В глазах Ликаона на несколько секунд возникла кромешная тьма, он уж хотел подумать, что Калфир провел с ним очередной трюк и ослепил его, но был приятно удивлен, обнаружив себя рядом со входом в Форестхилл.

—Пришло время для ответов,— сказал сам себе Ликаон, заходя в городок и, направившись в сторону некогда принадлежавшего ему дому.

На улице было почти безлюдно, а те, кто был, косились на Ликаона и шептались между собой. Ликаон не обращал на них никакого внимания, а лишь накапливал в себе гнев, готовый вырваться из него при любом удобном моменте.Достигнув наконец своей цели, он подкрался к окну, чтобы убедиться, что жильцы на месте. Взглянув в окно, он увидел как его бывший наниматель и его бывшая жена страстно впиваются друг в друга губами. Ярость накатывала все сильнее и Ликаон, собрав последние капли терпения влетел в дом, с силой выбив дверь. Любовники отпрянули друг от друга, в глазах их читалось удивление и страх.

— Мы думали, ты умер!— обратился Тормид к Ликаону.

— Я думал также про свою жену или вернее сказать бывшую жену, не так ли, дорогая? —Ликаон посмотрел на свою жену глазами, полные ненависти и презрения.

Тормид кинулся к шкафу и вынул оттуда нож, наставив его в сторону Ликаона.

— Тебе это не поможет,— сказал Ликаон, когда его тело уже начинало изменяться.

И вот, перед парочкой испуганных людей стояла трехметровая, покрытая черной шерстью, с огромными опасными клыками и длиннющими когтями, машина для убийств.

Не успев сказать и слова, Тормид в мгновение ока лишился своей головы, которая улетела в камин, разбрызгивая густой кровью все вокруг. Неверная жена хотела было закричать, но чудовище ее резко оборвало своим рыком.

— Только попробуй хотя бы пикнуть и присоединишься к своему любовнику,— прорычало волкоподобное существо, глядя в глаза женщине.

В считаные секунды чудовище вновь обрело человеческий вид и уселось в кресло. На сей раз превращение далось Ликаону гораздо легче.

—Присаживайся напротив, у нас впереди долгая ночь,— сказал Ликаон своей жене, указывая на кресло рядом с ним.

Женщина послушно села, не в состоянии сказать и слова от ужаса, в котором она пребывала.

— Диалог наш будет построен следующим образом – я спрашиваю, ты отвечаешь. От того насколько честно ты будешь отвечать будет решаться твоя дальнейшая судьба. Все понятно?— перекрестив руки, говорил Ликаон, глядя в камин.

—Ддаа, я поняла,— пытаясь сдерживать слезы от страха, ответила женщина.

— Прекрасно, тогда начнем. Как давно вы спите вместе?— не поворачиваясь к жене, спросил Ликаон.

— Полтора года,— вжавшись в кресло, ответила жена.

— Я передумал, рассказывай мне все с самого начала, а я буду слушать, если сочту нужным, я тебя остановлю, а до тех пор ты должна рассказывать не прерываясь.—Ликаон встал с кресла и подошел к камину, положив свою руку на полку над ним.

— Я вышла замуж за тебя, потому что думала, что ты чего-то добьешься в этой жизни, но вместо этого ты предпочел уткнуться в свои дурацкие книги. Год за годом я надеялась, что ты опомнишься, но в конце концов я устала ждать, устала жить в скромности. Я хотела, чтобы мы уехали из этой глуши, чтобы мы жили достойно, но тебя устраивало это жалкое влачение существования. И тогда я повстречала настоящего мужчину, способного дать мне то, чего я хочу. Все началось, когда я впервые зашла в магазин господина Тормида. Я хотела застать тебя, но ты работал на складе и вместо тебя вышел он. Слово за слово и я поняла, что это тот самый мужчина, которого я хотела в тебе увидеть. Затем Тормид стал приходить к нам домой, пока ты был на работе. Мы хотели убежать поначалу, но потом подумали, зачем нам бросать лавку и дом, когда их можно будет продать. Проблема была только в тебе, так как это был и твой дом. Тогда у нас созрел план, как от тебя избавиться. Тормид подкупил всех жителей нашего городка, чтобы они сделали вид будто ты убил меня, иначе все были бы очень удивлены тому, что я жива. И знаешь что? Никто не был против, все с охотой согласились на сделку. Остальное ты знаешь, тот спектакль, который мы разыграли. Видел бы ты выражение своего лица! Я никогда не любила тебя Ликаон, поэтому у нас с тобой никогда не было детей!—женщина настолько прониклась эмоциями в своем рассказе, что и забыла, что произошло в этом доме минуты назад.

Ликаон, помолчав минуту, двинулся в сторону кресла, сверкая своими ярко-желтыми глазами. Женщина резко вскочила и стала отходить к стене спиной, не смотря под ноги. Чудом не споткнувшись о безголовое тело, лежащее неподалеку, она уперлась спиной к стене.

— Прошу, не убивай меня — закрыв глаза и выставив руки вперед, взмолилась женщина.

— Ну что ты, я тебя не убью. Тебя ждет кара намного хуже. Раз я был так тебе ненавистен, ты проведешь со мной остаток своей жизни. И ты подала мне хорошую идею по поводу детей. Раздевайся, немедленно!—Ликаон подошел вплотную к своей жене и поднял ее подбородок, так чтобы она смотрела ему в лицо.

На лице у женщины пробились из глаз слезы и она вынужденно подчинилась своему бывшему мужу. В ту ночь были слышны стоны и крики, перемешанные с всхлипываниями и воплями, доносящимися из дома, но никто не осмелился подойти к нему.

К следующей ночи, когда на небе была полная луна, Ликаон решил поквитаться с остальными жителями Форестхилла. Он вынес обезглавленный труп своего бывшего нанимателя на площадь и привязал его к столбу. Постепенно люди начали стекаться к площади, наблюдая ужас, творившийся там и созывая остальных жителей взглянуть на обезображенное тело Тормида. Ликаон спокойно наблюдал за картиной, неподалеку от площади, затаившись за одним из домов. Когда все жители были в сборе, он вышел на площадь и громко обратился к толпе:

— Я знал, что вы не упустите возможности посмотреть своими лживыми лицами на это жалкое ничтожество. Вы все поголовно предали меня, продались этому человеку и теперь пришел час расплаты,— Ликаон выпустил из себя зверя, который рвался на волю, как только он увидел всех этих людей и к всеобщему ужасу явил устрашающее чудовище. Волкодлак издал громкий чудовищный рык и принялся разрывать на части местных жителей. В один миг на площади уже лежали разорванные куски людей, у кого-то были оторваны руки, кто-то лишился головы, а некоторые и вовсе были разорваны на две равные части. Волкодлак вгрызался своими могучими зубами в жертв, чувствуя теплую сладкую кровь, приятный вкус их мяса и все больше и больше входил во вкус. От вкуса крови и мяса он впал в безумие, уже не замечая ничего вокруг, а лишь пытаясь вновь и вновь ощутить этот безумно приятный вкус. Так продолжалось до тех пор, пока на площади не осталось ни одного жителя городка. Немногим везунчикам удалось бежать из города прочь. Они бежали до ближайшей деревни, ища укрытия и защиты от безжалостного убийцы. Неизвестно сколько времени прошло, пока они смогли ее достигнуть.Наконец добравшись до нее, они попросили крова у местных жителей, рассказывая об ужасном происшествии. Те слушали их внимательно, не веря рассказчикам, но, все же решив помочь, так как вид у путников был поистине жуткий, пустили их в свои дома. Следующим утром, вся деревня уже знала о рассказе путников. Местные жители сжалились над ними и позволили жить у них долгие месяцы. В конце концов, нашлись добровольцы, пожелавшие помочь гостям, умеющие обращаться с оружием и, вооружившись, двинулись вместе с путниками в сторону их городка.

