Милота
Фонарик из тьмы
В этом посте я хочу вам рассказать об истории, которая произошла со мной, когда мне было 4-5 лет. С того времени прошло уже очень много времени, но я никогда не забуду это. Эта история правдивая. Это была зима. Я поел, умылся, и пошёл спать. Родители тоже ложились спать. Тогда мы жили в однокомнатной квартире, с моей кровати можно было посмотреть на родителей. Глубоко ночью, когда все уже спали, я от чего-то проснулся. Видимо тогда мне что-то приснилось плохое. Я посмотрел в сторону родителей, и чуть не упал с кровати. В мою сторону кто-то светил ослепительным фонариком. Я очень испугался, накрыл себя одеялом, и сквозь одеяло видел этот свет. Он был со стороны, где спал мой папа. У этого существа не было видно тело из-за света фонарика, я только видел силуэт человека. Вскоре я заснул. Когда проснулся, я спросил у мамы и папы, не они светили фонариком? Они сказали нет. Больше таких случаев никогда со мной не происходило. Что это было, до сих пор не знаю. Думаю, что это был сон, но почему я его так подробно помню? Меня и сейчас волнует этот вопрос...
Ночной дожор
Одна из относительно старых работ, маленький концепт к комиксу:)
Подозрительные звуки
Кина Будет в ВК: https://vk.com/kinabudet
Лесник (часть 2)
Извиняюсь за ожидание - на работе задержался, да и при редактировании текста всплыла куча орфографических ошибок. Так шо не серчайте и не бейте.
1 часть - https://pikabu.ru/story/lesnik_chast_1_6583726
Витя только дотронулся до нежно-голубого цветка, названия которого даже не знал, но он ему понравилась, а следовательно Наташка будет вообще в полном восторге, как дёрнулся от резкого и истошного вопля друга. Тот визжал, как никогда раньше. Будто его живьём терзали, разрывая на части.
Обернувшись, парень ошалело раззявил рот. Что за...?
Какая-то непонятная дрянь, выделяющаяся своей чернотой даже в темноте, утаскивала за лодыжку в сторону леса уже хрипящего друга. Нога подвернулась и, мерзко хрустнув, сместилась в сторону. Тварь булькающе прокряхтела, с усилием поднимая тело Санька.
Витя направил луч света на это существо, всё ещё не веря в происходящее. Похожая на человека фигура резко отвернулась, но парень успел увидеть чёрные глаза и большой рот, из которого вместо языка тянулась червеобразная штуковина, обматываясь вокруг шеи Сани и пачкая его футболку слизью. Из плеч лезли длинные тонкие отростки, словно трава из-под земли в ускоренной съёмке.
Дальше он отпрянул, совсем позабыв о том, что сзади оградка. Беспорядочно махая руками, грохнулся, поднимая пыль в воздух. На четвереньках, подвывая от ужаса, понёсся в сторону дома. С размаху ударился плечом в дверь, надеясь выбить её. Но та оказалась вообще не заперта и Витя повторно упал, плечо заныло от боли, но такие мелочи его уже не волновали. Безумно вытаращенные глаза осматривали интерьер дома, ища пути спасения.
* * *
На твари не было никакой одежды. Плоское гладкое тело, без признаков половой принадлежности, обычные руки и ноги. Выделялась только голова, неестественно вытянутая в районе рта и кожа. Нет, не кожа. Существо было словно покрыто...корой. Древесной корой! Свет фонарика в трясущихся руках явственно это показал.
"Но такого же не может быть!"
Больше Саня не успел ничего подумать. Из плеч существа полезли извивающиеся то ли ветки, то ли щупальца и цепко впились в него, разрывая футболку. Испустив дикий вопль, парень попытался оторвать причиняющий боль отросток, но от рывка твари упал и, в ту же секунду, она поволокла его по земле. Раздался хруст. Ногу нестерпимо резануло болью.
Саня страдальчески выпучил глаза, хрипя и протягивая попусту руки, стараясь уцепиться хотя бы за землю. Через несколько секунд его вздёрнули на ноги, как марионетку и он увидел, улепётывающего в дом, Витю. Голос срывался, жуткий кашель разрывал лёгкие, которым и так не хватало кислорода.
Существо что-то пробулькало в ухо, охватывая его шею очередным ветко-щупальцем. Эта дрянь непрестанно шевелилась и дергалась, всё сильнее сжимаясь...а затем более мелкие отростки стали залезать внутрь. Ввинчиваясь, как маленькие буравчики, в его плоть. Отростки вползали в кожу всё глубже и глубже. Лопалась одежда, а с ней и кожа, хлынула кровь из открывшихся ран. Всё тело горело, мука была просто невероятной. Затем первая "ветка" вышла у него из живота, подрагиваясь и словно впитывая кровь всей своей поверхностью. Даже оттенок поменялся с чёрного на красный.
