Охотники
А вы тоже с любопытством и страстью охотника выдавливаете прыщи или черные точки на носу, наблюдая с наслаждением как они выскакивают из пор, а потом с удовлетворением рассматриваете результаты работы?
А вы тоже с любопытством и страстью охотника выдавливаете прыщи или черные точки на носу, наблюдая с наслаждением как они выскакивают из пор, а потом с удовлетворением рассматриваете результаты работы?
Они столкнулись лбами, выходя из-за угла "Крытого рынка" навстречу друг другу. Спустя тридцать лет после расставания:
Она:
– Ты?
Он:
– Я.
Она(влепляя ему звонкую пощечину):
– Как ты это сделал?
Он(улыбаясь, и прикладывая руку в обожженной щеке):
– Долго объяснять. У тебя есть время? Сядем в кафе, расскажу.
Сели в кафе.
Она:
– Давай, рассказывай.
Он:
– Вкратце, или чтобы ты поняла?
Она:
– Вкратце...чтобы я поняла.
Он:
– Я много лет думал...и придумал.
Она:
– Не томи.
Он:
– Ну, начнем с того, что я понял, что ты меня немножечко любила.
Она(усмехаясь):
– И что с того? Капля в житейском море в масштабе прожитых лет...
Он:
– Да, так и есть, но, ты помнишь эту каплю на вкус, ты отличаешь этот вкус от других капель.
Она:
– У каждой капли – свой вкус, и что с того?
Он:
– Ключевой момент в том, что капли эти – не просто воспоминания, они все сделали нас такими, какие мы есть сейчас, они – неотъемлемая часть нас.
Она(зевая):
– Терпеть не могу философию.
Он(роняя кофейную чашку на пол...она вздрогнула):
– Зевота прошла?
Она:
– Кхм, да, спасибо.
Он:
– Это никакая не философия, а научная теория, которую, к сожалению, сейчас пока не проверить никакими приборами, а эмпирически можно...
Она:
– Как?
Он:
– Нуу, ты же сейчас здесь, рядом со мной, мы столкнулись лбами в миллионном городе, в который я приехал впервые за двадцать пять лет, не имея ни малейшего понятия о том, где ты сейчас живешь. Ты же математик, что там теория вероятности говорит на этот счет?
Она(сердито кусая губы):
– Я шла там, тогда, и именно туда, потому что тебя вдруг чувствовать начала, хитрый бес, чтобы пощечину тебе влепить за то, что вновь ворвался без разрешения в мой мозг. Ты как это сумел?
Он:
– Как я уже говорил, наши былые чувства – не только воспоминания, они – часть нашей сущности, этакие кирпичики, из которых сложено наше "я". Ты – набор когнитивных качеств и мыслительных алгоритмов, сформированных в процессе жизни. Я тебя когда то знал, и пускай в искаженной форме(в розовых очках), скопировал в себя часть тебя, только это не чистая копия, а кусочек тебя, существующий одновременно во мне и в тебе.
Она(вздыхая):
– Снова философия, не люблю этого.
Он:
– Да нет, биоэлектрохимия, вот проведу я, к примеру, перышком по коже между большим и указательным пальцем левой руки...возникнут ощущения там, и одновременно, точно такие же ощущения у меня возникают в левом виске – электроимпульс по руке их передал. Ну вот, по той же схеме: подумаю о тебе в себе, а ты ощутишь это "о тебе" уже в тебе, только импульс распространяется не по нервным волокнам, а по слабоизученным электромагнитным волнам. Там еще целый ворох мелких деталей...
Она(фыркнув):
– Бред какой-то, почему другие так не могут?
Он:
– Ты же математик, и прекрасно знаешь, что для того, чтобы решить задачу, необходимо четко определить ее условия, а этим мало кто занимался. Просто, когда один человек, тоскующий по другому, пытается мысленно взывать к нему, то не находит разумного объяснения – как это сделать, и обращается к слепой вере и надежде – атрибутам мистического мышления. Я же пошел иным путем: принялся создавать псевдонаучные теории, из области "серых" – пока недоказуемых концепций, и мысленно "игрался" с ними, взывая к тебе, пока одна из этих теорий не дала внятный практический результат. На это ушло тридцать лет, но (показывает рукой на нее), как видишь, что-то получилось.
Она:
– Пощечина?
Он(улыбаясь):
– Много лучше, чем ничего.
Она(после минутного раздумья):
– Ты хоть понимаешь, что у меня давно своя жизнь, мысли и переживания по людям, которые рядом, а не черт знает где из не пойми каких древних времен, и тут на меня накатывают ощущения, сначала непонятно, потом разум начинает вспоминать, что именно такие ощущения были связанны только с тобой, и становится ясно, что ты, черт полосатый, чего-то снова мудришь.
