Всегда подбодришь, успокоишь, поймёшь.

Такие как ты-просто редкость на свете,

Захочешь найти - никогда не найдёшь...

Спасибо тебе за тепло и поддержку,

Что рядом была даже так далеко,

Вагончик любви тебе, счастья тележку

Настолько большую, чтоб хватало всего...

Никак не забыть посиделки с Гарсией,

И Доном Симоном, когда с коньяком,

Как можем чудить мы с тобою порою,

Да так, что неделю потом ещё ржём.

Как торта хотелось, когда уж не сто́ит,

Как пол нам казался удобным, хоть спи,

Как песни орали до боли мы в горле,

Таксисту звонили - Санёк, отвези.

Душой прикипела к тебе, моё солнце,

И слезы так душат, и боль не унять.

Прости, если что-то не так! Мне так грустно,

Что завтра тебя не приду обнимать.

— Чёрт, куда у меня все эти чеки подевались?.. — пробормотала Настя и машинально заправила выбившуюся прядь волос за ухо. — Кир, ты не видел бумажник? Я вот вроде рядом с постелью клала!

Кирилл — муж, вечно уставший «офисный боец» — отозвался вполголоса из гостиной:

— Настёна, я без понятия, у меня тут свои непонятки на работе… (зевнул). Может, ты их в детской оставила, как обычно?

Пока в ответ Настя лишь коротко хмыкнула, в коридоре заскользила её четырёхлетняя дочка, Даша, с заплетёнными кое-как косичками. Девочка запищала:

— Ма-а-ам, а где моя фломастерница?.. Ну такая, знаешь, розовая?

— Ох, Дашуль, давай без паники… Сама толком не знаю, где я её делала. Может, в том шкафу, который Алёна переставляла? — Настя вздохнула и стянула с себя любимый свитер: в квартире было душновато, а голова гудела от вопросов.

Алёна, та самая «чудо-няня», пришла по рекомендации знакомой всего неделю назад. И вроде бы сбылась долгожданная помощь: Алёна умела и супчик сварить, и с детьми в развивашки поиграть.

Но Настю что-то напрягало с первой же встречи. Может, из-за того, что Алёнка очень уж резво принялась переставлять мебель в детской, а может, из-за её непонятных рассказов о прежних местах работы.

Кирилл, наблюдая за Настиным лицом, буркнул:

— Да расслабься ты немного. Алёнка ведь реально облегчила нам жизнь. Дети просто пищат от восторга, когда она приходит. Неужели тебе мало?

Настя сунула смартфон в карман. В голове вертелось тоскливое: «А вдруг я что-то упускаю?» Но она всем видом старалась показать бодряк:

— Да я не вредничаю… Просто пойми, меня бесит, что наши вещи вдруг куда-то исчезают. То сегодня бумажник, вчера Дашина фломастерница… Как-то уж слишком часто…

Кирилл пожал плечами и тяжко вздохнул — мол, «сам не знаю, чё происходит». Он и сам толком не заметил, когда Алёна успела там стулья подвинуть, тут полотенца по-другому разложить. Но, если честно, после офиса ему было глубоко всё равно, лишь бы было тихо и никаких дров не наломать с детьми.

Где-то из спальни послышался плач Пети — младшего, совсем крохи в два года. Настя рванула туда, проклиная всё на свете: и перепутанные чеки, и дочкины пропавшие карандаши, и то, что в последнее время дома постоянная суета, будто кто-то чужой диктует, как жить.

В этот момент в дверях появилась Алёна — сияющая и чересчур бодрая:

— Эй, Настюш, привет! Я успела купить сегодня всяких суперполезных овощей, потому что, ну, вы же говорили, что деткам надо витаминки. И ещё переставила пару полок в вашей кладовке, там так удобненько получилось… Я же в точку попала, да?

Настя почувствовала, как внутри всё сжалось. Будь по-другому, она бы обрадовалась помощнице, которая заботится о детях, но сейчас… в голосе няни что-то отдавало такой самоуверенностью, будто та уже не просто помощница, а настоящая «хозяйка».

— Ну… здорово, — выдавила Настя через силу и мельком глянула на Кирилла. Тот отвёл взгляд, видимо, решив не влезать.

