Оказалось, что вся масса его предельно дерзких для того времени технологических предвидений сбывается, а его многоцветное предсказание техники  будущего удивительно точное. Правда мы пока еще не доросли до многого и , в частности, того времени когда «на смену автомобилю…придет аккумуляторная повозка на шагающих ногах, не нарушающих травяного покрова и не требующих асфальтовых дорог. Для основных грузовых и пассажирских перевозок – гелиевые дирижабли с атомным двигателем и, главным образом, быстроходные поезда с атомным двигателем на эстакадах и в туннелях».

Да, Сахаров – гений!

Петр Новыш

Санкт-Петербург

Таким образом, мы встречаем множество художников, чьи картины кажутся простыми играми цветов и форм, без особого замысла или содержания. Эти работы могут быть восторженно приняты публикой, и часто это происходит именно из-за того, что их можно интерпретировать различными способами. Здесь начинается игра: бездарные художники умеют строить свои концепции так, чтобы зритель сам подгонял под них свои эмоции и впечатления.

Однако, хотя такая манера работы может приносить временные успехи, за ней скрывается глубокая проблема: состояние искусства как такого. Как замечал известный искусствовед Иван Цветаев "настоящее искусство не только создает эстетический опыт, но и предлагает возможность для саморефлексии". Бездарные художники лишены этой ответственности.

Лицемерие и неискренность в искусстве

Лицемерие в искусстве — это механизм, позволяющий бездарным художникам чувствовать себя успешными, даже если их работа абсолютно пустая. Многие из таких "творцов" активно заявляют о своей уникальности и творческом подходе, в то время как на самом деле просто перенимают идеи других и выдают их за свои. Это происходит на фоне роста культурной индустрии, где подлинность зачастую уходит на второй план.

Например, многие известные арт-ярмарки сегодня представляют работы, которые привлекают внимание именно ценой, а не художественной ценностью. Возможно, их владельцы сознательно выбирают бездарных художников для продвижения, уверенные, что грязная прибыль важнее святости истинного искусства.

Такое лицемерие не только ограбливает настоящих художников, стремящихся выразить свои чувства и переживания, но и создаёт пространство, где настоящие эмоциональные взаимодействия становятся невозможными. Люди, осознающие это, могут уходить с выставок разочарованными, не находя ничего, что могло бы позабавить или вдохновить. Настоящие ценители искусства задаются вопросом: как такое могло случиться на орбите искусства?

Невозможность конструктивной критики

Бездарные художники зачастую не готовы принимать конструктивную критику. Любая форма отрицательной обратной связи воспринимается ими как нападение, что делает их уязвимыми. Они привыкли к похвале, так как их творчество зачастую является иллюзией успеха, построенной на демагогии. Поэтому конструктивная критика для них становится высказыванием не только об их творчестве, но и об их самооценке.

Некоторые из таких художников, которые долгое время искали признание, могут отказываться принять конструктивный подход к обратной связи. Они представляют мир, в котором все, что не укладывается в рамки их понимания "успеха", становится угрозой. Это приводит к замыканию на собственных идеях, где место критике занимает изоляция от всякого рода мнений и взглядов. Без критики, в свою очередь, невозможно развиваться, что долгое время удерживает их на одном уровне.

Эти художники рискуют остаться на обочине в мире искусства, поскольку их действия противоречат любым попыткам к самосовершенствованию и глубокому пониманию собственного творчества. На этом фоне становится очевидно, что процесс создания искусства — это не только момент вдохновения, но и постоянное взаимодействие, открытость к новым идеям и готовность принимать новые подходы.

Последствия бездарности для искусства

Бездарные художники, несмотря на некоторые коммерческие успехи, способны существенно навредить художественному сообществу. Их работы создают иллюзию, что мир искусства открыт для всех, независимо от уровня таланта или уровня понимания. Это ведет к тому, что многие настоящие художники могут столкнуться с трудностями в реализации своих творческих амбиций.

Сильнейшей негативной тенденцией становится подмена истинных ценностей. Искусство ответственно за передачу отдельных эмоций и идей, а не просто за оформление пустоты на холсте. Зритель нуждается в искусстве как в разговоре, в самом настоящем диалоге. Без этого диалога мы рискуем получить общество, где утверждаются лишь псевдодарования.