Он(поднимая указательный палец):
– Взывая к тебе, я транслировал только приятную часть наших общих былых ощущений.
Она:
– Я заметила, но они лишние в моей сегодняшней жизни, ты это понимаешь? Ты что, меня в себя заново влюбить хочешь?
Он:
– Дерзко да? Затем и пощечина?
Она:
– Ты ведь ожидал ее, зачем тебе это?
Он:
– Ожидал, но только как один из многих возможных вариантов развития событий...
Она:
– И вот ты сидишь напротив меня с покрасневшей щекой. Что дальше то?
Он(расплываясь в улыбке):
– Радость познания, и открытия чего-то нового перекрывает боль о прошлом. Ты даже представить себе не можешь, насколько мне кайфово от того, что одна моя теория подтвердилась на практике...
Она(раздраженно):
– Сейчас еще одну пощечину влеплю!
Он(подставляя еще белую щеку):
– Я готов, а знаешь, с чего это ты, с твоим математическим складом ума не можешь представить моих новых ощущений? Давай ка я их тебе ретранслирую, я уже и это могу.
Она уже готова была влепить ему новую пощечину, но замешкалась, опустила ручку на стол, и заинтригованным тоном произнесла:
– А давай.
Эта дичь просто необходима мне тут.
К Сотоне Григорьевичу Ацкому должник занес сотку.
– Старею, – с досадой проворчал Сотона, – не помню этого долга, никогда со мной такого не было. Память с возрастом слабеет?
Ацкий посмотрел в зеркало – как всегда, ни морщинки....ни рожи, ни кожи...нет отражения...как обычно, девственная пустота. Красава!
Мысленно, Григорьич прочитал список кораблей из "Иллиады" до середины:
– Нет, память в порядке. Не старею. Щедрею? – посетила горькая догадка.
Перечитал "Скупого рыцаря", убедился, что все еще сопереживает только старикашке. Полегчало.
– Добрею!? – с ужасом в голосе предположил Сотона.
С дрожью в коленях он спустился в пыточные казематы: проверил клиентов на дыбе; смазал катушку для кишок; всласть поработал щипцами, и насладился работой новой глазовыкалупывательницы. Как камень с души!
– Борзею?
Привели борзых с псарни и оборзевших лентяев с бывших рабочих мест. Ни первые, ни вторые не признали в Сотоне своего.
Послали за доктором. Тот долго осматривал шефа, опрашивал его, а потом объявил диагноз:
– Мудреешь! Пустяки в голове уже не задерживаются, мозг ориентирован только на работу с серьезными делами.
– И правда! – Воскликнул Ацкий, внезапно ощутив в чреслах горячий прилив мудрости. – подайте мне серьезных дел, да побольше!
Привели Сотоне Моргенштерна и Данечку Милохина.
– Это что за демоны? – гневно вскричал Ацкий, стыдливо прикрывая возбужденную "мудрость" когтистыми лапами, – где вавилонская блудница, где Мессалина, где достойное корню зла лоно?
– Это уже все несерьезно, в сравнении с этими и им подобными, – отрапортовал доктор, – мир стал добрее, щедрее, старше, и оборзел в конец, что ему вавилонская блудница(?), так, пустяки, но вот эти двое, ооо!
– Лучше бы подобрел! – поникшим голосом промямлил Сотона.
Из тюрьмы федерального округа "Гринмиль" вышли трое: один белый, второй с гитарой, а у третьего никогда не было девушки.
Первые двое сели в кузов фермерского пикапа, следующего на Гринбоу, а третий пошел пешком в противоположную сторону, ведь у него никогда не было девушки.
Человек с гитарой затянул заунывную песню:
– Джил ушла, Джил ушла насовсем, Джил ушла, и разбила мне сердце перед уходом...
Белый:
– Не трави душу, Би-Би.
Человек с гитарой:
– Джил ушла, а ты, белый болван, дослушай песню до конца....Джил ушла, больно мне больно....
Белый вынул из кармана потрепанное письмо, повертел его в руках, и выбросил на обочину:
– А помогает, Би, но надолго ли?
Человек с гитарой:
– Я знаю, Джил, однажды ты пожалеешь о своем поступке... Джил ушла!
Белый:
– А это обязательно, ну, чтобы пожалела? А вообще, когда выговариваешься, да еще под такую музыку, действительно легчает, это потому, что мы едем в Гринбоу, а она уходит от нас в Гринмиль?
