История, которую я хочу поведать, произошла 57 лет назад, в самом начале лета далёкого 1962 года. А начать её необходимо с небольшого предисловия. Отец мой был моряком и тогда, в середине 70-х годов прошлого века, бороздил просторы морей уже, кажется, в должности старшего помощника капитана. Судно, на котором он старпомил, пришло из загранки то ли в Новороссийск, то ли в Азов, чтобы выгрузиться, взять новый груз и отправиться ещё куда-то. Обычно когда «наше» судно заходило в советский порт, к членам экипажа частенько приезжали их домочадцы — в основном жёны моряков, одни или с детьми, чтобы провести несколько дней, пока судно стояло под выгрузкой-погрузкой, в компании мужей и отцов. Так было и в тот раз. К судовому механику, ростовчанину, тоже приехала жена. Это была женщина тридцати с небольшим лет и красоты она была ослепительной: рослая, статная, темноволосая и черноглазая с живым весёлым искрящимся взглядом и с очень выразительными чертами лица, словом, настоящая донская казачка — ни дать ни взять шолоховская Аксинья. Она, конечно, сразу привлекла к себе всеобщее внимание, не оказался исключением и мой отец и, выбрав подходящий момент и подойдя к механику, похвалил его выбор и поинтересовался где и при каких обстоятельствах они познакомились. Тот усмехнулся и начал свой рассказ...
В 1962 году этот самый механик уже был механиком, но только к этой должности через дефис добавлялось слово «водитель», то есть, как вы поняли, служил наш герой в армии и управлял танком. Службу он проходил где-то в СКВО (Северо-Кавказском военном округе), причём недалеко от родного Ростова-на-Дону. И вот грянули известные события в Новочеркасске, приведшие к трагедии с массовым расстрелом протестующих рабочих и с последующими арестами и приговорами, но в начале того рокового дня никто ещё не знал чем всё обернётся. Часть, где будущий судомеханик служил мехводом, подняли по боевой тревоге поздней ночью или ранним утром второго июня и приказали выдвигаться в направлении столицы донского казачества.
Приказ, который танкисты получили уже на месте, состоял в том, чтобы расположить свои машины как можно плотнее друг к другу на мосту через реку Тузлов на территории Новочеркасска — таким образом командование округа решило воспрепятствовать продвижению колонн рабочих от своих предприятий в центр города к горисполкому. Хотя лето только началось, но южный край давал знать о его наступлении вовсю — небо было безоблачным, горячий воздух неподвижен и стрекотание кузнечиков в высокой траве у реки можно было принять за звон в собственных ушах от перегрева. Будущий дважды механик сидел в своей раскалившейся на солнце «шайтан-арбе» с откинутой крышкой люка у своего водительского места — циркуляция воздуха была близкой к нулю, но всё-таки открытый люк приносил какое-никакое облегчение. И вот появились протестующие: текли колонны рабочих с НЭВЗа (Новочеркасского электровозостроительного завода), электродного завода, «Нефтемаша» и других предприятий города; в них вливались всё новые и новые люди: не все были рабочими и инженерами — были и члены их семей, был прочий возмущённый последними решениями партии и правительства люд и, понятное дело, хватало и просто зевак. На мосту их встретил кордон, состоящий из вооружённых солдат и боевой техники. Тут-то самое интересное и началось...
Народ возмутился такими мерами безопасности, предпринятыми очень быстро переставшей быть им родной партии, и, растолкав солдат и прижав их к перилам моста, начал всей массой карабкаться на броню «боевых колесниц» и шагать прямо по ним, грохоча сотнями пар ног, перекатываясь этакой волной бушующей людской реки через стальные пороги грозных машин на простор, который те закрывали от неё. На танк нашего молодца взобралась дивчина лет, примерно, двадцати, то есть почти ровесница танкиста. Кроме того, что была она необыкновенно хороша, она была особенно хороша в гневе — глаза сверкали, красивые черты её лица ярость ничуть не искажала, а наоборот придавала какой-то особый шарм; она что-то выкрикивала, но что было не разобрать из-за криков других людей и металлического грохота ног по броне. Гнев донской красавицы нашёл очень своеобразное выражение и выход — увидев сидящего в люке юнца в танкистском комбинезоне и шлемофоне, она развернулась над «рабочим местом» парня, задрала подол платья, стащила исподнее и...