— Я, пожалуй, Петю успокою, — добавила Настя и метнулась в спальню, слыша, как Алёна что-то заливисто рассказывает Кириллу. «Чего ей от нас надо, а?» — мелькнуло в голове. Но вслух она ничего не сказала.

Так буднично, с ворохом детских забот и якобы безобидных перемен в доме, началась эта странная история…

На следующий день, ближе к вечеру, Настя вывалила на стол чёртову гору чеков из продуктового. Алёна оставила эти бумажки в мессенджере в виде фото: мол, «всё купила, вот, ознакомьтесь».

Но часть самих чеков каким-то образом отсутствовала — не то затерялась, не то… Настя уронила взгляд на одну квитанцию и нахмурилась:

— Ну что за ерунда, — пробормотала она и потёрла висок. — «Тушёная индейка», «кокосовое молоко», «суперпродукт для иммунитета»…

Алёнка уверяет, что это для детей, но где оно всё?.. Холодильник забит макаронами и варёной свёклой, никаких следов «кокоса» я не наблюдаю. Может, я слепая, конечно…

В гостиной Даша мирно рисовала (нашлась-таки её розовая фломастерница, «хоба!» — выпрыгнула из кучи игрушек), а Кирилл, развалившись на диване, бегло листал ленту новостей в телефоне.

Усталый вид ему явно шёл: чуть помятый костюм, галстук давно снят, а под глазами конкретные синяки.

— Кир, подойди сюда, — Настя окликнула мужа чуть громче, чем следовало. — Слушай, это вообще нормально, что у нас тут, по чекам, больше семи тысяч набралось за два дня, но я не вижу никаких изысков на кухне?

Кирилл кинул на неё короткий взгляд:

— Настён, что ты опять кипишуешь? Может, Алёна уже приготовила, и вы съели, а я не заметил? Да я, блин, сам не знаю…

— Не заметил? — она покачала головой. — А-га, мы тут вообще ничего не замечаем, походу. Вчера — бумажник, сегодня — непонятные покупки… Боюсь представить, что будет завтра.

Девочка Даша, услышав краем уха что-то про деньги, встрепенулась:

— Мам, а можно мы с Алёной потом в магазин за сладким сходим? Алёна говорила, что «у нас бюджета вагон»…

— Какой ещё «вагон»?! — чуть не сорвалась Настя на дочь, потом смягчилась: — Дашуль, мы посмотрим, может, чего-нибудь купим. Ты лучше рисуй пока.

Кирилл приподнялся:

— Так, стоп. Алёна, говоришь, обещала ей сладости за какой-то «бюджет»? Да она, может, просто так ляпнула. Ты ж знаешь, как люди на словах любят приукрасить.

— Наверное, — Настя фыркнула, злясь сама на себя за вспышку перед ребёнком. Потом, стараясь говорить спокойнее, добавила: — Но мне не нравится, что она постоянно подкалывает:

«Детям нужно только самое лучшее, Настенька, имейте в виду».

Или ещё

«А что, у вас совсем мало денег? Надо же инвестировать в здоровое питание!»

— чуть было не проговорилась, что они уже инвестируют черт-те сколько, и без особых результатов.

Она достала из стопки один чек с явно завышенными ценами на экзотические продукты: «Кокосовая вода», «Чиа-семена», «Гречневая лапша элит»… Вот только дома ни чиа, ни лапши не было и в помине.

Кирилл перевёл взгляд с телефона на Настю:

— Ну… Может, Алёна забыла выложить из пакетов. Отнесла, скажем, в кладовку и…

— И съела там всё втихаря? — не выдержала Настя. — Зай, давай без глупостей.

В этот миг в коридоре зазвенел ключ в замочной скважине — Алёна пришла с прогулки вместе с Петей. Её звонкий голос раздался ещё до того, как она вошла в комнату:

— Петенька, зайчик, сейчас ручки помоем и супчик похлебаем, да? Ой, Настюша, Кирилл, а чего вы такие хмурые?

— Да не, всё в порядке, — мгновенно отозвался Кирилл, явно не желая устраивать сцен при няне. — Мы тут слегка устали, рабочий день…

— Ну я-то понимаю, офисы-завалы… — Алёна опустила на пол пакет с овощами и улыбнулась. — Но я всё для вас стараюсь. Кстати, на днях думала прикупить орешков всяких, миндаль дорогой, но детям полезно же… Вы не против?