Человек с гитарой(истошно-горестно):
– Джил ушла!
Пикап подпрыгивает на кочке, задняя крышка его кузова распахивается, и на дорогу кубарем вываливается Джил: из двоих, сидевших в кузове, остается только двое.
Белый(пересчитав себя и Би-Би):
– Действительно ушла, да ты шаман, бро!
Человек с гитарой:
– Джил ушла, и это к лучшему!
Белый:
– Так как там насчет того, что она пожалеет об этом?
Джил поднялась, отряхнула юбку от дорожной пыли, отбросила в сторону туфли с поломанными каблуками, показала мужикам в пикапе "фак", хотела было направиться в Гринбоу, как тут ее сбивает грузовик. Всмятку!
Человек с гитарой:
– Теперь я свободен, свободен, свободен от твоих чар!
Белый(разглядывая кровищу и мозги на капоте догоняющего их грузовика):
– В самом деле, важно, чтобы пожалела, полегчало ведь!
Человек с гитарой:
– Джил ушла, и это к лучшему!
Комент En0teg не моё, пишет что баян
Я вчера обосрался прям в центре города. И эта не смешно, здоровый мужик наложил полные штаны. А дело было так, иду я по улице, ни кого не трогаю, и тут захотелось мне перднуть. А на улице, да в морозный денек, сам бог велел дать копоти. А я тем более это дело люблю, дать газу, я мастак в этом деле еще тот. Я когда дома подпускаю газов у соседей конфорки гаснут от давления воздуха. Так вот, и я решил перднуть. Перднул, когда пердел, уже тогда понял, что отпердел свое. Стою и сру прямо в штаны, и ничего поделать с этим не могу. Гавно само лезет, даже не спрашивая у меня разрешение на сей процесс. Меня всегда удивляло, почему когда серишь дома, то спокойна серишь порционно. Выдавил из себя грамм сто , и попкой так раз и обрезал, потом страничку в газетке перевернул, пробежался по заголовкам и опять катяшок порционный выдавил. Когда обсераешься в штаны, то ни о каком порционном каловыдавливании не может идти и речи. Жопа тупо открывается и гавно лезет. Причем }|{опа открывается на столько широко, что у меня создается впечатление, что она, без моего согласия, участвует в конкурсе «высри котях диаметром в 30 сантиметров и выиграй мобильный телефон». Спрашивается, зачем моей жопе мобильный телефон?
Насрал я па моим прикидкам, серьезно. Стою, аж вспотел, самый центр города, до дома как до Москвы на коленях. Стою, а сам пытаюсь в голове найти выход, что-то же надо делать. Пешком ковылять часа три, и это с полными трусами говна, эту мысль отсек сразу. Потом, прикинул на улице мороз, дай думаю присяду на скамеечку, говно подмерзнет, и я тогда в метро шасть, и так перебежками до дома доберусь. Сел на лавочку и сижу, в жопе пока тепло. И тут мысль, если говно в трусах замерзнет, яйцам то же прийдет каюк. Мне даже плохо стало от этой мысли. Встал. Люди меня чего то стороной обходят, видно поняли что я что то задумываю. А я стою и никак не могу сообразить. Потом гениальная мысль посетила меня. Я сейчас в подъезд зайду, в лифт проберусь, там трусы сниму, жопу ими же вытру ну и домой по быстрому. Значит, захожу в подъезд, вызываю лифт. Стою, а гавно то уже остывать начало, ощущения прямо скажем не из прекрасных. В подъезде понял еще одну вещь, от меня реальна воняет как от скотины немытой, причем сильно воняет. Приехал лифт, захожу, нажимаю кнопку четырнадцатого этажа, а второй рукой штаны расстегиваю, ну что бы времени хватило пока лифт приедет. Двери начали закрываться и тут в лифт влетает милое создание женского полу. Стыц трындыц. - Ой, вам на 14 этаж, а мне на 13,- пропела она - Ну что же, я с вами проедусь, потом спущусь на этаж. Конечно проедемся, я же кнопку уже нажал, подумал я застегивая штаны. Лифт поехал, а мне уже все, в голове шум, спина вспотела, а говно уже полностью остыло. И думаю что вонять в лифте начало очень сильно, потому что это создание, как-то странно на меня посмотрело. А я отморозился, типа че надо не срал я в лифте и все тут. И пипец, где та этаже на 10 лифт сделал нам большой реверанс, попрощался с нами, и свет погас. Я чуть не усрался повторно. Лифт застрял. - Ой, неужели лифт застрял? – спросила девушка. - Я так понимаю что да, - это я интеллигентом прикидываюсь. А сам думаю что мне делать, со свои гомном и со своей грязной жопой. А что-то делать надо. И тут эта хивря, нажимает какую-то кнопочку, и начинает с кем-то говорить, адрес дома называть и просить помощи. Я как представил себе, что сейчас придут монтеры , начнут нас от сюда вынимать, спрашивать почему так гавном воняет, мне еще больше срать захотелось. В лифте темно хоть глаз выколи. И тут я сообразил, что пока в лифте темно, надо по быстрому штаны снять, потом трусы снять и в уголок по тихому положить. А когда свет включат, она с непривычки на свет фиг чо увидит. Расстегиваю штаны, шуршу вещами так что даже самому страшно. - А что это вы делаете?