Метаморфоза. Глава 9
В конце мая, когда погода сделалась подходящей, братья на груженных вещами лошадях вели свою отару на летние высокогорные пастбища, чтобы за лето откормить скот. Несколько дней поднимались в горы и скоро молчаливый кедровый лес и угрюмые тесные скалы сменились просторными лугами. Со всех сторон – ровный зелёный ковёр и ни единого деревца, совсем редко местами встречался низкий кустарник. Чистое небо, кристальный воздух. Всё вокруг было наполнено магическим спокойствием и необычайной лёгкостью. Могучие горные пейзажи и заснеженные вершины умиротворяли.
В этих местах у братьев имелась верхняя стоянка, где располагались загон и небольшая, но уютная треугольная избушка с дырой в крыше для отвода дыма от очага. Здесь им предстояло прожить всё лето, вплоть до двадцатых чисел августа, когда на вершины придут морозы. Ранним утром овец выгоняли на пастбище неподалёку – в альпийский пояс, богатый на разнообразные травы. К полудню отару загоняли ближе к бурлящей речке, а потом снова возвращали наверх, где и пасли остаток дня.
Пастухи всё это время находились невдалеке – караулили. Впрочем, не особо внимательно они и присматривались к отаре – занимались своими делами. Если наступали периоды безделья, то Бануш читал книги, а Серемей смотрел вдаль, думал о чем-то своём или заливался в горловом пении, подыгрывая себе на топшууре.
Подобная беспечность объяснялась тем, что отару сторожила семья добротных пастушьих собак. Самой природой в них было заложено умение охранять овец. Псы не давали скоту разбредаться, держали их в одной куче, бродили вокруг, словно часовые, и даже чётко распределяли свои обязанности: кобели охраняли снаружи стада, а суки – изнутри. Сторонний наблюдатель, впервые наблюдавший такую работу псов, мог бы даже удивиться, насколько слаженно собаки действуют – прямо как по-настоящему разумные существа! И трудно различить волку, где овца, а где собака, ведь псы имели почти такой же окрас – специально для того и выведены. Если хищнику и удавалось пробиться через кольцо кобелей – целым он обратно уже не выходил.
Однако и волки зачастую поражали своей сообразительностью. Волк мог претвориться раненым и заманить за собой пса к засаде, где его и поджидала остальная стая. Случалось это редко и чаще всего при длительном перегоне отары, когда псы могли разбежаться на местности. На стоянках же если дозорный пёс замечал врагов, то заливался лаем, и к нему на подмогу сбегалась свора. На шум выходили пастухи со своими ружьями, отстреливали или отпугивали незваных гостей.
Самих пастухов уже давно не пугали ни волчьи стаи, ни медведи – столкновения с ними стали обыденностью, чуть ли не рутиной. Но одной из ночей братьям пришлось столкнуться с чем-то более серьёзным, чем волки или медведь...
Братья проснулись от сумасшедшего свирепого лая, вперемешку с жалобливым скулежом. Судя по звукам – снаружи затеялась настоящая битва. Кто-то продрался необычайно близко к избе. Первая мысль – волки набегают большой стаей. Но чтобы волки решились атаковать напрямую, внаглую – прямо до стен избы... Пастухи схватились за ружья и выскочили из домика. Однако едва они очутились снаружи – ночной гость, по-видимому, пустился в бегство и скрылся во тьме – даже разглядеть не успели, а за ним кинулись и собаки, что можно было определить по стремительно удаляющемуся гавканью.
Около избы лучи фонариков сразу же выловили несколько разодранных мёртвых псов. Некоторые собаки просто лежали на земле обездвиженные и поскуливали – безо всяких видимых ран. Таких оказалось, к счастью, больше, чем разодранных.
Уцелевшие собаки продолжали погоню – видеть далеко в тёмную ночь было нельзя, но лай всё уносился и уносился вдаль. Как бы пастухи не кричали вслед – собак это не останавливало. Скоро лай совсем затих. Собаки убежали в сторону небольшого перевала и скрылись за ним. Идти следом было бы опрометчиво – сам человек в темноте ничего не увидит, здоровых собак рядом не было, а те, что ещё были живыми – ни на что не реагировали. К тому же овцы остались бы без присмотра, и пастухи держались рядом с загоном.
