Очень рекомендую, кстати, посмотреть стендап Кости Пушкина. Он идеально сочетает две крайности, этот баланс, со времён игры в КВН.

Но чём выше ты поднимаешься по лестнице КВН, тем меньше свежести и свободы ощущаешь. Из матёрого шутника ты превращаешься в актёра, которому режиссёр говорит, что тебе нужно делать и когда.

Шутки, которые вы писали с командой режет цензура, оставляя только то, что подойдёт, по мнению «знатоков», для зала и телезрителя. Этот «покос» убивает целые сценарии. Это офигенные идеи, которые могли разорвать зал, но их положили пылиться на полку. До кучи, запись игры также режется и по телевизору показывают такую шляпу, что хочется переключить на «Играй гармонь!».

Да, кстати, ты больше не пишешь шутки и сценарии (ну или почти не пишешь). За тебя это делает команда сценаристов, которые сделают это лучше. А у тебя нет времени на это, ты должен репетировать и бесконечно прогонять сценарии. До автоматизма. Что выжигает натурализм постановки.

Да, ещё, мы решили задвинуть тебя и ещё пару старых ребят на второй план, Миша более качественно сможет подать этот материал (читай: кривляется больше и внешностью вышел). Гонорар, кстати, мы платим ему, он же всю команду тащит. И на разминке он даже если пошутит не смешно, народ всё равно посмеётся.

По итогу это превращается в гонку «у кого круче спонсор, который дал больше денег на самых дорогих авторов-писателей, которые смогли написать самые смешные шутки и Мишу, который, кстати, земляк одного из членов жюри и сможет выбить нам балл побольше».

И когда на это смотришь со стороны, хочется плакать, но не от смеха или обиды, а от того, в какое говно способны превратить эту шедевральную игру.

Именно поэтому, ТС, настоящий КВН жив, но он не живёт на уровнях лиги и страны, он процветает в провинциях и на уровне школ-ВУЗов, максимум — регионов. Там до сих пор шутки пишут сами школьники-студенты, ошибаются, перегибают, исправляются, но не сдаются.

Всем добра)

Смотрите, что произошло с юмором. Раньше шутка была как удар - неожиданный, точный, иногда ниже пояса. Она строилась на абсурде жизни, на столкновении высокого и низкого, на игре с языком. Сейчас это… я даже не знаю, как назвать. Инструкция по сборке шутки из конструктора Лего. Берется трендовый мем (проверено, народ узнает), прикручивается к нему локальный повод (типа студенты-архитекторы), сверху поливается тонким слоем «ого, мы же в универе!». И понеслась:

А вот у нас в деканате как в TikTok - одни короткие вертикальные видео!

Зал режет? Нет, зал делает вид, что смеется. Потому что так надо. Потому что на камере. А эти бесконечные «лиги»? Москва, Пятигорск, Сборная СУЗов... Это превратилось в какую-то иерархическую секту. Чтобы пробиться, нужно играть по правилам системы. А правила диктуют: юмор должен быть таким, чтобы его мог понять чиновник из минобра, и таким, чтобы его не стыдно было показать в прайм-тайм. Получается стерильный продукт. Не суп, а пакетик из Доширака, вроде и есть все компоненты, но души нет, одна химия.

Ушла искра божья, это вот ощущение, что ребята тусят в гараже и придумывают гениальную хрень, потому что не могут не придумывать. Сейчас КВН это карьера. Это стартап. Выиграл - тебя заметили, тебе дали путёвку в какое-нибудь шоу на ТНТ, ты стал частью индустрии. Ребята не шутят, они делают контент. А это, как бы, две огромные разницы. Одно это искусство, другое это производство единиц контента для выполнения KPI.

КВН сдох не сам по себе. Его убили два могильщика: гиперкоммерциализация и тотальный контроль. Из него вынули душу, накачали силиконом улыбок и поставили на конвейер. И теперь это даже не дерьмо, если честно. Дерьмо оно хоть натуральное, пахнет специфически, но живое. А это пластиковая имитация. Красивая, блестящая, но абсолютно безжизненная.

Жаль, конечно. Потому что в детстве я ждал эту передачу как праздник. Сейчас это просто напоминание о том, что всё, что было по-настоящему крутым и нашим, рано или поздно зажуют, переварят и выставят в виде безопасного сувенира. Печалька.

Из интервью 2018 года (к 70-летию):

— Сейчас все с удовольствием поют, вы не думали тоже продвигаться в этом направлении?

