Расположенный между Австралией и Гавайями остров Науру находится так же далеко от Европы, как и любое другое место на Земле. Лишь 8 ноября 1798 года британский корабль «Снежный охотник» прошел по пути к морям Китая и сделал записи о посещении острова. Сотни науруанцев отправились на лодках, чтобы поприветствовать моряков. Капитан Снежного Охотника Джон Ферн не позволил своим людям сойти. Тем не менее приветствие очаровало капитана Фирна, как и тёплые ветра, зелёное центральное плато острова, раскачивающиеся пальмы и пляжи с белым песком - так много всего, что он назвал его "Приятным островом".

Вид (и зловоние) разношёрстной команды Снежного Охотника, должно быть, стали шоком для науруанцев. В то время жизнь на маленьком острове была в основном мирной и предсказуемой. Напряжённость в отношениях между 12 кланами Науру нарастала, и время от времени разногласия становились смертельными. Любой год с небольшим количеством дождевых осадков усугублял ситуацию, так как единственная наземная вода острова - солоноватая и неглубокая лагуна.

И всё же на протяжении тысячелетий науруанцам в основном удавалось жить в равновесии с природой, изолированными, но самодостаточными, а социальная враждебность более или менее контролировалась. Название, данное капитаном Фирном острову для англоязычного мира, не нарушило эту стабильность. Но это было предзнаменование тёмных времен.

Убийство и беспредел

Уильям Харрис прибыл в Науру в 1842 году после побега с острова Норфолк - Британской колонии в 1450 километрах к востоку от Австралии. Он не искал жемчуга, алмазов или золота. Он также не собирался обменивать специи или сандаловое дерево. Он отправился жить беззаботной и спокойной жизнью пляжного торговца, одного из многих осужденных и дезертиров, скрывавшихся в южной части Тихого океана. Первые бродяги прибыли в Науру в начале 1830-х годов; для них жизнь была не такой счастливой, как они могли себе представить. В течение 1830-х годов Джон Джонс, подобно бегущему с острова Норфолк Харрису, жёстко управлял пляжами Науру, убив по меньшей мере дюжину авантюристов, как он. Джонс стал изгоем общества Науру, заключая сделки с попутными судами, чтобы обменять свиней и кокосы на табак, спиртные напитки и винтовки. В конце концов, Джонс поссорился с вождями Науру (после того, как он обвинил их в своих убийствах) и в 1841 году они сослали его в Банабу, соседний остров в 306 километрах к востоку от Науру.

Уильяму Харрису повезло прибыть в Науру после того, как Джонс был изгнан с острова. Как и другие бродяги, Харрис помогал науруанцам в обмене с европейцами. Но он интегрировался в их общество, женившись на науруанке и воспитав большую семью.

К 1870-м годам оружие уже было в домах по всему острову, науруанцы курили и много пили (особенно кислый пунш, приготовленный путем брожения кокосовых цветов). После того, как один из вождей был застрелен во время пьяной ссоры, Науру начал постепенно переходить к насилию. Возмездие было быстрым и смертоносным.

Традиции разрешения конфликтов мало способствовали замедлению эскалации вражды между кланами и семьями. Соседи убивали друг друга, а стычки превращались в кровавые бойни. В 1881 году британский Королевский флот бросил якорь у берегов Науру и Харрис поднялся на борт флагмана, чтобы сообщить капитану, что на острове началась гражданская война: "Беглый каторжник — король", - сообщил капитан своему флоту. "Все постоянно пьяны: ни фруктов, ни овощей не получить, ничего, кроме свиней и кокосов.”

В то время Науру представлял незначительную стратегическую ценность для колониальных держав в Тихом океане. Но однажды в 1899 году геолог Альберт Эллис осмотрел похожий на камень предмет, который подпирал открытую дверь в Pacific Islands Company, торговой и плантационной фирме. Ему сказали, что это кусок окаменевшего дерева из Науру. Но Эллис так не думал: вскоре он обнаружил, что на самом деле это была высокосортная фосфатная руда — суперудобрение, стоящее потенциального состояния, если он сможет найти источник.

