«Хищник» — один из тех фильмов, которые запомнились нам не столько сюжетом, сколько напряжённым, почти телесным ощущением угрозы. Этот боевик снят в те старые добрые времена, когда герои ещё выглядели как крепости с руками. И если копнуть немного глубже, оказывается, он гораздо умнее и злее, чем обещал жанр. Джон Мактирнан, человек, поставивший впоследствии «Крепкого орешка», уже здесь демонстрирует склонность к подмене: нам показывают брутальный аттракцион, а под ним — тонкую, почти философскую притчу о мужественности, страхе и расплате.

На первый взгляд — всё как обычно. В джунгли Латинской Америки прибывает команда элитных спецназовцев. Каждый — архетип: здоровяк, шутник, молчун, командир. Все как на подбор — мужчины до последней жилы. Они идут «на дело»: привычно, почти ритуально. В лагере повстанцев устраивают резню — легко, будто на полигоне. Сила — закон, война — работа. На этом то самое «как обычно» заканчивается...

Ибо вскоре выясняется, что врагом оказывается не человек, а нечто иное: невидимый, безмолвный, бесстрастный охотник, наблюдающий из кроны деревьев. Его не интересуют идеологии. Он никого не спасает, никому не мстит. Он охотится, как охотятся они. Только честнее. Без лишних слов.

И вот тут фильм поворачивается лицом к зрителю — и в этом лице отражается сама эпоха.

Давайте перенесёмся в 1987 год, когда «Хищник» вышел на экраны. Какой тогда царил культ? Культ силы. Эпоха Рейгана, милитаристская риторика, идеализация «героя». В кино Шварценеггер, Сталлоне и Норрис — не просто актёры, они физические и моральные идеалы. Но именно «Хищник» позволяет себе не воспевать, а сломать этот образ.

Потому что Хищник не просто антагонист. Он — двойник Датча, героя Шварценеггера. Такой же технологичный, расчётливый, смертельный. Он — как второе «я» главного героя, пришедшее за расплатой. В образе пришельца из ниоткуда (мы же в первом фильме ничего не знаем ни о его родной планете, ни о его миссии) он становится метафорой расплаты за привычку к насилию.

Команда героев уничтожается один за другим — не потому, что они слабы, а потому, что они не готовы быть жертвами. Их убивает не Хищник, а их собственное ощущение превосходства. Ведь убивать — это то, что делают они. И когда тот, кто «должен» быть в роли дичи, меняет правила, — все ломается.

Что мы видим в финале? Датч сбрасывает оружие. Стирает с себя маску бравого солдафона. Остаётся один, в грязи, вооружённый лишь смекалкой и страхом. Чтобы выжить, он должен перестать быть героем 80-х. И (и это ещё одна вещь, которой они похожи) ради победы он начинает взаимодействовать... с природой. Как Хищник был почти невидим на фоне джунглей (они часть природы), так Датч незаметен, когда полностью вымазан грязью (она тоже часть природы).

В этом моменте — вся суть фильма. Он не про победу человека над чудовищем, а про крах иллюзии о непобедимом человеке. Чтобы выжить в этом мире, больше не достаточно быть сильным. Соратники Датча действовали по привычному сценарию (ловушки, мины, огнестрельное оружие и т. д.) в сражении с непривычным противником. А Датч смог изменится, так что одержал победу.

«Хищник» не обвиняет. Он регистрирует. И в этой регистрации есть почти трагическая ирония: если ты приносишь в мир насилие, будь готов — кто-то принесёт его к тебе. Лучше, чище, точнее (вторая часть нам потом показала, насколько раса Хищников изобретательная в плане оружия).

И самое интересное в конце. Если смотреть с колокольни классического боевика, победил однозначно Датч. Но если сделать шаг в сторону, тогда мы уже не знаем, кого считать победителем. Хищник погибает, да, но Шварценеггер-то уже не тот. Не герой, не икона. Он просто человек, который выжил. Ибо увидел в себе не только охотника, но и добычу, и ради этого полностью изменил своё поведение.

А это уже совсем другая история.