Глядя на щупальце, больше похожее на гигантского дождевого червяка, да ещё и торчащее из него, Саня испустил сумасшедший смешок, перешедший в безумный смех. Тело затряслось, голова свернулась набок, глаза закатились от болевого шока. Кончики пальцев скрючились в предсмертном усилии, в последней попытке освободиться...и боль прошла. С негромким хлюпом лопнули глаза, высвобождая новые, извивающиеся в экстазе, отростки. Тварь удовлетворённо зашипела, втягивая в себя все лишние "ветки" и снова становясь похожей на человека. Если сильно не присматриваться.
А тело Сани пустым мешком свалилось на землю, поливая всё вокруг кровью.
* * *
Зрачки еле сфокусировались, поначалу Витя мало что мог рассмотреть. Только затем вспомнил про фонарь, намертво сжатый в правой руке и который он до сих пор чудом не выпустил. На улице завывал в предсмертных конвульсиях Санёк, всё сливалось в один однотонный бесконечный кошмарный звук и от этого у Вити слабели ноги и он не мог нормально соображать.
Ему нихрена не привиделись те неясные движения в темноте! Он видел ту тварь! Но сейчас знание не особо ему поможет. "Что же делать дальше? Найти сраного лесника, какого хрена он ещё не проснулся! Попытаться забаррикадироваться здесь до утра"
Дерьмо! Входная дверь, он от испуга не закрыл её! Словно в подтверждение мыслей в проёме возникло нечто. Угольно-чёрное тело подёргивалось, словно в предвкушении вкуснейшего десерта.
Витя, проклиная всё, помчался по лестнице. "Жить, жить!" — непрестанно билось в голове. Пулей влетев наверх, он затих, чутко прислушиваясь, к происходящему внизу.
Скорчился у небольшой тумбочки. Свет от фонаря падал прямо на стену, создавая своеобразный театр теней. Его фигура причудливо изменилась, стала больше и выше...Опомнившись, Витя выключил фонарик.
Шуршания внизу тоже прекратились. Будто существо затеяло с ним непонятную игру, кто раньше выдаст своё местоположение. Тихо пятясь назад, он сделал несколько шагов, аккуратно ступая и молясь, чтобы под ним не скрипнул пол.
По крыше что-то простучало, еле-еле, царапая металл. Сверху послышался шорох, постепенно приближающийся. Тварь не одна? Или она вылезла наружу... но зачем, это же глупо?
Больше не раздумывая, Витя нашарил рукой первую дверь. Зайти туда, подпереть её шкафом, постараться закрыть чем-нибудь окна и ждать рассвета. Почему-то он был уверен, что тварь, как вампир или любое другое существо из ужастиков, не любит свет и исчезнет, как-только солнце чуть взойдёт.
Затем бегом до машины и валить отсюда на всех парах. Хрен с девчонками! Своя шкура всегда дороже.
Ручка пошла вниз, затем дверь открылась от лёгкого нажима, лишь чуть скрипнув в конце. Витя проскользнул внутрь, только сейчас вдохнув полной грудью. Огляделся глазами уже немного привыкшими к темноте.
Лучше бы он этого не делал...
В углу комнаты что-то зашуршало и, визгливо рассмеявшись, тут же кинулось на него. Всё происходило невероятно быстро. Витя даже не успел испугаться, как худая фигура врезалась в него и повалила на землю.
— Ыыыы! — прямо в лицо полетели слюни. Завоняло давно немытым телом. Витя почувствовал на щеке шевеление чего-то небольшого и склизкого, но не было возможности смахнуть это.
Парень, не растерявшись, с силой врезал неизвестному фонариком по голове. Потом, не целясь, ещё раз, попал по зубам. Неизвестный взвыл от резкой боли, но тут же вцепился в нос Вите, как бешеная собака. Прокусил его, хрустнув хрящом. Теперь уже закричал парень, совсем не ожидавший такого. Нос обожгло нестерпимым огнём, а рот наполнился тёплой кровью, которая стала заливаться в глотку. Кашляя и сплёвывая, Витя кое-как освободил вторую руку. Врезал в висок. От удара сорвало кожу с костяшек, заныли пальцы, но он, стиснув зубы, беспорядочно замолотил по лицу неизвестного. Фонарик, жалобно пискнув, развалился на части, напоследок разорвав губу незнакомцу. Тот хрипло зарыдал и наконец-то отпустил Витю. Откатившись по полу, нападавший так и остался лежать, заливая всё кровью из изуродованного лица.