Братья предположили, что это был медведь и удивились, почему это псы бездумно кинулись на него, вместо того, чтобы просто облаивать, не сближаясь и не рискуя собственной шкурой. Вряд ли это были волки, они не смогут разорвать псов так жестоко. Тут замешан крупный хищник…
Ночной гость разодрал всех щенков. И непонятно, что случилось с обездвиженными суками. С виду они оказались совершенно целы, ни ран, ни переломов. Скоро они перестали даже скулить и впали в глубокий сон, что заставило пастухов смириться с их погибелью.
С погони к утру вернулись только четыре кобеля. Когда стало светло – Серемей сел на коня и отправился за перевал, чтобы осмотреть горы и найти потерявшихся псов. По пути он находил всё новые и новые трупы собак, тучами кружили мухи. Между окровавленными местами схваток растягивались приличные расстояния. Гость, видимо, убивал их с неохотой, скорее только лишь потому, что у него не оставалось выбора – собаки нагоняли его, набрасывались и тут же получали отпор. Тогда-то Серемей заметил неладное, подумал, что характер смертельных ранений чрезмерно жестокий даже для медведя. Но мысль эта посетила голову пастуха по касательной, тут же растворившись в других думах, временно ушла, не наделённая значимостью. Медведь – так медведь. Никого сильнее в этих местах всё равно не водится. Но обвинить во всём волков у Серемея язык уж точно не повернулся бы… Никто из убежавших собак больше не уцелел, все погибли, устлав внутренностями луга.
Пастухи увели отару на кормёжку в горы. С четырьмя оставшимися псами работать было тяжелей и напряжённей. Где-то за полдень, когда овец спускали к водопою – к стаду прибежали оклемавшиеся от комы суки. Они виляли хвостиками, радовались, будто ничего не случилось, присоединились к работе, абсолютно бодрые и здоровые. Братья обсуждали ночное происшествие и ничего не могли понять, всё было очень странно. Медведь напал на собак, не задрал ни одной овцы… а что он сделал такого с псинами, что те уснули?
День прошёл в работе, вечером пастухи спустили отару к стоянке, отужинали бараниной из коптильни, решили дежурить на всякий случай по очереди, хотя бы первое время. Опасались, что зверь может вернуться и угробить оставшихся собак. Однако ночь прошла спокойно, только во втором часу один из кобелей залаял куда-то в сторону перевала. Серемей дважды выстрелил из ружья в воздух, чтобы спугнуть незваных гостей, Бануш выбежал из хижины, понял, что ничего не случилось и поругался с братом, что тот зазря разводит панику.
-- Да нет там никого! Если б кто-то был, они бы все лай подняли и побежали следом, как вчера.
-- Зверя пугать надо, чтобы знал своё место.
-- «Пугать надо»… Ты тут никого, кроме меня не напугал! А что в следующий раз будет? Начнёшь палить, а я подумаю, что опять патроны зря тратишь. Вот тогда-то медведь и вернётся. Как в сказке про того мальчика, которому перестали верить…
-- Тогда я сам убью медведя. И делиться мясом и шкурой с тобой не стану.
-- Удачи. Если всё получится наоборот – медведь со мной тоже не поделится.
Утром пастухи снова отвели отару на высотные луга. Гость, казалось, возвращаться не собирался, поэтому братья вспоминали о нём только когда глядели на уменьшившуюся свору, когда подмечали, что не хватает под боком самых игривых и преданных псов. Собак было очень жаль.
День прошёл в сосредоточенном труде, братьям приходилось самим компенсировать недостаток псов-пастухов и следить за тем, чтобы огромное стадо не разбегалось.
Ночь прошла спокойно. Бануш даже отвесил пару нелепых шуток в сторону брата про отсутствие стрельбы. Но долго веселиться не пришлось. Пастухи скоро обратили внимание, что шерсть у собак отваливается целыми копнами -- едва стоило провести по холке ладонью. Обнажившаяся при этом кожа приобрела отвратительный желтушный цвет и покрылась сотнями мелких, излучающих опасность, дыр…
-- Из-за чего это может быть? – спросил Бануш, когда братья закончили осмотр псов. – Впервые вижу такое у собак. Лишай что ли?
