кисть?
Человек трижды глубоко вдохнул, поднялся, держа лампу здоровой рукой, а мосинку зажав подмышкой. Подошёл к окну, вздрогнул, заметив через щель налитый кровью глаз. Слуха коснулось клокочущее рычание...
Ставня разлетелась в щепки, и когтистая лапа сомкнулась перед лицом. Парень отшатнулся и с полумаха швырнул в тварь керосинку.
Хрустнуло разбивающееся стекло и во все стороны брызнул жидкий огонь. Часть залила остатки ставень и стену с полом. Чудовище завизжало, отскочило пожираемое огнём и помчалось в лес. Скрылось меж деревьев, постепенно тускнея, словно удаляющийся факел.
Пламя вгрызается в сухое дерево, тянется к крыше, вспыхивают полотна паутины. Оранжевые языки расползаются, охватывая поперечные балки. Парень закашлялся и пошатываясь припал к двери. Засов поддался с неохотой, дверь распахнулась, повиснув на одной петле, в лицо дохнуло ночной прохладой... Огонь позади зло загудел, взвился, пожирая стену и расползаясь по потолку и полу.
Раскачиваясь, парень отошёл подальше, перехватит мосинку двумя руками. Гул и треск пожара заглушают звуки ночного леса, цикады притихли, а светлячки спрятали в чаще. Неверный свет искажает перспективу, а в пляшущих по стволам деревьев и земле тенях прячутся монстры.
Парень судорожно вздохнул и пошёл в чащу, надеясь догнать раненое чудовище. Красные отсветы пожара пробиваются глубоко в лес. Превращают наросты коры в жуткие морды и выпученные глаза, пристально следящие за чужаком. Ветер шепчет в кронах, скрипят ветви. Серп луны нависает над чащей так низко, что кажется, протяни руку и ухватишь за край.
Впереди сипло завывает чудовище, а воздух, по мере приближения, пропитывается смрадом палёной шерсти. Появился запах воды, только усиливающий вонь.
Парень вышел на берег озера, вода кажется чёрной, а гладь серебрится лунным светом. У кромки лежат притопленные брёвна, покрытые глубокими царапинами и с ободранной корой. В центре озера остров с огромным, раскидистым дубом. Крона искрится, а серп луны запутался в ветвях. Дерево будто светится изнутри, но Тьма бурлит у основания, стекает по корням к воде и сливается с ней.
Чудовище ползёт по кромке воды, жутко обгорелое и заляпанное грязью. Тело содрогается, а морда отдалённо похожая на человеческую, смотрит на чужака. Оно остановилось, начало подниматься... грохнул выстрел. Вспышка пламени осветила берег, выхватила из полумрака обрывки одежды на монстре.
Тварь качнулась и рухнула на спину, раскинув руки и наполовину уйдя под воду. Парень опустил ставшую бесполезной винтовку, обессилено рухнул на колени. Тело монстра уходит под воду, словно утаскиваемое цепкими лапами. Поверхность осталась неподвижной, словно тягучий дёготь.
Нечто двинулось по краю поля зрения. Парень судорожно обернулся и застыл. В чаще вспыхивают огромные жёлтые глаза, а тьма выбрасывает размытые щупальца мрака. Подбирается к нему, шепча на тысячу голосов. Пробуждает в сознании образы чёрного саркофага с едва сдвинутой крышкой.
Боль в залитых керосином ранах нарастает, захватывает тело и отдаётся в кончиках пальцев. Жёлтые глаза окружают его, а шёпотом сливается в гул морского прибоя, давящий на уши. Парень поднял руку и шумно выдохнул. Пальцы удлинились, а ногти начали сворачиваться в чёрные когти.
Тьма ревёт, требует открыть саркофаг под корнями дуба. Её зову вторит другой, куда слабее, умоляющий не делать этого и никого не допускать к острову. Рана на плече нестерпимо чешется...
На конкурс "Колдовская Книга", CreepyStory