Мэрилин Монро в публикациях (XLIX) Цикл "Великолепная Мэрилин" 1174 часть
Дональд Спото. «Мэрилин Монро» отрывок размещается для ознакомления на некоммерческой основе.
Предыдущая часть
Глава пятая. Июнь 1942 года — ноябрь 1945 года (продолжение)
Ничего странного, что у Нормы Джин по-прежнему не было близкой подруги. Единственное общество, где она хорошо себя чувствовала, составляли дети — племянники и прочие родичи ее мужа, малышня, которую она обожала нянчить, купать, чистить их платьица и костюмчики, играться с ними, читать им сказочки и тому подобное. «Уже само ее присутствие в комнате доставляло детям радость», — заметил в этой связи Доухерти. С другой стороны, он припоминает, что часто видел печаль и какое-то то ли замешательство, то ли ошеломление, рисующееся на ее лице, когда он возвращался домой, — словно бы она боялась, что он не вернется.
Хотя то, чем Доухерти занимался в «Локхиде», считалось работой на благо укрепления обороноспособности страны и обеспечивало ему дальнейшую отсрочку от призыва на действительную армейскую службу, Джиму мечталось рвануть вместе с приятелями за океан, но Норма Джин умоляла его не думать пока о том, чтобы отправиться на войну, а записаться в торговый флот, оперирующий на родине. После нескольких недель пребывания в лагере для новобранцев, находящемся на острове Санта-Каталина, Джим получил приказ приступить к командованию взводом призывников на учебной базе морской службы, куда его жена приехала вместе с Маггси под самый конец 1943 года.
Расположенный в заливе Сан-Педро в сорока с лишним километрах от берега, остров Каталина имел в длину сорок пять и в ширину тринадцать километров. В 1919 году владелец империи жевательной резинки, Уильям Ригли[72], начал превращать остров в курорт и выстроил там огромное казино, а также создал условия для рыбной ловли в открытом океане и других дорогостоящих развлечений для отдыхающих. Каталина, являвшаяся привлекательным туристским объектом еще в тридцатые годы, в 1943 году оставалась в значительной мере неосвоенной и незастроенной и там постоянно проживало всего лишь несколько сот пенсионеров. Добраться туда можно было шхуной, самоходным паромом или вертолетом[73]. На острове был всего лишь один населенный пункт — городок Эвелон, — а почти на всей остальной территории радовала глаз еще не испорченная цивилизацией природа Калифорнии с кочующими тут и там бизонами и козлами, с горами, каньонами и берегами, изрезанными заливчиками. Однако именно суровую Каталину выбрали тузы кинематографа: Сесиль Б. Де Милль, Джозеф Шенк, Луис Б. Майер и Сэмюэл Голдвин[74]— в качестве места для возведения первого кинотеатра, акустически приспособленного к показу звуковых фильмов. Они переправлялись через пролив на собственных роскошных яхтах, чтобы организовывать на острове мировые премьеры кинофильмов и вести дискуссии о своих многообразных достижениях.
С момента начала второй мировой войны Каталина стала закрытым объектом и ее преобразовали в учебную базу для разных родов войск. Отель «Святая Екатерина» (получивший название в честь безгрешной великомученицы[75], которая была патронессой острова) использовался в качестве кулинарной школы для шеф-поваров армейских кухонь. Яхт-клуб превратили в учебные классы для проведения регулярных лекционных занятий, а береговую охрану обучали в городке Ту-Хэрборз. Управление стратегических служб (предтеча будущего Центрального разведывательного управления, или ЦРУ) обосновалось в Тойон-Бэй, а Корпус связи обустроил радарные посты в Кэмп-Кэктус. Корпус торгового флота, куда как раз записался Доухерти, разместился в Эвелоне; оттуда новобранцы отправлялись на тренировочные занятия, во время которых вскарабкивались на прибрежные скальные стенки и поднимались на горные вершины, а также вырубали проходы через густые лесные заросли, готовясь тем самым к еще более трудным условиям, ждавшим их за океаном в войне с Японией.
