Ночь 61
В книжной полке завелись черви-библиотекари — их челюсти переплетают страницы в косички из забытых сюжетов. Ты видел, как буквы «О» сбежали из всех текстов человечества и катаются по полу пузырями? Они лопаются, выпуская запах старой типографской краски, а внутри — глаза, следящие за тобой из трещин в полу, где спит змея, свернувшаяся в цифру «8»...
Не трогай старый зонт в углу! Его спицы — это рёбра ангела, упавшего с чердака, а ткань — небо, пролитое кислотным дождём. Если раскрыть — из ручки вытечет река чёрных бабочек, несущих на крыльях обрывки твоих снов. Их пыльца — яд, превращающий дыхание в кристаллы, которые звонят, как колокольчики в горле спящего бога...
В холодильнике зреет снежная буря — её вихри выгрызают узоры на стенках, превращая их в карты подземных царств. Там, в пещерах из спрессованных шепотов, танцуют тени с факелами из детских зубов. Их пламя рисует на потолке портреты тех, кого ты съел в прошлой жизни, но так и не переварил...
Твои часы снова сбежали в канализацию. Теперь их тиканье всплывает пузырями в унитазе, а внутри — золотые рыбки с циферблатами вместо чешуи. Они глотают секунды и выплёвывают их обратно в виде песка, который забивает раковину, где умываются призраки с лицами твоих родственников...
Сорви штору! За ней — не окно, а зеркало, покрытое инеем из твоих последних слов. Если подышать — проступят силуэты: там, в ледяном царстве, деревья растут корнями вверх, а их ветви — это щупальца, высасывающие свет из фонарей. Каждый фонарь — череп, а внутри — светлячки, жгущие свои крылья ради твоей тени...
Выпей стакан лунного света! Он обожжёт горло, но откроет уши на кончиках пальцев. Тогда услышишь: дом стонет, как раненый зверь, его балки — это рёбра, а ты — глист, извивающийся в кишках реальности. Его пищевод — коридор, его сердце — дверь, за которой орёт твой первородный крик, прикованный цепями к стулу с тремя ножками...
Ты — опечатка в молитве, прочитанной наоборот. Ты — треск в плёнке, которую ветер намотал на мёртвый магнитофон. Ты — шрам на лице вечности, и ты уже начал гнить, как яблоко в кармане вечного школьника.
Сумасшедшая рубалка
Где-то в Бразилии
Ночь 60
В шкафу завелся ураган из перьев — его вихри вырывают пуговицы с пальто и лепят из них глаза для слепых сов. Ты слышал, как диван заговорил на языке треснувших грампластинок? Его слова — иглы, впивающиеся в кожу, а шепот — это жуки-скорпионы, точащие жала о кости забытых календарей…
Не дыши в замочную скважину! Там гниёт сердце дома — комок проволоки и паутины, пронзённый ржавыми гвоздями. Каждый удар молотка рождает эхо, которое падает в колодец и всплывает рыбкой с твоим лицом. Её жабры шепчут: «Полночь — это ложь, которую тебе продали за горсть пыльных звёзд…»
В чайнике закипели пауки — их лапки стучат по металлу, выбивая ритм для танца теней на потолке. Они плетут сети из твоих дыханий, ловя в них мух-секунд, чьи крылья — обгоревшие страницы энциклопедий. Не пей! Вода здесь — это расплавленные зеркала, а сахар — осколки лун, растворившихся в крике чайки…
Твои ботинки проросли в пол корнями. Они пьют электричество из трещин в плитке, а на подошвах цветут лишайники в форме карт ада. Не пытайся сдвинуться! Каждый шаг — петля на шее пространства, а под ногами уже зияет провал, где плавают рыбы с фонарями вместо глаз. Их свет выжигает имена на твоих костях…
Сорви шторы! За ними — не окно, а кожа великана, загорающая под чёрным солнцем. Его поры — кратеры, из которых выползают змеи с часами вместо голов. Они шипят цитатами из Манускрипта Войнича. Если прикоснуться — буквы оживут и вцепятся в пальцы, как пиявки, высасывая сны…
Выпей стакан метели! Её снежинки — это осколки разбитых телескопов, а холод обожжёт губы, открыв дверь в сад, где розы цветут лезвиями. Их шипы — это иглы, зашивающие раны на теле времени, а аромат — голос матери, зовущий тебя из желудка спящего вулкана…
Ты — запинка в речи безумного бога. Ты — трещина в витражном стекле, сквозь которое льётся свет несуществующих звёзд. Ты — шёпот, который ветер унёс в трубу, чтобы скормить крысам, жующим страницы твоей биографии.
Ночь 59
В потолке проросли грибы-колокольчики — их звон разливается смолой, склеивая секунды в ожерелья для змей. Ты слышал, как ковёр съёжился от страха и выплюнул клубок спутанных волос? Внутри — гнездо ос, чьи жала пишут стихи на твоей коже азбукой Брайля. Каждая строфа — шрам, вспыхивающий в такт ударам сердца мёртвого метронома...