Настю будто прошиб пот — «снова что-то купить, снова какие-то непонятные траты». С одной стороны, она не хотела выглядеть жлобихой, которая считает каждую копейку. С другой… инстинкт подсказывал: «Тут что-то нечисто».

— Да я… я уточню сначала, куда все предыдущие продукты делись, — сказала Настя, стараясь придать голосу шутливую ноту, но голос дрогнул. — А то я не нахожу их в холодильнике, может, куда переставила?

Алёна улыбнулась почти нагло:

— Ну, я же говорила, это для бульона. Он очень быстро ушёл — Даша на ура слопала. И отварила часть лапши, а остальное… как-то так.

— Как-то так, — эхом повторила Настя. — Ну, окей.

Кирилл почувствовал атмосферу, как натянутую струну, и зашёлся от лёгкого кашля:

— Может, я схожу в душ, мне завтра пораньше в офис, — выдавил он и, делая вид, что всё в порядке, удалился, бросив Насте понимающий взгляд: «Не шуми, прошу…»

Алёна же в этот момент подняла Пете капюшон:

— Ой, Петька мой промок чуток! Сейчас переоденем, любимый. — Ага… — буркнула Настя, прикрывая лицо рукой, чтобы скрыть раздражение.

И всё же внутри у неё нарастал отчётливый — почти физически ощутимый — дискомфорт. «Пару дней назад мне казалось, что Алёнка — просто находка. Но теперь всё идёт как-то криво», — подумала она.

В голове вспыхивали обрывки фраз: «Детям лучше…», «Нужно инвестировать…», «Это мы съели…» Слишком много несостыковок. И всё чаще мелькала мысль: а вдруг эта няня действительно что-то мутит, ворует, тащит домой кучу товаров? Или вообще врёт напропалую?

За окном начинал накрапывать дождь, в комнате становилось сыро и неуютно, хотя радиатор ещё едва тёплый. И Насте вдруг до ужаса захотелось, чтобы всё это оказалось лишь её глупыми подозрениями, а не правдой…

В конце недели напряжение в доме возросло до такой степени, что даже Даша стала замечать мамину нервозность.

Девчушка то и дело спрашивала: «Мам, ты чего такая бука? Алёнка говорит, мы должны радоваться жизни!» — и Настя только криво улыбалась: «Радоваться, говоришь… ага, конечно».

Внутри её подмывало взять да высказать всё няне прямо, но сдерживало понимание, что без конкретных доказательств это будет выглядеть как беспочвенные наезды.

Проблемы копились.

Во-первых, пропала серебряная цепочка Насти — та самая, что отец подарил ей на восемнадцатилетие. Настя обыскала всю квартиру, перевернула тумбочки в спальне, проверила шкатулку — нет цепочки.

Во-вторых, в чеках стали всплывать ещё более странные покупки. Плюс Даша и Петя неожиданно «нашли» в шкафчике какую-то дорогущую бутылку растительного масла (название замысловатое, не по-русски), о которой Настя даже не слышала.

Алёна на вопросы отвечала с невозмутимой улыбкой: «Да это я хотела супчик необычный сделать, просто не успела, потом как-нибудь…»

Кирилл, приходя домой всё позже, ощущал, что семейная лодка начинает трещать. Но, уставший и по горло занятый отчётами, он твердил одно: «Настён, давай без скандала, а? Мне сил нет».

Внутренне он, может, и замечал: Алёнка слишком шустро хозяйничает. Но внешне делал вид, будто ничего особенного.

В ту субботу подруга Ольга зашла в гости, принесла торт и сразу встревожилась, увидев лицо Насти:

— Ты чё такая убитая, подруга? Из-за няни? Рассказывай.

Настя, усадив Ольгу на кухне, наспех вывалила все претензии: пропажа цепочки, странные чеки, «ну слишком тёплые» отношения Алёны с Кириллом. Ольга наморщила лоб:

— Слушай, так это ж уже конкретно попахивает махинациями! У нас знакомая точно так же жаловалась: наняли девочку-няню, а та сперва мило улыбалась, а потом вещи пропадали. Да поставь ты камеру, Настюх, или хотя бы… ну, диктофон, не знаю!