-- Не похоже на лишай, -- ответил Серемей. – Но чёрт его разберёт… Интересней всего то, что болезнь имеется только у сук. У всех, кто впал в ступор после прихода гостя.
Заболевшие собаки к вечеру сделались вялыми, работники из таких были неважные. Пастухи опасались, что скоро собак станет ещё меньше, больных накормили до отвала, чтобы те набирались сил для борьбы с недугом. Жрали собаки с особым аппетитом, увеличенный паёк им будто показался маленьким. Братья ловили себя на мысли, что уже не воспринимают уродливых собак, как часть своей семьи. Кобели поначалу тоже сторонились сук, но за день привыкли к чуждому запаху и к вечеру перестали рычать на бедняг. Отталкивали тоненькие плешивые хвосты, обезображенные морды и постоянно стекающая на землю растягивающимися желтушными каплями вонючая слизь. Ветер приносил к избе не дающие покоя запахи, но не станешь же постоянно отгонять собак подальше от жилища…
Серемей проснулся посреди ночи от пугливого блеяния овец. Уголья в костре посреди хижины тлели и давали ровное тепло. Серемей вышел наружу, местность заволокла тёмная и ледяная безлунная ночь. Не видно даже звёзд – небо затянули сплошные облака. Со стороны лежанки из кучи сена доносилось лёгкое похрапывание – дежурный Бануш уснул крепким сном, и непонятный шум внутри загона его не тревожил.
-- Просыпайся, болван! – принялся тормошить его рассердившийся Серемей. – Всего хозяйства из-за тебя, олух, лишимся!
-- Я… я не сплю… -- простонал Бануш, пытаясь сообразить, где он вообще находится.
-- Я вижу! В загоне творится неладное. Бери ружьё и пошли!
-- Что там могло произойти… Делать тебе нехрен… Собаки залаяли бы…
-- Поднимайся! На собак не надейся. Их всего четыре осталось, нормальных.
Овцы испуганно блеяли. Круги от фонарей вылавливали край загона, скотины носились, топтались, ударялись о забор и толкались, пытаясь держаться от чего-то подальше. Собаки не лаяли, значит не волки. Но что тогда обеспокоило овец?
Здоровые собаки подбежали к пастухам, хотели играться, больные лежали в траве, беспомощно понурив головы.
Серемей ничего с края не увидел, овцы сжались в слишком плотную кучу, потому он перелез через забор и пошёл к центру, а Банушу сказал обойти загон по кругу.
Сквозь блеянье пробивались и какие-то посторонние шумы, не принадлежавшие животным из отары. Чужеродный запах становился всё сильней. Луч фонаря терялся в темноте, но в тусклом свете уже можно было различить мелькание некоего тёмного силуэта. Когда Серемей подошёл достаточно близко, то увидел, как изломанное, искалеченное нечто поочерёдно хватает и сваливает овец. Мешок-кокон за спиной твари покачивался, каждый раз опускаясь верхним заострённым концом на захваченное в узловатые конечности брыкающееся животное. И с еле слышимым чавканьем тварь впрыскивала гадкое содержимое мешка под шерсть и кожу.
Серемей остолбенел, в ужасе наблюдая происходящее, и так бы стоял на месте дальше, если бы тварь не заметила его. Оно отпустило вдруг обмякшую овцу и кинулось на пастуха, безо всякого рыка, возгласа, в холодной тишине, только заклацали вразнобой несимметричные конечности.
Серемей мгновенно вскинул ружьё и принялся быстро палить, как только мог. Бануш вовремя присоединился к обстрелу – он тоже увидел подсвеченное фонариком чудовище. Тварь, поймав приличную порцию свинца, захрипела, развернулась и бросилась бежать. Тогда у Серемея закончились патроны, а больше с собой он ничего не прихватил.
Затрещали старые палки вдалеке – существо перебралось через забор и растворилось в ночи… Повезло, что оно вовремя струсило.
-- Ты это видел?! – причитал ошарашенный Бануш, когда пастухи сошлись посреди загона. – Ты это видел?!
-- Видел…
-- Чудовище! Это оно разодрало наших собак!
-- Наверняка…
-- Что это такое было? Местный злой дух?
