Байбол уныло брел знакомой дорогой на работу. На местной автобазе он был сторожем. В руке он нес сетку с нехитрым обедом, штопаное-перештопаное темно-синее галифе было заправлено в старые войлочные бурки. Галифе и бурки - это все, что осталось от той, прежней жизни. Теперь он сторонился людей, а при появлении знакомых старался пройти так, чтобы не встретиться с ними глазами. Каждый раз, идя на смену, Байбол заходил в сельмаг и, ни с кем не здороваясь, подходил к прилавку, бросал мятую трешку на прилавок. Продавщица брезгливо смахивала деньги в ящик, молча протягивала чекушку и также молча отсчитывала сдачу. И на работе шоферы, выезжающие в рейс, не давали ему в руки путевки, а показывали через открытое окно, и Байбол, проверив печати, отходил в сторону. Машины вылетали из ворот словно птицы, выпущенные на волю, с ревом и необъяснимым нетерпением. Никто и никогда не здоровался с Байболом за руку. Так, просто кивали головой и все. "А, ты здесь? Ну и ладно! Живи, раз уж дышишь, видишь и слышишь еще". А Жантас, механик из ремонтного цеха, так тот всегда останавливался у проходной и доверительно разговаривал с собаками, подкармливая их остатками домашнего ужина, всем видом показывая, что нет такого человека по имени Байбол, а есть добрые хорошие люди - это собаки. А они всегда ждали Жантаса. И не из-за еды вовсе, еды тут хватало, а просто им было хорошо с незлым человеком. Да что там собаки, если даже голуби, жившие под крышей гаража, при виде любого другого слетались к земле, садились в круг и о чем-то ворковали между собой, а когда появлялся Байбол, то дружной стаей улетали куда-то за территорию автобазы. Был еще Сапарбай, водитель ассенизаторской машины, в простонародье говновозки, так этот вообще оскорбил и унизил Байбола тем, что сказал как-то, обратив внимание на то, что Байбол брезгливо поморщился от запаха, доносящегося от машины, мол, ты на себя посмотри, я хоть говно это вычищаю, помогаю людям жить в чистоте, а вечером пойду в душ и все смою все эти запахи, а ты, Байбол, в этом говне как родился, так и живешь до сих пор, и не отмыться тебе никогда! Байбол от этих слов взбесился до темноты в глазах, до воя, до боли. Сволочи, не вчера ли они прятались по углам, когда Байбол выходил на улицу?! Не вчера ли вся эта заискивающая чернь в его кабинете, размазывая слезы, просила о снисхождении! Да как он посмел, грязный шоферюга, так говорить с ним, со старшим следователем НКВД, с самим Байболом Шалдыбаевым?! Да тебя ничего не стоит раздавить как муху! Да тебя же…
Эх, вернуть бы то время, мигом бы всю эту шантрапу к стенке поставил! И в первую очередь ту старуху Дамеш, которая прокляла его еще тогда, 42 года назад, когда ее сына Галыма черный воронок увозил в город. Это все она! Ах как причитала и выла старая Дамеш вслед уходящему воронку. Ее плач и слова проклятия Байбол помнил до сих пор. Знала мать, что не увидит больше своего сына никогда. Так оно и случилось. Тогда Байболу первому сообщили о том, что в марте 1937 года Галым Кунтуаров был расстрелян по приговору "тройки" за шпионаж в пользу империалистической Японии. Следователем по этому делу был Байбол. На основе его протоколов и был вынесен смертный приговор. А Байбола наградили почетной грамотой и отправили на отдых в Крым. Помнит Байбол тот вечер, когда старая Дамеш пришла к нему в кабинет. Спокойным и с каким-то торжеством в голосе сказала:
