Глава 4. Дождь и колючая проволока
Холодный баварский ноябрьский дождь хлестал по крышам бараков, превращая землю в липкую черную жижу. В бараке, где на нарах спали советские военнопленные и итальянские интернированные, Павел Литвинов не спал. Его рука сжимала самодельный крюк из арматуры, спрятанный под лагерной робой. Рядом, на соседних нарах, шевелились тени: Луиджи, Карло, Сандро, Энрико и Риккардо. Их лица в темноте казались бледными масками.
Прозвучало два удара сапогом по дереву нар – глухие, отчетливые. Сигнал Сандро. Пошли.
Павел первым сполз с нар, как тень. За ним – итальянцы. Луиджи кивнул Павлу, его пальцы дрожали. Риккардо, самый молодой, едва сдерживал кашель, прижимая к животу место, где под робой был зашит узелок с сухарями.
Дверь барака тихонько скрипнула. Дежурный по блоку, поляк Янек, отвернулся к печке – его рука с кочергой резко махнула в сторону двери, будто отгоняя дым. Они проскользнули в промозглую тьму, прижимаясь к мокрым стенам. Ледяная грязь тут же затекла под робу Павла. Дождь хлестал в лицо. Вдалеке, за колючкой, прожектор вышки №3 шарил слепым глазом, его луч расплывался в водяной пелене.
— Fretta! Presto! — прошипел Энрико, подталкивая Риккардо. — Спешите! Скорее!
— Тихо! — Павел бросил предупреждение по-русски, не разбирая слов, но понимая интонацию. Его кулак сжался на рукояти крюка.
Луиджи шепотом перевел, тыча пальцем к тени водонапорной башни:
-- Там... мертвая зона. Ползком. Свет... плохой.
Они поползли по грязи. Холодная жижа обжигала кожу. Прожектор проплыл в метре над их головами, осветив косые струи дождя. Павел вжался в землю, чувствуя, как бьется сердце Риккардо рядом. Тук-тук-тук. Как молоток.
Здесь, у трансформаторной будки, ограждение было старым, ржавым. Земля – болотистой. Луиджи жестом указал на нижние витки колючки.
— Tagliare! Qui! — Резать! Здесь!
Карло вытащил из-под робы украденные кусачки. Металл заскрипел под напором. Первая проволока лопнула с легким звоном. За ней – вторая. Проволока пружинила.
— Attento, Riccardo! -- предупредил Сандро, оттягивая перекушенный участок. Осторожно!
Риккардо, ища проволоку в темноте, ухватился за рваный край. В темноте, в спешке, его рука соскользнула.
— А-а-а! — сорвался с губ сдавленный вопль. Острый ржавый шип впился ему в голень, выше сапога, рванув кожу и мышцу. Теплая кровь хлынула по мокрой ноге, смешиваясь с дождем.
— Черт! Тихо! — Павел мгновенно прижал ладонь ко рту Риккардо. Глаза юноши расширились от боли и ужаса.
— Gamba... — простонал Риккардо. Нога...
— Потом! — Павел вырвал клок от подкладки своей робы, туго обмотал голень. Кровь проступила мгновенно. — Иди! Сейчас! — подтолкнул он Риккардо к прорехе.
— Vai! — прошипел Луиджи. — Иди!
Они пролезли, царапая спины о рваные края. Павел пролез последним. Оглянулся на вышку. Прожектор слепо шарил в другом секторе. Шум дождя и воя ветра заглушили их возню. Они были снаружи, но еще не свободны. Только на стройке завода, среди бетонных корпусов и железных ферм.
Бежать было нельзя. Только красться от тени к тени, от кучи шлака к скелету крана. Павел вел, помня маршрут: им нужен был низкий, заваленный мусором вход в полузаброшенный бункер хранения на самой окраине стройплощадки. Риккардо хромал, опираясь на Луиджи и Сандро, его дыхание было хриплым. Капли крови, темные в тусклом свете далеких фонарей, падали на мокрую землю. Карло шел сзади, отчаянно заметая мокрой веткой кровавые капли.
-- Fermi! -- вдруг сдавленно крикнул Энрико, прижимаясь к холодной стене цеха. Стой!
Все замерли. Из тумана дождя выплыли два силуэта в плащах, с тусклыми армейскими фонарями. Немецкий патруль. Голоса доносились обрывками: «...verdammter Regen...» (проклятый дождь), «...schneller, die Kantine... und halt den verdammten Hund fest!» (...быстрее, в столовую... и держи проклятую собаку!)