Парнишке тогда было девятнадцать и был он до армии самым обычным советским школьником, то есть, что называется, нецелованным мальчишкой, который мог позволить себе разве что взять девочку за руку или, максимум, поцеловать её в щёчку, а уж об особенностях и деталях женской анатомии имел и вовсе представление довольно смутное, да и то по школьному учебнику за восьмой класс по учебному курсу «Человек» (и это если таковой на тот момент издавался). А тут его растерянному взгляду предстало разом всё, что для него раньше на карте женского тела выглядело сплошным белым пятном, во всей его красе, да ещё и в самом исчерпывающем ракурсе. Но недолго паренёк наслаждался обозрением мест, в которые обычно не проникает солнечный свет (хотя, предположу, эти счастливые мгновения показались ему долгими), потому что в следующий момент одна из систем молодого женского организма сработала как по команде «пли», выбросив струю не хуже чем скунс. Удовлетворившись проделанной работой, новочеркасская казачка победоносно водворила аксессуар нижнего белья на прежнее место, одёрнула подол и гордо зашагала дальше по танкам. Молодой танкист ещё долго сидел как контуженый в мокром комбезе. Он не чувствовал себя ни оскорблённым до глубины души, ни осквернённым, а вот каким... он и сам себе затруднился бы ответить, потому что в голове и в душе творилось что-то невообразимое. Потом в городе произошло то, о чём ещё почти тридцать лет говорили шёпотом, рассказывая на ухо друг другу, а юный боец всё никак не мог заснуть и проворочался всю следующую ночь, вспоминая отчаянную девчонку. И понимал, что беспокоится за неё — как она там? не пострадала ли во время стрельбы? И поскольку покоя он себе не находил, то и решил разыскать её и выяснить всё самостоятельно.
Новочеркасск — город не слишком большой, но и не маленький и на тот период времени в нём проживало уже больше ста тысяч человек. Если отминусовать детскую часть населения, а взрослую разделить примерно пополам, разделив на женскую и мужскую части, а из женской выделить самую молодую, то и тогда получится немало и как же тогда найти свою незнакомку среди такой массы народа? Но наш танкист-моряк был парнем упрямым, целеустремлённым и с твёрдым характером — решил: разыщу во что бы то ни стало. Кстати, причину для увольнения в город (а значительная часть техники с экипажами ещё какое-то время оставалась в нём) почти не пришлось придумывать — поговорил с замполитом: мол, запомнил некоторых крамольников в лицо, может среди них наиболее опасные заговорщики были, поэтому как бы мне прогуляться основательно по улицам да вглядеться в лица прохожих. Замполит такую идею одобрил и даже заметно обрадовался. А хлопец, получив свой счастливый билет в виде пропуска с безлимитом на увольнения, одевшись в гражданское, принялся прочёсывать город во всех направлениях. Он описывал встречным людям свою незнакомку, осторожно, чтобы с учётом только что произошедших событий не вызвать у них подозрений, выведывал под разными благовидными предлогами всё, что могло иметь какую-то ценность для его поисков.
И вот однажды вечером его терпение и настойчивость вознаградились — где-то на окраине в частном секторе его «Аксинья» нашлась. Когда она на его стук в дверь вышла на крыльцо, то узнав сильно испугалась, потому что решила, что парень пришёл получить с неё по счетам за замаранную форму и честь советского солдата и вообще сейчас потащит её куда-нибудь в местный отдел КГБ. Но увидев, что этого не происходит, а нежданный поздний гость не рассержен, не обижен и вообще настроен на редкость миролюбиво и хочет просто поговорить, и сама потеплела, а потом и залилась краской и начала, путая от смущения слова, извиняться за свой поступок... Потом последовали месяцы переписки, а после демобилизации поездки в Новочеркасск, а потом и свадьба, и счастливая семья, и дети, и всё, о чём молодые пары грезят в самом начале. Это на редкость оригинальное знакомство на фоне тех страшных и кровавых событий выглядит тем более странным и напоминает какую-то непонятную иронию судьбы и непостижимую игру случая. Я намеренно не стал публиковать этот пост непосредственно в годовщину новочеркасского расстрела, чтобы никоим образом не осквернить память невинных жертв хрущёвского произвола и чтобы случай этот не выглядел какой-то насмешкой, издевательством или пародией. Но вот факт — жизнь иногда улыбается людям сквозь опасности, кровь и смерть загадочной и лукавой улыбкой легендарной Моны Лизы. И если существует в мире закон, по которому человек имеет право на личное счастье, то кто сказал, что он должен действовать только в периоды полного затишья и всеобщего благоденствия?