- Все это время, пока шло следствие по делу моего Галыма, я жила надеждой, что власти все-таки опомнятся и поймут свою роковую ошибку, обвинив сына в шпионаже. Но сегодня, когда дошли до меня вести, что моего Галыма нет уже в живых, я за весь день выплакала все свои слезы, а сейчас пришла к тебе сказать все, что думаю о тебе и о времени. Это все ты! Ты очернил моего сына, чтобы зад свой сохранить! На тебе его кровь! Время дало нам страшное испытание. Не все выдерживают его. Кто-то оказался слаб телом и духом. А ты оказался просто подлецом! Не видать тебе покоя ни в одном из миров, созданных Всевышним. Ни на этом свете, ни на том. Имя твое я проклинаю. Твое прошлое и будущее. Настоящее твое уже проклято. Ты презираем людьми. Твоим будущим детям придется ответить за тебя. Мой Галым останется в памяти людской как человек, несший свет, недаром он стал первым молодым директором школы в районе. Ты же будешь памятен как палач и враг. Я не знаю, сколько ты проживешь, но это уже будет не жизнь. Не будет у тебя продолжения рода твоего. Нельзя от таких, как ты, рожать! Тысячи раз ты будешь просить смерти у Всевышнего, но он не даст тебе легкой погибели. Волком выть будешь! Твоя дальнейшая жизнь в этом мире и есть твое самое страшное наказание. Говорю и проклинаю тебя как женщина, как мать.
- Совсем сдурела, старая тварь! Вон отсюда! - кричал Байбол. - Охрана, конвой, эй, кто там? Уведите эту ненормальную!
Женщина подошла к двери, обернулась и плюнула в Байбола.
- Будь ты проклят! Этого народ желает, - прошептала она.
Байбол встретил ее взгляд - презрительный и насмешливый. Этот взгляд всю жизнь преследует Байбола. В нем не было испуга, страха и мольбы. Такой же взгляд был и у Галыма, когда его уводили из его кабинета. Вот после этого случая Байбол не смотрел в глаза людям. Боялся увидеть в них насмешку. А язык что, ну наговорил человек что ни попадя, потеряв рассудок и реальность! Всякое бывает. А вот глаза - они всегда правдивы. И правдивость эту нельзя скрыть, как можно скрыть слова, мысли, если просто промолчать. А вот глаза - их не спрячешь. Даже закрытые глаза говорят правду.
Байбол оглядел сторожку. Солнце, едва пробившееся сквозь грязное окно, вяло осветило подоконник, на котором лежали замасленные рукавицы и плоскогубцы. Топчан, сколоченный из ящиков и досок, был накрыт старым свалявшимся тулупом. На столе истрепанная кипа газет и несколько журналов. В углу на тумбочке с отвалившейся дверью стоял чайник и помятая алюминиевая кружка. Радиоточку Байбол на своем дежурстве всегда отключал. Кого слушать-то? И что слушать? Песни? Новости? Не мог он смириться с тем что, все то, что происходило вокруг него, происходило без его участия. Где-то собирали урожай, где-то выпустили миллионный комбайн, кто-то спас кого-то на пожаре, кто-то сочинил хорошую песню, кто-то охранял границы государства. А он, а что он? Он охранял никому не нужное пространство, обнесенное железобетонным забором, где в ночь оставались только Байбол и собаки. Вот и сегодня на проходной он прочитал объявление, что намечается большое собрание по поводу проводов на пенсию Егорова Н.С. и Иманова Е.Б., одних из лучших водителей автобазы, орденоносцев, ветеранов войны. Из райкома и области приедут поздравлять! Пионеры из местной школы. А Байбола и тут забыли. Он привык. Все равно никто никогда его не провожал, не поздравлял, не приглашал.