— Камеру? — Настя тоскливо вздохнула и опустила глаза. — Кир меня засмеёт, скажет, я параноик… да и Алёнка обидится, вдруг я не права…

— Обидится… — Ольга презрительно фыркнула. — Тебе что, важнее её обиды или твоя безопасность? Уже с цепочкой «обиделись», так?

В этот момент в коридоре появилась Алёна, подслушивать она явно не стеснялась: покашляла, заглянула на кухню:

— Девочки, а вы тут чай пьёте? Как здорово! Оль, привет! О чём болтаете? Про меня?

Настя почувствовала, как по спине пробежал холодок. Казалось, Алёна всегда в курсе, кто и о чём говорит за её спиной. Подруга Ольга напряглась, но, улыбнувшись вполсилы, кивнула:

— Да нет, да так, семейные дела обсуждаем…

Алёна сверкнула понимающим взглядом: «Ага, семейные…» И шутливо предложила:

— Может, и мне чаю? Я же тут заодно тоже как-никак часть вашей дружной компании.

Настю передёрнуло от этих слов: «Часть нашей компании?!» Но во рту у неё пересохло, и она просто промолчала. Слишком много звоночков. Слишком.

Всё, что прежде казалось мелочью, наложилось друг на друга и в какой-то момент у Насти словно «рвануло» внутри.

Этим вечером, когда Алёна ушла в магазин за очередной «полезной» едой, Настя заметила исчезновение своей любимой фирменной сумки. Её невозможно было перепутать: кожаная, приглушённо-красного цвета, дорогая — подарок от Кирилла на годовщину.

— Кириииилл… Заааай! — окликнула она мужа, с трудом сдерживая дрожь в голосе. — Слушай, а ты случайно не видел мою сумку? Та, которая в шкафу лежала… в прихожей.

Кирилл поднял голову от ноутбука:

— Нет, не видел, — помедлив, встал и пошёл к шкафу. — Погоди, может, где-то завалилась за обувь?

Но они вместе обыскали прихожую, раздвигали обувные коробки, перерывали полочки — сумки не было. Кирилл опустил плечи:

— Ладно, Насть, может, ты брала её и забыла у родителей? Или в химчистку сдала, сама-то помнишь?

— Ты меня за дурочку держишь? — вырвалось у Насти резче, чем она рассчитывала. — Я-то точно помню, что не носила её месяца два. И она лежала на самом видном месте… В этой квартире больше никто не живёт, кроме нас и Алёны.

Кирилл нахмурился, провёл рукой по волосам:

— Я… даже не знаю, чё сказать.

Пока они разговаривали, откуда-то из коридора раздался голос Даши:

— Ма-а-ам, а Алёна скоро придёт? Она обещала мне сюрприз! Говорила, «дождись, Дашутка».

Настя наклонилась, постаралась смягчить тон:

— Придёт, Дашуль, придёт… И, возможно, у неё будет важный разговор с нами. Иди пока в детскую, ладно?

Когда дочка скрылась, Настя повернулась к мужу, чувствуя, как внутри закипает решимость:

— Ладно… я, похоже, не оставляю себе выбора. Нужно доказательства? Будут. Я сделаю так, чтобы всё встало на свои места.

— То есть что — камеру хочешь поставить? — Кирилл тяжело вздохнул, прикрыв глаза. — Ещё и деньги тратить на видеонаблюдение? Да и время уже…

— Да какой там, — качнула головой Настя. — Поставлю простую аудиозапись. На телефоне есть функция записи, просто включу и оставлю втихую. Посмотрим, что будет, когда нас рядом нет.

Кирилл нахмурился, словно собираясь возразить, но потом как-то устало выдохнул:

— Делай. Если тебе так спокойнее, то делай, — и добавил тихо: — Хоть сам услышу, что она там мутит.

ПРОДОЛЖЕНИЕ

Марина машинально помешала ложечкой в своей чашке, избегая прямого взгляда. Любимое кафе, где они встречались каждую пятницу последние пятнадцать лет, сегодня казалось душным и тесным.

- Да так, на работе завал...