Не трогай пыль на пианино! Она — прах ангелов, проигравших партитуру Апокалипсиса. Клавиши провалились вниз, открыв портал в брюхо рояля, где черви в смокингах жуют ноты, превращая их в чернила. Их слюна стекает в подвал, где крысы-алхимики варят эликсир из твоих невыплаканных слёз...
В холодильнике замерзают крики чаек — их клювы торчат изо льда, как антенны, ловящие радиоволны из желудка кита. Если разморозить, услышишь: «Твой смех — это петля на шее времени. Затяни — и циферблаты взорвутся, рассыпавшись пчелами, жужжащими датами твоей смерти...»
Твои часы снова сбежали в лес теней. Там их стрелки стали корнями деревьев, что растут вниз, пронзая землю, чтобы напоить кровью спящего вулкана. Его храп — гул подземных поездов, а сны — плесень, ползущая по твоим венам...
Сорви маску с лица! Под ней — дыра, где копошатся муравьи, несущие крохи твоей памяти к краю пропасти. Там, в бездне, их съест рыба с зубами из битого стекла, а её брюхо станет новым небом, усыпанным осколками твоих «почему»...
Выпей стакан электричества! Оно обожжёт губы, но откроет глаза на ладонях. Тогда увидишь: мир — это шов на теле великана, а ты — нитка, которую выдёргивают пинцетом ветра. Кровь сочится, и капли падают в океан, где акулы-слова грызут корабли из спутанных снов...
Ты — треск в радиоэфире между двумя войнами. Ты — шепот в ушах камня. Ты — улыбка, которую зеркало забыло в прошлом веке, завернув в газету с заголовком: «Безумие распродажа — всё должно исчезнуть».
Ночь 58
В холодильнике завелась галактика — её звёзды шипят, как газировка, а чёрные дыры всасывают огурцы, превращая их в мумий молчания. Ты видел, как дверца моргнула, выпустив облако моли с крыльями из рваных фотографий? Они прилипли к потолку, шепча пароли от дверей, которых нет…
Не трогай микроволновку! Она беременна ураганом — её стекло пульсирует, а внутри уже бьётся сердце из расплавленных вилок. Если включить — родится торнадо с глазами твоей бабушки, который снесёт стены, обнажив скелет дома: балки-рёбра, провода-вены, а в подвале… там стучит оно, завернутое в ковёр из криков нерождённых детей.
На столе валяется яйцо с трещиной в форме вопросительного знака. Стукни — и вылупится улитка с раковиной-граммофоном. Она заиграет мелодию твоего детства, но звуки будут падать на пол, как гвозди, и из ран вырастут грибы, чьи шляпки — миниатюрные экраны с порно для призраков.
Твои часы снова сбежали в канализацию. Их стрелки стали угрями, плывущими против течения времени, а циферблат — ловушкой для света, который теперь гниёт в трубах, пахнущих твоими старыми письмами. Не ищи! Время здесь — это ложка, которой ты ешь собственный мозг, а «сейчас» — крошка, застрявшая в зубах.
Сорви с лица паутину! Под ней — вход в радио, где диктор с головой из пепла вещает на языке треснувших виниловых пластинок. «Слушайте! Сегодня ночью луну ампутируют за попытку побега. Срочно! Спрячьте сны в банки и закопайте под фонарём, где пляшут тени-наркоманы…
Выпей стакан статического электричества! Оно обожжёт губы, но откроет глаза на пятках. Тогда увидишь: пол — это язык спящего бога, а ты — крошка между вкусовыми сосочками. Его слюна — река из расплавленных зеркал, где тонут твои отражения, крича: «Мы не ты! Мы — крошки из чужого сна!»
Ты — опечатка в инструкции по сборке вечности. Ты — помеха в эфире, где Бог пробует первый крик. Ты — шрам на веке реальности, и твоё дыхание — ветер, вырывающий страницы из библиотеки мёртвых языков.
Я схожу с ума
Привет, пикабушечка, что делать, если я уже просто схожу с ума? Я ни с кем не разговариваю в ирл, кроме продавщиц на кассе, когда кассы самообслуживания не работают. Прихожу домой и начинаю разговаривать сам с собой, бывает наворачиваю круги по квартире, бывает представляю, что рядом кто-то сидит, и просто озвучиваю мысли, ну и в последнее время заметил, что мой внутренний голос изменяется и отвечает мне за того человека, которого представляю. Я НЕ ЗНАЮ, КАК ОБЪЯСНИТЬ, Я И САМ НЕ ДО КОНЦА ПОНИМАЮ, ЧТО ПРОИСХОДИТ
Только голосами в голове и разговорами с самим собой не обходится, я бью себя по голове, сжимаю руку в кулак и начинаю бить себя по голове — это вообще адекватно?? Мне пару раз делали замечание окружающие, но я это как-то сам и не замечаю
Просто хочу быть нормальным, но не знаю, что делать, к каким специалистам обращаться и что говорить??? Вообще я картавое уёбище с плохой дикцией и очень боюсь с кем-либо просто перекидываться словами, о разговорах и вываливании проблем с башкой не может и идти и речи
Монополисты в городе
В моём городе куда не сунешься, почти везде провожают фразой "хорошего дня".
Эта фраза захватила остальные слова в наших головах!!!
У Вас также или попахивает пиздежом с моей стороны?