Пока беглецы отсутствовали в городке, в жизни Ликаона произошло еще одно удивительное событие. Его жена забеременела в ту ночь, но вместо положенного срока, всего через день ее живот вырос до срока окончания беременности, а на следующий день она уже родила крепкого здорового малыша. Ребенок рос быстрее, чем стрела летела до своей цели. Спустя каких-то нескольких месяцев он вырос и возмужал до неузнаваемости, казалось, будто это не двухмесячный ребенок, а двенадцатилетний подросток. Имя тому ребенку было – Берендей. Берендей не подозревал о природе своего отца, так как Ликаон не превращался в чудовище со времен побега местных жителей. Жена же Ликаона проводила все дни в лавке Тормида, изучая таинственные книги и, ища в них ответ как остановить чудовище.

Жители соседней деревни вместе с беглецами уже пробирались сквозь лес и были совсем близко к деревне, как неожиданно их остановил незнакомец в длинном черном плаще.

— Вы не сможете убить чудовище своим оружием. Его может ранить только определенный тип оружия. Оружие должно быть из серебра, и я могу вам его предоставить,— сказал незнакомец, протягивая путникам арбалет из чистого серебра, выгравированный таинственными знаками.

— Откуда тебе это знать чужак? А если ты и говоришь правду, то что ты хочешь взамен столько искусно сделанного оружия?— не доверяя незнакомцу, спросили жители деревни.

— Мне ведомо многое, в том числе и происхождение этого существа, а взамен я ничего у вас не попрошу, разве что пару капель вашей крови, как только чудовище будет мертво,— Таинственный гость стал протягивать арбалет еще ближе к путникам, но те отпрянули от него.

— Зачем нормальному человеку кровь другого человека? Что-то ты темнишь странник. Не будем мы принимать от тебя твоего подарка,— деревенские жители стали обходить незнакомца, двигаясь дальше.

— Ты же знаешь, что без арбалета вам не одолеть этого монстра, ведь так, Сирил?— незнакомец обращался к последнему жителю, идущему в самом конце.

— Откуда ты знаешь мое имя? Кто ты?— Сирил от удивления врос в землю и не мог пошевелиться, в то время как его товарищи уже ушли дальше в лес.

— Можешь называть меня, Калфир. А теперь возьми арбалет и прикончи эту тварь. Ты видел, на что она способна. Только с ним ты сможешь остаться в живых.— Калфир протянул арбалет Сирилу и тот неуверенно взял его в руки.

— Как я тебя найду, после того как разделаюсь с бестией?

— Я сам тебя найду, а пока советую догнать своих товарищей, ведь битва вот-вот начнется.— Калфир развернулся спиной к Сирилу и ушел прочь, вглубь леса.

Сирил, подходя к Форестхиллу услышал, как его товарищи выкрикивают имя чудовища, вызывая его на бой.

— Ликаон! Выходи дьявольское отродье. Тебе не место в этом мире, прими свою смерть!

— Вы что с ума сошли? Он же нас порвет, не провоцируйте его,— только и успел сказать Сирил, как услышал из дальнего дома пронзительный рев.

Ликаон, услышав, как ему угрожают жители городка, сказал Берендею спрятаться за шкурой медведя, лежащей рядом с кроватью и не высовываться, чтобы он не слышал. Сам он, подойдя к двери, уже почти полностью превратился в звери и зарычал так, чтобы его услышали его противники. Берендей высунул голову из-под шкуры и увидел слабые очертания своего отца, вернее то, что от него осталось, ведь перед ним было существо слабо похожее на человека, больше похожее на волка. Он закрыл рот рукой, чтобы не закричать от ужаса и не убирал ее до тех пор, пока существо не выскочило наружу. Волкодлак стремительно надвигался на своих врагов, предвкушая вкус крови, который он ощутит, разорвав их. Беглецы в свою очередь разбились на два ряда, в первом стояли мечники, готовые принимать удар, во втором стояли лучники, стрелявшие в громадное чудовище, которое надвигалось в их сторону. Стрелы, попадая в шкуру чудовища, отлетали, не оставляя и царапины, что вызывало страх и потерянность у стрелков. Достигнув ряда из мечников, волкодлак одним махом разорвал на куски половину из них, другая половина пыталась атаковать нападавшего, что не вызывало успеха. Мечи пробивали шкуру, но лишь на мгновение на месте удара возникали раны, вскоре они с невероятной скоростью затягивались. Нападавшие, обомлев, бросили оружие на землю и принялись бежать прочь. Волкоподобное существо догоняло и убивало их, отрывая куски мяса и проглатывая, до тех пор, пока не ощутило неимоверную боль в правом боку. Наклонив голову, существо увидело торчащую из бока серебряную стрелу, которая жгла тело невыносимой резью. Своей лапой оно вынуло стрелку резким движением и почувствовало жжение в ладони. Волкодлак получив еще одну стрелу в свое левое плечо, увидел нападавшего и бежал от него прочь в сторону дома. Истекая кровью, существо ввалилось в дом и упало на пол рядом с кроватью, залив кровью верхушку шкуры медведя. Несколько минут спустя в дом вбежал человек с серебряным арбалетом, наведя арбалет в сторону Ликаона. Глаза Ликаона полыхали от ненависти и злости, глядя на нападавшего. Существо бросилось в сторону стрелка, нацелив в него свои когти и, не смотря на полученную очередную стрелу во второе плечо, атаковало своими лапами и вгрызлось в руку. Сирил завопил от боли, выронив из руки арбалет. Неожиданно для всех, в этот момент в дом вбежала жена Ликаона, незамедлительно подняла арбалет с пола и, не раздумывая выстрелила прямо в сердце чудовищу. Монстр рухнул на пол и издал свой последний душераздирающий рык.

— Наконец то ты мертв, я ждала этой минуты слишком долго,— жена наклонилась над трупом волкодлака, удостоверившись, что то действительно мертво.

