0 просмотренных постов скрыто
Продолжение поста «Казус белли»3
не помещается на пикабухостинг
Повесть о Белом корабле
Начнём издалека.
Во время оно горячим скандинавским парням надоела проистекавшая из скудности почв и гадкого климата бескормица, они озверели - и отправились искать лучшей доли. Мы знаем этих парней как викингов. Довольно продолжительное время они мотались по всему свету, брали, что плохо лежит, от Константинополя до Парижа, мимоходом открыли Америку - а затем, постепенно, начали оседать в тех относительно тёплых краях, где удалось закрепиться. Особо ушлые, например, вышибли арабов с Сицилии и основали там своё королевство - и это не говоря уж о Рёрике Ютландском, более известном в наших краях как князь Рюрик.
Те, кому повезло чуть меньше, обосновались на севере современной Франции, в местности, которой они дали своё имя - Нормандия. Характер у викингов-норманнов остался прежним, поэтому их соседям жилось неспокойно, что по ту, что по это сторону Ла-Манша. Наконец, в 1066 году герцог Нормандии Вильгельм начал завоевании Англии, и нацепил-таки на себя вожделенную королевскую корону.
Драккар. Гобелен из Байо, фрагмент. 1080-е гг.
Это была присказка, суть которой в том, что уж в чём-чём, а в мореплавании эти ребята толк знали.
А теперь сказка, причём, предупрежу сразу, довольно печальная.
Во времена, нас интересующие, в 1120 году от Рождества Христова, на английском престоле сидел Генрих Боклерк, младший сын Вильгельма Завоевателя. (Всего сыновей у Вильгельма было четверо - старший, Роберт Кургёз, сперва наследовал отцу на материке, однако поднял мятеж и был лишён всего, Ричард, погибший совсем молодым, Вильгельм Руфус, сменивший отца на английском троне, и, наконец, Генрих, наследовавший бездетному брату.) Так вот, Генрих I Боклерк - а французское Beauclerc, к слову, означает "хорошо образованный" - был отличным королём, при котором Англия, наконец, спокойно вздохнула. И как действительно хороший король, он озаботился и продолжением рода: в 1103 году у него рождается сын, Вильгельм Аделин, которого с младых ногтей начинают готовить к правлению.
Генрих I Боклерк. Миниатюра XIII века
В 1120 году король – как и положено, со всеми присными и домочадцами – отправляется в Нормандию для подавления мятежа своего племянничка, Вильгельма Клитона. Решив свои семейные дела (и дав заодно по ушам решившему поучаствовать в веселье королю Франции), Генрих собирается возвращаться в Англию. И специально для этого важного мероприятия великий корабел Томас Фиц-Стефан, отец которого, Стефан Фиц-Эйрард, служил в том же качестве ещё Вильгельму Завоевателю, строит нечто невообразимое. Корабль-чудо, корабль-мечту. Белый корабль - или, по-французски, "Бланш-Нёф". Истинно королевское средство передвижения.
А вот с этого момента начинается череда событий, каждое из которых было невозможно предугадать - и каждое из которых, в итоге, внесло свою лепту в дальнейшую историю.
Король Генрих, ничего не зная о стараниях Томаса Фиц-Стефана, уже пообещал плыть в Англию на другом корабле, и взять своё королевское слово назад никак не мог. Зато, искренне уважая мастера, предложил тому доставить на Альбион наследника престола, семнадцатилетнего принца Вильгельма, со всею причитающейся свитой. В свиту помимо принца вошли двое незаконнорожденных детей Генриха, и весь цвет англо-нормандской знати.
Не было на борту только одного человека - графа Стефана де Блуа, ещё одного королевского племянника, сына его сестры Аделы. Говорят, их светлость накануне что-то не то съели, и пока все готовились к отплытию, прочно оккупировали нужник, так что его решили не ждать.
