Мне 27 и у меня шизофрения. Я писала об этом тут https://pikabu.ru/story/ya_soshla_s_uma_zapiski_sumasshedshe... и тут https://pikabu.ru/story/skhizein__shizofreniya_6805163.
Сегодня я хочу рассказать о том, как я провела 60 дней "на дурочке".
Сразу хочу выразить огромную благодарность моему лечащему врачу ВВ - доктор от Бога, она вернула меня к жизни. Спасибо Вам. И успехов в этом нелёгком деле.
Будучи человеком крайне смелым (прыгала ropejumping, сдаю донорскую кровь раз в два месяца по пол литра) меня удивляло, почему я стала так сильно бояться врачей. Мой затуплённый разум буйствовал и упирался. Анализы для госпитализации мне помогли сдать родственники.
День 1. Встали мы с утра пораньше. Точнее, мама встала, а я особо и не спала уже которую неделю. Мама меня вымыла как следует, одела, обула, и мы поехали в ПНД. Там нам предстоял ряд испытаний бюрократической природы. Я не чувствовала себя человеком, который хочет что-то решать. Я ощущала себя маленьким беспомощным ребёнком. В общем-то, заставили меня подписать необходимые бумаги, осмотрели вены и ягодицы - популярные места для инъекций. Далее мы попали туда, откуда так просто не выйти. После беседы с Заведующим (ну какой там беседы - моя мама и моя тётка говорили за меня) он определил меня лечащему врачу. Затем мы вышли в коридор, мама пошла к лечащему врачу на беседу, а я осталась с тёткой. Безумно хотелось курить. Я взяла у тётки сигарету и зажигалку, пошла в туалет. Там я встретила Иришку - девушка причудливой наружности, по ощущениям помешанная, с откатанной вниз губой и с безумным взглядом. Далее последовал диалог:
Она: - Какую марку сигарет ты куришь?
Я: /затягиваясь покрепче и выдыхая дым, смотря ей в глаза/ - А я не курю.
Мама вышла из кабинета. Потом туда завели меня. Доктор задавала мне разнообразные вопросы, а потом сказала "Ну всё понятно". Я почему-то была уверенна, что после беседы я выйду на улицу и уеду домой. Я ошибалась. Маму с тёткой вывели из блока. Я осталась одна. Вернее, как одна, среди больных. Сидела в коридоре со своими вещами в пакетах. В палату меня определяли минут тридцать.
Моя палата была под номером пять. Жаль, что не шесть. Палата была с огромной аркой, без двери. Палата была на десять коек. Моя была посередине возле окна, сторона солнечная. Мне выдали постель. Я заправила бельё и оценила крайне неудобный матрас и пружины под ним. Знаете, в Союзе такие были. Сейчас такие во многих деревнях. Рядом со мной лежала баба Надя - женщина пенсионного возраста в глубокой депрессии. Наши кровати плотно стояли друг возле друга. Баба Надя считала, что мыться каждый день - это удел американцев. За время моего пребывания там я насчитала целых два раза её купальных процедур. С другой стороны напротив меня лежала девочка Олеся со странными привычками. Иногда Олеся плакала за мамой. Ей было пятнадцать. Она утверждала, что попала в ПНД из-за того, что её мужчина застал её с другим. Ночью Олеся редко спала. Она становилась над койками других пациентов и вычёсывала волосы на головы людей, что-то приговаривая - колдовала! Была у нас бедолажка Надюшка - пациентка лет пятнадцати с ДЦП вдобавок. Была Таня - бабуля, которая постоянно плакала. Была ещё Люда - деобетичка, божий одуванчик, но первое впечатление всегда обманчиво. Танюха - прикольная девчонка, как мне тогда казалось, по крайней мере с ней можно было о чём-то поболтать. Была ещё Даша - девочка девятнадцати лет. Её брат ушёл в армию, вживил ей в запястье чип и следил за ней. Ну она так думала. Даша постоянно лежала под одеялом и обнимала плюшевого медведя, периодически целуя его засаленный рот. Потом привезли Машку - неплохая девчонка, с матерными голосами в голове, но безобидная. Потом была Маринка - девушка с музыкой в голове, тоже хорошая и безобидная. Была ещё Наташка, которая помогала себе пальцами доставать фекалии из прямой кишки. Потом привезли Женьку - девятнадцатилетнюю девчонку в татухах, у неё была булемия.