В 53-м после смерти Сталина понял Байбол, что следует ожидать больших неприятностей. Залесский изменил тон разговора, стал каким-то испуганно-напряженным. А в 56-м приехали двое из области, предоставили постановление о конфискации имущества, забрали удостоверение, наградной пистолет, лишили наград и звания. Он пытался что-то возразить, как это, за что, не имеете права, на что офицер сказал ему, смирись, дурень, и благодари бога своего, что вообще в расход не пустили, возвращайся в свою халупу и не высовывайся, исчезни и растворись, а то вон, твоего начальничка уже этапировали в Москву, так что забирай свои манатки и освобождай кабинет и дом, там будет жить новый сотрудник.
В тот памятный вечер Байбол напился. До сих пор сам не понимает - то ли от радости, что так легко отделался, то ли от злости, что все потерял. Но помнит, что избил сильно жену свою Сакыш, что страшными словами ругал Сталина, нашел время подыхать, гаденыш, мог бы еще пару лет пожить, пока Байбол устраивал бы свои дела. Ведь все так хорошо начиналось. А какие планы были! Перебраться в Алма-Ату, довершить карьеру при хорошей должности, звание получить, да мало ли чего! Ведь обещал же рыжий Залесский в одной из бесед оказать Байболу протекцию по многим вопросам. Вот и старался Байбол, из кожи лез, чтобы угодить начальству
Помнит, помнит Байбол тот первый разговор с Залесским. Много чего наговорил тогда хитрый лис молодому Байболу. Встретил его как дорогого гостя. Сам встал из-за стола, пожал руку. Усадил на кожаный диван. Стал угощать чаем. Потом, долго держа паузу и глядя в глаза Байболу, сказал:
- Да, Байбол, завидую я тебе. Молодости твоей. Все впереди у тебя. Самое страшное было у нас. Но ничего, выжили, победили. Вот добьем последнюю контру и все вам передадим. Работайте, стройте, защищайте. А пока мы есть, учитесь у нас. Спрашивайте, требуйте, добивайтесь! Мы вам все скажем, покажем, научим. Советская власть просит сейчас у нас помощи. У тебя просит помощи, понимаешь? Я прошу. И в свою очередь ты должен отплатить ей преданностью своей и прилежанием. А власть тебя отблагодарит, не сомневайся. Благодарная у нас власть! Но как опытный чекист чекисту начинающему говорю тебе. Никакой пощады врагу, никаких сомнений в правоте нашей. Чувствуешь, что перед тобой скрытый враг - разоблачай его, вытаскивай за шкирку из норы гада, а там разберемся, понял? Вот ты думаешь сейчас, наверное, зачем это такой большой начальник вызвал именно тебя, рядового молодого сотрудника, к себе в кабинет? Я отвечу. Во-первых, не вызвал, а пригласил, во-вторых, прочитав твой отчет, я понял, что парень-то толковый, но много мишуры в голове, ненужных раздумий. Вот и решил очистить тебя от всего этого лишнего груза, понимаешь? Твои наблюдения касательно тех пятерых, и в первую очередь Кунтуарова Галыма, подтвердили наши сомнения в их неблагонадежности к советской власти. Был бы он рядовым колхозником, еще бы ничего, а он учитель. Он с детьми работает, понимаешь, он их учит. А чему и как? Тем более, как ты точно отметил в отчете, этот самый Галым потомок торе, это чингизиды, кажется? Это уже настораживает. Вот тут ты должен разобраться. Это твой долг! Там еще по линии купцов пробей народец, где они все окопались, что делают. И имей в виду. Да, нам нужны умные люди. Но умные технари-ученые, чтобы изобрели такое оружие, чтоб все разом покончить и начать новую жизнь на планете с нуля. А учителю не нужно быть умным, он должен быть послушным! Учитель должен быть послушным учеником уже у нас! Запомни это, Байбол. Мы будем востребованы всегда! И при капитализме, и при социализме, если хочешь, и при коммунизме тоже! Такова наша философия - не доверять! Потому что человеческая натура изначально лживая. Если б ты знал, сколько времени потребуется, чтоб воспитать нового человека! Мы такого с тобой не увидим. Даже наши дети не увидят, но воспитывать надо. И этим будем заниматься мы, а не учителя! Нас должны бояться. Скажу тебе по секрету: наша служба призвана установить контроль над степью. Чересчур свободолюбивые твои соплеменники. Вольностей много позволяете! И контролировать будешь ты. А потом и твои будущие дети. Они тоже будут НКВД-шниками! Так что занимайся и никого не бойся. Да, и еще, ты можешь занять две комнаты в доме, где жил когда-то этот троцкист или кто он там был, Дерябин фамилия его, мать его. Нужные распоряжения я уже отдал. И помни, Байбол, мою доброту! Надо будет, и жену тебе выберем сами. Мы тебе доверяем, потому что ты наш.