Пока решали, кто на чём будет плыть, пока грузились, пока отмечали предстоящее путешествие – успело стемнеть.
Юный принц, будучи уже изрядно выпимши, обнаруживает, что он, наследник престола и обладатель белоснежного чудо-корабля, плетётся в хвосте и рискует прибыть в Англию последним. И, разумеется, приказывает поднажать и показать всем, кто тут супер.
Принц Вильгельм Аделин. Рисунок XIII века
Ночные гонки на воде - идея не из лучших, а Сена регулярно намывает в своём эстуарии ранее неизвестные отмели, да так, что никакой лоцман не поможет.
И наш красавец-корабль таки напарывается на скалу.
Дальше начинается уже полная череда геройств, нелепостей, нелепых геройств и прочая катавасия.
Специально обученные люди немедленно пакуют драгоценную особу принца в шлюпку, благо, до берега относительно недалеко. Но принц не вовремя вспоминает, что на борту осталась его любимая сводная сестрёнка Матильда (не путать с родной сестрой, тоже Матильдой, речь о которой ещё впереди), и велит немедленно грести взад. Специально обученные люди, оказавшиеся, надо заметить, обученными достаточно скверно, приказ выполняют. На месте крушения уже царят сплошные Содом и Гоморра. В итоге, остающиеся на плаву пассажиры умудряются выкинуть принца из шлюпки, а саму шлюпку к чёртовой матери разбить.
В общем, все умерли.
По легенде, спасся только некий мясник Берольд, везший скотину к праздничному столу по случаю возвращения короля и его наследника, который, собственно, и поведал сии леденящие душу подробности. По той же легенде, прекрасно плававший и абсолютно трезвый Томас Фиц-Стефан, оценив предстоящий разговор с королём, решил, что утонуть будет проще.
Вот так, в одночасье, Англия лишилась наследника престола. Ни в текущем, ни в последующем браках детей у короля Генриха больше не было, и он всерьёз задумался над тем, кому же передать трон. А задумавшись, вспомнил о своём племяннике, везучем засранце Стефане де Блуа. Вызвал его в Англию, приблизил - и стал натаскивать на большую власть.
Стефан де Блуа. Миниатюра XIII века
И тут происходит ещё одно событие: далеко-далеко в Германии умирает император Священной Римской Империи Генрих V. Казалось бы, помер и помер, нам-то что. А то, что вдовушкой императора была та самая Матильда Английская, единственный выживший ребёнок Генриха Боклерка. Вы ещё не запутались? И вот безутешная вдова возвращается в Лондон и говорит: "Здравствуй, папа".
Обрадованный папа немедленно забывает про племянника-засранца и объявляет наследницей ненаглядную кровиночку, заставляя всю знать присягнуть Матильде как будущей королеве Англии. Затем выдаёт её замуж за графа Анжуйского, дожидается, пока у новообразованной четы родится первенец-сын, и с чувством выполненного долга умирает.
Королева Матильда. Рисунок XV века
После чего в Англии совершенно предсказуемо начинается гражданская война между королевой Матильдой и графом де Блуа, который не для того столько лет унижался перед дядюшкой, чтобы его вот так кинули.
Стефан и Матильда поочерёдно спихивают друг дружку с престола. (Кстати, чтобы вам стало совсем весело, замечу, что жену Стефана тоже звали Матильдой, так что радуйтесь, что о ней в нашем рассказе больше не будет ни слова. Небогато там было с фантазией по части женских имён.) Надо добавить, что Стефан был человек, всем прекрасно известный по обе стороны Ла-Манша. А Матильда, всю жизнь проведшая в Германии при муже, не имела толком предъявить ничего, кроме отцовского завещания и баронских клятв.
Их противостояние продолжалось почти 20 лет, с 1135 по 1154 годы. В итоге это так всем надоело, что было принято соломоново решение: в Англии правит Стефан, но наследуют ему не его дети, а дети Матильды. Впрочем, для этого Стефану сперва пришлось потерять в гражданской войне двух сыновей из трёх.
