"Мимо выгоревших строений, искореженных фонарей, перевернутых "ситроенов" пробегает она скорей. И стучат, отдаваясь в сердце, крыс пугая и голубей, за спиною чужие берцы по асфальтовой скорлупе..."

Город – это не дом и крепость (дом и крепость к тебе добры). Город – это жестокий ребус, неразгаданный до поры, поле битвы, военный лагерь, хорошенько вокруг смотри. В самой гиблой его клоаке бледной тенью живет Мари.

Всех занятий – уткнуться в Сартра, кошку за ухом почесать. Если выползти из мансарды, то всего лишь на полчаса прогуляться под облаками, к бакалейщику заглянуть и метнуться домой, пока не стал опасен обратный путь. Мимо выгоревших строений, искореженных фонарей, перевернутых "ситроенов" пробегает она скорей. И стучат, отдаваясь в сердце, крыс пугая и голубей, за спиною чужие берцы по асфальтовой скорлупе. В общем, ясно, что здесь не стоит лезть из полымя да в огонь. У нее вот таких историй миллион и еще вагон. Нет желания даже злиться – что поделаешь, се ля ви, эта песенка будет длиться, сколько Господа ни зови.

А назавтра она по новой ставит музыку на репит. Кошка, выгнутая подковой, на закрытую дверь шипит. Где-то в полдень Мари выходит в мир, не ведающий прикрас, и тихонько бормочет: "Хоть бы уцелеть и на этот раз!" Вряд ли кто-то ее услышит – здесь арена, а не приют. Здесь с балкона, а то и с крыши на таких, как она, плюют. Здесь железно уходят в минус тихоходы и добряки. Но бывает – не рвется мина, всякой логике вопреки, пуля чиркает в миллиметре, волчья стая теряет след. Смерть выводит кривые петли, целя в девичий силуэт. В этой повести многоликой ничего не предрешено!

В окнах вечер. Мари за книгой. Сонный голубь клюет пшено...

Источник: Дудочка Крысолова

Как говорится, если девушка просит, то лучше дать, чем не дать, а то не о чем будет в старости врать. Итак, внимание, впереди притаился сугубо предвзятый и глубоко необъективный разбор, а значит, пристегните ремни и вперёд, покорять лирические вершины! Или как получится.

Я стоял на переходе

И курил сигарету

Проходили пешеходы

Бах - света нету.

Я решил зайти в телегу,

Чтобы написать кенту.

Подошли ко мне кавказцы

- Я решил звонить менту.

Один из них нож навострил,

Другой мне путь прегородил,

А третий взял мне за плечо,

Я думал, что отжил своё.

Но тут врубили резко свет,

И мозг мне дал себе совет,

Что надо мне ментам звонить.

Но я никак не мог:

Мне перегородили путь

И я не знал куда свернуть,

Но благо рядом люди были,

Средь них какой-то мужичок.

Он нахуй разом их послал

И чурками всех обозвал.

И так я вынес свой урок,

Что если бы не мужичок,

Тогда в холодной бы земле

Уже давно лежал.

Первое впечатление, конечно, отталкивающее. Ещё бы: отсутствие ритма, рваные строки, примитивные рифмы. Сюжет скомканный, изложен сумбурно. Метафор нет, язык бедный, ошибки. Надоедливые повторения "решил-решил", постоянное "мне-мне", бьющие прям в темечко до рези в глазах "А третий взял мне за плечо" и "И мозг мне дал себе совет".

А потом среди тэгов увидел "поэзия городских трущоб" и меня осенило! Это же самая настоящая лирика пэтэушника! Это то, что выпившие дешёвого портвейна пацаны рассказывают друг другу в падиках и гаражах. Это так, как говорят и мыслят представители культуры городских окраин: урывками, бессвязно, многозначительно как цитаты Стэтхема.

С этой точки зрения стих @user5808348 приближается по искусности использования художественных приёмов к лучшим работам Сэлинджера и Киза. Так что предлагаю не уподобляться критикам орфографии "Цветов для Элджернона" и по-новому ппосмотреть на этот интересный образец поэзии трущоб, словно только что выпущенный на волю вместе с дымом дешёвой сиги в тубзике путяги.