В 1943 и 1944 годах в семействе Доухерти часто вспыхивали конфликты. «Пока она была зависимой от меня, все у нас складывалось на самом деле хорошо», — сказал Доухерти много лет спустя. Но его семнадцатилетняя жена в то время начала медленно пересматривать заново и переоценивать как преимущественное положение мужа в семье, так и свою зависимость от него. Потратив половину месячных заработков на оплату жилья, Доухерти вместе с женой, собакой и всем домашним скарбом перебрался в квартиру, расположенную на склоне близ Эвелона, где его задача по-прежнему состояла в обучении рекрутов для Корпуса торгового флота. «Разумеется, в городке ощущалась нехватка женщин, — вспоминал он, — и именно там начались проблемы с мужчинами. Она всякий раз, когда я упоминал о своих давнишних девушках, испытывала ревность, но в тот год на Каталине для ревности было гораздо больше поводов у меня. Норма Джин великолепно отдавала себе отчет в красоте своего тела и знала, что нравится мужчинам. Моя жена постоянно отправлялась вместе с Маггси на прогулки, одетая в плотно облегающую белую блузку и ничуть не менее облегающие белые шорты, с ленточкой в волосах. Выглядела она при этом как мечта, прохаживающаяся по улице».
Именно так и воспринимали ее десятки солдат, на глазах которых Норма Джин любила в оздоровительных целях совершать моционы в «куцем купальном костюмчике»; Доухерти вспоминает, как он жаловался: «Каждый тип на пляже мысленно насиловал ее!» Однако Норма Джин не могла понять его претензий: она носила заманчивые бикини[76]днем и обтягивающие свитера по вечерам вовсе не для того, чтобы соблазнять мужчин, а просто потому, что (как это вынужден был позднее признать и Доухерти) «отдавала себе отчет в собственной красоте и не видела ничего дурного в желании подчеркнуть ее». Норма Джин намеревалась также держать себя в форме и под воздействием армейского инструктора Говарда Кэррингтона (бывшего чемпиона по поднятию тяжестей) стала упражняться со штангами и гантелями, чтобы улучшить себе фигуру и осанку. Она отличалась от всех других женщин, находившихся на базе, — была не только совершенно естественной и без малейшего стыда открывала свое тело для обозрения, но и скрупулезно выполняла строго обусловленные армейскими инструкциями упражнения на гимнастических снарядах, которые, как правило, использовались для улучшения своей физической готовности только набившими в этом руку мужчинами.
В ту зиму однажды вечером на остров приехал знаменитый оркестр Стэна Кентона[77], чтобы выступить там со своей программой. Девушки и молодые женщины, добровольно вступившие в армию, а также жены военнослужащих были перевезены паромом в центральный пункт Каталины, и огромный бальный зал казино буквально кишел веселящимися парами, которые теснились на танцевальной площадке, окруженной со всех сторон балюстрадой, откуда открывались великолепные виды на залитое лунным светом море и на город. Подавали пиво и коктейли, но Норма Джин пила исключительно безалкогольные напитки, а также настой на полевых травах, приправленный имбирем; она все еще в какой-то степени была воздерживающейся от спиртного приверженкой Христианской науки и «племянницей» тети Аны.
За время семичасового бала и концерта Доухерти всего лишь однажды смог протанцевать со своей женой, которая в тот вечер оказалась наиболее популярной партнершей для танцев, и кавалеры буквально расхватывали ее. Он запомнил, как стоял в сторонке и слушал комментарии мужчин, обменивавшихся замечаниями по поводу прелестей его жены. «Признаюсь, я в тот момент испытывал ревность, а не гордость за нее», — сказал он через много лет после развода.
И вот в разгар веселья, когда музыканты старались изо всех сил, а пары столь же неутомимо кружились в танце, Доухерти внезапно оповестил жену, что они скоро уходят.
— Я пойду с тобой домой, но собираюсь вернуться, — ответила Норма Джин. — Мне здесь ужасно весело.
— А где же ты будешь спать, дорогуша?
— Не понимаю, о чем это ты?
— Очень просто: если ты оставишь меня одного и придешь сюда, тебе незачем возвращаться домой!