Витя, собрав остатки сил, приподнялся. Перед глазами всё мельтешило, губы нервно тряслись, окровавленные руки, всё ещё в горячке боя, сжимались. На пол шлёпнулись несколько...личинок! Как в фильмах, мерзкие белёсые червячки, питающиеся мёртвой гниющей плотью. Откуда они взялись? Из незнакомца?
Издавая животные хрипы и еле сдерживаясь от того, чтобы не заблевать и так весь грязный и кровавый пол, он ощупал свою рану. Взвыл от вспыхнувшей боли. Большая часть носа, казалось, висит на кусочках кожи и только и ждёт оторваться окончательно.
— Падла! — со злобой невнятно прорычал Витя. Сознание то прояснялось, то меркло. Качаясь, он поднялся окончательно. Разглядел своего противника. Им оказался тощий человек, в давно не стиранной одежде. На руках глубокие, ещё толком не зажившие, порезы, от плеч до кистей. Измочаленное от ударов лицо было уже невозможно рассмотреть. Но одного глаза не было, вместо него неровно обожжённая дыра, заляпанная кровью и гноем и в которой что-то шевелилось. Те личинки, сраные личинки на щеке!
Снова заурчал живот. На этот раз он не смог сдержаться, выплёвывая недопереваренные куски шашлыка рядом с завывающим телом.
— Нееет! — продолжал рыдать человек. — Зачем ты пришёл! Никто тебя не звал.
Витя, откашливаясь, вытер рот. Прислушался к непонятным словам неизвестного.
— Хозяин придёт и увидит весь этот погром! Злой, хозяин злой будет! — навзрыд плакал человек, сжавшись в комочек и пуская кровавые сопли. — Я труп, мне лучше сразу отрезать себе пару пальцев на ногах!
— Да погоди, ты! — гнусаво проговорил Витя, перебивая этого сумасшедшего. "Кто он? И где лесник?"
Осмотрелся, стараясь не глядеть на мерзкое лицо человека.
Здесь похоже была спальня. Или не была, а есть. Только сейчас он увидел большую кровать, пару шкафов и тумбочку. И цепь...цепь в углу, с железным кольцом. По размеру как раз на человеческую шею...
Перевёрнутая миска. Коврик. Будто собачий уголок. Только из того угла выскочил сумасшедший.
"Что тут происходит?!"
Мозги не соображали совсем. Но неразборчивое ворчание за дверью тут же заставило его покрыться мурашками. Он совсем оставил без внимания ту тварь!
— Нееет! — безумец, снова скорчившись, принялся биться головой об пол, словно в молитвенном экстазе. — Ты разгневал ЕЁ детишек...
По стеклу что-то постучало. Затем в окне промелькнул силуэт. Затылок Вити закололо. "Панике нельзя поддаваться! — мысленно твердил он сам себе. — Я выберусь!"
Но существо, практически беззвучно ворвавшееся в комнату, сменило все планы.
Нечеловечески быстро передвигаясь, оно скакнуло и приземлилось уже рядом с ним. Фигура напоминала человеческую лишь отчасти. Без одежды и половых признаков. Тело покрыто чуть поскрипыващей кожей, очень похожей на древесную кору. Лицо практически не шевелилось, лишь рот твари широко раззявился, грозя разорвать его пополам. Там внутри копошилось что-то ещё более омерзительное, высвобождаясь кольцами наружу.
Сумасшедший, пуская слюни, заполз в свой угол и накрылся ковриком.
— Не тронь меня! Я хозяйский, я послушный!
Из спины твари вылезло щупальце-ветка, врезав Витю в только немного переставший болеть нос.
Мир завертелся вокруг, перед затуманенными глазами всё поплыло и парень от шока потерял сознание.
* * *
В еле заметных отблесках фонаря и тлеющего костра плясали причудливые тени. Дальше простиралась уже непроглядная темнота. Возможно это из-за высоких раскидистых деревьев - не дают лунному свету пробиться через свои ветви. Вблизи ещё нормально, но метрах в пяти очертания уже еле заметны. Сколько девушка не приглядывалась, так ничего толком рассмотреть не могла.