Вышел Байбол от Залесского в недоумении. Выходит что, боятся они нас, степняков? Так что ли? А с другой стороны, зачем они нас впрягли в революцию свою? Зачем им все это нужно? Оставили бы в покое нас, делов-то. Да и не голодали то мы никогда. Родичи своих никогда не оставляли в беде. Это сегодня все поменялось. И веры нет, и дружбы, и доверия друг к другу, все эти ценности испарились куда-то! Как так? То, что рождалось, ценилось и охранялось веками, разрушилось за каких-то 20 лет! Ай, ладно. Ему-то что. Вон жилье дали, плохо разве? Наконец переедет из этой ненавистной землянки своей, а там, глядишь, и подвернется красотка какая-нибудь. Много же их, мечтающих жить в просторном доме со светом и хорошим пайком! Да и дети, считай, будут пристроены с гарантией. Как сказал когда-то один командировочный особист из Москвы, что колхозник может родить хорошего писателя, а не только тракториста, от сталевара может родиться талантливый художник, а от чекиста может родиться сначала чекист, а потом все остальное! Ну-ну, посмотрим, ухмылялся Байбол.
Мрачные воспоминания Байбола прервали требовательные гудки легковых машин. Он выскочил из сторожки и увидел две белые "Волги".
- Принимай гостей, командир! - весело крикнул водитель. В салоне второй машины Байбол заметил молодую женщину, которая внимательно так разглядывала себя в зеркальце, будто видела свое лицо впервые. Как же она похожа на Акмарал. И вновь волна воспоминаний нахлынула на Байбола. Акмарал - его радость и печаль. Девушка, в которую Байбол влюбился и о которой мечтал. Но не стала она его женой. Отправлял Байбол кого-то из стариков на сватовство к ее родителям. Но отказали ему. Нет, говорят, не нужен такой зять, грязный он. Так и сказали: грязный. А еще и письмо с фронта пришло от старшего брата Акмарал, где он написал, что если Байбол посмеет хоть глянуть в сторону его сестренки или задумает что-то пакостное устроить в отношении родителей, то он, как старший брат и сын, вернется и живым закопает в землю негодяя и что ему плевать на должность и звание Байбола, ибо он не человек, а самый что ни на есть фашист. В конце письма было несколько сильных русских ругательств! Вот они-то и подействовали на Байбола больше всего. А женой Байбола уже после войны стала немолодая вдовушка Сакыш, чей муж погиб на войне. Не любил Байбол ее. Да и он сам при всех его грозных должностях, званиях и сытой обеспеченности не привлекал внимания женщин. Они его не замечали. Просто в 37 лет надо было обзавестись семьей. Здесь уже не до любви было. Еще и Залесский тут: что ж ты бобылем так и живешь, мол, не положено чекисту без семьи, это для карьеры очень даже необходимо, да и для внутреннего контроля сотрудников тоже, а вдруг ты сбежать захочешь, а семья - это фактор сдерживающий. Байбол ненавидел этот кусок своей жизни. Не встречала и не провожала его улыбающаяся женщина. Вот и все.