Берендей, все это время наблюдавший за происходящим, разрыдался и громко закричал:

— Нееееет, отец!— кровь закипела внутри Берендея, он ощущал одновременно чувство разбитости и гнева. Он чувствовал, как гнев вырывается из него, как шкура медведя врастает в его кожу, как он и шкура становятся одним целым. Берендей продолжал кричать, но постепенно его крик перерастал в рев зверя. Молодой медведь ринулся в сторону женщины и принялся вгрызаться в ее лицо. Женщина кричала от боли, старалась отбиваться руками, но это было бесполезно. Когда крики женщины стихли, медведь, оставив останки, принадлежавшей его матери, бросился прочь из дома в сторону леса. С тех пор его никто не видел. Сирил поднялся с пола и, зажимая кровоточащую руку, вышел из дома, последний раз взглянув на волкодлака, так и оставшегося лежать в объятьях своего желания. Наверху горела полная луна, освещая весь городок, словно на дворе день. Прихрамывая, он направился к ближайшему городскому колодцу, промыть рану. Найдя колодец, он набрал из него ведро воды, медленно убрал руку с раны и взглянул на нее. Рана была глубокой, но, к удивлению Сирила, кровь уже не так бурно текла. Тщательно промыв рану на руке, он замотал ее куском одежды, чтобы остановить кровотечение и направился в первый попавшийся дом. Силы покидали Сирила, он был не в состоянии куда либо идти, поэтому он завалился на кровать в чужом доме, пока не потерял сознание. На следующий день Сирил проснулся от слепящего луча солнца, который выглядывал из окна и бил ему прямо в глаз. Он встал с кровати, чувствуя, что ему гораздо лучше и выдвинулся в сторону лавки мясника, где возможно осталось хоть что-то съестное, Сирилу безумно хотелось есть. Дойдя до места, он был приятно удивлен, увидев что лавка хорошо забита всяческим мясом, несмотря на то, что хозяина лавки не было в живых уже несколько месяцев. Сирил с жадностью вцепился в здоровенный кусок мяса, висящего на крюке, не думая о том, что оно сырое. Такого безумно вкусного мяса ему не доводилось пробовать никогда в жизни. Разделавшись с половиной висящей туши, он вдруг понял, что его рука не разрывается от боли и решил незамедлительно ее проверить. Сирил с ужасом осматривал свою руку, так как вместо глубокой раны на руке были следы от затянутого шрама в виде трех следов от когтей волкочеловека. После этого он весь ходил по городку, собирая трупы и закапывая их могилы, отдавая дань уважения умершим. Наступила ночь и как только на небе выступила полная луна, Сирила окатило волной боли, распространявшейся по всему телу. Его тело ломало, руки и ноги удлинялись, челюсть подалась вперед, кожа покрывалась серой шерстью, на концах пальцев рук и ног выступали острые длинные когти. Если бы кто-нибудь наблюдал эту картину, то смог бы заметить, как глаза Сирила также стали изменятся, вместо привычных карих глаз, горели два больших желтых огня. После этого Сирил помнил лишь страшное чувство голода, которое вело его в сторону лавки мясника. Утром он проснулся в пустой лавке, где лежали лишь остатки запасов мясника, чувствуя во рту привкус крови и сырого мяса.

— Могу тебя поздравить с победой, — глядя вниз на обнаженного человека, сказал Калфир.

Сирил подпрыгнул от неожиданного визита гостя, ища свою одежду.

— Держи, — Калфир кинул какие то тряпки потерянному мужчине. — Советую запастись одеждой, менять тебе придется ее часто. А теперь позволь закончить нашу сделку.

Калфир взял ладонь Сирила и провел по ней острым лезвием ножа. Кровь незамедлительно проступила из ладони и Калфир подставил под нее небольшой флакон, наполняя его предметом их договора с Сирилом.

— Ну вот и все, наши с тобой дела закончены. Тебе я посоветую не жить в населенном месте, лучше где-то в уединенном лесу, но это решать тебе, — Калфир закрыл флакон пробкой и развернулся к двери, собираясь уходить.

— Постой, объясни, что произошло. Что со мной происходит? Почему мне стоит жить вдалеке от всех? — Сирил на ходу одевался и собирался подбежать к двери, оградив путь к выходу.

— Не советую пытаться меня остановить. Я же сказал, наши дела закончены, я тебе больше ничего не должен, ровно, как и ты мне. Следовать моему совету или нет, решать тебе. — Калфир резко открыл дверь, так, что она чуть не слетела с петель, и исчез в неизвестном направлении.

С тех пор Сирил не выходил из Форестхилла, приводя городок в прежний вид. Он жил в полном одиночестве, добывая еду в ближайшем лесу. Изредка с ним происходили необъяснимые вещи, которые напоминали события той ночи, после которой он проснулся без одежды в пустой лавке. Так продолжалось до тех пор, пока однажды в Форестхилл не забрели странствующие путники. Сирил был глубоко рад их появлению, впервые за долгое время он наконец-то мог хоть с кем-то пообщаться. Он рассказал им причину того, почему он живет в этом городке один, но путники не восприняли его слова всерьез, думая, что тот просто напросто спился от одиночества. Хозяин Форестхилла расселил путников по пустующим домам, предложив им оставаться столько, сколько они пожелают. Путники с радостью приняли предложение и обустроились в своих новых домах. Новые жильцы городка вновь вдохнули жизнь в Форестхилл, даже по ночам улицы теперь были оживлены гуляющими людьми. Но счастье было не долгим. Одной ночью, когда на небо вышла полная луна, Сирил вновь ощутил в себе необъяснимые изменения. Той ночью улицы Форестхилла вновь были пропитаны кровью. Перед новыми жителями предстало существо, похожее на помесь человека и волка, ростом чуть больше двух метров, покрытое серой шерстью. Существо разрывало жителей городка на части, вгрызалось им в горла, кого-то просто кусало и отбрасывало в стороны. Одному из них удалось найти в своем доме серебряный арбалет и, прежде чем монстр разорвал его на части, он успел выстрелить ему в остроконечное волчье ухо.

Когда наступило утро, жители городка обнаружили на городской площади обнаженного хозяина городка, лежащим у колодца с разорванным ухом. Люди сразу поняли, что Сирил им не врал, когда рассказывал свою историю и, что проклятым чудовищем теперь был он. Когда Сирил очнулся и увидел наставленный на него арбалет, он, не видя другого выхода, прыгнул в колодец, чудом увернувшись от выпущенной в него стрелы. Так он просидел в колодце вплоть до полуночи и, выбравшись из колодца, увидел, что теперь Форестхилл был населен не людьми, а существами, которых настигала та же кара, что и его самого.

С тех пор городок Форестхилл населяли люди, полностью осознававшие, кто они на самом деле и без угрызений совести, когда приходило время, пожирали путников, решивших остаться в их городке. Форестхилл стал приютом для новых жителей Аморгоса – вервольфов.