— Боюсь, что это будет похоже на какую-то самодеятельность. Я записал за все время работы где-то семь песен. Одну композицию — «Пиастры» — до сих пор помнят. Хотя эта песня была записана 25 лет назад и прозвучала один, максимум два раза в «Утренней почте». Мне это приятно. Может быть, запишу позже что-то, но особого желания нет — каждый должен заниматься своим делом. Мне по жизни повезло: я занимаюсь тем делом, которое люблю, и мне кажется, я нашел общий язык со зрителем, что является самым главным для телевизионного ведущего. Меня редко называют по имени-отчеству. В основном Юрой. И меня это абсолютно не коробит. Малыши, которые помнят, называют дядей Юрой. Например, Марат Сафин, мой любимчик, не имеет никакого отношения к телевидению, но я его знаю с шести лет. Он стал суперспортсменом, но так и продолжает называть меня дядей Юрой. А я его называл Маратиком, даже когда он стал уже и сенатором, и депутатом. Почему я вспомнил про него, не знаю, но он симпатяга.

— В вашей жизни были тысячи ярких подарков. Какие из них стали для вас самыми неожиданными?

— У меня было очень много неожиданных и очень дорогих мне подарков. По цене, я думаю, это не так дорого, но подарки были действительно царскими. На одном из дней рождения Никита Михалков подарил мне на сцене настоящий адмиральский эполет тысяча восемьсот какого-то года, он у меня до сих пор хранится. Один свой день рождения я встречал в Сибири, в очень хорошей компании, и местные повара сделали из шоколада мою фигурку с микрофоном. А на мое сорокалетие Алла Пугачёва запустила свой замечательный проект «Рождественские встречи» и пригласила меня его вести. Это было 16 декабря; я подошел к Алле, сообщил, что заказал на свой юбилей стол, и попросил отпустить меня пораньше, так как хочу проверить, как там и что с ним. И вот действо идет уже к концу, Алла объявляет всех, кто участвовал, и говорит: мол, вы не видите здесь Юрия Николаева, потому что у него сегодня день рождения и он побежал в ресторан проверять столы. Затем добавила: «Давайте поздравим его с днем рождения!». И весь «Олимпийский» — это пятнадцать-двадцать тысяч человек — поздравлял меня с днем рождения. Шоу снимал канал, и я думал, что это, конечно, вырежут. Оказывается, никто ничего не вырезал, все осталось — пошло в эфир еще на пятнадцать миллионов зрителей.

И меня потом еще полгода поздравляли с днём рождения. Вот такой царский подарок. А вообще я дни рождения почти не отмечаю. Только круглые даты, которые кончаются на пять или на ноль.

— Откуда у вас увлечение бильярдом?

— Дело в том, что я вырос в семье военных. Отец был полковником, и большинство офицеров в те времена ходили в сельские клубы и играли на бильярде. Папа брал меня с собой, так что я кий взял достаточно рано. Но это непостоянное увлечение. Когда я поступил в институт в шестнадцать лет, бильярд исчез из моей жизни, потом опять появился, затем открылся бильярдный клуб, куда, кстати, ходит главный редактор «МК» Павел Гусев. Мы очень хорошие друзья, я обожаю его и люблю играть с ним на бильярде; как раз с ним мы играем в снукер, английский бильярд. И когда идут мировые чемпионаты, мы все время на телефоне: ты смотришь? а за кого болеешь?

— Не любите проигрывать?

— Я всегда соизмеряю, с кем играю. Вот мы заговорили о Марате Сафине. Это же смешно — становиться играть с Маратом и думать о выигрыше. Я просто получаю наслаждение, глядя на него, его удары. Мы с ним брали ракетки, но мне кажется, он может со мной сидя играть. ) Так что в каждом виде спорта я понимаю, с кем могу идти на выигрыш, а с кем это бесполезно — нужно просто расслабиться и получать удовольствие. Но, честно говоря, проигрывать не люблю. Ни в чем.

— Слышала, что в свое время у вас было довольно неожиданное увлечение: вы могли самостоятельно летать на самолете!..

— Да, я мог пилотировать небольшой самолет, но это было очень давно. Я прекратил это делать, потому что данный вид спорта требует постоянных занятий. После того как получил лицензию, я не мог прийти через полгода, показать ее и полететь. Меня опять сажали за стол, спрашивали всю теорию: скорость взлета, посадки, когда выпускать закрылки и т. п. Затем нужно было сделать контрольный квадрат с инструктором, и только потом решали, имею я право пилотировать или нет. И с моим рваным ритмом работы каждый раз приходилось все начинать практически сначала. В итоге отказался.

— За книгой вас можно часто застать?

— Для меня взять книгу, которая еще пахнет, и листать страницы — это особое удовольствие. Помню, как впервые вкусил удовольствие от чтения в четырнадцать лет. Я даже прочитал один роман на английском языке. Как помню, это был Сэлинджер «Над пропастью во ржи». Читал я его, наверное, полгода, но осилил. До этого читал на русском. Говорят, что человеку по жизни нужно всего три книги, но для этого нужно прочитать тридцать тысяч. И у меня есть три автора, которых я люблю и могу перечитывать сколько угодно раз. Там дело не в сюжете. Это действительно гениальные люди: Бунин, Чехов и Гоголь. Конечно, я знаю и зарубежных авторов.

