Вы тут рассуждаете о психологии и где-то о психиатрии, о депрессии и т.д. А хотите получить историю так сказать “из первых рук”. От человека, который побывал в самой что ни на есть настоящей психушке. От девушки – бывшей пациентки психиатрической больницы…Это произошло со мной год назад. Что-то где-то сдвинулось и сначала понемножку, а потом все больше и больше мною стали овладевать навязчивые мысли, идеи, страхи. Я смотрела на людей, и у меня было такое ощущение, что и они всё это понимают, но не говорят вслух.
На каком-то этапе я пришла к выводу, что для меня единственный выход – это самоубийство. Не то чтобы я хотела этого, просто не видела иного выхода, мне казалось, что во мне гнездится какое-то вселенское зло, которое крайне опасно для людей. То есть в те дни я действительно была на волоске от смерти. Останавливал меня элементарный страх, неумение это сделать, ну и то, что это вроде как считается грехом.Позже у меня начались и галлюцинации. Помню, что видела и слышала странные вещи: мужчина сидит на корточках под деревом с камерой, парень стреляет из окна из ружья, по радио мат и нецензурщина и т.п. Потом помню, как мама говорит мне: “Ты же станешь инвалидом”, хотя она утверждала впоследствии, что такого не говорила (действительно, с чего бы вдруг?). Опять же ощущение, что все близкие пророчат мне какую-то беду, предостерегают от чего-то, и во всем этом опять же тонкий намек на то, что лучше бы покончить жизнь самоубийством. Дико! Но я тогда действительно так думала. Сейчас мне трудно понять, как я, в общем-то, очень разумный, рассудительный человек, могла вообще поверить во весь этот бред, что я сама же себе и внушила.
Я чувствовала себя так, словно находилась в яме, и отчаянно искала спасительную соломинку, за которую могла бы ухватиться. В последние дни перед больницей я искала встреч с людьми, которых всегда любила, которым доверяла. вот мы сидим с другом в кафе, обед, я отодвигаю от себя тарелку (есть не хотела, вообще насколько помню тогда ничего не ела). Он мне что-то говорит, спрашивает, а я даже не понимаю суть вопроса. Грудь сдавливает чудовищное чувство тревоги, кажется, что сердце сейчас разорвется. Произношу какие-то отрывочные фразы и сбиваюсь, не могу договорить, не могу выстроить предложение!!
Он мне потом говорит: «Ты тогда выглядела такой измученной, такой потерянной!»
Невероятно, но все это время практически до последнего дня я продолжала исправно ходить на работу. Только теперь я, всегда такой ответственный, грамотный работник, не могла доделать до конца ни одного порученного дела, не могла ответить на элементарный вопрос. Конечно, окружающие видели, что со мной что-то не так. Вопросы: “Ты влюбилась?”, “Ты не беременна?”, “Ты не на наркотиках?”, “Может быть тебе надо уйти в отпуск?”. Несколько раз мне советовали сходить к психологу. Кто мог додуматься, что мне уже нужна помощь не психолога, а психиатра!
Да кстати хочу сразу сказать тем, кто думает, что такое бывает от наркотиков или алкоголя, что наркотики я никогда не принимала, не курю, и пью вообще очень редко и мало. В общем на тот момент никаких объективных причин не было! Потом правда выплыло кое-что, о чем я расскажу позже.В конце концов, когда до всех моих как-то одновременно дошло, что дело совсем плохо, меня просто взяли за руку и отвели к врачу. Последний момент, который я помню – это как медсестра заполняет мою карточку, и поднимает на меня глаза. А я смотрю в эти светлые, почти белесые глаза с каким-то диким ужасом: понимаю, что она сейчас умрет.
И все! Дальше я ничего не помню. Вот этот довольно длительный (около 5 дней) провал в памяти ничем не могу объяснить. Как принято считать, это может быть от таблеток или уколов, но мне-то укол или таблетку дали ПОЗЖЕ.
Четыре дня я находилась в психоневрологическом диспансере, потом меня перевели в психиатрическую больницу, в изолятор. И уже изолятор я частично помню: какие-то отрывочные моменты. Диспансер же я не помнила совершенно. Потом, уже будучи здоровой, специально пришла туда, походила по отделению. Какие-то воспоминания, довольно смутные, словно видела это в далеком детстве, промелькнули, когда увидела дверь своей палаты, столовую. Туалет, душ – вообще никаких ассоциаций, я их даже с трудом нашла. Хотя, по словам мамы, когда там лежала, прекрасно знала, где они находятся.