© Скотт Рамиро

О судьбе Анны Гёльди, жительницы небольшого швейцарского городка, написано несколько книг и снят фильм. Рассказывает о ее жизни и музей, открытый в небольшом городе Моллис. Горничная, работавшая в доме уважаемого врача, в XVIII веке была официально приговорена к смерти как ведьма. Анна стала последней женщиной в Европе, обезглавленной «за связь с дьяволом». Под пытками она призналась, что тот приходил к ней в образе черной собаки и научил, подмешивать хозяевам иглы в молоко и хлеб. В июне 1782 года 47-летняя женщина была казнена.

Это дело получило широкую огласку и бурно обсуждалось в обществе. Существовала версия, что доктор специально донес на служанку, с которой состоял в близкой связи, чтобы избавиться от надоевшей любовницы. Лишь в 2008 году имя женщины было реабилитировано: парламент Швейцарии официально признал её дело судебной ошибкой.

В царской России также были свои «Анны Гёльди», женщины, без вины осужденные за колдовство и чародейство. Подозреваемую в ведовстве обычно ждало физическое наказание, высылка из города или заточение в монастыре.

Историки отмечают, что отношение к мистическому и потустороннему в русском обществе было более лояльным по сравнению с католическим миром. Во всевозможных источниках встречаются упоминания о волхвовании и чародействе, которые церковью осуждались и считались грехом, но в большинстве случаев не наказывались смертной казнью. Исключения составляли случаи, когда колдунов подозревали в антигосударственной деятельности. Так во времена правления Ивана Грозного за колдовство в Новгороде были сожжены 15 женщин. В годы правления Алексея Михайловича 16 человек лишились жизни за связи с дьяволом.

Об отношении к колдовству, как к часто встречающейся практике, говорит тот факт, что в период Смутного времени служилые люди, присягая на верность, давали клятву «не посылать ведунов». Они обещали не давать «ни зелья лихово, ни коренья», «ведовством по ветру никакого лиха не насылати», а если им вдруг становилось известно о таком вредительстве, то они обязаны были сразу вычислить злоумышленника и задержать.

Одним из известных дел о колдовстве в XVII веке стало дело царской мастерицы Антониды Чашниковой. История произошла в 1635 году. Женщина случайно выронила «неведомый корень», завернутый в платок. Этого было достаточно, чтобы уличить ее в недобрых помыслах. Мастерицу с пристрастием допросил местный дьяк, которому под угрозой пыток бедная женщина призналась, что выпросила этот корень у одной ведунье. В документах говорилось, что ходит в Царицыну слободу, в Кисловку, к государевым мастерицам «жонка Танька».

«И она (Антонида – прим.) той жонке била челом, что до нее муж лих; и она ей дала тот корень, который она выронила; и велела ей тот корень положить на зеркальное стекло, да в то зеркало смотреться, и до нее-де будет муж добр», - писал в отчете дьяк.

«Жонка Танька» была найдена и доставлена на очную ставку. Несмотря на угрозы, та не понимала о чем идет речь, и напрочь отказывалась признаваться в ворожбе. Тогда государь велел пытать женщину «накрепко», пока она во всем не сознается. И та созналась.

В сыскном деле о судьбах женщин, занимавшихся приворотом, было написано, что Антонида Чашникова с мужем были сосланы в Казань, где мужчине было велено «делать недели». Что же касается самой Таньки, то ей с мужем велели «жить и кормиться на Чаронде».

Истории о приворотах в то время были не редкостью. В 1638 году мастерицу Дарью Ламанову заподозрили в наведении порчи на государыню. Женщину застали за тем, что она сыпала пепел на следы царицы. Свой поступок мастерица объяснила тем, что очень хотела понравиться, а ведьма рассказала ей, что таким способом можно заполучить «государскую милость». В итоге в деле оказались замешаны пять женщин. Так как дело было государственной важности, то подозреваемых пытали. Известно, что две фигурантки дела не выдержали истязаний и умерли. Три же «колдуньи» во всем сознались и вместе с мужьями были высланы из столицы.

Всего, по мнению историков, в XVIII веке в России было не менее 200-250 процессов над колдунами. Известная история произошла в 1727 в Полтавской губернии. В населенный пункт Решетиловка явился некий Таврило Мовчаненко, который заявил, что знает, почему в селе давно не было дождя. По его словам, виной всему ведьмы, которые наслали засуху. Таврило покаялся, что сам является упырем, но может на суде указать на тех женщин, с которыми состоял в преступном сговоре. Мовчаненко указал в Решетиловке на четырех женщин, с которыми «вместе волшебствовал» и на трех жительниц села Зеньково. Народ был так напуган и возмущен услышанным, что из Полтавы была выслана помощь. Фигурантов дела - «упыря» и четырех решетиловских «ведьм» - доставили в Полтаву на допрос. Там мужчин поведал пикантную историю, что одна из «ведьм» превращала его ночью в коня и скакала на нем, погоняя коленом. Женщины, обвиненные в колдовстве, божились и причитали, что ничего подобного не знаю. Лишь после того, как Таврило подвергли «батожному бою», он сознался, что «в безумии опорочил» этих жен и что в «новомесяц припадает ему в голове заметание». В итоге женщин отпустили домой, а всему урядово-решетиловскому товариществу дали указание не доверять всякому безумному лжецу.

У славян основными умениями ведьм считались: способность к вредительству, умение отбирать молоко у коров, насылать болезни и засуху .

Преследования колдунов во времена правления Петра I были закреплены в Воинском уставе 1716 года. В документе говорилось: «Ежели кто из воинских людей найдется идолопоклонник, чернокнижец, ружья заговоритель, суеверный и богохульный чародей: оный по состоянию дела в жестоком заключении, в железах, гоняемым шпицрутен наказан или весьма сожжен имеет быть».

Одним из нарушителей этого устава оказался матрос Никифор Куницын. В 1744 году по указу Синода он был сослан в Соловецкую монастырскую тюрьму. Поводом для этого стало письмо сатане, которое написал военный. За это его приговорили к «неисходным трудам и покаянию».

Интересно, что в XIX веке его опыт повторили некие Николай Лобанов и канцелярист Веселовский. Суд установил, что мужчины решили продать душу дьяволу и даже написали ему письмо. Начиналось оно со слов: «О ты, преобширный обладатель всей подданной тебе вселенной, пресветлый князь, могущественное вещество Плутон Плутонович, великий Вельзевул…» В нем авторы просили «выправить им хорошие аттестаты» и дать частичку его богатств. За это они отрекались от веры и родителей. Известно, что в 1822 году оба «писаря» были заключены в Шлиссельбургскую крепость. Вероятно, пробыли они там недолго - в 1826 году в крепости их уже не было.

Источник : https://spb.aif.ru/society/people/zele_ne_davat_liha_ne_nasy...

Заметка  из альманаха  "Киевская старина"№lll за 1882 год. Статья принадлежит перу некоего А.Ф. Кистяковского, и называется "Къ исторіи вѣрованія о продажѣ души чорту". Дело генерального малороссийского войскового суда, касающихся ведовства и колдовства.Заведено оно в городе Глухове, в генеральной войсковой канцелярии в сентябре 1749 года и озаглавливается так: "Дело о колоднику Ивану Роботе, отступившему от Бога и предавшему себя демону".