— Видимо, у вас дома много книг?..

— Ну по сравнению с теми библиотеками, которые я видел, не очень много. Полностью заставлен кабинет на даче и в квартире. Я не подсчитывал, сколько томов, даже навскидку не знаю. В свое время книга для меня являлась самым дорогим подарком, потому что было одно кишиневское издательство. Так что все, кто ездил в Кишинев, брали там книги и привозили мне. Они были на плохой бумаге, в жесткой обложке. Ну и сейчас я что-то подкупаю. Мне вот понравился итальянский писатель Бенаквиста, купил книгу неопубликованных рассказов Скотта Фицджеральда. Что касается русской литературы, я думаю, что все необходимое для моего вкуса у меня есть. Ну если увижу очень красивое издание, я не устою.

— Вы загородный житель или предпочитаете мегаполис с его ритмом?

— Последнее время мы живём в Москве. Семья разрастается — племянники, внуки; я подарил это все им. Ну мы одна кровь, одна семья. Они сейчас перестраивают дачу под себя, но наш отдельный отсек они не трогают. Мы туда всегда можем приехать, но официально это уже дом моей племянницы. Где-то в 86-м году мы купили этот дом на Истре. Он по нынешним меркам никакой, мы его, конечно, переделывали. Мне всегда нравились архитектура, дизайн, я даже выписывал журналы по дизайну, еще учась в школе. Да, мне нравятся красивые, интересные дома, но я покупал участок только из-за вида — он чумовой. Мне когда показали, я сразу спросил: сколько? И мы начали торговаться. Этот участок был расположен на бывших помещичьих угодьях, на самой высокой точке. И вот я стою на участке — и передо мной не согнутые спины соседей, которые ковыряются в грядках, а новоиерусалимский храм. Сейчас его отреставрировали, там очень красиво.

— Ведение детских музыкальных передач, можно сказать, ваш конек. А вам никогда не предлагали принять участие в проекте «Голос. Дети»?

— Нет, не предлагали. Я думаю, что, скорее, был бы таким свадебным генералом в этой программе. Есть такое понятие — инерция зрительского восприятия. Почему после меня — и это не бахвальство — «Утреннюю почту» многие вели, но зрители их не приняли? Не потому что я такой гениальный, а потому что зритель за десятилетия привык ко мне, к моей манере разговора, и перестроиться было очень трудно. Я тактически сделал правильный шаг: ушел из «Утренней почты», не появлялся там какое-то время, была интрига, и потом я появился в совершенно новом имидже.

— Кстати, дети, которые принимали участие в «Утренней звезде» и стали в итоге популярными артистами, как-то благодарят вас, поддерживают с вами контакт?

— Конечно. Мне приятно, что 16 декабря некоторые отменили свои очень выгодные гастроли. В частности, Серёжа Лазарев, например, не поехал в тур, чтобы поздравить меня с юбилеем. Да, я поддерживаю отношения и с Пелагеей, и Зарой, и Ани Лорак. И ещё мне льстит, и я этого не скрываю, что у всех моих соведущих потрясающе сложилась судьба: у кого-то личная жизнь, у кого-то карьера. Они все помнят об этом и благодарят.

— В вашей жизни все сложилось не только в плане работы. Вместе с супругой вы уже 43 года. Признайтесь, как вам это удается?

— Всем хочется узнать, и все задают этот вопрос, но нет никакого алгоритма семейного счастья. Сказать, что мы никогда не ссорились, — это неправда. Если в семье за столько лет не было ни одной ссоры, значит, семья построена не на любви, а на чем-то другом. И действительно, в нашей жизни много чего было, не нужно идеализировать. Это банально, но я все-таки эгоист и не смог бы столько жить с человеком, которого не люблю. Если есть чувства, значит, есть понимание. Если есть понимание — значит, есть и прощение. И потом, как я шучу, огромное количество гастролей — это тоже плюс для семейной жизни. Мы не все время проводили вместе, иногда по полмесяца меня не было, либо я прилетал, переодевался, улетал.

— Не возникало желания взять с собой на гастроли супругу?

— Когда мы расписались, она еще училась в институте и с деньгами, как вы понимаете, у нас было совсем неважно. Я ездил зарабатывать. Потом она с отличием окончила институт, работала с восьми утра до пяти вечера в Госплане РСФСР. У нее был красный диплом, ее считали хорошим специалистом, но ей зарплату, в отличие от коллег, не повышали, потому что она жена Юрия Николаева, а он, мол, много зарабатывает. Да, в восьмидесятых годах я уже достаточно зарабатывал. Не так много, может быть, как суперзвезды Юрий Антонов и Алла Пугачева, но среди ведущих, думаю, был в топе. Давали мое имя на афишах, потому что считали, что оно привлекало зрителей, ну а мне из-под полы доплачивали достаточно хорошие по тем временам деньги. Не сравнить с нынешними гонорарами.