Представляете, в каком шоке были мои родные: мама, папа, сестра, когда я туда попала? Мама рассказывала, что сестра, пообщавшись со мной в больнице, уходя, все время плакала.
Я никогда никого не винила в том, что оказалась в такой больнице. Я слишком хорошо помню свои мысли до нее, и понимаю, что действительно нуждалась тогда в серьезном лечении. Действие ли это таблеток или разговоров со мной – мне теперь уже трудно судить, но я действительно выздоравливала. Галлюцинации у меня прошли вообще достаточно быстро, а мысли… Мне трудно было поверить, что я действительно так заблуждалась, и что все мои идеи, все мои теории были лишь плодом нездоровой фантазии. Окончательное выздоровление я отношу к тому времени, когда меня впервые отпустили домой (на выходные), и перед сном ко мне зашла мама, и мы проговорили целый час. Но правда что-то осталась, какая-то повышенная мнительность, я придавала слишком много значения всяким мелочам, воспринимая их как приметы, знак свыше. В общем, отголоски моей болезни, но со временем и это прошло. Выписали же меня только через три месяца. Все это время я находилась в реабилитационном отделении, «под наблюдением врачей». В общем-то, мое дальнейшее пребывание в больнице, на мой взгляд, было совершенно бессмысленным. Лечить меня было уже не от чего, сознание ко мне полностью вернулось. Выписать меня не могли из-за того, что я отвратительно себя чувствовала, находясь на таблетках. Меня там почти сразу перевели на рисполепт, который все обычно переносили хорошо, кроме меня. У меня на него была абсолютно такая же реакция как на галлопередол если не хуже.
Через некоторое время после того, как я попала в реабилитационное отделение, выяснилось, что я беременна. И довольно большой срок. Врачи сразу предупредили, что необходим аборт, после таких таблеток очень велика вероятность, что родится неполноценный ребенок. Мама, моя бедная мама, находясь тогда в состоянии какой-то прострации в связи со всеми этими событиями, тем не менее в кратчайшие сроки предприняла все необходимые меры, и мне очень быстро сделали аборт.
Потом, сопоставив сроки, когда я «начала сходить с ума», и когда я забеременела, мы сошлись на мысли, что беременность и была причиной моей болезни.
Многие из тех, кто лежал вместе со мной, воспринимали психбольницу как тюрьму. Меня же нисколько не напрягало это вынужденное ограничение свободы, постоянный контроль, обращение медсестер и т.п. Для меня самое страшное – это то, что ты постоянно, изо дня в день находишься под действием психотропных таблеток.
Что такое психотропные таблетки и как они действуют на человека, можно узнать только попробовав это на себе. Я никогда даже не предполагала, что таблетки могут ТАК действовать. И находилась в постоянном ужасе, ведь у меня все это было впервые и я не знала, стану ли я снова такой как прежде или такой и останусь: этот ненормальный, остановившийся взгляд, какая-то дикая слабость: говорить тяжело, руки, ноги устают моментально (у нас там был настольный теннис, так вот я могла в него играть минут пять, потом у меня уставала рука так, словно я ковры выбивала в течение часа), не вникнуть ни во что: невозможно ни читать, ни смотреть телевизор. Эта «непосидуха» - таким смешным словом у нас называлась повышенная двигательная активность, невозможность долго стоять или сидеть на одном месте, состояние совсем не смешное, а очень мучительное. Постоянно хочется спать, при этом ночью просыпаешься через каждые два часа и лежишь без сна.
Сначала я очень хотела, чтобы меня поскорее выписали. Но когда меня стали отпускать домой на выходные, я поняла, что дома мне так же плохо, как и в больнице. Те же бессмысленые шатания из комнаты в комнату, ожидание, когда придет ночь, чтобы хоть ненадолго забыться.
Отделение было у нас таким, продвинутым. Была организована так называемая трудотерапия, постоянно проводились «группы». Была у нас комната для отдыха, где стояло пианино, хомячки жили. Была игровая комната, там как я уже сказала настольный теннис, телевизор, DVD-плейер(!) Отделение было общим: вместе и мужчины и женщины, причем здесь ВСЕ люди на вид были абсолютно нормальными.