- Брось, я же тебя как облупленную знаю. Это не рабочее. Ты как будто похудела даже.

"Если бы ты знала, как я не сплю по ночам, - пронеслось в голове у Марины. - Как прокручиваю тот вечер, когда увидела их..."

- Тань... - Марина сделала глубокий вдох. - Ты когда-нибудь задумывалась, что лучше - знать правду, даже самую горькую, или жить в счастливом неведении?

Татьяна отставила чашку, её карие глаза чуть сузились:

- Это ты сейчас о чём?

- Да так, философствую... - Марина попыталась улыбнуться, но улыбка вышла кривой.

"Господи, как же тяжело смотреть ей в глаза!"

- А знаешь, - вдруг оживилась Татьяна, - Серёжа в последнее время какой-то другой стал. В хорошем смысле. Цветы начал дарить, без повода. Представляешь? За двадцать лет брака впервые!

Ложечка звякнула о блюдце громче, чем следовало. Марина торопливо промокнула губы салфеткой, пряча дрожащие руки.

- Правда? - её голос прозвучал слишком высоко.

- Ага! И в театр на прошлой неделе сводил. Сам предложил, представляешь? Я прямо не знаю, что и думать...

"Знаю я, откуда эти перемены, - Марина почувствовала, как к горлу подступает тошнота. - Видела их в том самом театре. Только не с тобой, Танечка..."

Две недели назад. Антракт в Театре Комедии. Она выходила из дамской комнаты, когда увидела их - Сергея и молоденькую блондинку. Они стояли в нише за колонной, думая, что их никто не видит. Его рука на её талии, её пальцы, поправляющие его галстук - жест такой интимный, такой... семейный. Марина застыла, не в силах пошевелиться, а потом девушка привстала на цыпочки и поцеловала его. Легко, почти целомудренно, но от этой лёгкости стало ещё страшнее.

- Земля вызывает Марину! - голос Татьяны вернул её в реальность. - Ты опять витаешь где-то. Слушай, может, у тебя роман? Потому и сама не своя?

- Что? Нет, что ты... - Марина потянулась к сумочке. - Прости, мне нужно в уборную.

В туалетной комнате она долго смотрела на своё отражение в зеркале. Осунувшееся лицо, круги под глазами. "Сколько ещё я смогу молчать? - думала она, опираясь о холодный фаянс раковины. - Имею ли я право разрушить их брак? Но разве не разрушаю я его своим молчанием?"

Телефон в сумочке тихо звякнул. Сообщение от Сергея: "Маринка, умоляю, не говори ей. Я всё прекращу, клянусь. Это ошибка."

Марина в отчаянии закрыла глаза. Вспомнился их последний разговор, когда она позвонила ему сразу после театра.

- Серёж, как ты мог? - её голос дрожал от сдерживаемых слёз.

- Марин, это не то, что ты думаешь...

- Да неужели? А что я должна думать? Я же... я же видела всё!

- Послушай...

- Нет, это ты послушай. Я дам тебе неделю. Или ты сам всё заканчиваешь и забываешь, как страшный сон, или я рассказываю Тане. Всё.

Неделя прошла. Потом ещё одна. А она всё молчала, каждый раз находя новые оправдания своему малодушию.

Вернувшись за столик, Марина увидела, что Татьяна что-то ищет в телефоне.

- О, смотри! - она протянула телефон подруге. - Нашла фотки с последнего похода в театр. Правда, красиво?

На экране улыбались Татьяна и Сергей. Его рука на её талии - точно так же, как тогда, с той блондинкой. Марина почувствовала, как к горлу подступает ком.

- Тань... - её голос сорвался. - Нам нужно поговорить.

- Да мы вроде только этим и занимаемся, - улыбнулась Татьяна, но что-то в тоне подруги заставило её насторожиться. - Что такое?

"Прости меня, - мысленно произнесла Марина. - Прости за то, что скажу. И за то, что так долго молчала."

- Не может быть... - Татьяна смотрела куда-то сквозь Марину остановившимся взглядом. - Ты ошиблась. Наверное, просто похожая пара...

- Танечка... - Марина потянулась к руке подруги, но та отдёрнула ладонь.