Эту битву он выиграл, но жена отыгралась на нем и остроумно, и эффективно. Вскоре после этого танцевального вечера Доухерти, как-то днем вернувшись домой немного раньше обычного, обнаружил двери квартиры запертыми на ключ, что не было у них в обыкновении. Когда он постучал и громко позвал жену, Норма Джин ответила: «Это ты, Билл? Ой, подожди минутку!» Тогда Доухерти заявил ледяным тоном, что это он. «Ох, извини, — раздалось в ответ. — Я не ждала тебя так рано, Томми!» Все это время из-за дверей доносились какие-то тупые удары, отчетливый шум от передвигаемой мебели и (в чем Доухерти был особенно убежден) отзвуки приглушенного разговора. Поскольку в домике не было задних или кухонных дверей, которые дали бы любовнику возможность быстро скрыться, то Джим предполагал, что застал жену врасплох на месте преступления и что все его наихудшие опасения в конечном итоге подтвердились, а ревность оказалась более чем обоснованной.
Едва не теряя рассудок от бешенства, он рявкнул еще раз — и тогда жена открыла входную дверь, чтобы встретить его с широкой улыбкой на лице. Она была одна, обернутая в махровое полотенце, поскольку Джим прервал ее в момент принятия душа. Его ничем не оправданный взрыв злости показал, что он может быть бессмысленно, по-мальчишески ревнивым и что в нем нет ни капли доверия собственной жене. А ведь именно в доверии она нуждалась более всего, чтобы без излишних опасностей преодолеть те угрозы, которые несет с собой зрелая молодость. Своей шуткой, придуманной из желания отомстить, она могла также бессознательно отразить и сделать наглядно заметным гораздо более серьезный эмоциональный кризис в сфере их супружеских чувств и отношений: нетрудно вообразить себе, что она и на самом деле хотела бы быть с другим мужчиной, даже если «Билл» и «Томми» были всего лишь мимолетной фантазией.
Однако Доухерти был в определенном смысле прав, говоря, что жена целиком зависима от него; ведь невзирая на то, какие желания в ней пробудились, у Нормы Джин не было никого другого, на кого она могла бы положиться, и потому она чувствовала себя чрезвычайно несчастной, когда весной 1944 года ее мужа отправили в южноазиатскую зону боевых действий на Тихом океане. «Она заклинала меня не уезжать, — вспоминал он впоследствии, — а когда я сказал, что у меня нет выбора, умоляла, чтобы у нас был ребенок — тем самым она будет иметь меня рядом с собою. Но я знал, что ей было бы очень трудно с младенцем, причем не только из финансовых соображений. На самом деле она еще не дозрела до материнства. И я сказал, что дети у нас появятся позже, уже после войны».
Несмотря на то, насколько запутанным и неоднозначным было ее отношение к Доухерти и к браку, вместе с отъездом мужа в Норме Джин ожило давнее чувство одиночества и отверженности. «Ей хотелось иметь что-то или кого-то, к кому она могла бы все время прижиматься», — вспоминал Доухерти, — так, как это было в день его убытия на службу, когда он осушал ее слезы и утолял страдания.
Будучи теперь женой солдата, отправленного за океан, Норма Джин переехала к свекрови на Хермитейдж-стрит, 5254, в северной части Голливуда. Этель Доухерти работала в расположенном неподалеку Бербанке в качестве санитарки на фабрике фирмы «Рэйдиоплэйн компани». Последняя являлась собственностью английского актера Реджинальда Денни[78], которому удалось сконструировать первый управляемый по радио беспилотный самолет, предназначенный для слежения за целями и для уничтожения неприятельских машин тараном. В апреле 1944 года Этель нашла там работу и для Нормы Джин — неприятное, но дающее постоянный заработок занятие по нанесению на фюзеляжи самолетов вонючего лака путем опрыскивания (это называлось работой «на покраске»). Имея в качестве базовых отраслей промышленности самолетостроение, а также разные другие оборонные производства, экономика Южной Калифорнии пережила во время войны период блестящего процветания; поэтому тысячи женщин могли найти там работу.