Группы, насколько я помню, мне казались совершенно бесполезным занятием (впрочем мне и сейчас так кажется). Мы говорили о своем состоянии, планах (какие могут быть планы в психушке?). Какой-то там у нас был актив, назначали людей, кто будет ухаживать за животными, кто будет будить по утрам все отделение (таким образом: включать свет в палатах и говорить «подъем!»), кто по утрам проводит зарядку. Может быть в другом состоянии мне было бы это и интересно, но тогда я на этих группах (проходили они в течение часа) постоянно засыпала, и было очень тяжело сидеть на одном месте.
Трудотерапия тоже меня особо не радовала. Обычно это были такие дела, типа украсить к празднику стены, нарисовать и повесить какие-нибудь буквы, повесить на занавески цветочки. Я и так то все это не очень люблю, а тем более в том состоянии мне совершенно это было «не в кайф».
Как правило, вечером после двойной дозы таблеток я кое-как дотягивала до восьми часов и бухалась в кровать (иногда прямо в одежде, а потом ночью становилось жарко и я раздевалась). Это был самый приятный момент. вырубалась я моментально, и мне не мешала ни громкая музыка, ни разговоры, в общем бурная вечерняя жизнь нашего отделения. А потом, после отбоя (он был в 10) начинала периодически просыпаться, и в четыре утра просыпалась окончательно. Дальше я просто лежала, смотрела на часы и думала, вспоминала. Честно говоря это было тоже приятно, просто лежать и ничего не делать, когда я лежала, то чувствовала себя еще более или менее сносно. Гораздо тяжелее было куда-то идти или даже просто стоять. Я бы сравнила ощущения с тем, когда у человека температура градусов под сорок и он идет на кухню ставить себе чайник. Вот нечто подобное чувствовала и я, находясь на ногах.
Но поскольку эти мои, мягко говоря, «ранние» просыпания в четыре ночи (изо дня в день в одно и тоже время) продолжались немного немало два месяца, меня все-таки несколько беспокоил этот факт. Меня успокаивали, что мол ничего в этом страшного нет, значит ты высыпаешься (ха! высыпаюсь, а потом засыпаю на группах??), ты ведь рано ложишься и т.п. Кстати я еще где-то полгода просыпалась в шесть или около того, и только потом стала спать как раньше, до 10-11.
Уже прошло три месяца, по всем правилам пора было выписываться, рисполепт же надо было принимать еще месяца три (одновременно работать!), что равносильно самоубийству. Это был просто тупик. И вот тогда мне неожиданно предложили снова поменять таблетки. в больнице появился «солиан». Я, помня, как меня перевели в свое время с галика на респолепт, уже ничего хорошего не ждала, да и врачи сомневались, что мне хоть что-нибудь подойдет. Но начав пить солиан, я почувствовала, что мне действительно хорошо. Вернулась энергия, появилась какая-то легкость, способность разговаривать, ушла наконец эта жуткая непосидуха. И теперь я уже действительно была готова к выписке, хотя и сомневалась, но когда вышла на работу, поработав несколько дней, поняла, что все ОК.
И вы знаете, в какой-то степени я благодарна судьбе за то что попала в эту больницу. странно слышать такое?
Во-первых, у меня очень изменился характер, по мне – в лучшую сторону. Если до больницы я была очень застенчивой, нерешительной, с заниженной самооценкой, с ужасными комплексами, которые с возрастом только усугублялись, то после больницы я не чувствовала в себе никакой неуверенности, никакой былой робости. Все комплексы куда-то улетучились. мы с мамой списывали это на действие таблеток, но и когда я закончила их принимать ничего не изменилось. я стала сильнее, стала собраннее, стала больше успевать. Поумнела, повзрослела. С того времени и по сей день меня практически не покидает ощущение какого-то уюта и защищенности, этакого наслаждения жизнью. К тому же я очень хорошо помню, какой я была, ведь эти мои комплексы продолжались не один год и страшно мне мешали, и в контрасте с этим сейчас все просто замечательно. Единственный минус, правда, это то, что я потеряла свою фигуру: со своего “сногсшибательного” 40-42 размера, перешла на 46 со всеми вытекающими последствиями.
Ну а во-вторых, мне было действительно интересно посмотреть на психушку так сказать «изнутри», жаль, только многого я не помню.
ну вот вкратце и все. если кого-то заинтересуют подробности с удовольствием поделюсь.
Мои знакомые, те кто в курсе, где я лечилась, как-то избегают со мной разговаривать на эту тему. может быть им это неинтересно, может быть думают, что мне тяжело это вспоминать. На самом деле нисколько – мне это все очень интересно.
2006