Заменитель моря
В городе, где жил Ватрушкин, не было моря.
Бесстыже торчали лисьи хвосты заводов, щекоча серое брюхо неба. По сосудам-улицам бешено носились и затыкали пробками смердящие автомобили. Газированный воздух шипел в шинах, заползал в дома и торговые центры, ошмётками сажи оседал на листьях реликтовых тополей. Засиженный птицами Маяковский устал ждать, когда здесь будет сад, и укоризненно показывал бронзовой рукой на грязную Абушку, в которой горожане проявляли плёнки. С приходом цифры мелкая пакостница текла между домов просто так, без пользы унося вонючую таблицу Менделеева в Северный наш Ледовитый...
От предков Ватрушкин унаследовал фамилию и любовь к бабушкиному печеву. И вот с него-то всё началось. Жена сказала, что из заменителя творога ватрушки не получаются.
– Как из заменителя? Купи настоящий! – Изумился Ватрушкин.
– Нету настоящего. Везде подделка, – беспечно сказала жена и пошла смотреть сериал.
Ватрушкин решил самолично исследовать магазины. Оказалось, что в молоке есть нечто со вкусом молока, но нет собственно молока, масло – это и вовсе не масло, хотя называется привычно. Ватрушкин понял, что он пьёт эрзац вместо пива, ест заменитель мяса в любимых сосисках, курит сигареты, набитые пылью табачных плантаций и политые ослиной мочой. Носит свитер, похожий на шерстяной, и якобы бамбуковые носки. Ездит на заменителе, эвфемизме автомобиля – «Ладе Калине». Живёт в доме, построенном из поддельных камня и дерева. Лёжа на диване из ДСП и винилискожи, читает адаптированные для электронных книг тексты или смотрит телевизор, который каждый вечер профессионально осуществляет субституцию мозгов всякого рода г... гастродуоденальным продуктом. Про злословный интернет вообще неохота говорить... Я то, что я ем.
Страшное открытие требовало осмысления. Ватрушкин купил водки, от которой – ну уж, она-то, родимая! – подляны не ожидал... И с потрясением прочитал на этикетке, что произведена сорокоградусная не из пшеницы или картошки, а из пищевого сырья «Люкс» с алиментарным сорбитом, глицерином, винной кислотой, а также двууглекислым натрием... Особенно почему-то удручил двууглекислый.
Что делать? Пить или не пить? Я то, что я пью...
– Надо, Федя! – уговорил себя Ватрушкин и опрокинул стаканчик.
Во время рекламы на кухню заглянула жена. Расторопно порезала колбаски. Разбила на сковородку пяток яиц. Мелочь, а приятно! Налил и ей. Чокнулись. Паллиативная терапия подействовала. Жизнь уже не казалась непоправимой.
Со сковороды весело подмигивала разноцветными желтками глазунья. Каждый охотник желает знать, где... Вот чёрт! Померещится же такое!
– Не показалось, – успокоила жена. – Это трудолюбивые китайцы придумали.
– Что придумали – яйца красить? Дык, вроде до Пасхи далеко ещё... Да и не изнутри же!.. – озарило Ватрушкина.
– Яйца изобрели. И, между прочим, не только куриные, – надула пухленькие губки жена и побежала, колыхая грудью, к телевизору.
Ватрушкин опасливо ковырнул вилкой самое невинное – голубенькое. Новый поворот в теме поставил в тупик. Ночью с испуганной подозрительностью приглядывался к жене: не замечал раньше, что губы и грудь у неё такие... силиконистые...
С работы слинял пораньше: после вчерашнего не отпускало смутное, как предчувствие космоса, ощущение. Штормило и не работалось. Путь лежал мимо бассейна. Вот оно! «Хоть и заменитель моря, но на безрыбье...» И даже представил себе, как плывут по дорожкам разноцветные шарики купальных шапочек. И он среди них – красивым кролем.
Опять облом! На двери висело объявление: «Ввиду невостребованности и малой самоокупаемости бассейн закрыт». А рядом – наглая реклама индивидуальных надувных бассейнов и кривая стрелка за угол.