Через полчаса автобаза опустеет. Наконец разойдутся все они, спешащие к своим семьям, детям и внукам, а он остается один. Ночь растворит их голоса, смех, песни, и наступит тишина. Хорошо ли это плохо ли это - неважно. И днем и ночью ему одиноко и страшно. Днем страшно от людских взглядов, ночью - от тишины. Байбола спасала только чекушка. Он выпивал ее зараз залпом. Потом ложился на топчан и старался уснуть как можно быстрее, чтобы не видеть эту ночь, перестать вспоминать прошлое и не думать о настоящем. В настоящем было ружье, прислоненное к шкафу. А что если вставить патрон и пальнуть с двух стволов себе в подбородок и закончить все это раз и навсегда? Пусть разлетятся мозги и растекутся по стенам, пусть вытекут глаза и вывалится язык - все одинаково. Мгновение, и все. Это не будет даже больно. Смерть по собственному желанию. Может, в этом и состоит его великое раскаяние перед Галымом, перед нелюбимой женой, вся вина которой в том, что она есть, перед всеми своими опозоренными родичами, перед всей своей никчемной жизнью? А может еще пожить, а вдруг народ придет и простит меня? Скажут, что видим, как ты мучаешься, переживаешь и боишься. Успокойся и приходи завтра в гости. Не бойся, смотри нам в глаза открыто - мы тебе все простили. Нет, не будет такого. Грехи его непрощаемы и вечны! А народ никогда не возвращает проклятия. Он произносит их раз и навсегда. А женское проклятие - это приговор! А вдруг удастся умереть во сне? Не проснуться, и все. Многое бы отдал Байбол за такой исход. Это что получается, чтобы так умереть, надо всю свою жизнь пережить иначе. То есть такой конец надо заслужить. Прожить так, чтобы умереть во сне? Мы что, живем, чтобы умереть? Ну да. Человек только родился, и уже начинается обратный отчет? Думал ли об этом Галым? Он спешил жить, чтобы умереть достойно? Но к смерти подвинул-то его он, Байбол! А мог бы сделать то же самое с ним Галым? Или Байбол просто его опередил? Нет, Галым не смог бы. Любой другой смог бы, но не Галым. Чистый он был человек. Вот за это Байбол его и ненавидел. Так что же, получается, Галым всегда был готов и к достойной жизни, и к достойной смерти? И он ее получил! Через Байбола! Значит, Байбол есть тот, кто помог Галыму стать святым! А кто ж тогда Байбол? Почему же люди его прокляли? Да потому, что он делал свою работу лучше, чем другие! Да, работа его была связана с человеческими судьбами. Время было такое. И что? А ничего! Все правильно. Что же это за день такой? Что за откровения такие? Ведь раньше он никогда не задумывался обо всем этом. Почему же сегодня все так нахлынуло?
Утром Байбол сменился. По обыкновению зашел было в сельмаг, но на двери висел амбарный замок и записка, что продавец уехала на базу. Ладно, если что, жена сходит. Да и дома Сакыш бутылку держит всегда. Так ее приучил Байбол. Она послушная. Слова поперек не скажет. И сыновьям внушал, что жена должна быть послушной и заниматься домашним хозяйством, а если что, то можно и приласкать кулаком по спине. И ничего страшного, баба она как кошка или собака - живучая, поскулит, поноет, а потом встанет и пойдет как ни в чем не бывало корову доить. А сыновей у Байбола было уже трое. Старшему 14 лет, среднему 12, а младшему пять. Жили они в той же землянке, в которую переселили Байбола после развенчания всех его заслуг. Там и родились его дети. Ну что, старая колода Дамеш, не сбылись твои проклятья, целых три продолжателя моего рода у меня сегодня. Ничего, мы еще возьмем свое! Три чекиста на подходе.