- В каком, говоришь, театре? - голос Татьяны звучал непривычно глухо.

- В Комедии.

- А что давали?

- "Женитьбу".

Татьяна издала короткий, похожий на всхлип смешок:

- Комедия... Действительно, комедия. Только в главной роли - я.

Она вдруг схватила свою чашку и сделала большой глоток давно остывшего кофе. Руки её заметно дрожали.

- И давно... давно ты знаешь?

Марина опустила глаза:

- Две недели.

- Две недели... - эхом отозвалась Татьяна. - Две недели ты смотрела мне в глаза и молчала.

- Я не знала, как сказать... - голос Марины дрогнул. - Я каждый день собиралась...

- А он знает? Знает, что ты видела?

Марина кивнула.

- И что он?

- Просил не говорить тебе. Обещал, что всё прекратит.

Татьяна резко встала. Стул с неприятным скрежетом проехался по полу. Несколько посетителей обернулись на звук.

- Значит, вы оба... Оба решали за меня. Решали, что мне знать, а что нет.

- Таня...

- Нет, помолчи. - Татьяна принялась лихорадочно собирать вещи. - Ты уже наговорила достаточно. Или нет, постой... Скажи-ка мне вот что - а как она выглядит? Молодая? Красивая?

- Таня, не надо...

- Надо! - она почти выкрикнула это слово. - Я хочу знать, на кого он променял двадцать лет жизни!

- Ты себя накручиваешь...

- Я? Накручиваю? - Татьяна наконец справилась с молнией на сумке и теперь стояла, прижимая её к груди как щит. - А что мне делать? Посмеяться? Сказать "ничего страшного, с кем не бывает"?

Она вдруг замерла, словно её поразила внезапная мысль:

- А может... может, не только она? Может, были и другие, а я... я просто не замечала?

- Перестань, - Марина тоже встала. - Ты себя изводишь.

- Нет, это вы с ним меня извели! - в глазах Татьяны блеснули слёзы. - Лучшая подруга и любимый муж... Прекрасный дуэт!

Она резко развернулась и пошла к выходу. Марина бросила на столик деньги и поспешила следом.

- Таня, подожди! Тебе нельзя сейчас одной!

Уже на улице Татьяна обернулась. По её щекам текли слёзы, размазывая тушь.

- Нельзя? А как же я была одна все эти две недели? Когда вы оба... - она задохнулась, не договорив.

- Прости меня, - прошептала Марина. - Я должна была сказать сразу.

- Знаешь, что самое страшное? - Татьяна утёрла слёзы тыльной стороной ладони. - Не его измена. А то, что ты... ты молчала. Смотрела, как я радуюсь его цветам, слушала про театр... Господи, театр! - она снова издала тот страшный смешок. - Он водил её на тот же спектакль! В то же место!

- Я хотела как лучше...

- Вот только не надо этого! - Татьяна подняла руку, словно защищаясь. - Все всегда хотят как лучше. Серёжа, наверное, тоже хотел как лучше, когда завёл интрижку на стороне. Может, ему со мной скучно стало, да? Может...

Она не договорила - зазвонил телефон. На экране высветилось "Любимый".

- О, а вот и главный герой! - Татьяна посмотрела на экран с каким-то болезненным интересом. - Наверное, предупредить хочет, что задержится. На работе аврал, знаешь ли... - она сбросила вызов и тут же выключила телефон.

- Что ты собираешься делать? - тихо спросила Марина.

- Не знаю, - Татьяна спрятала телефон в сумку. - Правда, не знаю. Может, съезжу к маме на дачу. Подальше от... от всего этого.

- Я могу поехать с тобой...

- Нет! - это прозвучало резче, чем нужно, и Татьяна добавила уже тише: - Нет, Марина. Мне нужно побыть одной. По-настоящему одной. Без... благодетелей.

Она подняла руку, останавливая такси. Перед тем как сесть в машину, обернулась:

- Знаешь, я всегда думала, что измена - это как нож в спину. А оказалось - нет. Это как медленный яд. И каждый, кто знал и молчал - добавлял по капле.

Дверца захлопнулась. Марина смотрела вслед удаляющейся машине, чувствуя, как по щекам текут слёзы. Телефон в кармане завибрировал - звонил Сергей. "Наверное, уже знает, - подумала она. - Что ж, пусть теперь сам расхлёбывает..."