Фосфатная Лихорадка

Приплыв в Науру в 1901 году, Эллис обнаружил, что 80% всего острова — возвышенное Центральное плато, которое науруанцы называют “вершиной”, — было богато фосфатами извести. Pacific Islands Company переименовали в Тихоокеанскую фосфатную компанию (Pacific Phosphate Company), и в 1905 году была заключена сделка с Германией по добыче руды в Науру. Год спустя первая лодка с науруанским фосфатом затонет в шторме у Австралии. Но эта неудача ничему не помешала: в течение следующего десятилетия Науру будет экспортировать сотни тысяч тонн фосфата.

Наурцы никогда не строили дома на вершине, предпочитая более прохладную береговую линию; на вершине рос дикий миндаль и посажены панданусовые деревья, а также обитали стаи птиц, включая крачек, нодди и фрегатов. Шахтёры расчищали кустарник, папоротники и деревья, соскребали верхний слой почвы, а затем выкапывали руду из ям и расщелин древнего коралла под ними. О среде мало заботились. Фотограф Розамонд Добсон Рон, писавший в 1921 году статьи для журнала "National Geographic", описывает последствия : "Отработанное фосфатное поле — это унылый, ужасный участок земли с тысячами возвышающихся белых коралловых вершин высотой от 3 до 9 метров, его пещерные глубины усеяны сломанными кораллами, заброшенными железнодорожными рельсами, брошенными корзинами фосфатов и ржавыми американскими керосиновыми банками”.

К этому времени Австралия уже управляла Науру, захватив её у Германии в начале Первой мировой войны. Они объявили остров оффшорным местом добычи полезных ископаемых и начали сосредотачиваться на создании горнодобывающей инфраструктуры, механизации добычи и наращивании экспорта. К началу 1920-х годов Науру экспортировал около 200 000 метрических тонн фосфатов в год; два десятилетия спустя это цифра увеличилась в 4 раза — и всё это по цене значительно ниже среднемировой, чтобы субсидировать фермеров в Австралии, Новой Зеландии и Великобритании. Был организован союз наций, названный British Phosphate Commissioners (британские уполномоченные по фосфатам) и получивший мандат от Лиги Наций.

Добыча фосфатов ненадолго прекратится после того, как Япония вторглась в Науру в 1942 году. Японские войска были беспощадны - с избиениями, казнями без суда и следствия, депортациями, принудительными трудовыми лагерями и массовыми утоплениями (например, людей с проказой). К концу войны в 1945 году на острове осталось менее 600 науруанцев, четверть жителей Науру погибли. ООН передал Науру под попечительство Австралии, Великобритании и Новой Зеландии, при этом Австралия вновь управляла островом.

Почти сразу же возродилась фосфатная промышленность, и через несколько лет экспорт стал выше, чем когда-либо. В течение следующих двух десятилетий экспорт будет неуклонно расти, а австралийские и новозеландские фермеры будут продолжать платить гораздо ниже рыночных цен вплоть до 1963 года. К тому времени, когда Науру обрёл независимость в 1968 году, более 35 миллионов метрических тонн фосфатов покинули его берега — их достаточно, чтобы заполнить самосвалы, припаркованные от Москвы до Красноярска и обратно.

Независимость

К 1968 году треть территории Науру была в карьере, и наурцы жили в узком кольце вокруг плато из зазубренных, острых, как бритва, коралловых и известняковых столбов. В межвоенные годы и после Второй мировой войны землевладельцы, как и прежде, получали символические гонорары, были созданы небольшие трастовые фонды. Добыча фосфатов Науру не было прямым воровством; однако доля Науру была ничтожной, учитывая прибыль, ущерб и стоимость восстановления добытой земли. После обретения независимости Республика Науру решила обналичить оставшиеся у неё фосфаты, увеличив экспорт, несмотря на то, что было известно, что поставки закончатся в течение одного-двух поколений.