Так и получилось, что в 1154 году на престол вступил Генрих II Плантегенет, и в Англии воцарились триста лет относительного мира. После чего началась следующая гражданская война - Алой и Белой Розы.
А эта история, случившаяся из-за перебравшего вина мальчишки, закончилась.
Показать полностью
5
Майдан по-мексикански, или Война из-за кондитера
В 1828 году только-только вырвавшую независимость Мексику терзала политическая смута. Как это порою бывало и в менее отдалённые от нас времена, причиной стало несогласие части электората с итогами президентских выборов: противники избранного Мануэля Гомеса Педрасы, потребовали пересчёт голосов, третий тур и прочее прилагающееся. А за отсутствием автомобильных покрышек сожгли, предварительно разграбив, Парианский рынок в Мехико. Президентом стал проигравший выборы Висенте Герреро. Тут стоило бы потешить любителей конспирологии, упомянув, что за отсутствием в молодом государстве политических партий их роль играли различные масонские ложи: Герреро принадлежал к Йоркскому, а Педраса – к Шотландскому уставу. Но к нашей истории непосредственного отношения сие не имеет. Зато имеет вот что: одна из лавчонок Паризианского рынка принадлежала французскому кондитеру Ремонтелю. Который, что не удивительно, остался сим конфузом весьма недоволен, и в своём недовольстве дошёл аж до короля-гражданина Луи-Филиппа. Добирался он до его величества добрых десять лет, но, тем не менее, своего добился. И бедные мексиканцы, у которых за это десятилетие произошло ещё столько всего интересного, что о такой древности, как погром на Паризианском рынке они и думать давно забыли, совершенно внезапно получают счёт на 600 тысяч песо. Компенсация за причинённый французскоподданному моральный и материальный ущерб. Это при том, что средний дневной заработок у мексиканца описываемой эпохи был ровно в 600 тысяч раз меньше.
Висенто Герреро, президент Мексики (1782 - 1831)
Мексиканцы охренели, посчитали, сколько они в принципе должны французам, сопоставили с наличествующим в казне, да и объявили дефолт. «Денег нет, и не будет». Сейчас, конечно, в такой ситуации началась бы долгая бодяга с судебными исками, падением национального рейтинга, переговорами с Всемирным Банком, МВФ и прочими структурами, и всё как-нибудь бы рассосалось. А в ту пору, за отсутствием вышеназванных и вышененазванных институтов, король просто послал в Мексику своих братков, чтобы те решили вопрос. В роли братков выступили военные моряки под командованием адмирала Бодена. Началась Первая французская интервенция в Мексику, более известная как Война из-за кондитера или Кондитерская война.
Адмирал Шарль Боден (1784 - 1854)
Боден, недолго думая, захватил со своей эскадрой крупнейший мексиканский порт Веракрус, в котором, к слову, базировался весь флот противника, а остальные порты заблокировал. Буквально вчера отложившаяся от Мексики Республика Техас действия французов поддержала и приняла посильное участие в веселье, резонно полагая, что теперь-то её собственной морской торговле попрёт. С юга немедленно вторглись интервенты из Гватемалы, а внутри самой Мексики поднял мятеж генерал Урреа. Кажется, именно это и принято называть «пожар в борделе во время наводнения».
Анри Бланшар. "Атака морских ворот при взятии города Веракрус в ночь на 5 декабря 1838 года". 1839 г.
Президент Бустаманте (кстати, бывший вице-президентом у помянутого выше Герреро, вот как оно бумерангом-то прилетает) обозрел творящееся – да и выразил готовность оплатить требуемое.
Остаётся добавить, что сразу после отбытия довольных французских братков власть в стране немедленно захватил генерал де Санта-Анна, герой войны за независимость и народный кумир, известный также как Наполеон Запада. И оказалось, что настоящие неприятности у Мексики только начинаются.