Она не стала отвечать на звонок.

***

Телефон звонил в пятый раз за вечер. Марина смотрела на мигающее имя "Сергей" и чувствовала, как внутри всё сжимается. На шестой звонок она всё-таки ответила:

- Что тебе надо?

- Маринка, ты с ума сошла? - голос Сергея срывался. - Зачем ты ей рассказала?

- А ты думал, я вечно буду хранить твою грязную тайну? - она сама не узнавала свой голос.

- Я же просил подождать! Я бы сам... я всё решил бы!

- Когда, Серёж? Когда бы решил? Когда бы натешился вдоволь?

В трубке повисла тяжёлая пауза.

- Где она? - наконец спросил он.

- Не знаю.

- Как это - не знаешь?

- А вот так! - Марина почувствовала, как поднимается волна гнева. - Уехала. И правильно сделала.

- Куда уехала?

- Не скажу. Даже если бы знала - не сказала бы.

- Марин, - его голос стал умоляющим, - ну ты же понимаешь... Это была ошибка. Минутная слабость. Я люблю Таню, только её...

- Да? - Марина горько усмехнулась. - А как же театр? Цветы? Свидания за колонной?

- Перестань...

- Нет, это ты перестань! - она почти кричала. - Знаешь, что самое страшное? Я ведь помню, как вы познакомились с Таней. Помню вашу свадьбу, где я была свидетельницей. Помню, как ты клялся любить её вечно. А теперь...

- Всё сложно, - глухо отозвался он.

- Сложно? - она фыркнула. - Нет, Серёжа, всё как раз просто. Ты предал её. Предал вашу любовь, вашу семью, двадцать лет вместе - всё предал ради чего? Ради интрижки с молоденькой дурочкой?

- Не смей её...

- Что? Не смей её обижать? - Марина чувствовала, как по щекам катятся злые слёзы. - А Таню, значит, можно? Таню можно унижать, обманывать, делать посмешищем?

В этот момент в дверь позвонили. Марина вздрогнула.

- Это ты, что ли? - спросила она в трубку.

- Нет, я... я дома.

Марина подошла к двери, глянула в глазок и похолодела. На площадке стояла Татьяна - бледная, с растрёпанными волосами.

- Я перезвоню, - быстро сказала она в трубку и открыла дверь.

- Тань? Я думала, ты...

- К маме? - Татьяна прошла в квартиру, не разуваясь. - Я доехала до вокзала. А потом подумала - зачем? Зачем это я убегаю? От чего убегаю?

Она прошла в комнату и тяжело опустилась в кресло.

- Знаешь, что я вспомнила? - она говорила быстро, лихорадочно. - Как познакомилась с ней. С этой... как её там? Неважно. Она приходила в наш отдел на практику. Такая милая девочка, такая... восторженная. Всё спрашивала совета, всё восхищалась - ах, какая вы умная, ах, как всё знаете... А я, дура, ещё и Серёжу просила ей помочь с каким-то отчётом. Он же у нас главный специалист... - она издала короткий смешок. - Вот он и помог. От души так помог...

- Таня...

- Нет, погоди! - она вскинула руку. - Самое интересное дальше. Я ведь знала, что что-то не так. Чувствовала. Женским чутьём, звериным каким-то инстинктом... Но гнала от себя эти мысли. Думала - нет, не может быть, не Серёжа, не со мной...

Она замолчала, глядя в одну точку.

- А потом эти его перемены, - продолжила она тише. - Цветы, театр... Я радовалась как последняя идиотка. Думала - вот оно, второе дыхание в отношениях. А это было... это было...

Татьяна вдруг закрыла лицо руками и разрыдалась - глухо, страшно, сотрясаясь всем телом.

- Как же так, Мариш? - всхлипывала она. - За что? Почему? Что я сделала не так?

Марина опустилась перед креслом на колени, обняла подругу:

- Ты не виновата. Слышишь? Не виновата.

- Тогда почему? Почему он так со мной? Я же... я же любила его. Люблю...

В этот момент снова зазвонил телефон. На этот раз - у Татьяны. Она медленно достала мобильный из сумки, включила.