По крайней мере, на бумаге науруанцы становились богатыми в течение следующих двух десятилетий. В 1975 году трастовая фирма по фосфатам Науру оценивалась более чем в 1 миллиард долларов, а ВВП страны на душу населения уступал только Саудовской Аравии. Большинство науруанцев, конечно же, не жили в роскоши. Но правительство не облагало налогом доходы, предоставляло бесплатное образование и медицинское обслуживание, было главным работодателем для Науру (иммигранты, как правило, работали в горнодобывающей промышленности). Правительство также покупало круизные лайнеры, самолеты и зарубежные отели, в то время как политики делали чартерные рейсы для покупок и отдыха за границей. Любопытно, что за это время спортивные автомобили стали ценным объектом в Науру, хоть и весь остров можно проехать за 20 минут в неторопливом темпе. Один начальник полиции даже привез "Ламборджини", но понял, что слишком толстый, чтобы поместиться в машине. “Было много глупости", - вспоминал науруанец Маноа Тонгамало в 2008 году. "Люди заходили в магазин, покупали несколько конфет, расплачивались купюрой в 50 долларов и не брали сдачу. Они могли использовать деньги как туалетную бумагу.”

В течение этого времени Науру также добивалась компенсации от Австралии, Новой Зеландии и Великобритании за ущерб, причиненный добычей полезных ископаемых до июля 1967 года. Австралия хорошо знала, что добыча полезных ископаемых уничтожает Науру. К началу 1960-х годов Австралия предлагала переселить науруанцев к себе, включая предложение в 1963 году О гражданстве и ограниченном самоуправлении на острове Кертис, недалеко от побережья Квинсленда. Однако после обретения независимости Австралия не пожелала рассматривать вопрос о компенсации Науру, и после десятилетий задержек и безразличия в 1989 году Науру обратился в Международный суд. Австралия поняла, чем это ей грозит, и стороны урегулировали дело во внесудебном порядке: Австралия согласилась выплатить 57 миллионов долларов в 1994 году, а также еще 50 миллионов долларов в течение следующих 20 лет (позже Великобритания и Новая Зеландия внесли по 12 миллионов долларов, чтобы уменьшить бремя Австралии). В какой-то степени это урегулирование стало моральной и юридической победой Науру. Но если учесть ущерб, то компенсация была сущим пустяком.

Конец целой эпохи

Пытаясь диверсифицировать экономику до того, как закончились поставки фосфатов, Науру обратилась к оффшорным банковским операциям, лицензируя около 400 иностранных банков к началу 1990-х гг. Тони Аудоа, в 1991 году отвечавший за лицензирование банков, объяснил доводы своего правительства: “После того, как фосфатная промышленность подойдёт к концу, мы должны перейти в другие области, которые являются устойчивыми и возобновляемыми каждый год. - Но ”незаконный“ было бы гораздо более точным прилагательным, чем ”устойчивый“ или "возобновляемый".” Для открытия банка не было даже необходимости посещать Науру, не говоря уже об открытии филиала на острове; даже ведение банковских записей было необязательным. К середине 1990-х годов Науру также предлагало “экономическое гражданство”. Правительство Науру действительно зарабатывало миллионы долларов в год на гонорарах. Но эти схемы превратили Науру в рай для уклонения от уплаты налогов и отмывания денег, где в течение 1990-х годов промывались десятки миллиардов долларов преступных доходов (включая примерно 70 миллиардов долларов российской мафии).