- сильно сглотнув, спросила она. - Да я устраиваюсь по удобнее, ждать то долго,- а сам штаны приспускаю - А что это за запах?- перепугана спросила она. Я реальна чуть не ляпнул, что это я усрался на улице и па этому воняю гавном что пипец, но выдаю другое: - Да сволочи гадят в лифтах, не продохнуть,- а сам штаны уже полностью снял, стою в лифте в обосранных трусах. Я как подумал, что сейчас включат свет, девка реальна концы отдаст от увиденного. Но делать уже нечего, работаю дальше. Девка начала очень громко глотать слюну, видно то же обосралась с перепугу. А я шуршу вещами. Сам же про себя думаю, как бы так изловчится и по тихому снять трусы. И тут же себе представил, какая будет вонь. - Мужчина, вы не причините мне боль, прошу вас, не трогайте меня,- заныла в голос девка. - Да ты что, в своем уме, я отец двух детей, иду к товарищу по важному вопросу, как ты могла подумать обо мне такое? - уверенно отвечаю я, а сам начал отлеплять трусы от жопы. Блин как воняет гавно, когда усираешься в штаны. Оно воняет не так как в туалете, оно воняет так, что мухи еще на подлете теряют сознание, потом еще недельку в реанимации кантуются. Деваха, то же почувствовала что-то неладное, стала по тихому скулить в углу. - Да перестань ты, не трону я тебя,- говорю я. А сам трусы уже отлепил от жопы, и думаю как бы их снять с ног что бы не измазаться в гавне? Девка по моемому мозгами вообще поехала, тупа сидит скулит и что то причитает, наверное молитву какую нить читает. А я трусы уже до колен спустил. - Мужчина..ыыыыы, ревет она, - прошу вас не убивайте,- и дальше тупой такой скулеж. - Да на фиг ты мне нужна, говорю, - у самого проблем по горло, сдалась ты мне. Трусы спустил чуть ниже колен, и реально понимаю, что мне пипец полный, ноги в говне, }|{опа в говне и вонь , аж глаза слезятся. Девка по моему от запаха долбанулась окончательно. - Вы, вы ……мямлет она - Да чего вы вы, стой себе спокойно, говорю тебе насрал кто то, видно, я вступил , вот и воняет. Девка па моему осела на пол лифта. Я думаю, я сам от своего запаха чуть сознание не теряю. Но с другой стороны, понимаю, что медлить нельзя, либо сейчас либо ни когда. Короче нагнулся , снял трусы с одной ноги. На пол что то ляпнулось, по моим прикидкам это было говно из трусов. Девка в углу уже просто мычит как корова. Я изловчился и снял трусы со второй ноги. Мне аж полегчало, пол дела сделал. Стою с трусами в руке и думаю, в каком углу сидит эта хивря ревущая, ну что бы не кинуть ей трусняк на голову, и что бы не попасть на свои же штаны. Прислушался, ага сидит на против, значит в противоположный угол надо целиться. И тут полный звиздец подкрался незаметно. Включился свет, и лифт поехал. Когда мои глаза привыкли я понял, что с девкой что то не то. Глаза у нее как пятнадцатидюймовые мониторы, рот открыт, руки плетями висят, ртом как рыба делает, короче, все думаю, звиздец снесло от испуга башню. И тут я понял. Картина в лифте. Я стою ниже пояса голый, весь сцуко в гавне, в руках трусы с гавном и смотрю на девку. Она короче еще секунд пять ртом поделала и тупо свалилась на пол. Все, думаю, подохла, мне еще жмура в лифте не хватало. Решил времени не терять, трусами жопу и ноги вытер. Штаны одел и стою как честный гражданин жду своего этажа. На полу девка , наверное мертвая, в руках трусы с гавном, чего я их держал я не знаю. Когда лифт приехал, девка еще не ожила, так и лежит на полу. Я подумал что негоже ее в лифте в таком состоянии оставлять, ну и вытащил ее на этаж. Положил аккуратно, под голову свои трусы и бегом из этого дома. Тока одного понять не могу, какого фига она так испугалась? Ведь когда воняет в лифте гавном ,эта значит что усрался кто-то, а вот если бы воняло членом, это да тут можно испугаться, насиловать будут, хотя и тут ни чего страшного я не вижу. Да и еще, я тебе шубу немного гавном измазал, ногу вытер об нее. (с)
Охранник Сема расхаживал по пустой картинной галерее взад-вперед и пинал балду. Картины Моне завезут только в полдень, галерею откроют для посетителей лишь завтра, балда, на этот раз, была шарообразная, сильно напоминавшая скомканный кусок метрового ватмана.