Кроме того, влияние на будущие поколения является еще одной серьезной проблемой. Если молодые художники видят популярность бездарного творчества, они могут начать подражать ему вместо того, чтобы развивать свои собственные идеи. Это может привести к тому, что в обозримом будущем на рынке искусства будут представлены только работы, низкоценные как в художественном, так и в эмоциональном смыслах.

В мире искусства сосредоточена огромная масса талантливых личностей, стремящихся выразить свои чувства и идеи через творчество. Однако среди них, как ни парадоксально, тоже находятся бездарности - алчные, лицемерные личности, использующие свои навыки манипуляции для коммерческой выгоды.

Игра на эмоциях публики, нежелание принимать конструктивную критику и обман потребителей создают специфическую среду, где настоящая ценность теряется. Это только подчеркивает, как важно оставаться честным как перед собой, так и перед зрителями. В противном случае искусство рискует стать бледной копией самого себя.

Искусство должно быть свободным от манипуляций, где каждый человек имеет возможность увидеть, познать и ощутить настоящую глубину настоящего творчества. Только благодаря искренности и открытости мы сможем возвратить настоящую ценность в мир искусства, полезного и интересного для всех.

До этого  материал диссертации апробировался мной лишь на уровне описания нескольких десятков изобретений, а также ряда журнальных статей и немногочисленных выступлений на конференциях, особенно, помнится, посвященных почему-то Дню радио.

Я выступал на секциях бурно развивающейся электропреобразовательной техники. В связи с изобретением мощных полупроводниковых ключей у этого направления было бесчисленное множество молодых гибких неустановившихся ветвей. Изменение на порядок тока, напряжения, скважности импульсов или частоты их следования полностью меняло структуру преобразовательных устройств и, соответственно, характер технических проблем.

Сплошь и рядом на одной конференции не находилось специалистов, которые могли бы компетентно прокомментировать выступление коллеги. Пожимали плечами. Верили на слово. Моим выступлениям обычно предшествовал пассаж ведущего, вроде: "...а вот еще о не менее своеобразном направлении ... сообщит нам молодой специалист...".  Рад был, если завязывалась дискуссия, но чаще слышал лишь формальные замечания коллег...

На Совете мне дали  перечень номенклатурных научных авторитетов, которым был смысл показать материал. Для этого я отпечатал рукопись в пяти экземплярах и затем ее навязывал несколько месяцев не менее чем двадцати персонам из указанного списка номенклатуры на предмет возможного отзыва на теорему.

И тут я познал неизвестную для меня сторону  околонаучности: эти, в основном пожилые, люлюди, безусловно, были специалистами в своей области, задерганными интеллектуалами с умными усталыми глазами старой добропорядочной собаки и, разумеется, резко отличались от массово наплодившихся к тому времени  обиженных Богом мухомороподобных партийствующих начальников. Своим видом эти интеллектуалы демонстрировали готовность к нормированному кванту самопожертвования незнакомому молодому специалисту. Но, видно, жизнь их поставила раком. Все они, как один, с тоской смотрели на принесенный мной материал, причем, непостижимо для меня, их не интересовала его суть, и живо допытывались  только одного – от кого я, откровенно намекая о своем желании в дальнейшем поиметь от этого имярека -дивиденды. Когда они осознавали, что я вовсе даже ни от кого, а просто сам написал диссертацию «в процессе плановых работ на государственных предприятиях», хотя и имею формально научного руководителя, им становилось совсем  тошно, но, очевидно из боязни нанести ущерб своему номенклатурному имиджу,  все же брали материал на просмотр. Обобщенное статистическое распределение резюме этих специалистов на материал Главы сведено в таблицу:

Не компетентен в этих вопросах

25%

Не буду в твои дела вмешиваться

25%

Положение верно и широко известно

25%

Положение не верно: чушь собачья

25%

Ни один из них толком не разобрался по сути предложения, не сделал ни одного компетентного замечания и уж, тем более, не дал желанного заключения о том, что Положение справедливо и обладает новизной.

С этими печальными результатами, но еще не до конца сломленный  я приполз к Секретарю. Буркнув что-то в том духе, что не видывал хлестче меня  дуболомов, он ультимативно мне дал последний шанс: на кафедру Теоретических основ электротехники ЛЭТИ из долгой командировки вернулся молодой профессор Лев Данилов. Он специалист по нелинейным цепям, и его заключение поставит окончательную точку на моем упрямстве.