Оффшорные банковские операции и продажа паспортов не могли решить экономических проблем Науру. Отчаянно нуждаясь в доходах и рабочих местах, Науру с жестокой иронией согласился в 2001 году разрешить Австралии создать Лагерь временного содержания на Науру для обработки заявок просителей убежища, которые пытались добраться до Австралии на лодке. К 2002 году около 1000 просителей убежища — в основном афганцев и иракцев — были переправлены в Науру, и в течение нескольких лет австралийская помощь и сборы за её обработку приносили миллионы долларов в казну правительства Науру. Однако даже эта схема не смогла залатать зияющую дыру в экономике Науру, поскольку запасы первичных фосфатов иссякли. На протяжении 1990-х годов экспорт фосфатов неуклонно сокращался. В 2000 году Науру удалось экспортировать ещё 500 000 метрических тонн. Но к 2004 году фосфатный бум Науру действительно закончился, и экспорт составил всего 22 000 метрических тонн.

К тому времени экономика Науру была в полном упадке. Правительство всё ещё не собирало подоходный налог, в то время как Государственная служба была главным работодателем граждан Науру. Государственные инвестиции работали не так, как следовало, и с годами повторяющихся дефицитов правительство занимало значительные средства из Фонда национального благосостояния Науру, чтобы остаться на плаву. Борясь за выплату заработной платы государственным служащим и неплатежам по кредитам, в 2004 году правительство Науру согласилось разрешить Австралии вернуться к управлению финансами страны.

В то время австралийский экономист Хелен Хьюз не видела особых сложностей в финансовых проблемах Науру: «Они потратили около двух миллиардов». С 1968 по 2002 год фосфат принес Науру 3,6 миллиарда долларов, а прибыль - около 1,8 миллиарда долларов. При разумном инвестировании Хьюз подсчитала, что Фонд национального благосостояния Науру к 2004 году мог стоить 8 миллиардов долларов, а каждая семья Науру имела бы 4 миллиона долларов. Тем не менее к 2004 году фонд стоил не более 30 миллионов долларов.

Худшие экономические новости были ещё впереди. В 2005 году экспорт фосфатов упал до рекордно низкого уровня-8000 метрических тонн. В том же году Науру начал требовать “физического присутствия” для лицензирования банка в стране, фактически положив конец оффшорной банковской деятельности. Науру подвергалась сильному международному давлению с целью остановить отмывание денег и предоставления экономического гражданства — правительство США даже пошло на использование Патриотического акта 2001 года, который даёт право запретить американским банкам иметь дело с учреждениями” государства-изгоя".

Сегодня Науру всё ещё ищет своё место в мировой экономике. С 2006 года государство модернизировало горное оборудование и обновило горнодобывающую инфраструктуру, чтобы выкапывать труднодоступные фосфаты. Но его фосфатная промышленность, добывающая около 45 000 метрических тонн в год, не производит ничего подобного, что было произведено в прошлом. Науру имеет вторичные запасы фосфата — возможно, до 20 миллионов метрических тонн. В настоящее время разрабатываются планы по добыче последнего оставшегося фосфата. Но никто не видит в этом долгосрочного решения своих экономических проблем.

Колония беженцев

В 2007 году Австралия закрыла свой лагерь для беженцев, чтобы вновь открыть его в 2012 году. “Я был на Науру, и Науру — довольно приятный остров“, - сказал прежний премьер-министр Австралии Тони Абботт в 2013 году. "Науру отнюдь не самое неприятное место для жизни". В другой раз Абботт говорил о расширении лагеря Науру для содержания до 15 000 просителей убежища — это на острове без естественного водоснабжения. К 2014 году более 1200 просителей убежища — афганцы, шри-ланкийцы, пакистанцы, иракцы, иранцы-жили в палатках, огороженные забором.

Беженцы объявили голодовку и заклеили рты; в июле 2013 года вспыхнул бунт, уничтоживший большую часть лагеря. Но он был быстро восстановлен. Грэм Том из "Amnesty International" описывает этот лагерь как “не только чрезвычайно непродуманный, но и жестокий." Марианна Эверс, австралийская медсестра, которая работала в лагере в течение трех недель в 2012 году, нарушив своё соглашение о конфиденциальности, сообщила австралийскому телевидению в 2013 году: “Здесь абсолютно нечего делать. Здесь нет деревьев, нет травы. Даже птиц не так много. Мы живем в этой жаре без кондиционеров в палатках."