Ватрушкина охватила волна безумия. Мечта, проклюнувшаяся из голубенького яичка, разрослась в стихию и стала нестерпимой. Кинулся он за угол и решительно взял в кредит резиновое чудо, приволок красавца домой. Выбросил с балкона диван из ДСП и винилискожи вместе с жидкокристаллическим субститутом жизни и стал надувать новое приобретение.
Пришла с работы жена и ахнула! Она увидела настоящее море во всю большую комнату и розовую медузу купальной шапочки, которую Ватрушкину всучили в нагрузку к мечте. Жена быстро скинула с себя одежду, встала на бортик, красиво изогнулась и бесшумной рыбкой вошла в воду.
Они плавали и ныряли, повизгивая от восторга и поднимая веер хохочущих брызг. Слились, как два дельфина, в единое целое. Нежность.
Взволнованная масса воды колыхалась, жадно лизала и ласково баюкала голые тела счастливых обитателей, курчавилась стыдливыми барашками и клокотала яростной страстью, переливаясь через край, заполняя квартиру, подъезд, дом. Загрохотала по пьяным сосудам улиц, вышибла шипучие пробки, смыла авгиевы конюшни города и устремилась в океан Вселенной.
– Догоняй! – крикнула Люба, размашисто загребая и удаляясь.
«Да ведь она за буйки заплывёт, – встревожился Ватрушкин. – А там – акулы...»
И торопливо поплыл вслед.
Мем
Сможете найти на картинке цифру среди букв?
Справились? Тогда попробуйте пройти нашу новую игру на внимательность. Приз — награда в профиль на Пикабу: https://pikabu.ru/link/-oD8sjtmAi
Звёздный секс
Зима, ярчайшее, холоднющее утро, и я тащился по кривоузому проходу меж домин, непредвзято оскальзываясь на затвердевших снеговых залежах. От другалика пёрся, ночь его рождения справив. В предрассветной тиши послепраздничной ночи я покинул дружеский центр раздачи халявного бухла в попытке добраться до своей блондинки. Пальцами хватался-скрёбся по кирпичной стене в замерзшей грязи. Карнизные сосули нависали надо мной тупыми кончиками разжиревших дубинок льда. В плывущем состоянии глубокого похмелья я торжественно наблевал себе под ходули, замерев за миллисекунду до падения впечатляющей серо-фиолетовой массы нечистот с прожилками кораллово-синего изумительной красы. И тут же излил прекрасную ярко-жёлтую мочу, добавив последние штрихи к пейзажу, выполненному вротную и вчленную с использованием органических (натуральных!) материалов. Если видишь, на картине нарисована река…
Хоца водки.
И тут с верхотуры, с узкой полосы чистого в своей просторной голубизне неба, подбитого краями крыш, как сверзилось что-то внушительное, пронзив воздух чёрно-оранжевой молнией, да как шмякнулось прямичиной в снежное возвышение с коротким яблочным хрустом. А мне невмоготу, мне бы горечь бодуна заспиртовать. Узрел же, обрушилось нечто крупное, как я почти, почти на меня, но поверх фильтром накладываю вожделенную грёзу. Получилась огромная оранжевая вытянутая бутылка в чёрной сетке с, как хотелось бы, водкой. Некритичное восприятие реальности, помноженное на объект острейшего желания, равняется высококачественному самообману.
Подобрался к частично порушенному от негуманного обращения холму зимних выделений, хваталки в него сунул и вытащил её, инопланетянку. С виду бабища бабищей, тока одета в оранжевую ерундовину типа комбеза, эластичную, гладкую и блестящую, с переплетением чёрных тонких контуров, обозначающих крупные ромбы и кружочки внутри их.
Отряхнулась скувырнувшаяся с высот лазурных, благодарность в речь перевела и грит, я Лойа, вся гормонально нарушена и психически иногда нестабильна. Из-за этого, грит она, у меня с мушичами нашими получалось не ахти как мило. Измучившись окончательно, космическим скитаниям отдалась и на Землю бултыхнулась. А коли бултыхнулась, так с мушичами земными посношаться бы не прочь. Ты, я вижу безошибочно, мушич. Не против совокупиться, мушич?