Тут я осознал, что это тот самый Данилов, который также как и я когда-то работал во ВНИИМР и даже, может быть, мы работали там когда-то одновременно.  Даже нашел фотографию 13х18, где мы с ним почти одного возраста,  на субботнике, в одинаковых кедах тащим вдвоем,  груженые грунтом носилки. Вообще-то я с ним знаком не был и, возможно, никогда даже не разговаривал, но слышал о нем нижеследующую легенду.

Однажды в лабораторию, где он трудился пришло Высокое Начальство. Все, естественно, расселись за рабочие столы и стали энергично демонстрировать усердие. А Данилов как ходил, так  и продолжал задумчиво ходить между столами. Начальство выразило ему свое неудовольствие: мол, все работают, а Вы тут прохаживаетесь! Он ответил, что  думает. Тогда Начальство ему заявило, что если и дальше вместо работы он будет думать, его просто уволят. Любопытно отметить, что именно в те времена он разрабатывал новый вид математики, приложения которой позволили существенно расширить представления ученых о ряде законов теоретической электротехники. Но Наши его все-таки почему-то тогда не достали, а он "по корыстным мотивам" сам перешел в ЛЭТИ, где очень быстро защитил последовательно кандидатскую, а затем и докторскую диссертации и стал там самым молодым профессором... 

И вот я на кафедре Теоретических основ электротехники в ЛЭТИ. Удивило, что Данилов назначил свиданье  с точностью до одной минуты, а не как другие - плюс-минус полдня. Но я приперся, как водится, на час раньше. Обратил внимание, что  почтовые письменные ящики на кафедре полупустые, и лишь один переполнен и завален поверху -  профессора Данилова. Почти все, что можно было различить - на английском. Сотрудники не без гордости пояснили, что это в порядке вещей: Данилов - специалист мирового уровня. Меня это шокировало: получение даже одного письма из-за бугра казалось тогда бедствием, чреватым отстранением от Допуска. Тем более, что должность профессора в таком институте предполагала обязательный  отчет по каждому контакту с Западом. Мне до сих пор не понятно, как он, чисто технически, мог  осилить такую массу оправдательных бумаг. ..

Но вот пришел профессор Данилов. Удивительно вежливый и мягкий. Почувствовав слабину, я тут же, заикаясь, стал упрашивать забрать Главу на просмотр. Но, к моему ужасу, он достаточно решительно  это отверг,  хотя и согласился тут же при мне просмотреть материал. Я был убежден в печальном исходе: сижу рядом, как умная Маша, и наблюдаю. За десять лет, как я его не видел, он заматерел. Глаза  мудреца, и в процессе чтения на его лице я не смог выявить ни тени эмоций - нулевая лабильность. Он читал около десяти минут. После этого минуты две-три думал, а затем выпалил мне резюме, что мол - все верно, для него такой подход нов и даже интересен. Я не верил своим ушам и не смог сдержать слезы, хотя все еще сомневался - все ли он усек. Но в последующей беседе тут же убедился - еще как усек на все 100%, в подтверждение чего он выдал мне несколько ценнейших рекомендаций по подаче материала и терминологии.

И тут я, весь в соплях, пьяный от счастья, совсем обнаглев, спросил его, во-первых - не подскажет ли он форму дедуктивного  обоснования сформулированной Теоремы и, во-вторых (миловать, так миловать!)- не согласится ли  быть  и официальным оппонентом на защите диссертации. Тогда он, чуть подумав, взял клочок бумаги (который я поныне храню как святую реликвию) и тут же набросал форму  корректного подхода в общепринятых категориях. Боже, как я жалел тогда, что не прихватил с собой карманного магнитофона, чтобы не упустить какого-нибудь штриха его суждений. Потрясла совершенно необычайная силища мысли, лаконизм  и точность изложения, да еще с предельно вежливой  адаптацией к моей терминологии. А  возможность своего оппонирования он обусловил двумя обстоятельствами. Какими же? - не терпелось мне. Я на все согласен!

И тут он ответил царским изыском: первое - рассмотренный материал должен присутствовать в диссертации и, второе - его результаты должны быть практически использованы в ней при анализе схемных решений. О, Боже!!! Ведь именно это полностью совпадало с моей ideefixe, диаметрально противоречащей прагматизму носителей здравого смысла...

Вся наша беседа заняла, наверно, полчаса, и эти полчаса  были едва ли не самыми счастливыми и содержательными в моей жизни...

И вот, полностью согласившись с остальными рекомендациями Совета, я  форсированно подправил и ужал диссертацию до нормированных полутораста страниц, отпечатал ее и прошел кучу злополучных бюрократических терний оформления.