Процесс рассмотрения ходатайств о предоставлении убежища в Науру вновь сворачивается. По данным Австралийского совета по делам беженцев в начале 2019 года около 350 человек ожидали оформления документов. Жизнь для них далеко не приятна, даже для тех, кто может свободно передвигаться по общине. Одна иранка, после почти 7 лет пребывания в Науру попыталась покончить с собой в мае 2019 года. “Для меня это как медленная смерть. Я больше не хочу в Австралию. Моё единственное желание — это смерть", - сказала она.

Отчаяние, кажется, охватило весь Науру. Высокий уровень безработицы является постоянным явлением. В Науру не развит туризм: здесь небольшое количество ресторанов и всего лишь горстка отелей. С высоты птичьего полёта остров выглядит заманчиво, но вблизи вы увидите ржавые автомобили, разрушенные дома и гниющий мусор. "Дома Науру очень простенькие и часто кажутся частично построенными", — писала в 2013 году Австралийская журналистка Кэти Маклиш. "Мусор засоряет дороги и дворы, а старая инфраструктура разрушается и приходит в упадок.”

Австралия давно поддерживает науруанскую экономику. Лицензии на рыбный промысел обеспечивают определённые государственные доходы — как и продажа оставшегося фосфата. В последние годы Бинго — это единственная деятельность частного сектора, которая процветает — и правительство, наконец, пытается обложить эту игру налогом. Но именно визовые сборы вкладывают миллионы долларов в бюджет страны, поскольку Австралия платит ежемесячную плату за каждого просителя убежища, задержанного в Науру.

За исключением лиц, ищущих убежища, в настоящее время на Науру проживает около 10 000 человек. Почти все продукты питания импортируются; даже пресная вода, когда опреснительная установка не покрывает потребности. Обработанные и консервированные продукты составляют большую часть рациона, насыщенного солью, сахаром и искусственными ингредиентами. Науру имеет один из самых высоких в мире показателей ожирения, причем три четверти женщин и более двух третьих мужчин Науру страдают ожирением, также государство имеет один из самых высоких показателей курения. А около четверти всех взрослых жителей страдают диабетом. Алкоголизм также является эндемичным явлением, способствуя бытовому насилию и частым нарушениям правил вождения в нетрезвом виде, хотя все дороги страны занимают всего 30 километров.

Поворачивая время вспять

С начала 1900-х годов Науру потеряла по меньшей мере 80% своей первоначальной растительности. За это время экспортировала около 80 миллионов метрических тонн фосфатов.

Джеймс Эйнгимеа, служитель Конгрегационной Церкви Науру, скончавшийся в 1999 году в возрасте 88 лет, в последние годы своей жизни мечтал повернуть время вспять. Выступая в 1995 году с Филипом Шеноном из "Нью-Йорк Таймс“, он сокрушался: "Лучше бы мы никогда не находили этот фосфат. Жаль, что Науру не может быть таким, как раньше. Когда я был мальчиком, это было так прекрасно. Там были деревья. Повсюду была зелень, и мы могли есть свежие кокосы и хлебные плоды. Теперь я вижу, что здесь произошло, и мне хочется плакать". Желание служителя Эйнгимеи никогда не сбудется. Но он и сам это знал. Уже в 1995 году он размышлял, не пора ли наконец покинуть остров. “Было бы очень печально покинуть наш родной остров", — сказал он. “Но что еще мы можем сделать? Земля наших предков была уничтожена. А изменение климата приносит Науру ещё больше бед".

Засухи и штормы усиливаются, уровень воды поднимается и разрушает береговую линию. Однажды Вершина может быть всем, что осталось, напоминанием о безрассудстве жадности и иронии капитана Фирна, назвавшего науруанскую землю приятным островом.

Взято из телеграм-канала Лонгриды