Данная статья относится к Категории: ОРГ научной деятельности

Люди в то время приобщались к образованию двумя путями.

Первый из них был путь «школы» (schola) - старый средневековый путь, где царило богословие, где командовал догмат, где тяжело ворочали международным учёным языком, латынью особого сорта, который не узнали бы Цицерон и Квинтилиан, языком, которым свободно оперировали схоластические эрудиты любой страны.

Всё то, что от науки, завещанной человечеству античным миром, было спасено Византией и арабами, было достоянием этой «схоластической», школьной эрудиции: математика, космография, астрономия, техника, естествознание, философия. Научные сочинения греков и арабов были с грехом пополам переведены на схоластическую латынь, искажённые иной раз до неузнаваемости, но осенённые всем авторитетом церкви, защищенные твердыней непререкаемых богословских аргументов. Их пережевывали с натугой, неторопливо сидевшие по монастырским кельям, ограждённые от соприкосновения с живой жизнью церковные учёные, часто очень талантливые, иной раз гениальные, но всегда смотревшие на свою научную работу как на благочестивый подвиг, как на особый вид служения Богу, а не как на дело общественно полезное, нужное и важное для жизни.

Из семичленного курса схоластической науки, слагавшегося из «троепутия» и «четырехпутия (trivium et quadrivium), три дисциплины низшей школы принадлежали к словесным, четыре университетские (в том числе музыка) - к математическим наукам. Популярное средневековое двустишие определяло содержание их таким образом:

Cra loquitur, Dia verba docit, Rhe verba ministrat,

Mus canit, Ar numeral, Geo ponderat, Ast colit astra.

Гра говорит, Диа учит словам, Ри правит словами,

Муз поёт, Ар ведёт счёт, Гео меряет, Аст чтит светила.

От усердия отдельного учёного зависело, насколько он углубится в изучение каждой из этих дисциплин. Речь шла, конечно, не о «тривиальных» науках, а о тех, которые проходились в университетах, и, хотя пособия и руководства были очень несовершенны, многие из учёных становились хорошими специалистами.

Главная заслуга схоластических учёных в том, что они донесли основы математических и иных знаний до тех времён, когда эти знания попали наконец в руки настоящих учёных.

В XV веке в Италии на схоластическую науку уже давно велась атака. Её позиции уже давно штурмовались гуманистами, представителями новой образованности и идеологами новой культуры, культуры Ренессанса, постепенно включавшими в круг своих интересов и исследований философские и научные вопросы.

Оружием гуманистов была филология. Они изучали латинский и греческий языки, многие из них свободно писали на обоих, но латинский язык гуманистов был совсем не тот, который был в ходу у схоластиков.

Это была настоящая классическая латынь, безукоризненно правильная грамматически, безукоризненно чистая стилистически. Недаром некоторых из гуманистов называли «обезьянами Цицерона». Пользуясь этим бесспорным преимуществом, гуманисты сразу же объявили своим достоянием все вопросы литературы, литературной и исторической критики, т.е. всё то, что требовало настоящей филологической эрудиции, а затем овладели и значительной областью философских вопросов, прежде всего этических.

Гуманисты постоянно и упорно подчёркивали, что у них иной подход к науке, чем у схоластиков, и что научные задачи они понимают совсем по-другому, чем те. Недаром гуманисты создали новую педагогику, требовавшую индивидуального подхода к ученику, обращавшую такое же внимание на физическое воспитание, как и на умственное, свободную от воздействия богословия. Недаром свою высшую школу они называли studio - местом занятий, а не университетом, ибо они вовсе не гнались за универсальным охватом всех дисциплин (universitas scientiarum), а культивировали науку, сообщающую «человечность», воспитывающую личность.

Общей особенностью обоих враждебных лагерей, «школьных» учёных и гуманистов, было то, что каждый из них замыкался в особый круг, куда не допускались непосвященные. Этот заповедный круг, который у гуманистов назывался то «республикою знаний», то «огороженным садом», принципиально отделял себя от людей неучёных, тех, кто не знал латыни. Но аристократичность «школы» и аристократичность гуманизма были разной социальной природы. В аристократичности «школы» ещё сказывались старые феодально-церковные традиции, лишившиеся всякого смысла в таких крупных торговых и промышленных центрах, как Флоренция и Венеция, но ещё сохранившие жизнеспособность в отсталых экономически областях, как Ломбардия, Романья, Неаполитанское королевство, и в их учёных столицах - Падуе, Болонье, Неаполе. А аристократизм гуманистов был одним из культурных отражений господствующей роли крупной - именно крупной - буржуазии, идеологами которой были гуманисты, ибо в этот период только богатые купцы могли обеспечить представителям интеллигенции определённый жизненный уровень.

Поэтому ни школьно-университетский учёный, ни гуманист чистого типа не могли взять на себя ту задачу, решение которой стало жизненным вопросом для художников. Ибо художники были те самые неучёные люди, от которых отмежевались и «школа» и гуманисты. Искусство же было менее всего аристократично: оно обращалось ко всем без исключения и уже давно сделалось наиболее демократическим орудием культуры. С другой стороны, самим художникам не хватало знаний. Задача, таким образом, оказывалась по плечу только такому художнику, который был вооружен школьной наукой, и такому гуманисту, который был способен сломать решетку «огороженного, сада» и начать писать не по-латыни, а на языке, понятном любому художнику, т.е. по-итальянски. Такой человек нашёлся. Это был Леон Баттиста Альберти (1404-1472)».

Дживелегов А.К., Леонардо да Винчи, М., «Терра», «Книжный клуб», 2001 г., с. 16-23.

Источник — портал VIKENT.RU

Изображения в статье

Филиппо Брунеллески, By Krzysztof Golik - Own work, CC BY-SA 4.0