Был ноябрь. Одно ненастье сменялось другим. Шел то холодный дождь, переходящий в снег, то был просто пасмурный день со злым ветром. Наступила пора поздней осени. Было грустно и неуютно. Особенно грустно смотрелся дом Байбола. Он стоял у дороги с покошенным штакетником, кривыми сараями и двором, заросшим за лето репейником. Нелепо выглядел и красный флаг, прикрепленный к крыше дома дня три назад. Так райком готовился к 50-летнему юбилею Октябрьской революции, украсив центральную улицу такими вот флажками. Но затем кто-то приехал и снял этот флаг, объяснив тем, что красный флаг и дом Байбола не сочетаются друг с другом. Вот сделай ремонт, подправь крышу, побели стены, а уж потом и повесим флаг. Послал их куда подальше Байбол, не стал ничего делать. А 7 ноября уже завтра. А ему-то что? Все едино. Ни он в гости, ни гости к нему. Будет лежать на полу, укрывшись одеялом, и пить водку. А за что пить? Не важно.
Дома жена Сакыш растапливала печь. В дальней комнате хныкал младший. Средний сын готовил уроки. В ожидании, пока Сакыш накроет на стол, Байбол подошел к сыну и увидел, как тот старательно писал в тетради "Сочинение. Галым Кунтуаров - гордость и честь народа". Байбол замер в оцепенении.
- Что это? - накинулся он на сына. - Что, писать больше не о ком?
- Нашей школе дали имя Галыма Кунтуарова. Вот и сказали, чтобы написали сочинение о нем, - ответил сын.
- Когда? Кто дал? Почему? - задохнулся от злости Байбол. Но потом как-то сник и вышел во двор. Так вот в чем дело-то? Вот почему вчерашний день он говорил сам с собою о Галыме и о его матери! Ну, старая Дамеш, ты и оттуда мстишь? Вот оно значит как - школе дали имя твоего сына. В честь юбилея революции. Значит, приравняли имя Галыма к революции! А у меня даже этот кусок красной ткани забрали с крыши дома! Сволочи! Ненавижу! Всех! Власть эту, людей, дом этот, всех! Чтоб вы сдохли! Его трясло. От бессилия и страха. Неужели сбываются проклятия старой Дамеш?
В районной больнице поставили диагноз. "Пострадавший Шалдыбаев Б. был доставлен каретой скорой помощи в 12.35 местного времени. 7 ноября 1967 г. Предположительный диагноз дежурного врача - перелом шейки бедра - подтвердился при медицинском осмотре хирургом Сергеевой А.С. Рекомендовано стационарное лечение. Переведен в общую палату". В милицейском же протоколе было сказано. "Гражданин Шалдыбаев Б. 1915 года рождения был обнаружен в собственном сарае с арканом на шее. При попытке к самоубийству верхняя балка сорвалась с креплений и вместе с гр. Шалдыбаевым упала на землю, вследствие чего гр. Шалдыбаев получил травму головы от упавшей на него балки и сломал бедро на земле. Вызванная скорая помощь доставила пострадавшего в районную больницу. В связи с отсутствием состава преступления следствие не возбуждается по причине личных мотивов пострадавшего, толкнувших его на самоубийство. Также отмечаем, что гр. Шалдыбаев Б. находился в трезвом состоянии, но наблюдался перегарный запах от вчерашнего. Дежурный по РОВД сержант Боранов Т.С. 07.11.1967 г."
Слух о произошедшем с Байболом быстро распространился по району. Старики потом говорили, что не хочет Всевышний принимать Байбола к себе, видать, не через все земные наказания прошел он, не ответил Байбол еще за все злодеяния. Но всему свое время. И добру, и наказанию. Там, наверху, все расписано, все определено.