Где-то рядом послышалось фырканье и шлепание лап по луже. Фонари скользнули по луже в метре от их укрытия за штабелем бетонных плит. Павел почувствовал, как дрожит плечо Риккардо. «Молчи, браток, молчи...» Собака что-то обнюхивала, фыркая, совсем близко за штабелем. Солдат резко дернул поводок: «Komm schon, Faulpelz!» (Давай, лентяй!). Охранники прошли, ругаясь. Беглецы ждали еще пять минут, пока шаги не затихли.
Низкая бетонная коробка бункера, почти вросшая в откос, была обнесена ржавой проволокой, но ворота висели на одной петле. Сандро бесшумно отвел их в сторону. Внутри – кромешная тьма и запах, ударивший в нос: сырость, плесень, ржавчина и что-то тяжелое, приторное – запах гниения, смешанный с резким химическим шлейфом хлорки. Воздух стоял мертвый, неподвижный.
— Qui... i vestiti... — прошептал Сандро, едва слышно. Здесь... одежда...
— La gamba... — простонал Риккардо, указывая на рану. — Нога...
— Потом! Сначала одежда! — Павел приглушенно, но резко скомандовал. Они не могли задерживаться. — Свет!
Энрико чиркнул спичкой. Маленькое пламя, дрожащее и ненадежное, осветило жуткую картину. Бункер представлял собой одну большую комнату. Вдоль стен громоздились штабеля ящиков, но посреди, на полу, лежали беспорядочные кучи. Не ящики – груды поношенной одежды. Куртки, штаны, рубахи, фуражки. Все в пыли, многие с темными, засохшими пятнами. На некоторых мелькала стертая нашивка «OT». Это была одежда, снятая с тех, кто больше не нуждался в ней – умерших от тифа, истощения, пуль охранников рабочих Организации Тодта. Запах смерти висел в воздухе плотным одеялом.
— Presto! — прошипел Карло, уже шаривший руками по ближайшей куче. — Быстро!
Пламя спички погасло. Тьма сомкнулась, еще более густая и враждебная после краткого света. Беглецы некоторое время в темноте по памяти выскакивали одежду. Зажглась вторая спичка.
— Questo! E quello! — Луиджи тыкал пальцем в грубые штаны и куртку. — Это! И то!
Они лихорадочно рылись в мертвых грудах, швыряя в стороны ненужное. Риккардо, бледный как мел, прислонился к стене, трогая раненую ногу. Павел нашел пару грубых штанов и фуфайку, маловатую в плечах, но крепкую. Зажглась третья спичка. Свет маленького пламени дрожал, выхватывая перекошенные от отвращения и спешки лица. Они срывали с себя позорные лагерные робы, швыряя их в пыльный угол бункера, и натягивали грубую, чужую, пропахшую хлоркой и смертью одежду.
— La gamba... per favore... — простонал Риккардо, сползая по стене. — Нога... пожалуйста...
Энрико, уже в рабочих штанах и робе (он не успел снять ее полностью), достал маленький пузырек – украденную перекись. При свете четвертой спички он вылил немного на тряпку, оторванную от найденной рубахи. Риккардо зашипел от боли, когда жидкость коснулась рваной раны. Сандро помогал, отрывая чистые клочья для новой перевязки. Павел молча наблюдал, его лицо в мигающем свете было каменным. Он машинально потянулся к тому месту, где у его гимнастерки был нагрудный карман – туда, где когда-то лежала фотография матери. Пусто. Пальцы сжались. Пламя погасло. Их окутала абсолютная, давящая тьма бункера, наполненная запахом смерти и хлорки.
— Fuori. Ora. — Луиджи раздавил тишину. — Наружу. Сейчас.
Они выползли из бетонной могилы обратно в ледяной баварский дождь. Дождь омывал их, но не мог смыть запах бункера, въевшийся в грубую ткань и в память. Они были одеты. Одеты в одежду мертвых, зато в гражданскую. Первый этап пройден. Впереди – горы, холод и погоня. Они были уставшие, голодные, один был ранен. Но они были на воле, уже в нескольких километрах от лагеря. И они были вместе. Начало было положено. До утренней поверки еще оставалось несколько часов —рассвет должен был застать их в дороге.