Ответил я ей кратко: “Позраляю, и у меня гормоблема”. Мне и бабы нравятся, у которых тоже гормосбои, а когда и он, и она дурные немного малость, при сближении высекается больше искр, чем любви. Лойа прямолинейно предлогнула, пшли к те, може, с тобой успешная стыковочка спазлуется? Може и получится, грю, но в моей пещере имеют шансы на выживание тока я и Висконсий. С Висконсием, грю, у меня коалиция: Он не пеленает меня в кокон, пока я дрыхну, а я ему мух скармливаю. Здоровенный, грю, жлобина, на мухах отъелся, чужих не признаёт, набрасывается на них и - в кокон. Я уж, грю, мух для него у соседей по вечерам выпрашиваю, свои-то завершились. Не погубите, грю, а токма мух дайте. Тогда Лойа грит, гоу к звёздам. Если, грит, ты результата добьёшься, то будет зачат звёздный ребёнок. Пожрать бы перед зачатием, грю, и опохмел произвести. Лойа пальчиком моей животины коснулась. Всё, грит, ты наелся и произвёл. Почуял я, что верны слова её. Вернее, ощутил. Всегда бы так и всем бы по такому пальчику.
Взлетели мы ракетами ввысь, орбиту Земли пронзили. Лойа как-то так сотворила, что космос на нас никоим образом не влиял, и было чем дышать. Ворвались в созвездие покрасивше и стали обниматься, целоваться, оглаживаться. И вдруг… Часто в книгах встречаются эти “и вдруг”, “в ту же минуту”, “неожиданно”, “внезапно”... Так вот, и вдруг у меня не встал хуй. Знаете, рычаг такой. Работает на двух подшипниках и шланге. Сложный механизм, на самом-то деле. И меня этот механизм подвёл. Понимаю, когда хуй встаёт, а баба не даёт, это не так обидно. Но когда даёт, а хуй не встаёт, это и обидно, и стыдно, и подло. Надо посмаковать сей момент на все лады и понять, какой из них наиболее благозвучен: и вдруг у меня не встаёт хуй; внезапно у меня не встаёт хуй; в ту же минуту у меня не встаёт хуй; неожиданно у меня не встаёт хуй. Конечно, вместо “хуй” я мог бы использовать “член”, но слово “член” я оставляю союзам. Им нужнее. Как-нить я напишу замечательную поэму, которую начну выдающейся фразой: “О хуй мой прекрасный, зачем ты поник, наморщив свой лик?”.
Лойа нетерпеливо грит, ну чё ты там елозишь, детей звёздных не хоца? Все грит, хоца, а ты не хоца. Я грю, невольно озлоблясь, я тебя по ходу не хоца. Може, свет не так падает? - предполагаю. - Може, излучение какое не такое? Махнули мы в иные развесы звёзд. Даже одеваться не стали, так голышом и умчали, жопами сверкая на всю Вселенную. Шмотки в узел скрутили. Снова обнимаемся, снова целуемся, снова оглаживаемся. Опять не встаёт. Може, солнце в опасной близости? - грю. - Чувствую же, припекает по-особенному как-то. Ещё созвездие сменили. Обнимаемся, целуемся, оглаживаемся. Не встаёт. Може, грю, здесь воздух загрязнёный, може галактику сменим? Тут уж Лойа не вытерпела: “Послушай, землянин, думаешь, легко по галактикам мотаться? Иди-ка куда шёл”. И на исходную вернула, возле моего дома поставила и по черепу пальчиком пристукнула. Я в отключке несколько минутун пребывал. А сама удрала. По другим планетам полетела подходящих мушичей разыскивать. Ну и лети, дура, блядь, восходящей звезды.
Хоть наелся и произвёл. А ведь что самое обидное. А ведь самое обидно, что очухался я вечёром, а хуй стоит. Меня он, получается, тока дважды подвёл. Первый раз с одной земной бабой, но она была така толстая, а я такой пьяный, что ничё постыдного. А когда с прекрасной инопланетянкой, в космосе, среди звёзд, когда все условия... Да, сложно жить с гормонбоями... А получись оно, совокупление космическое, был бы у меня звёздный ребёночек. Или детишки. Четыре сыночка и лапочка-дочка. Выросли бы детишки, прилетели бы за папочкой, да забрали бы его отсюда к чертям собачьим.
Это был отрывок из книги "Миразмы о Стразле".