И не спрашивайте, за сколько я ее продал – все равно не скажу. Это моя личная страшная тайна, которая умрет вместе со мной.

Сидел я как-то в туалете. (Он же «толчок». Он же «сортир». Он же – «место подвига», где каждый вечер этот самый подвиг творили дневальные, наводя чистоту. Да что уж там, и сам не раз творил подвиг, начищая до блеска медные краники.) Я сильно подозреваю, что СЕЙЧАС в армии есть настоящая туалетная бумага. А тогда в ящичек возле «очка» складывали что было: нарезанную кусочками «Красную звезду», страницы из общевоинских уставов, старые конспекты давно уволенных в запас сержантов… В общем, сунул я руку в ящичек и извлек оттуда лист бумаги.

Каюсь – я оставил своих боевых товарищей без средств гигиены. Ибо всю пачку я немедленно забрал, очень уж интересными оказались эти листочки. До сих пор теряюсь в догадках, какой штабной кретин отправил подлежащую уничтожению документацию на, извините, подтирку задниц. Даже сейчас не имею права рассказать, что это было. Чтиво оказалось настолько захватывающим, что пару ночей я читал листочки после отбоя. На чем и погорел. После отбоя обычно подшиваются, стирают и гладят «комки», устраняют всякие недостатки в форменной одежде – это нормально. Дембеля полируют бляхи и плетут аксельбанты. Привычная картина ночной казармы. Ну разве что старшина роты рявкнет «Чтоб через минуту лежал в койке!», но это так, для порядка. А тут человек читает. Ночью. В армии. Странно.

С особистом я познакомился всего через несколько дней. Сдал кто-то из своих. Очень вежливый, убийственно спокойный молодой старший лейтенант с ходу взял корову за вымя. Он с разбега пообещал мне личную протекцию и помощь, если я назову ему своих сообщников. И если соглашусь признаться шпионом какой-нибудь страны не из серьезных, Грузии там или Латвии. Альтернатива – передача моей тушки в руки старших товарищей из военной контрразведки с последующим потрошением заживо. Причем слушать какие-либо оправдания старлей не желал. Он желал имен и званий. Над моим рассказом, ГДЕ я нашел секретные бумаги, он просто смеялся.

Вот комбат – тот сразу поверил. И просто от души зарядил мне в ухо. Да так, что я выпал из реальности на полчаса. Но надо отдать Бате должное, он же меня и спас. Не в его интересах было отправлять бойца на расправу – прилетело бы потом всем, от моего взводного до его самого. Да и не сдавал он своих. Вообще никогда. Так что замял комбат дело со всей своей пролетарской ненавистью. Наглухо замял. Правда, пришлось дать подписку, срок давности которой вышел несколько лет назад. Простите, товарищ подполковник…

Надо мной после того случая ржала вся часть. Пока на одном из полигонов я не… Впрочем, это уже совсем другая история.