В деле отсутствует промемория (деловая бумага) генеральной войсковой канцелярии к духовной консистории киевской митрополии, написанная в сентябре того же года. В деле присутствуют:

1. Ответная промемория киевской консистории 22 ноября 1749 года.

2. Подлинная расписка Ивана Роботы, которой он записал своё тело и душу демону.

3. Указ генеральной войсковой канцелярии в войсковой генеральный суд от 28 марта 1750 года.

4. Прошение в войсковой генеральный суд Ивана Роботы о скорейшем рассмотрении его дела от 25 мая 1750 года.

5. Его показания в войсковом генеральном суде 5 июня 1750 года.

6. Полуистлевшее решение войскового генерального суда об Иване Роботе.

7. Два рапорта полтавской полковой канцелярии об исполнении постановления суда от 14 августа 1750 года и 15 сентября 1751 года.

8. Подписка отца подсудимого Фёдора Роботы о принятии им сына из полковой тюрьмы 15 сентября 1751 года.

А сама суть дела такова. В городе Глухове, в глуховской войсковой канцелярии служил канцеляристом Иван Робота. Был он сыном значкового товарища (невысокое звание в казачьих войсках) Фёдора Роботы, а до этого учился в киевской академии риторике и латинскому языку. По существу дела можно заключить, что финансовое положение у отца было не ахти каким великим, а сын не особо усердствовал в науках. Вот уже три года служил он в канцеляристах, и было ему 22 года. Кистяковский замечает, что положение канцеляристов всегда было незавидным (возможно, даже в его время, в 1882 году). В таком положении был и Иван. Нужда одолевала его, и ждать помощи было неоткуда. В то время среди людей ещё бытовало поверье, что если никто уже не поможет, подсобит бес. Одного хотел Робота—"споможения", прибавки к жалованию, того, чего страстно желают все канцеляристы. Но помощь от демонов можно получить, только если отписать им душу. Для большей же надёжности бедный канцелярист решился отдать не только душу, но и тело. Да и расписка должна быть непростая: её надо писать кровью, а кровь добыть из собственного мизинца. Можно представить себе весь ужас его положения, муки, страдания, борьбу с самим собой, пока он закончил это ужасное дело. Да ещё надо нести эту расписку в поле, на какой-нибудь перекрёсток, тёмной ночью, туда, где нет людей, где черти "на вкулачки бьются". Всё это, видимо, проделал канцелярист, искавший "споможения".

3 сентября казак глуховской сотни Фёдор Рудковский подал в генеральную войсковую канцелярию доношение, а в дополнение к тому доношению ещё и бумагу, которую некий прохожий Давид Винда с товарищами нашёл за городом. На бумаге значилась надпись дословно:

"Темнозрачному адскихъ пропастей началнику и служителемъ его демономъ вручаю душу і тѣло мое ежели по моему требованію чинити мнѣ споможеніе будутъ...

Кровю своею подписался Иванъ Робота."

Виновного тут же потребовали к допросу. Он отказался, дескать, не писал такого, но тут было много бумаг, писаных его рукой. Шесть специалистов сличали почерк росписки с письмом Роботы—"письмо явилось быть сходно". Роботе пригрозили "жестоким боем", и он повинился. Тогда его заковали в кандалы и под караулом отправили в киевскую консисторию "для учинения с ним по указам и правилам святых отец". Суеверный невежа становился преступником, его проступок трактуется как сознательное отречение от Бога. Промеморию подписали Иван Челищев и Яков Якубович как члены главного управления страны, старший канцелярист Василий Туманский и канцелярист Стефан Юзефович. В консистории Робота отрёкся от своих показаний, заявив, что оговорил себя под страхом побоев. Консистория вместе с делом вернула его в войсковую канцелярию для "учинения о его разном показании надлежащего по указам рассмотрения". Оба учреждения держались строго в рамках своей компетенции: войсковая канцелярия путём увещеваний и угроз добилась было у своего подчинённого признание ено вины, но назначить наказание была не вправе, консистория, в свою очередь, не видя ни добровольного признания, ни убедительных улик, не решалась проводить дальнейшее расследование и выводить какое-либо решение.

Ввиду такого тупикового положения дел, войсковая канцелярия решила оставить консисторию в покое, и направила дело "о колоднику Ивану Роботе" в войсковой генеральный суд. Там подозреваемого допросили по-новой. Робота продолжал настаивать, что признался под страхом побоев, и что расписку "темнозрачному адских пропастей началнику и служителей его демонов не писал, и кровью своей нигде не расписывался". Теперь он даже утверждал, что та бумага была написана не его рукой, а кто мог подделать его почерк, он того не ведает.

Тем не менее войсковой суд, не обращаясь уже к компетенции суда духовного, собственной властью 3 августа 1750 года постановил:

"Колодника Ивана Роботу... въ находячійся въ полтавском полку мужескій нефорощанскій монастіръ при писменомъ видѣ отправить съ требованием, дабы тамо его опредѣля какому искусному старцу, велено было содержать подъ добрымъ присмотромъ, съ надлежащимъ духовнымъ истязаніемъ, воздержуя отъ всякихъ непотребныхъ поступковъ, чрезъ полній круговій год не опускно,...по прошествіи таковаго полнаго года, буди оному Роботѣ, по духовному жъ разсуждению, болѣе въ той обители къ исправлению своего житія быть не доводитимется, то оного Роботу с той обители в полковую полтавскую канцелярію было прислано, а в полковой канцеляріи, за присилкою означенного Роботы, сискавъ отца его, полку полтавского значкового товарища Ѳедора Роботу, отдать оного ему съ подпискою, что онъ объявленнаго сына своего имѣет содержать впредъ подъ надлежащимъ родительскимъ страхомъ."

Другими словами, присудили ему год монастыря, по окончании которого он должен быть передан отцу на перевоспитание.

Осуждённый Робота 11 августа 1750 года был доставлен по назначению и "за скудость в том монастыре монахов искусних старцев", принят в келью к самому архимандриту и начальнику монастыря Гавриилу Яновскому, который донёс об этом как в полковую канцелярию, так и киевскому митрополиту.

24 августа 1751 года игумен нефорощанского монастыря доставил Ивана Роботу в канцелярию полтавского полка с заявлением, что он прожил, по решению войскового суда, в монастыре целый год, и что "по духовному рассуждению, более там содержану быти не доводиться". "Сыскан" был его отец Фёдор Робота, и "ему сын его Иван отдан с подпискою, что имеет он его впред содержать под надлежащим родительским страхом. Сентября 16 дня 1751 года.

Источник : https://peremogi.livejournal.com/52301779.html

Вокруг дома Джулии было спокойно. Джим вошел в подъезд, поднялся на нужный этаж, постучал в дверь. Джулия открыла сразу же.