По мере подготовки к защите доброжелатели предупреждали меня об опасном, необычно жестком стиле оппонирования Данилова: даже в оптимистичном случае вначале он жестоко валял в грязи, но затем сам же отмывал, срывал старые одежды, одевал  новые и, наконец, выводил на новую широкую, но лишь ему ведомую дорогу, благословляя на дальнейшие дерзания. Интеллектуалы толпой ходили на его оппонирование докторских диссертаций, как на изысканное театральное действо.

И вот принес я уже завершенную диссертацию на отзыв к Данилову - теперь уже моему первому официальному оппоненту. В отличие от других, он и в этот раз не взял материал с собой, а тут же при мне в течение часа пролистал и сразу же написал отзыв. Объем его был сравнительно невелик, но, как оказалось, в нем содержались по значимости более важные замечания, чем  в остальных, порядка двадцати,  официальных отзывах. К моему удивлению, отзыв был написан необычайно образно, несколько игриво и содержал весьма глубокие замечания, также и по разделам, никак не связанным с Теоремой. Непостижимо - как ему удалось заметить ряд шероховатостей в выводе сложнущих, на мой взгляд, совершенно нечитабельных аналитических выражений. Все замечания были сделаны в предельно вежливой, благожелательной форме. И опять я был поражен его уникальными талантом и тактом,  никак не соразмерными с окружающей совковией щедростью и благородством. 

В третий раз я увидел Данилова уже на защите. После моего основного выступления Председатель  -женщина с вежливой безразмерной китайской улыбкой меня поправила: в своем докладе, наверно, Вы оговорились, - ведь в Вашем случае квазилинейность выполняется лишь в интервалах между переключением вентилей. Припертый к стенке, я искал максимально вежливый ответ, но ничего не придумал, кроме хамски-дерзкого:

-Нет это тривиально. Речь идет как раз об интервалах, содержащих эти переключения.

-Как?..  Неужели Вы не знаете, что так не бывает?

- В некоторых параметрических цепях - бывает! И это доказано в Главе 1.1.

-Нет, не бывает!..

После такой бессодержательно злой перепалки «бывает - не бывает», которая, как мне показалось, продолжалась, не менее минуты, наступило тягостное молчание: дама, подобно вытащенной на берег  рыболовом, сорвавшейся с блесны щуки, судорожно хватала воздух ртом и выпученными покрасневшими глазами искала подставившего ее Секретаря, а я, молясь за то, чтобы не упасть в обморок, - Данилова.

В тот момент, когда я увидел его в своей обычной буддийской непроницаемой погруженности в себя, Секретарь вдруг проявился и достаточно громко пробурчал: "Да - бывает, бывает!". - "Кто - первый оппонент?!! - Зло рыкнула она ... Ах, Данилов!.." И, резко смягчившись: "Тогда  пока продолжайте!". Я очухался, ответил на ряд уже явно не кровожадных ординарных вопросов.

И вот дают слово первому оппоненту. Данилов, вопреки его традиции, - по первости не стал нагнетать: самолюбие его было уже удовлетворено, наоборот - сразу же стал разгребать, но выступление свое построил, как всегда - с блестящим изыском.

Смысл его в том, что вот мол, диссертант по молодости и неопытности не может объяснить многоуважаемому коллеге-профессору несколько простых вещей, из которых становится ясным, что он в своей диссертации всего лишь предложил... и опять куча блестящих отточенных пассажей, позволивших всем более-менее понять суть и сохранить лицо в этой, казалось бы, патовой ситуации...

Дальше мне все понравилось: у публики было на редкость много искреннего интереса к самым разным, в первую очередь инженерным, аспектам. Я был в ударе и получил от защиты долгожданное истинное удовлетворение. Защитился без черных шаров, хотя лично не был знаком ни с одним из членов Совета...

Благодарности мои Данилов принял равнодушно. От банкета  отказался. Я мечтал поделиться с ним несколькими новыми своими идеями и, как минимум, чуть пообщаться, но явно был ему не интересен. Сейчас - знаю: у него  было тогда всепоглощающее хобби - решение некоторых задач из фундаментальной математики в области царицы наук - теории чисел. Он экономил время...

...................................................................................

Умер Данилов преждевременно, трагично, не без ожогов : его близкие считают, - "номенклатура  переломила ему хребет". Во все времена Гениальным ученым редко дают долго жить... Печально!..

Петр Новыш

Санкт-Петербург