Оставаться мне там не хотелось. Мне назначили капельницы. В первые пару часов я исследовала свою, левую, часть блока. Нашла туалет, нашла место, где по вечерам принимают душ. Собственно больше искать там было нечего. Тумбочка у меня не закрывалась, мне это не нравилось, пришлось мудрить приспособы из бумаги, чтобы закрыть её. В тумбочке были влажные салфетки, кое-какие сменные вещи, вода, тетрадка, зажигалка. Зажигалку потом забрали. Забрали сразу шампунь и гель для душа, чтобы никто их не выпил. С собой у меня была пластиковая кружка и резиновые тапочки. В первый же день вечером приехала мама - привезла мне воды и каких-то вкусняшек, конфет там, печеньки. Передачку переполовинили, подписали и убрали в шкаф в столовой. Столовая закрывалась на ключ.
Корпус больницы делится на две части - правая и левая. Причём, когда ты заходишь внутрь, то по правую руку от тебя левая сторона, по левую правая. То же самое было с холодильниками на кухне - холодильник для передачек правой стороны был подписан "левая сторона" и наоборот. Видимо, эту систему придумали, чтобы у людей быстрее развился психоз.
В первую ночь под транками, идя в туалет, я сильно не вписалась в поворот и заработала себе шишку. Санитарки ночью спали.
У меня короткая стрижка и довольно спортивный стиль настолько, что в больнице меня часто путали с мальчиком. Одна санитарка Ксюха (мы потом подружились) даже спросила, почему это я как мальчик и не от этого ли я тут лечусь. Я сказала, что просто раньше была мальчиком. Это слышали все. Больше вопросов таких ко мне не поступало.
Первое время была дикая проблема со стулом. Его не было. Хотя по этой части особых проблем я никогда не испытывала. Туалетов было два - на правой стороне и на левой, на два и на три места, без перегородок, обычные очки как везде в совковых заведениях.
Сначала нам разрешали курить в туалете 4 раза в день - после завтрака, после обеда, после ужина и перед сном. Потом заведующий запретил это делать.
Когда на улице потеплело нас стали выводить во дворик гулять. Мы выпрашивали у санитарок давать нам не по одной, а по две или по три сигареты. Иногда получалось, иногда нет. Смены были разные, одни добрее, другие не очень.
Кстати, Иришка очень приятно пела на итальянском в туалете. Была ещё девушка из Португалии. Не помню её имени. Были две Сони. Одна Соня Соня. Другая Соня Катя.
Лечиться я не хотела. Мама приезжала ко мне каждый день после работы. Я очень не понимала, почему меня оставили там без неё. Ведь мамы должны лежать в больнице со своими детками. Ну вы поняли. Каждый день я стояла перед ней на коленях и просила меня оттуда забрать. Каждый божий день.
Доктора своего я доставала не по-детски. Я не хотела лечиться. Требовала меня выпустить. Отказывалась принимать второй курс капельниц. Но мать пригрозила мне, и я согласилась быть там и дальше. С доктором постаралась поговорить через не хочу. Сказала, что пробуду там столько, сколько она посчитает нужным. Извинилась. Когда у меня спрашивали, осознаю ли я, что я болею, я кивала. Но врала. Думаю, доктор это понимала.
Как-то раз, когда мне уже отменили капельницы и остались одни таблетки, я попросила маму свозить меня домой искупаться. Я придумала план. Мама приехала после тихого часа, мы вызвали такси и съездили домой. Там я спокойно сходила в туалет, помылась, побрилась. Тогда мы решили сбегать так каждые выходные под предлогом, что мы просто ходили в магазин. Как-то раз в воскресенье, когда мы решили сбежать не надолго домой, была смена Ирины Геннадьевны, она тогда увольнялась и работала последний день. Она нас спалила, что меня не было в больнице с двух до семи вечера и пригрозила рассказать всё доктору. Тогда бы мне влетело, и меня бы перестали выпускать даже к матери. Но потом она сжалилась и сказала, что ничего не расскажет. Да и ей это было не на руку, ей бы тоже досталось. Я это понимала, на этом и сыграла.
Людей на улицу выпускали к родственникам только под роспись. Меня выпускали только к маме. Один раз ко мне приехал лучший друг, но к нему меня не выпустили.
Была у нас ещё Людка. Её перевели из более жестокого места - из психушки за городом. Она научила меня ложкой резать яблоко, вилок у нас не было, как и ножей. Людка угощала меня колбасой и фруктами. Едой мы всегда друг с другом делились.