Антонио Лопес де Санта-Анна (1794 - 1876)
Страшные люди эти кондитеры.
Показать полностью
4
Нефутбольная война
Ни один разговор о конфликтах с дурацким casus belli не обходится без упоминания Сточасовой войны между Сальвадором и Гондурасом 1969 года, известной как Футбольная война.
Действительно: объявлять войну из-за проигрыша национальной сборной по футболу в отборочном матче Чемпионата Мира кажется перебором даже для пылких латиноамериканцев. Но, как это часто бывает, дело было совсем не в том, что потом осталось в исторических анекдотах. И вообще не смешно.
Итак. Перед нами довольно большой для Центральной Америки Гондурас, управляемый военной хунтой во главе с генералом Арельяно, и в пять с лишним раз меньший по площади Сальвадор во главе с генералом Эрнандесом - который, для разнообразия, пришёл к власти в результате выборов, потому что с переворотом чуть раньше успел подсуетиться его предшественник Карбальо. Нормальное дело.
Как это порою бывает, маленький Сальвадор экономически куда успешнее большого Гондураса. Но (как тоже бывает, причём чаще, чем хотелось) экономический рост далеко не всегда связан со всеобщим процветанием: то есть, пока верхушка богатела, низам от национальных показателей было ни жарко и ни холодно, а скорее голодно. В стране категорически не хватало пахотной земли. Зато такой земли было полно в соседнем Гондурасе, куда бедные сальвадорцы и ринулись дружной толпой нелегальных мигрантов. Прибавим к этому, что чуть ли не половина внешнего долга Гондураса составляли долги Сальвадору, и вам станет понятно, что особо добрососедскими отношения нельзя было назвать и без всякого футбола.
В 1967 году Гондурас делает то, что обычно делают авторитарные режимы, решая экономические проблемы: демонстрирует своему народу образ врага. Разумеется, это нелегал-сальвадорец, который "захватил наши земли", "занял наши рабочие места" и вообще - пристаёт к нашим девушкам и ест наше сало. Простите, вырвалось.
Последовали массовые депортации, изъятие незаконно занятых площадей, снос нелегальных построек и всё прочее, сопутствующее. При всём этом сальвадорцы в Гондурасе, сжав зубы, кулаки и ягодицы, возвращаться на родину не стремились: там-то ловить точно нечего, а тут, может, ещё пронесёт. К 1969 году число "лиц сальвадорской национальности" в Гондурасе превысило двести тысяч человек, из которых местное гражданство имела едва четверть. Одновременно поток высылаемых в Сальвадор нелегалов создавал невыносимое давление уже на тамошнюю экономику. В общем, достаточно было малейшей искры.
Футбол у нас, конечно, вне политики, поэтому при жеребьёвке отборочных матчей Мундиаля-70 никто, в общем, не заморачивался политологическим анализом. Может, и зря. Боюсь, спортивное противостояние Армении и Азербайджана где-нибудь в 1991 или Китая и Вьетнама в 1978 тоже не привело бы ни к чему хорошему. Но - жеребьёвка прошла так, как прошла. Первый матч, 6 июня, на домашнем стадионе Тегусигальпы, со счётом 1:0 выиграла сборная Гондураса. Результатом стала первая жертва: сальвадорская болельщица застрелилась, не вынеся "национального унижения".
Второй матч, 15 июня, уже в Сан-Сальвадоре, вновь выиграла принимающая сторона. Надо сказать, что ещё перед матчем толпа местных неслабо поколотила гондурасскую сборную, что, в общем, не способствовало их игре. В ответ в Гондурасе начались сальвадорские погромы, причём по щам прилетело и нескольким попавшим под горячую руку посольским сошкам.