Сема заметил, что когда перед его мысленным взором появляется Артем Дзюба, и отдает ему честь, удар по балде получается четким, легко проникающим "в девятку" любой пустой картинной рамки.
Сема "забил гол" очередной рамке, за которой пустовала ниша, влез в нее за балдой, да так и остался там надолго. Охранник, вдруг, обозрел пространство галереи с точки зрения портрета, и его это заворожило. Сема оперся локтями о внутренние части картинной рамы, положил на солидный пивной живот балду, а живот свесил с нижней рамы, парой движений рук деформировал бумажный шар в нечто весьма напоминающее череп неандертальца, глубокомысленно взглянул на балду, как Гамлет на Йорика, и благоговейно застыл в этой позе, почуяв аромат чего-то нетленного.
Аромат источала Аделаида Иосифовна, куратор картинной галереи, ухоженная и древняя, почти как Йорик только морщин больше. Она появилась из-за угла, увидела Сему, позирующего в картинной раме, уронила ворох папок, и воскликнула:
– Стоп-кадр, Семушка, не шевелись, сейчас за фотоаппаратом сбегаю...
Одно дело застыть для воображаемой публики, другое, когда тебя вознамерились запечатлеть для вечности. Семе подурнело от накатившей на него ответственности, и он попытался подобрать в себя живот. Не вышло, но "Йорик" с пуза свалился на пол.
И нет, чтобы выйти из ниши, обойти рамку, и подобрать Йорика....нет, Сема вжился в образ портрета, свесился через нижнюю перекладину рамы, силясь дотянуться до балды. Дотянулся...с хрустом...рамка тоже дотянулась ...до пола.
Именно этот момент и запечатлела камера Аделаиды Иосифовны.
"Некрасиво получилось, но не бегать же теперь за старой грымзой по всей галерее с целью стереть кадр?! Нет, бегать!"– решил Сема.
Пивной живот против сушеной старой воблы...победила старость, интеллигентно выверенная стратегия ухода от погони и занятия балетом в юности.
Когда Сема, после неудачного преследования, валялся на мраморном полу, пытаясь отдышаться, его грудь аккуратно придавила туфелька Аделаиды, и слегка впечатала каблучок в солнечное сплетение охранника:
– Предлагаю обмен, Сема, – победно проскрипела старая грымза, – я не заявляю на тебя за порчу имущества галереи, то есть разрушенной картинной рамы девятнадцатого века, а взамен, ты, Семен, обязуешься не препятствовать выставлению в галерее снимка с тобой в главной роли, который я распечатаю, ммм, 2×1, согласен?
– Я могу минутку обдумать ваше предложение? – заверещал Сема?
– Над предложением думай сколько угодно, – пропела Аделаида, и еще сильнее вдавила каблучок в рыхлую плоть, – а решение по ультиматуму я приму только сейчас.
Сема тоскливо перевел взгляд с Аделаиды Иосифовны на потолок. Ему снова почудился Артем Дзюба. На этот раз охранник сам отдал ему честь, но как-то без задора, даже по-детски всхлипнув.
На следующий день у Семы случился незапланированный выходной. Выставка Моне прошла на "ура". Правда, как с удовольствием заметила Аделаида, в кулуарах галереи посетители обсуждали все больше фотоснимок, "призванный привлечь внимание публики к проблеме варварского отношения некоторых представителей нашего общества к высокому искусству". Так было заявлено, но лишь Аделаиде было доподлинно известно, что истинный смысл фотопортрета заключался в том, что ей тоже захотелось похулиганить.
Взять с собой побольше вкусняшек, запасное колесо и знак аварийной остановки. А что сделать еще — посмотрите в нашем чек-листе. Бонусом — маршруты для отдыха, которые можно проехать даже в плохую погоду.
Я все понимаю, реклама есть реклама, но что это?