Жизнь со свекровью протекала бесконфликтно и была вполне комфортной, но Норме Джин недоставало общества мужа. Парадокс состоял в том, что без него она скучала по нему, по его грубоватости и некоторому нахальству. Иными словами, Норма Джин принадлежала к числу женщин, которые неустанно ищут партнеров, хотя бы эти мужчины пренебрегали ими или даже бессознательно наносили душевные травмы. Подобные женщины пытаются воссоздать ситуацию отверженности, с которой они сталкивались в прошлом, и исправить ее посредством замены ролей. Эта черта характера Нормы Джин в последующие годы будет углубляться и усугубляться, а ситуация — неоднократно повторяться.
Норма Джин написала Грейс в Западную Виргинию письмо (от 15 июня 1944 года), в котором охарактеризовала свою жизнь в этот период. За исключением парочки мелких ошибок в тексте, ее послание является весьма ярким, насыщенным и лапидарным. Позже она признала, что приукрасила описание своей семейной жизни из соображений лояльности по отношению к мужу и глубоко укорененного в ней желания сделать приятное Грейс Годдард:
...Джима нет уже семь недель, а первую весточку от него я получила в преддверье своего дня рождения. Он прислал мне телеграмму через «Вестерн юнион». Начиналась она словами: «Любимая, по случаю дня рождения шлю тебе массу самых горячих поздравлений». Когда этот листок попал мне в руки, я просто рухнула.
Собственно говоря, я никогда не писала и не рассказываю тебе о нашей супружеской жизни. Разумеется, я отдаю себе отчет в том, что, если бы не ты, мы вообще могли бы никогда не пожениться, и знаю, сколь многим мы обязаны тебе уже за один этот факт, наравне с бесчисленным количеством других... Я люблю Джима не так, как все, и отдаю себе отчет, что никогда в жизни не была бы счастлива ни с кем другим, а еще знаю, что он испытывает ко мне то же самое. Потому ты сама видишь, что мы вдвоем действительно очень счастливы — разумеется, я имею в виду когда мы вместе. Мы ужасно скучаем друг по другу. 19 июня исполнится вторая годовщина нашего брака. И наша совместная жизнь действительно очень счастливая.
Я работаю по десять часов в день в «Рэйдиоплэйн компании, на аэродроме «Метрополитэн» [в настоящее время — Бербанк]. Почти все, что зарабатываю, откладываю (чтобы нам после окончания войны легче было купить дом). Работа вовсе не из легких, потому что я целый день провожу на ногах и много хожу.
Изо всех сил старалась получить место в военной администрации, заполняла разные нужные для этого бумаги, и все было уже на мази, но я узнала, что буду работать с целой АРМИЕЙ мужиков. Я провела там всего один день, однако в этом месте оказалось слишком много бабников, с которыми мне пришлось бы работать, а с меня хватает тех, что в «Рэйдиоплэйн компани», и целая армия мне вовсе ни к чему. Офицер по кадровым вопросам сказал, что может принять меня на работу, но не советовал — ради моего же собственного блага, так что я снова нахожусь в «Рэйдиоплэйн компани» и очень рада этому...[79]
С наилучшими пожеланиями, Норма Джин
Во время отпуска, предоставленного фирмой в 1944 году, Норма Джин (в то время ей было восемнадцать) в первый раз в жизни отправилась в путешествие за пределы Калифорнии и навестила Грейс, которая временно работала в кинолаборатории, расположенной в Чикаго. Отъезд Грейс из Западной Виргинии был, по мнению Бебе, необходимостью, поскольку, хоть она и имела там постоянную работу, «у нее начались проблемы с выпивкой [что вовсе не было странным]. Все жены моего отца страдали по этой причине, поскольку одним из главных его занятий были ежедневные разгульные и шумные попойки, к которым те поневоле присоединялись».
Норма Джин побывала также у Бебе в Западной Виргинии, а потом ненадолго заехала к своей единоутробной сестре Бернис Бейкер, которая в то время была уже замужней женщиной и матерью. Про этот последний визит ничего неизвестно: две дочери Глэдис почти не знали друг друга, и хоть они и питали надежду стать подругами, этому препятствовали длительные периоды разлуки; посему редкие встречи, невзирая на добрую волю с обеих сторон, всегда оказывались немного натянутыми и неловкими.
Продолжение следует