Последовали обоюдные жалобы в ООН и прочие авторитетные инстанции, но футбольных функционеров эти вопросы не заботили от слова "вообще". Не смутил даже факт объявленной в обоих государствах мобилизации. 26 июня, на нейтральной территории, в Мехико, состоялся третий, решающий матч нашего весёлого дерби. Гол Мартинеса на десятой минуте выводит вперёд Сальвадор. На девятнадцатой Кордона сравнивает счёт. Ещё десять минут спустя Мартинес делает дубль, но на пятидесятой минуте Мурилло отыгрывается. 2:2. И, наконец, в дополнительное время, на сто первой минуте матча, двадцатиоднолетний полузащитник Хосе Антонио Кинтанилья забивает победный гол в ворота голкипера сборной Гондураса Авила Хайме Варелы.
На следующий день Гондурас заявил о разрыве дипломатических отношений с Сальвадором.
И началась война.
Собственно боевые действия продолжались с 15 по 19 июля 1969 года. За эти сто часов с хвостиком по различным данным с обеих сторон погибло от двух до шести тысяч человек, в основном, среди мирного населения приграничных территорий.
"Сточасовая война" привела к массовому потоку беженцев из Гондураса (до 130000 человек), под наплывом которого экономика Сальвадора рухнула и страна погрузилась в гражданскую войну. Что касается Гондураса, то его экономике рушиться, в общем, было уже некуда, поэтому хунта слегка отпустила поводья и даже провела что-то, отдалённо напоминающее выборы. Но у власти всё равно осталась.
Мирный договор стороны заключили лишь в 1980 году, а окончательную демаркацию границы провели аж в 1992 при посредничестве ООН.
Буквально только что, в 1960 году, созданный Центарльноамериканский общий рынок приказал долго жить и был воссоздан только в 1991 году.
Ах, да: в своей группе на ЧМ-1970 Сальвадор занял последнее место, проиграв все матчи. Тьфу.
Показать полностью
СВИНЬЯ РАЗДОРА, ИЛИ УЧИТЕ УЖЕ ГЕОГРАФИЮ!
История человечества знает немало дурацких войн, вспыхнувших из-за полной ерунды. Например, в 1859 году Англия и США чуть было не устроили побоище... из-за свиньи.
Впрочем, на самом деле проблема была не столько в бедой хрюшке, о которой чуть позже, а в географической безграмотности. Когда в 1846 году США и Великобритания заключили Орегонский договор, маркирующий границу между их территориями (нынче это самый западный отрезок границы США и Канады), в нём было прописано буквально следующее: "граница проходит по сорок девятой параллели северной широты до середины пролива, отделяющего остров Ванкувер от материка". Тут-то и была зарыта собака - точнее, та самая свинья, о которой всё ещё позже. Дело в том, что между островом Ванкувер и материком внезапно (как обычно) оказался архипелаг Сан-Хуан, о котором в Орегонском договоре нет ни слова. Соответственно, слова об отделяющем Ванкувер от материка проливе англичане и американцы понимали диаметрально противоположным образом: американцы, ясное дело, утверждали, что речь идёт о проливе Харо, отделяющем остров Ванкувер от островов Сан-Хуан, а англичане стояли на том, что в договоре имеется в виду пролив Розарио, отделяющий острова Сан-Хуан от материка. В общем, остров Сан-Хуан площадью аж в сто сорок квадратных километров оказался спорной территорией, которую каждая из сторон считала своей - и которую каждая из сторон начала постепенно заселять. С одной стороны острова появилась овцеферма ирландца Чарльза Гриффина, с другой - ферма американца Лимана Каттлера.
Оба фермера жили вполне добрососедски, абсолютно не заморачиваясь вопросами государственных границ и международной политики. Каттлер спокойно выращивал овощи, в том числе - картошку, а Гриффин, вместе с принадлежащими Компании Гудзонова залива овцами, содержал и несколько своих собственных свиней. "Ага!" - скажете вы, и будете правы.