Заходя в квартиру, Джим заметил, что девушка вооружилась каминной кочергой.

- Это для защиты, - сказала Джулия. - Пусть эти зомби ко мне только сунутся! Я их хорошенечко огрею!

Подбодрив себя сказанным, Джулия поставила кочергу в угол у двери. Она и Джим прошли в гостиную. Там по-прежнему господствовал беспорядок. Джулия раздвинула шторы, на застеленный ковром пол пали квадраты солнечного света. Ноутбук был включен. Перед клавиатурой россыпью лежали фотографии саркофага. На стопке книг стояла чашка холодного чая.

- Есть подвижки? - Джим указал на пасьянс из фотографий.

- Не особо. Только я села за работу, как началась суматоха с зомби. Но когда шумиха чуточку улеглась, я покрутила радио и нашла станцию, транслирующую ту запись. Вещание ведется с радиостанции WGN.

Джим вытащил из кармана револьвер, протянул девушке.

- Возьми. Это надежнее кочерги.

- Зачем мне твой пистолет? - тут до Джулии дошло, и она ахнула. - Нет! Ты же не собираешься идти на радиостанцию!?

- Придется. Вещание нужно прервать.

- Тогда забери пистолет! Мне оружие не нужно, а тебе пригодится!

- Оставь. В офисе у меня есть «Магнум».

- Подожди.

Джулия метнулась в спальню, вернулась и принесла наушники со срезанным проводом.

- Держи, - она протянула наушники детективу. - Соседи иногда шумят, так я нашла спасение от бессонницы. Надену - и ничего не слышно.

Джим взял наушники, по привычке сунул в карман.

- Надень их на радиостанции. Ради меня.

- Надену, не волнуйся.

Джим вышел из гостиной, направился к двери. Джулия нагнала его у порога. Задержала, коснувшись руки, кинулась на шею, и поцеловала. Прикосновение ее нежных, влажных губ напомнило Джиму о тех сладостных деньках, когда они были любовниками, и наслаждались, исследуя глубины сексуальных желаний друг друга.

- Не надо, - сказал Джим, легонько отстранив девушку. - Не трави душу.

- Прости, - Джулия опустила взгляд в пол. - Я не собиралась тебя целовать. Само собой случилось.

Джим открыл дверь, вышел в тихий подъезд, и стал спускаться по лестнице грузной поступью.

- Удачи, - прошептала Джулия, запирая дверь. - Возвращайся невредимым.

Девушка не отходила от двери, пока не стихли шаги детектива, и не хлопнули двери подъезда.

Уйдя в гостиную, Джулия уселась за столик с ноутбуком, надела очки с большими круглыми линзами, и погрузилась в работу.

***

Забрав из своего кабинета «Магнум», Джим приехал к зданию радиостанции WGN на бульваре МакДорманд.

Радиостанция никем не охранялась. Охранник, дежуривший в прозрачной стеклянной будке, известно куда запропастился.

Джим дважды объехал вокруг здания, осматриваясь. Припарковав «Кадиллак» у соседствующей с радиостанцией бывшей церквушкой, приспособленной под зал для художественных выставок, Джим вошел в закругленное здание из стекла, стали и бетона.

Раздвижные двери, реагирующие на движение, беззвучно закрылись за Джимом. Перед ним лежал просторный светлый холл, заканчивающийся отделанной деревянными рейками стойкой, за которой недоставало вечно улыбчивого администратора. Позади стойки, на выкрашенной голубым цветом стене, висели три больших красных буквы: WGN.

На первом этаже радиостанции размещались кабинеты дирекции и рядовых сотрудников, на втором находились студии, где с утра до ночи работали радиоведущие.

Все кабинеты первого этажа были брошены открытыми и пустыми. Завалы документов на столах создавали впечатление, что сотрудники радиостанции таинственным образом исчезли в разгар рабочего дня.

Джим поднялся на второй этаж, с опаской ступая по стеклянным ступеням лестницы, обрамленной сверкающими металлическими перилами. Он держался настороже; женский голос, повторяющий призыв покориться, мог настигнуть его в любую минуту.

Студии второго этажа тоже оказались пусты. Лишь над одной дверью светилась красным лампочка, оповещавшая, что внутри ведется прямой эфир.

Джим надел наушники, взял в руку заряженный револьвер. Взялся за дверную ручку, и не смог войти. Дверь была заперта. Изнутри, не снаружи. Джим не стал тратить время на поиски ключа. Ударив по двери ногой, высадил хлипкий замок. Дверь распахнулась.

Из студии выбежал Том Уотли, вооруженный дубинкой. Размахивая своим оружием, охранник набросился на Джима. Тот заметил его отрешенный взгляд и скованные, неестественные движения марионетки, запутавшейся в нитях кукловода. Томом Уотли управляла чужая воля.

Джим влегкую уклонился от неуклюжей атаки охранника. Драки не были его сильной стороной, но погруженный в гипнотический транс Том Уотли уступал детективу в сноровке и сообразительности.

Не достав детектива при первой попытке, Том Уотли пошел в новую атаку. Сжимающая дубинку рука совершила широкий замах. Джим поднырнул под руку, перехватил ее, не дав нанести удар, и сокрушил Тома Уотли правым хуком в челюсть. Зажатый в кулаке револьвер утяжелил удар. Охранник рухнул как подкошенный, и не поднялся.

Джим оттащил бесчувственного охранника в студию, приковал наручниками к ножке стола. Оставив Тома Уотли очухиваться от меткого хука, Джим подошел к усеянной кнопками и помигивающими индикаторами цифровой консоли. На краю консоли были небрежно брошены наушники, подключенные к ней длинным толстым проводом.

Джим снял наушники Джулии, взял наушники с консоли. Прижав чашечку наушников к уху, он услышал: «Покоритесь». В сознание ворвался знакомый дурман.

Отшвырнув наушники, будто они были чем-то мерзким, Джим отошел подальше и трижды выстрелил в консоль из револьвера. Над панелью консоли поднялся легкий дымок. Индикаторы погасли медленно, неохотно.

Джим снова поднял наушники, приложил к уху. И ничего не услышал.

Опасная трансляция была прервана.

***

От радиостанции Джим поехал в департамент полиции Чикаго на Калифорния-авеню. На заднем сиденье «Кадиллака» кулем лежал Том Уотли, находившийся в бессознательном состоянии.

Войдя в сплошь стеклянное здание, Джим сказал дежурному полицейскому, что владеет ценной информацией о происшествии на радиостанции WGN. Ему удалось добиться немедленной встречи с главой департамента, суперинтендантом Эдвином Чалмерсом.

Суперинтендант Эдвин Чалмерс пребывал в дурном расположении духа. Глава департамента собирался баллотироваться в мэры Чикаго на грядущих осенью выборах, и, перепоручив управление департаментом заместителям, целиком посвятил себя агитации. Кризис, вызванный записью на радиостанции WGN, грозил ударить по предвыборной кампании суперинтенданта.