-- Кто его знает. Но мне показалось, что было в нём и нечто человеческое…
Обеспокоенные пастухи быстрым шагом вернулись к хижине и взяли больше патронов. А затем вернулись и обошли вместе с псами ближайшие окрестности.
-- Почему псы не среагировали? – спросил Бануш.
-- Мне откуда знать? Раньше они не просто реагировали – они побежали всей сворой за тварью.
-- Вот-вот! Оно договорилось с ними? Или запугало?
-- Не удивлюсь, если запугало. Но они могли бы и просто лаять.
-- Бесполезные псины!
-- От твари воняло так же, как от облысевших собак. Может, псы уже привыкли к этим запахам. И приняли тварь за своего.
Существо скрылось. Следовать за ним по ночи было опасно, поэтому пастухи принялись осматривать сваленных овец. Ночной гость снова выбрал только самок. К баранам он даже не притронулся. Овцы лежали в глубоком сне, но были живы. Рука, поднесённая к носу, улавливала тепло тихого дыхания. Пострадали шестнадцать овец.
-- И что теперь? – спросил Бануш. – Эти овцы тоже облысеют?
-- Должно быть, так оно и будет, -- ответил Серемей.
-- Мы так всей отары лишимся. Нужно менять пастбище. Уйти в другие места.
-- Новое место найти… У нас там ни избы, ни загона не будет. На приготовления уйдёт недели две, а то и месяц. Слишком много времени потеряем.
-- Но ведь тварь всех пожрёт!
-- А ведь нужно просто бдительно охранять отару, Бануш. И не спать в куче сена!
-- Тогда мы будем спать по четыре часа в сутки – и так до самого конца августа? Да мы сами облысеем и покроемся дырами! Собаки не лают на него! А мучиться и не спать, когда ты устал и хоть спички в глаза вставляй… Такой труд не будет стоить своих денег! Ещё и жизнями рисковать.
-- Чем тварь отличается от волков? Только тем, что поматёрей будет. Ты просто расслабился, с ружьём сидишь. А как пасли в древности? С луком и палкой-махалкой. Наша работа -- опасное дело. Соберись.
-- Ыть! Соберись… А если это местный дух, которого мы потревожили?
-- Мы столько лет пасли овец в этих местах и ничего подобного не встречали.
-- Это потому, что мы ему ничего за всё это время не принесли взамен.
-- И что мы ему принесём? Овец зарежем? Он уже и без того нашими псами нажрался. Пусть теперь валит нахрен, если не хочет получить картечью.
-- Ну и зачем ты оскорбляешь духа?
-- Да брось ты свои россказни, Бануш. Какие ещё духи?
-- А ты сам не видел эту тварь?
И Серемей видел. Вывернутое, поломанное, неестественное. Что это, если не злой дух? Серемей не верил в подобное, но чем же тогда являлась та ужасная тварь?
-- Я его подстрелил, -- махнул рукой Серемей. – Кем бы оно ни было -- оно истечёт кровью и сдохнет где-нибудь под горой. Самый жирный медведь не перенёс бы столько попаданий.
После некоторых размышлений братья всё-таки надумали остаться в горах, усилив бдительность. Проблемы с напряжённым трудом и недостатком отдыха действительно ощущались даже спустя эти несколько дней. Потому спать решили прямо во время выпаса скота. Пока один сторожил и удерживал овец – второй отсыпался бы лёжа в траве.
Утром Серемей сел на лошадь и объехал местность, в поисках существа. Оно могло истечь кровью и залечь где-нибудь. Но крови после себя тварь не оставила. Ни посреди загона, ни с той стороны, где оно надломило забор, поэтому выйти по следу не получилось и объезд пришлось совершать наобум. Все окрестности обошёл Серемей, каждый тёмный закуток, глянул в каждую глубокую расщелину, в заросли кустарника. Но нигде он не нашёл мёртвой твари. Выходит, она либо выжила, либо сгинула, но перед этим забралась очень далеко от их летней стоянки.