Беспочвенный страх перед тьмой был самым неприятным для неё. Почти наравне с фобией высоты. С детства твердила себе, что ничего ужасного и смертельного в ночное время нет. Что это обычная генетическая память от наших старых предков. Предрассудки и пугалки для самых маленьких. Но ничего не помогало и по ночам она старательно укрывала ноги одеялом, чтобы не дай бог не высунулся пальчик и страшное безглазое существо не утащило её, полакомиться свежим девичьим мяском. Что давно умершая бабушка не придёт после полуночи и не будет стоять у изголовья, ожидая, когда ты откроешь глаза и дико завопишь, чувствуя, как останавливается сердце. Что снизу завывает и хрипит сосед-алкаш, а не паукообразная тварь с множеством лапок, высовываясь из окна и заползая к ней на балкон. Опутать паутиной и медленно выпивать из неё все жизненные соки, пока она будет всё это чувствовать, но ничего не сможет сделать. Что проснувшись и пойдя на кухню попить воды, она не почувствует сзади чьё-то присутствие и тяжёлое дыхание за спиной, боясь пошевелиться или обернуться. И много других "что..."
Вот и сейчас девушка сожалела, что вылезла наружу из тёплой уютной палатки. С одной стороны подышать чистым и свежим воздухом перед скорым возвращением назад, в город, было не самой плохой затеей, но с другой...Костёр уже практически потух, а идти назад страшно. К тому же Наташе уже минут пять казалось, что за ней следят. От такого побыстрее сбежать в палатку хотелось ещё сильнее.
Причём угроза шла откуда-то сверху. Наташа задрала голову к деревьям. Ветер перебирал ближайшие ветки, еле слышно шумела листва. Вокруг в каком-то нелепом танце наползали друг на друга тени. Обычная ночь, обычная природа. Только почему ей так холодит ноги и подступает безотчётная паника.
Сиди, дыши, расслабься и жди, когда молодой человек принесёт тебе цветочки. "Аленькие, блин...И зачем я завела про них разговор? Всколготила Витю с Сашкой ради розочек. Цветы красивые, спору нет, но не ночью же. Да и Витя с самого утра до сих пор в обиде на того мужика...Точно что-нибудь плохое случится, точно!"
Вжикнула молния и из своей палатки высунулась голова Кати.
— Не спится? — подруга вылезла и, отряхнувшись, направилась к ней. Присела на небольшой раскладной стул рядом, разглядывая тлеющие угольки костра.
— Свой долбанный язык проклинаю, — призналась девушка. — Они же выпили ещё.
— Ты видимо плохо Витьку знаешь. Тому надо значительно больше, чем несколько бутылок пива.
— А мужик? Парни же точно не смогут всё тихо сделать!
— С этим да, небольшая проблемка, — покачала головой Катя. — По этому поводу ничего загадывать нельзя. Но я Сашке напутствие дала напоследок. Чтобы он следил за Витей и не дал ему совершить никаких глупостей.
— Думаешь, получится? — с надеждой посмотрела на неё Наташа.
— Да, — не стала заранее огорчать её Катя. Хотя сама надеялась, что у ребят всё пройдёт гладко. — Зато красивые цветочки с собой увезём. Я сейчас в интернете смотрела, что делать, чтобы они подольше простояли.
— Угу...цветник у того лесника просто замечательный. Не знаю даже как ему удалось. Разные сорта и виды в одном месте, да ещё и почва, совершенно неподходящая. И климат. Это же не теплица, а просто рядом с домом. Чудеса просто!
— Ну, вот ты и отвлеклась, — толкнула её локтём подруга.
Девушка вымученно улыбнулась и краем глаза даже не заметила, а скорее почувствовала движение в темноте. Быстрое и тихое. Просто одна тень юркнула в другую. Это можно было бы списать на сонное состояние и плохую видимость, но почему-то вызвало ещё бОльшее беспокойство. По затылку пробежал холодок, распространяясь на шею, и унесясь по спине вниз.
— Эй, что с тобой, — окликнула Катя, — привидение увидела?
— Шшшш! — шикнула Наташа, встав поближе к подруге. Озноб передёрнул её. — Ты видишь тоже, что и я?
— А что я должна увидеть? — девушка повертела головой по сторонам, силясь понять, про что говорит Наташа. Моргнула, вглядываясь в мрак. — Тебе показалось, это просто тень.
— Ттттам! — та мотнула рукой по направлению к лесу. Катя присмотрелась. Приподняла фонарик, несмотря на сдавленный писк, оцепеневшей от ужаса подруги.
Впереди у одного из деревьев стояло...нечто - сгорбившаяся тёмная фигура, не шевелясь и оттого ещё больше пугая. Свет фонаря не доходил до неё и нельзя было понять, что это. Только если подойти поближе...