На появление детектива суперинтендант отреагировал вяло. В уме он обдумывал, как обратить кризисную ситуацию себе на пользу, попутно выставив в невыгодном свете Андерса Кавендиша, действующего мэра Чикаго.

Джим вкратце изложил суперинтенданту события вчерашнего дня и сегодняшнего утра. Происшествие в восемнадцатом участке по Миднайт-Лейн удостоилось отдельного упоминания.

- Ну и ну! - сказал Эдвин Чалмерс, когда детектив договорил. - В вашу историю трудно поверить. Лично я считаю, хаос на моих улицах - дело рук одаренных гипнотизеров. Они задумали какую-то аферу. Но хитрым ублюдкам ничего не светит. Я запросил у губернатора штата поддержку Национальной гвардии. Как только Нацгвардия прибудет, мы живо выкурим этих ублюдков из их тихого гнездышка.

Джим возразил.

- Мы имеем дело не с аферой. Дело гораздо серьезнее. Отправьте спецназ в особняк Карлоффа, пусть обыщут дом, и задержат всех, кого там найдут. Сами убедитесь - никаких гипнотизеров там и в помине нет.

Эдвин Чалмерс развел руками.

- Я бы и рад сделать по-вашему, но не могу. Все наши силы брошены на поддержание порядка в городе. Если мы ослабим присутствие на улицах, преступники повально выйдут на охоту. Начнутся грабежи и убийства. Народ нас тогда живьем сожрет.

- Нас, или ваши планы стать мэром? - Джим подумал, что в словах суперинтенданта есть доля истины, и все равно высказался.

На скулах Эдвина Чалмерса вздулись желваки гнева. Отеческое благодушие, ставшее его неизменным спутником на время предвыборной кампании, вмиг слетело с одутловатого лица.

- Не зарывайтесь, сыщик! Здесь все играют по моим правилам! Я никому не позволю помыкать мной!

Джим шагнул вперед, упер руки в край стола, за которым сидел Эдвин Чалмерс. Взгляды детектива и суперинтенданта схлестнулись точно заостренные клинки.

- Плевать мне на ваши правила! Вы не видели, во что та чертова запись превращает людей! Если вы и дальше будете протирать задницей кресло, трясясь над своим бесценным рейтингом, наш город захлестнут толпы одержимых с расплавленными мозгами!

- Вон! - вспылил Эдвин Чалмерс. - Убирайтесь вон!

- Вы трусливый идиот! - сказал Джим, и вышел из кабинета, громко хлопнув дверью.

По дороге в квартал Блумингдейл, к квартире Джулии Райтер, Джим заехал в больницу имени Теодора Рузвельта, передал Тома Уотли на попечение врачей. Спустя два часа Том Уотли сбежал из больницы, оглушив врача и ранив медсестру.

***

Сидя за ноутбуком, Джулия разговаривала по видеосвязи с профессором истории и археологии из Ирана, Даиром Анвари. Она показала ученому фотографии саркофага, чем привела его в состояние крайнего возбуждения.

- Где вы достали эти фото? - первым делом спросил Даир Анвари.

- Друг принес, - сказала Джулия. - Он частный детектив, и расследует исчезновение человека.

- А это исчезновение как-то связано с саркофагом?

- Возможно. Мне нужно как можно больше узнать о нем.

- Это крайне интересная реликвия, - Даир Анвари склонился над цветными распечатками фотографий, присланными Джулией. - Орнамент на стенках саркофага - на самом деле не узор, а ритуальные письмена древнего народа Удинов.

- Что они значат?

- Письмена складываются в защитное заклинание, направленное против злой силы. Горельеф на крышке саркофага служит своеобразным предостережением - «не открывайте, внутри заключена смерть». Конечно, это не стоит воспринимать буквально, погребальной культуре Удинов была присущая символическая образность.

Джулия выудила из беспорядка на столе чистый лист бумаги, быстро записала, о чем говорил Даир Анвари.

- Значит, в саркофаге нет ничего, кроме чьих-то останков?

- Не просто чьих-то останков. В этом саркофаге похоронили единственную в истории Шемахинского ханства женщину-правителя, Хадру из Ширвана.

- Никогда не слышала, чтобы мусульманскими государствами управляли женщины.

Даир Анвари отложил фотографии в сторону, взглянул через экран на Джулию.

- Вы и не могли. Период правления Хадры был стерт из истории ее преемниками. До наших дней сохранился всего один относительно достоверный источник о времени правления Хадры - дневник женщины по имени Малика, датированный 1200 годом. Многие исторические события в дневнике приукрашены и записаны сквозь призму мистических верований того времени. Смешивая факты и мифы, записи Малики следуют классическим лейтмотивам восточных преданий, и потому официально не признаны научным сообществом.

- У вас есть копия ее дневника? Я бы хотела взглянуть на записи.

- К сожалению, нет. С 1942 года дневник Малики хранится в немецком замке Вевельсбург. Сейчас там находится музей истории нацизма. Доступ к документу возможен только с разрешения директора музея, и мне пока не удается его получить.

- Как дневник Малики оказался в Германии? - удивилась Джулия.

- Дневник вывезли нацисты, во время Второй мировой войны. В 1939 году оккультное общество «Туле» отправило в горы северного Азербайджана секретную археологическую экспедицию, возглавляемую Отто Раном - молодым, подающим большие надежды археологом. Археологи общества «Туле» проводили раскопки на руинах затерянного города Габала. Отто Ран искал именно дневник Малики.

- Зачем нацистам понадобилась ее рукопись?

- Нацисты питали страсть ко всему оккультному. В мистицизме древних культур они видели возможность быстрее выиграть войну и установить новый мировой порядок. Дневник Малики заинтересовал нацистов альтернативной историей жизни Хадры. Малика писала, что в молодости Хадра продала душу Иблису, дьяволу, за обладание даром подчинять мужчин словом и взглядом. Иблис забрал у Хадры половину души, подменив ее частицей Джаханнама, - мусульманского Ада. Пока частица Ада жила в Хадре, она не могла умереть. Рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, узнав о существовании дневника Малики из обрывочных записей на стенах мечети Омейядов в Дамаске, отправил экспедицию Отто Рана на поиски этой рукописи. Отто Ран нашел дневник и привез его в замок Вевельсбург. В 1941 году Отто Ран отправился в новую экспедицию - уже на поиски саркофага, в котором, как писала Малика, «томилась бессмертная ведьма с дьявольской силой». Раскопки руин города Лерик, указанного Маликой как место захоронения саркофага, не были успешны.

Джулия слушала профессора Анвари, открыв рот. История из прошлого заворожила ее, в уме девушки крутилась мысль - «Из всего этого выйдет отличная статья».