В какой-то момент мистер Каттлер обнаружил, что его ненаглядные картофельные грядки кто-то посещает, причём с очевидно грабительскими намерениями. Фермер снял со стены верное ружьё, устроился в засаде и в полном соответствии с базовыми американскими ценностями подстрелил посягнувшую на его собственность тварь. Коей, как не трудно догадаться, оказалась одна из свиней его соседа Гриффина.
Совершив, таким образом, на своей земле акт правосудия, Каттлер предложил Гриффину забрать убоину, получить десять баксов отступных и впредь лучше следить за скотиной. После чего посчитал инцидент исчерпанным.
Но не тут-то было! Ирландцы - они такие, их на мякине не проведёшь и на кривой козе не объедешь. Поэтому Гриффин, во-первых, потребовал за свинью не десять баксов, а все сто, а во-вторых, добавил, что его стадо будет пастись там, где захочет. И вообще, непонятно, что всякие американские голодранцы делают на территории, принадлежащей Её Величеству королеве Виктории.
"Чего-о?" - резонно возмутился Каттлер. Потому что эти ирландцы охренели вконец: мало того, что без спроса поселились на американской земле, так ещё и права качают!
В общем, не договорились. И мало того: немедленно стуканули, каждый в свою администрацию. Где, что характерно, до этого момента и не подозревали о каких-то взаимоисключающих поселениях на острове, который каждая из сторон свято считала своим. И чтобы пресечь творящееся безобразие направили на многострадальный остров войска. Итого, отряд в 460 американских солдат, поддержанный 14 орудиями, во главе с полковником Кэси, изготовился показывать кузькину мать пяти британским военным кораблям с 167 орудиями и 2140 людьми на борту под командованием аж целого вице-адмирала Бэйнеса.
Надо отдать Бэйнесу должное: он первым решил, что устраивать полноценную войнушку из-за свиньи - это, всё же, чересчур. Американская сторона, впрочем, пришла к тем же выводам, поэтому войска получили писанные как под копирку приказы: при нападении защищаться всеми имеющимися силами, но первыми огонь не открывать.
Тут надо сказать, что зольдатикам можно приказать не стрелять. А вот заставить их заткнуться уже гораздо сложнее, особенно в условиях тотальной скуки на позициях и полном отсутствии языкового барьера. Так что несколько дней подряд на острове царил сплошной рэп-баттл вперемешку со стендапом: противники крыли друг друга самыми что ни на есть последними словами, не пренебрегая познавательными фактами о родителях и сексуальных предпочтениях оппонентов.
Пока бойцы развлекались в силу немудрёных своих запросов, информация об инциденте постепенно дошла до самых верхов. Президент Бьюкенен и премьер-министр Палмерстон узнали о том, что они, оказывается, воюют, и слегка охренели. После чего немедленно и чуть ли не хором велели прекратить безобразие. В итоге было принято соломоново решение: конфликт заморозить, оставить каждой из сторон на острове по сто солдат, а дальше пусть у преемников голова болит. Потом Англия всерьёз занялась Китаем, Америка и вовсе устроила Гражданскую войну (воспользоваться которой британцы так и не рискнули), и наконец международный арбитраж во главе с кайзером Вильгельмом решил, что остров-таки американский. Дело было в 1872 году - через тринадцать (!!!) лет после злополучного выстрела.
Острова Сан-Хуан и нынче принадлежат США. Это всё такая же глушь, где проживает от силы тысяч пятнадцать народу.
О дальнейшей судьбе Ивана Ивановича и Ивана Никифоровича - то есть, пардон, мистера Каттлера и мистера Гриффина, - не говоря уж об останках убиенной свиньи, сведений не сохранилось. Рискну предположить, что и тот, и другой довольно скоро пожалели, что не договорились между собой по-хорошему, без привлечения силовых структур. И это, пожалуй, единственная мораль, которую можно вывести из нашей истории.
Добавил карту по просьбе читателей.
Показать полностью
1