Серемей вернулся обратно. С Банушем они отвели овец на пастбища. Ожидался напряжённый трудовой день – с ними отправились только четыре кобеля. Суки остались у избы, слишком они сделались больными и бессильными. Собаки просто лежали в траве и тоскливо скулили. Братья их пристрелили бы, да жалко очень…
Выспаться на пастбище толком не получилось. Когда братья вернулись вечером на стоянку, то с ужасом для себя обнаружили, как больные суки исказились за несколько часов до неузнаваемости. Помимо желтушной кожи и кластерных отверстий – их теперь словно разворотило новыми конечностями. Будто нечто не от этого мира вылезло из собак лишь наполовину, но при этом надёжно срослось с телом, безо всяких видимых глазу швов. Пастухам стало по-настоящему страшно. Разум отказывался принимать то, что видели глаза. Первобытный ужас неизведанного охватил братьев. Собаки постепенно принимали облик ночного гостя, но на свой, собачий манер, тогда как гость больше походил на непостижимым образом искажённую женщину… Больные псины отрастили опасно заострённые костяные конечности, но шевелить ими не могли. Эти новые части тела безвольно болтались и волочились по земле.
-- Надо их пристрелить, -- сказал Серемей.
-- Надо… -- согласился Бануш. Последовала долгая пауза, пастухи с ужасом глядели на собак. Убивать их они так и не решились – рука не поднималась. Но явно что-то следовало делать, не пускать дело на самотёк. Вот только братья оказались слишком эмоционально и физически измотаны, чтобы как следует обмозговать происходящее. Не заразятся ли все? Вернётся ли существо? Что станет с собаками? Псы с любопытством обнюхивали больных бедняг. Те мало двигались, но больше не скулили. Потому-то пастухи рассудили, что суки скоро сдохнут собственной смертью и стрелять не стали…
И очень даже зря. Чутьё подсказывало пастухам, что скоро начнётся что-то очень плохое. Ночью Бануш обратил внимание на очень странное поведение своры. Суки вдруг ожили. От вялости, кажется, не осталось и следа – только вот передвигались они как-то неуклюже, имелось в их движениях что-то рваное, механическое. Они заманили кобелей и начали с ними спариваться. Бануш подумал бы, что снова спит, но и это не было верхом представления – после всего процесса самки внезапно напали на самцов и в считанные секунды разодрали их на части своими острыми костяными наростами. После чего тут же принялись пожирать.
Бануш заорал и позвал Серемея на помощь. Затем вскинул ружьё и выстрелил по тварям. Промахнулся -- стрелял он неважно, особенно по быстро движущимся целям. Чудовища тут же бросились на пастуха. Бануш с разбега забрался на крышу хижины и теперь отстреливал тварей, не давая им подобраться к входу.
-- Серемей! Просыпайся или тебя сейчас сожрут нахрен! Псины рехнулись!
Старший брат распахнул дверь. Громыхнули вспышки выстрелов. Стрелял он гораздо лучше, чем Бануш, но твари окружали и подходили ближе, поэтому ему тоже пришлось вскарабкался на крышу.
Им едва удалось выжить и перестрелять всех обезумевших псин.
После перестрелки пастухи спустились с крыши, с опаской осмотрели местность. Благо, твари разодрали только двух кобелей. Остались ещё двое, вполне здоровые. Когда всё только началось – им посчастливилось оказаться в дальней части загона.
Затем Серемей и Бануш пристрелили всех не «выздоровевших» самок, ещё не успевших трансформироваться до конца. Пастухи были настолько ошеломлены произошедшим, что решили взяться за топоры и разрубить чудовищ на части, чтоб уж наверняка. Ведь это теперь не их верные собачки. Это опасные чудовища.
Обрубки братья скидали в кучу и предали огню, собрав большой костёр. Полыхнуло высокое пламя, взметнулись искры, затрещали дрова и кости. Заразу следовало утилизировать. Управились к самому рассвету. Гнать стадо на пастбища не решились. Слишком дорога была жизнь. Да и псов осталось всего двое. Необходимо спускаться вниз, возвращаться в деревню ни с чем, с пустыми руками. Лишь бы живыми добраться, ибо путь не мал…
Когда Серемей пробрался в загон, то увидел, как некоторые овцы облезли и покрылись кластерными отверстиями. Пастух перевёл взгляд на ружьё. Нет, патроны надо поберечь, они ещё понадобятся. С заражёнными овцами они расправятся вручную…
_____________________________
Спасибо за очень мотивирующие донаты))
Ольга Ярославовна 500 р
И почемут неопределившийся сбером перевод 500 р