Даир Анвари промочил горло стаканом воды, после чего продолжил:

- Отто Ран вернулся в Берлин, так и не обнаружив саркофаг. К концу 1943 года положение на фронтах стало складываться не в пользу Германии. Оккультные изыскания отошли на второй план, все умственные и технические ресурсы Третьего Рейха были брошены на разработку передового вооружения - первой в истории термобарической бомбы. Свернув раскопки в городе Лерик, нацисты не узнали, насколько близки они были к обнаружению саркофага. В декабре 2019 года группа норвежских и азербайджанских археологов проводила раскопки в окрестностях города Лерик. Археологи раскопали прежде неизвестную святыню - храм архангела Джабраила. Под фундаментом храма был обнаружен превосходно сохранившийся саркофаг из черного камня. Основываясь на дневнике Малики, можно уверенно предполагать: на этот раз археологи нашли саркофаг с останками Хадры.

Джулия сказала:

- Ну а если дневник Малики правдив, и в саркофаге заключена живая Хадра?

Даир Анвари добродушно рассмеялся.

- Я польщен, что вы так прониклись моей историей. Но все это - простая легенда. Реальная Хадра не продавала душу дьяволу, сделка с Иблисом - метафорическое отражение ее внутренней борьбы между добрым и злым началом в человеке. Как нам известно сейчас, злое начало взяло верх. Хадра закончила жизнь тираном, угнетателем. В ее захоронении под храмом архангела Джабраила заложен мощный символический посыл - добро всегда переживет зло.

- Аналогия, - сказала Джулия. - Я поняла.

- Верно, - подтвердил Даир Анвари. - Захоронение Хадры под храмом архангела Джабраила, древней святыни народа Удинов, - это мощнейшее символическое послание. Злое начало недолговечно, как ее тело, а доброе начало - вечно, как крепкий камень храма. Мифологический лейтмотив противостояния добра и зла, как двух основополагающих начал, присущим всем без исключения мировым религиям и народам. Легенда о бессмертной Хадре - вариация этого мифа у народа Удинов. Не воспринимайте ее как правду.

***

Разговор с профессором Анвари распалил журналистское чутье Джулии. Старинные предания, магия, сверхъестественные силы, и тайные оккультные общества нацистской Германии, - все элементы сенсационной истории были налицо.

Джулия с азартом погрузилась в лабиринты Интернета. Поиск по словам «Хадра» и «Шемахинское ханство» вывел ее на художественный рассказ «Легенда Шамаханской царицы» и научную статью «Шемаханская царица. Истоки мифа». Авторы рассказа скрывались за псевдонимами, и Джулия решила не тратить время на их поиски. Она связалась с автором статьи «Шемаханская царица. Истоки мифа.», Дарьей Корнеевой. Востоковедом, египтологом и палеонтологом, преподавателем Екатеринбургской государственной академии истории и искусств.

Противореча упомянутым регалиям, вызывающим в воображении образ солидной ученой дамы, Дарья Корнеева оказалась молодой и бойкой женщиной. Звонок Джулии застал ее на раскопках древнего высохшего моря близ Уральских гор.

- Вы на верном пути, Джулия, - Дарья поправила повязанную вокруг головы голубую бандану, упрятав под нее непослушную прядь ухоженных каштановых волос. - Шемаханская царица не легендарная, а вполне реальная историческая личность. Этому существует множество достоверных свидетельств.

Дарья стояла на краю глубокого раскопа, в котором, словно муравьи, сновали люди. За ее спиной возносились в небо дремучие уральские леса. Над верхушками лесов вздымались искрящиеся снежными шапками горы.

- Я сама это чувствую, - сказала Джулия. - Но меня немного смущает мистическая часть легенды. Вы в нее верите?

- Верю. На раскопках мне часто приходилось видеть и слышать невозможные явления, объяснимые только присутствием потусторонних сил. Я убеждена - одновременно с нашим миром существует и мир невидимый.

Из динамиков компьютера донесся слабый отголосок чужого голоса. Дарья отвернулась от экрана, посмотрела вниз, в раскоп.

- Прошу прощения, - произнесла она, вновь повернувшись к экрану. - Я вынуждена закончить нашу беседу. Ребята что-то нашли, мне нужно на это вглянуть. Удачи вам в поисках, Джулия.

Дарья отключила видеосвязь, не оставив Джулии времени поблагодарить ее за информацию.

Дальше Джулия разбиралась в легендах о Шемаханской царице самостоятельно. Она проследила бесспорную связь между поэмой российского поэта Александра Пушкина «Сказка о золотом петушке» и рассказом американского писателя Вашингтона Ирвинга «Легенда об арабском звездочете». В обоих литературных источниках упоминалась женщина манящей красоты, чей взгляд разжигал в сердцах мужчин необузданную страсть.

История помалу сложилась. Хадра, Шемаханская царица, не была выдумкой. Столетия она томилась в заточении саркофага. Вырвавшись на волю, царица взялась за старое, - покорять мужчин дьявольской силой.

Первым под неодолимую власть Шамаханской царицы попал музейный охранник Гарри Уокер.

За ним последовали и другие мужчины Чикаго.

В душе Джулии зашевелилась тревога. Чикаго крупный мегаполис, мужчин здесь в избытке. Зачаровав и малую часть мужского населения города, Шемаханская царица обзаведется армией покорных солдат. Что не приведет ни к чему хорошему.

***

В три часа пополудни, оглядывая из окна пустую улицу, Джулия увидела подъехавший к ее дому «Кадиллак». Из машины вылез Джим, широкими шагами прошел по ведущей к дому дорожке, и пропал из виду под козырьком подъезда.

Джулия вышла из гостиной в коридор, открыла входную дверь. Внизу со скрипом захлопнулась дверь парадного. По лестнице затопали грузные шаги. Поднявшись на лестничную площадку, Джим вошел в квартиру. Вид у него был усталый.

- Я накопала такую историю! - сказала Джулия, защелкивая замки на входной двери. - Аж самой не верится!

Джим снял пальто, повесил его на вешалку, разулся, и прошел в гостиную. Порядка там не прибавилось, и присесть было негде (рабочее кресло Джулии не в счет). Джим смахнул с трехногого табурета гору книг, сел. С наслаждением вытянул длинные ноги.

Джулия влетела в гостиную, переполненная нетерпением, и посвятила детектива в то, что узнала от Даира Анвари и Дарьи Корнеевой. Ею снова овладело беспокойство, навеянное осознанием нависшей над Чикаго угрозы.

- Что делать будем? - Джулия нервно прикусила губу. - Мы не можем сидеть сложа руки, когда такое творится.

- Надо идти на штурм особняка Карлоффа, - сказал Джим. - Убить ведьму и освободить одержимых от ее влияния.

- Но какими силами? Вызовем полицию?

- Полицией руководит напыщенный болван. Придется выкручиваться самим.

Джулия грустно произнесла:

- Тогда мы пропали. Кого мы поведем захватывать особняк?

- Я знаю, где можно найти нужных людей.

Джим опустил руку в карман пиджака, достал визитную карточку. На дорогой кремовой бумаге был вытеснен силуэт элегантного джентльмена, опирающегося на трость, и напечатан короткий номер: 673-9891.