Будни хирурга
Операция закончена. Результатом недоволен никто: опухоль тонким слоем сковала поверхность тонкой кишки так, что нельзя было разобрать, где заканчивается одна петля и начинается другая.Компьютерная томограмма живота этой почти сорокалетней женщины выглядела гораздо лучше и невиннее, чем живот на операции. Еле ноги унесли, надеюсь, не навредив. За 3 часа операции не смог продвинуться далее 2-х сантиметров от разреза. Такой пациентке операцией не помочь.
Итак, закончили операцию. Каждый занимается своим делом. Анестезиолог готовиться к завершению наркоза, операционная сестра заполняет документацию, ассистенты третий раз проверяют счёт инструментам, салфеткам и иголкам. Я прошу, чтобы семью пациентки пригласили комнату для бесед, чтобы рассказать об операции. "Ни пуха", - напутствует меня операционная сестра, опустив взгляд. "Не хотела бы я оказаться на твоём месте". " Всё ОК,"- говорю. "Я не против. Кроме меня ведь этого никто не сделает, поэтому, я даже люблю эти сложные разговоры."
Это правда только на две трети или одну треть, т.е. отчасти. Надо быть законченным психопатом, чтобы любить такие моменты. Однако правда и другое. Ни один психолог не может заменить хирурга, который находится в центре внимания семьи, ожидающей окончания операции. Только оперирующий хирург обладает ореолом бога или дьявола в тот момент после операции, когда родные узнают о том, оправдались ли их ожидания. Скорее всего ради этого тоже я стал хирургом. Теперь самое время призвать на помощь весь профессионализм, которому я так долго учился и провести разговор, которые родные будут помнить очень долго, который скорее всего обрастёт многими существенными и вымышленными подробностями. Именно теперь мой шанс направить этот момент в полезное для всех участников русло.
Технические моменты начала разговора простые. Вошёл с широкой улыбкой, мне всех приятно видеть. Сел на низкий стул, чтобы видеть большинство, не избегая прямого взгляда, поздоровался со всеми. Сказал, что с пациентка хорошо перенесла операцию. Вокруг меня вздох облегчения.
Продолжаю. Говорю, что операция прошла безопасно; однако мои худшие ожидания того, что симптомы непроходимости вызваны опухолью и ничего с этим не сделаешь операцией, эти много раз озвученные опасения оправдались. Смотрю на медленно меняющееся лицо мужа, жду его ответа на эту новость. Так и есть, переспрашивает. Повторяю, что хирургически его жене не помочь, более того, не думаю, что у нас есть действенные методы воздействия на эту агрессивую опухоль вообще. Обвожу глазами всех присутствующих: брата пациентки, старшего сына, дочь-тинейджера. Настроение меняется на грозовое. Готовлюсь, что фигура хирурга-спасителя полетит с размаха с пьедестала. Так и есть. "Мы же искали вас по всей стране, такие отзывы о вашей практике! Мы летели через несколько штатов, чтобы попасть в вашу клинику!" Пока всё по плану. Ожидаю главного "запрещённого" приёма. Ну вот и он. " Что же мы скажем нашей 6-ти летней дочке? Она же ожидает, что мама поправится!" У мужа глаза краснеют, наливаются неподдельными слезами. В такой момент легко расценить реакцию семьи как прямую агрессию.
Спокойно, мы это проходили и ожидали. Ни слова оправдания (что мы до операции проговаривали самые неблагоприятные варианты). Из последних сил надо реагировать на горе, которое вымещается на единственно подходящем для этого объекте - на мне.
Конец дня, хочется домой. Думаю, заходить ли в офис, отвечать ли стопку телефонных сообщений от коллег и пациентов. А что на ужин? Наверное, надо будет купить по дороге светильники для дорожки перед домом. Пытаюсь смотреть на себя со стороны. Отмечаю, что вот сейчас закончится разговор, я пойду заниматься своими делами, семья моей пациентки - переживать один из самых тяжёлых вечеров в своей жизни. Только я из этой компании могу определить исход разговора. В мой адрес прозвучало уже довольно много обидных слов, слов разочарования. Судя по темпу разговора, практически каждый имел возможность высказаться. Я автоматически проявляю интерес и участие. Теперь надо искать зацепки, чтобы найти тёплое слово для каждого.
"Какая сплочённая семья! Очень приятно, что вы за Анн стоите горою.Ей очень повезло. Что вы думаете нам нужно сейчас делать?", - говорю в первую же паузу между прямыми и косвенными проклятиями в мой адрес. Как можно больше искренних комплементов, постараться семантически встать на сторону семьи, а не против. "Что теперь будет с мамой?", спрашивает дочь, давясь слезами. Протягиваю ей салфетки для лица, она растирает тушь вокруг глаз. Переводим разговор в практическое русло. Разговариваем про симптомы, про методы их устранения, про качество жизни. Про то, что важно, что нет. Идея - отойти от глобальных проблем "выживаемости", которые все обсуждают, но которые трудно "пощупать". Про себя думаю, что надо не забыть мужу посоветовать больше внимания уделить страшей дочери-тинейджеру, чем 6-ти летней - младшая гораздо легче перенесёт смерть матери. Время будет для такого разговора.
Терпеливо отвечаю на вопросы. Тут вступил брат пациентки. "Не сердитесь за нашу несдержанность, Я вижу вам сложно под конец дня" (Я с трудом подбираю слова, когда устал, а пересохший рот не способствует правильному английскому произношению). Я не удивился такому повороту событий. Если всё сделано правильно, то это вполне ожидаемая фраза. Главное, чтобы это исходило от родственников, а не было моей мольбой : я же всё делал, что мог, при чём тут я, это же опухоль, разве это не очевидно!
Один за другим на мою сторону перешли все. Удивительно, как быстро рушится самый агрессивный воинственный напор, если не отвечаешь рефлекторно такой же агрессией! Быстро набросали план действий на ближайшие 2-3 дня, кто остаётся в больнице, кто будет приходить навещать и прочие практические вещи. Самое важное я оставляю на конец. "Мы все понимаем, что находки на операции означают достаточную скорую гибель больной. Не забывайте, что она ещё живой человек и нуждается в каждом из вас. Я с вами остаюсь до конца, всё равно, каким бы этот конец ни случился!"
Потихоньку подымаюсь. Всё тоже встают. Вместо рукопожатия, муж пациентки раскрывает руки для настоящего байкерского медвежьего объятия. Таким же образом я прощаюсь с каждым. Дочка осталяет на моей груди чёрные кляксы туши для ресниц. Повод для завершающей улыбки: "Хорошо, что не сменил операционный костюм на рубашку, иначе перед женой не оправдаться!" Попытка самой плоской шутки часто воспринимается с благодарностью в такой обстановке. Все смеются. Самое время завершить разговор на этом.
В раздевалке смотрю на часы - уложился в 15 минут. Я не получил ни малейшего удовольствия от операции, но похвалил себя, что выполнил все запланированные приёмы общения в разговоре. Теперь осталось решить, идти в офис или домой. Сделаем так: если попадётся первой навстречу женщина - иду домой, мужчина - поработаю с бумагами. В лифте односложно отвечаю на простенькие электронные письма. Окрываются двери. Передо мной операционная сестра: "Ну как?"
источник