- Двадцать три пропущенных, - произнесла она безжизненным голосом. - И десять сообщений. Хочешь, прочитаю? "Любимая, прости", "Давай поговорим", "Это была ошибка"... - она горько усмехнулась. - Как под копирку, да? Все они так говорят?

Телефон снова зазвонил. Татьяна смотрела на экран, словно видела его впервые.

- Знаешь, - сказала она вдруг очень спокойно, - а ведь я должна тебе спасибо сказать.

- За что?

- За правду. Какой бы горькой она ни была... - она встала, распрямила плечи. - Ты была права - лучше знать правду.

Она решительно нажала кнопку ответа:

- Да, Сергей. Нам действительно нужно поговорить. Прямо сейчас. Я еду домой.

- Я не могу отпустить тебя одну, - Марина металась по квартире в поисках ключей.

- Можешь и должна, - Татьяна стояла в прихожей, удивительно прямая и спокойная. - Это наше с ним дело. Только наше.

- После всего, что случилось...

- После всего, что случилось, - Татьяна грустно улыбнулась, - я должна посмотреть ему в глаза. Сама. Без группы поддержки.

В её голосе появились новые нотки - какая-то звенящая решимость.

- Ты ведь не простишь его? - тихо спросила Марина.

Татьяна помолчала, разглядывая своё обручальное кольцо:

- Знаешь, что самое страшное в предательстве? Не сам факт измены. А то, что оно убивает всё, что было до. Все счастливые моменты, все тёплые воспоминания - всё становится фальшивым, ненастоящим.

Она сделала паузу, словно собираясь с мыслями:

- Помнишь, на нашей свадьбе ты сказала тост? Про то, что настоящая любовь - это когда один человек становится для тебя целым миром?

Марина кивнула.

- Вот так и вышло. Он был моим миром. А теперь этот мир рухнул, - она горько усмехнулась. - И знаешь, что странно? Я не чувствую себя погребённой под обломками. Наоборот... как будто впервые за долгое время могу дышать полной грудью.

- Что ты имеешь в виду?

- Я так боялась потерять его, что потеряла себя, - Татьяна провела рукой по волосам. - Всё время подстраивалась, угождала, старалась быть удобной. А теперь... теперь я свободна. Свободна быть собой. Даже если себе самой пока не очень нравлюсь.

Телефон в её руке снова завибрировал.

- Это он, - сказала она, глядя на экран. - Волнуется, наверное. Боится, что наделаю глупостей.

- А ты...?

- А я еду домой. Поговорить. Попрощаться.

- Попрощаться? - эхом отозвалась Марина.

- Да, - Татьяна распрямила плечи. - Знаешь, я вдруг поняла - нельзя начать новую жизнь, не закончив старую. Нельзя двигаться вперёд, продолжая цепляться за прошлое.

Она шагнула к двери, но вдруг обернулась:

- Спасибо тебе.

- За что? За то, что разрушила твою семью?

- За то, что вернула мне меня, - Татьяна крепко обняла подругу. - Ты настоящий друг. Даже если я не сразу это поняла.

Уже в дверях она остановилась:

- Знаешь, что я ему скажу?

- Что?

- Спасибо. За то, что предал. Потому что иногда нужно потерять целый мир, чтобы найти себя.

Дверь закрылась. Марина долго стояла в пустой прихожей, прислушиваясь к удаляющимся шагам на лестнице. Потом достала телефон и набрала сообщение:

"Она едет домой. Будь человеком хотя бы сейчас. Она этого заслуживает."

Ответ пришёл почти сразу:

"Я всё исправлю."

"Нет, - подумала Марина, - некоторые вещи исправить нельзя. Можно только отпустить и начать заново."

Она подошла к окну. Во дворе Татьяна садилась в такси. В свете фонарей было видно, как она решительно захлопнула дверцу. Машина тронулась, увозя её навстречу новой жизни - жизни, в которой больше не будет места фальши и предательству. Жизни, в которой она наконец-то станет собой.

Марина вздохнула и впервые за две недели почувствовала, что может спокойно дышать. Правда, какой бы горькой она ни была, всегда лучше лжи. Даже если эта ложь прикрывается маской заботы и любви.

Читать другие рассказы