Как-то раз меня отпустили на выходные на побывку домой. Особого эффекта облегчения от этого я не получила, потому что я была ещё не в себе, и отчим у меня такой человек, который любит сильно приложиться к бутылке по выходным, да и мама тоже, а я не терплю пьяных людей.
На следующие выходные домой меня не отпустили. И я почувствовала, что меня накрыло. Физически это ощущалось дрожью по всему телу и ощущением вонзения острых стержней в лобные доли. Наверное, это у меня проявляется так.
Родительский день был во вторник. Мама приезжала на беседу с доктором. Больше всего меня напрягало, что я не знаю даты выписки.
Каждый день я смотрела на календарь.
Были ещё смешные две Оли. Как-то раз пока санитарки и медсестра завтракали они забрались на тумбочку и перевели на час вперёд две пары часов, чтобы нас быстрее вывели на прогулку покурить.
Были и те, кого на прогулку не пускали.
Примерно через три недели после пребывания там, в этой тюрьме, я попросила доктора перевести меня на правую сторону в палату номер восемь. Это была самая холодная палата в отделении. Но она была четырёхместная. Меня поселили в отдельный аппендикс. Там была отдельная кровать у стены в кабинет к заведующему, лавка и письменный стол. Две Сони приходили ко мне рисовать. Приходила ещё Маша - бывшая героиновая наркоманка с биполяркой.
От таблеток у меня сильно подсело зрение и стала немного подёргиваться голова, ночью текли слюни. Когда санитарки привозили таблетки, то после их выпивания просили открыть рот и показать язык. Так они проверяли, выпили ли мы таблетки.
Потом к нам в палату подселили Патиночку. Молоденькую девушку из мед института. Она хотела покончить с собой. Честно признаться, у меня тоже были такие мысли, потому что казалось, что к нормальной жизни я уже точно не вернусь, а лечение мне не поможет. Но покончить с собой там было непросто - обувь была без шнурков, из штанов изымали пояса. За нами круглосуточно наблюдали. Время тянулось как жвачка. До обеда я ждала прогулку и сигареты, после обеда - маму.
День рождения мне тоже случилось встретить в этом прекрасном месте. Но я думала, что покончу с собой в день рождения, если бы не больница.
Когда Патина немного пришла в себя, на тихом часу мы учили английский.
Была ещё Лиана. Её положили в пятую палату на моё место. Лиана была буйной. Часто её связывали и не отпускали на прогулку.
В седьмой палате лежали бабули с деменцией. Лежала одна тётя там, ей было 53, и она лежит там уже восемь лет. Страшно.
Завтрак был в девять. Обед в час. Ужин в пять. После ужина нам не разрешалось заходить в столовую совсем. Поэтому мы насовывали в карманы хлеб, печенье, булочки, яблоки и конфеты. За это нас сильно ругали. На трапезу было примерно минут 6. Потому что на весь процесс было пятнадцать минут, в столовой двадцать четыре места, а на отделении лежало пятьдесят человек. Есть можно было только после приглашения и если ты застилал постель. Это проверяли. По понедельникам нам давали булочки на ужин, а по вторникам вкусную запеканку. В целом, кормили так себе, было пресно, вкус еды я почувствовала только на третью неделю. Видимо, когда уже пошла на поправку.
На окнах были решётки. Ручки от окон хранились на медицинском посту и брались только с разрешения санитарок.
У нас была кошка по имени Кошка. Эта кошка была сестры-хозяйки. Она приходила со мной спать и в пятую и в восьмую палату. Я очень люблю животных. С ней мне было легче и спокойнее.
Когда было холодно, мы хранили верхнюю одежду в пакетах и складывали её в шкаф у выхода. Когда мы возвращались с улицы, нас обыскивали, все карманы.
По субботам нам разрешали включить телевизор. Но мне было неинтересно.
Восьмого мая мой врач ушла в отпуск. Её замещала другая доктор. Очень красивая, взрослая, интеллигентная женщина. Она сказала моей маме в очередной вторник дату выписки. И я стала ждать.
Выписали меня двадцатого мая. Мы получили эпикриз, купили все необходимые таблетки и отметились у участкового врача.
Дома я сидела недолго. Практически на третий день мне стало скучно, и я начала искать работу. Нашла. Сейчас я работаю в средней IT-компании 60 человек проектным менеджером. Учу Python, намереваюсь мигрировать за границу в течение трёх лет.