Умер Байбол через четыре месяца. Умер в полночь. А умирал он долго и мучительно. Бедро не срослось. Двигаться не мог. Так и лежал в кровати. Ни повернуться, ни встать, ни присесть. Сакыш со старшими сыновьями пыталась первые дни переворачивать Байбола, как-то расшевелить его, делать легкие упражнения, двигаться, но всякий раз тот кричал от боли, ругался, материл и сыновей, и жену, и крик его переходил в вой. Не выдержали родные этого, оставили его, пусть лежит себе, только не воет. Через две недели у Байбола появились пролежни. В доме стоял неистребимый запах болезни. А может, это запах смерти? И это есть то, что войдет в него с последним вдохом? Да. Это. И вновь Байбол завыл на весь дом. Человеческий вой оказался страшнее волчьего. Последним, что увидел Байбол, закрывая глаза, была большая желтая луна.
Сакыш умерла через 20 лет после смерти Байбола. Тихо отошла во сне. "Какой была моя жизнь? Я так и не узнала, что такое настоящее счастье. Но знаю, что такое несчастье. Несчастье - это несправедливость к детям. А иначе за что такое наказание моему сыну? Мой старший, опора братьев и моя. Так мечтала, что, когда он станет взрослым, получит специальность, будет работать, построит новый дом, женится, будут детки, мои внучата, и все будет как у хороших людей. Из троих сыновей он был самым способным. В школе его хвалили. Даже директор отмечал его. Говорил, что твой сын должен быть писателем. Талант у него редкий. А что вышло? Ушел в армию здоровым, веселым парнем, а вернулся инвалидом. Избили его там. Голову повредили. Вот и жил между домом и больницей. А потом и вовсе дурной стал. Ходил по улицам и разговаривал с кем-то, спорил. Часто стихи какие-то читал возле райкома. Народ собирался и слушал. А его первая учительница сказала мне при встрече, что это были хорошие стихи. Он сам их сочинил. Только один раз просветление наступило. Перед его смертью. Сказал он тогда, что все знает об отце. А в стихах, что он читал перед райкомом, просил прощения у народа за отца. И за грехи его детям приходится отвечать.
Наверное, правильно, что сын умер раньше меня. Не было бы мне покоя на том свете. Что и как он там, на земле? Не обижают ли его братья? Соседи? Сердце болит и за среднего. Пить он стал много. В городе пристрастился к водке, пока учился он там. Дома хотел строить. Говорил мне, мама, закончу учебу, вернусь и дом построю тебе большой, светлый, с туалетом внутри, как в городе, с горячей водой и ванной. Добрый он человек. Веселый. А когда человек веселый, это же значит, что он хороший. Помогал другу крышу поменять да и сорвался с нее. Ногу повредил так, что хромает до сих пор. Операцию делали. Потом пить стал. Не женится. Не хотят за него девушки. А кому нужен пьющий инвалид? Я их понимаю. За младшего страшно. В отца он весь. Злой очень. Не разговаривает, не улыбается. Печальный всегда. А как не печалиться, если всю жизнь видел только серость в доме! Дерется с братом. Когда-то хотел в милицию идти. Потом передумал. Не по мне это, сказал. Меня ненавидит, мать свою. Говорит, зачем терпела всю жизнь такого отца? Почему не ушла от него, а заставила нас троих страдать и видеть все это? Ради чего такие жертвы? Ради нас? А что мы видели хорошего от него? Ой! Ой! Много плохого младший наговорил мне! Я плакала и молчала. А что я скажу?
О, Всевышний! За что мне наказание-то такое?! Ухожу я, так и не обняв внуков, не услышав их смеха, не постирав им пеленок, не собрав им портфель в школу, не посплетничав с кудагы по-бабски, не посмеялась с келинками, не испив чая из их рук. А так хотелось, так ждала. И ради чего жила? Но есть моя благодарность тебе, Всевышний, что не стали мои сыновья подлецами и убийцами. Что могут спокойно пройтись по улицам, здороваться за руку с людьми, говорить с ними, ходить в гости, сидеть за одним столом, петь и слушать хорошие песни, влюбляться в красивых женщин. А может, все еще наладится? Люди они добрые, они простят..."
Автор: Нурлан Хэм