"Живое или нет?" — вспыхнул в голове у Кати ужасный вопрос.
— Это..., — она поперхнулась, с ужасом понимая, как громко раздаётся кашель. "Оно сейчас двинулось?" — Теперь вижу, — изумлённо подтвердила девушка, ощущая непонятную слабость в ногах. Все её напусканые понты сразу рассеялись, как утренний туман. Теперь, когда они одни, без парней, а рядом стоит непонятно что..вся крутизна пропала. Остался лишь животный страх.
— Есть кто? — неуверенным заикающимся голосом произнесла Наташа, вспоминая, куда ребята бросали остатки дров. Схватить несколько палок поувесистей и уже будет немного спокойнее.
Фигура пропала. Девушка не успела заметить движения или услышать хоть какой-нибудь звук. Только что та стояла, а потом словно растворилась в темноте. Выпученные от страха глаза Кати говорили сами за себя. Подруга также обалдела от этого и теперь судорожно водила фонарём по сторонам, пугаясь любого куста и шороха.
— Где оно?! — истерично кричала она. — Куда оно делось?
— Я не знаю! — панике поддалась и Наташа, пятясь к палатке. Хотелось вздрогнуть и проснуться, потирая глаза и чувствуя колотящееся сердце. Но с облегчением - ведь это всего лишь сон. Но увы - всё вокруг было реальным. И из страшной ситуации, в которую они попали, нужно было выпутываться самим.
Сбоку раздался хриплый смешок из темноты. Тихий, но такой пугающий.
— Я предупреждаааал, — растягивая слова, произнесла неясная фигура, возникая справа. Рядом с палатками!— Я дааааал вам шанс.
Девушки синхронно завизжали и ринулись к оставшимся дровам. Но там их ждало разочарование — только тонкие ветки, не годящиеся в качестве оружия.
— Извините нас! — захныкала Катя, увидев подошедшего поближе мужчину. Такое лицо сложно забыть, особенно если видела его утром.
Лесник нахмурился, разглядывая подруг с брезгливым выражением лица. Уродливый шрам скосил губу вниз, делая мужчину похожим на плод ночных кошмаров.
— Извинить? Да ты знаешь, сраная сучка, как долго я их выращиваю! Как ухаживаю! Как сложно это сделать, находясь в глуши! — С каждым предложением он всё сильнее ярился, всё больше краснея и разевая рот, брызжа слюной. Уголок рта надорвался и по подбородку еле-еле заструилась кровь.
Резкая вспышка злости так же быстро прекратилась. Он вытер тыльной стороной ладони бороду. Внимательно рассмотрел красные пятна оставшиеся на пальцах. Выдохнул.
— Ладно...
И бросился вперёд, несмотря на возраст, поспешно преодолевая расстояние между ними. Только что стоял в нескольких метрах и уже буквально рядом. Его крепкая рука вцепилась в плечо Наташи. В расширенных от кипевшего адреналина глазах лопнули несколько капилляров.
От боли девушка пронзительно закричала, но сумела ногой врезать ему в промежность. Мужчина скрючился, с усилием втягивая воздух, и обхватив место удара. Получил размашистый пинок по рёбрам от подоспевшей Кати. Та неистово лягалась, пытаясь нанести как можно больше травм леснику.
— Ах ты, дрянь! — Расхохотавшись окровавленным ртом, он в один момент перехватил её ногу и с лёгкостью отбросил девушку в сторону. Быстро распрямившись, парой крепких ударов в живот утихомирил Катю, которая хрипло пытаясь вдохнуть хоть немного воздуха, привалилась к дереву.
— Теперь ты, — произнёс лесник, не забыв про застывшую в ужасе Наташу. Та сбросила оцепенение и попыталась добежать до палатки. Мужчина, сплюнув кровавую слюну в сторону, схватил, поворачивающуюся в попытке бегства, девушку за длинные волосы, наматывая их на кулак. Притянув к себе, развернул её и тут же с размаху двинул лбом по лицу. Затем ещё раз. И ещё.
Брызнула кровь. Ошеломлённая девушка рухнула на землю, обмякшее тело завалилось назад, ударившись затылком об твёрдую почву.
Катя осталась одна, с обречённостью переводя взгляд с мужчины на свою подругу. В животе словно взорвалась бомба, девушке казалось, что сломаны пара рёбер, так сложно было сделать каждый вдох.
— А ты крепкая, — уважительно пробормотал лесник, с интересом на неё поглядывая. — Давай, вставай.
— Не надо..., — прошептала девушка, но всё-таки поднялась на ноги. — Мы...заплатим...
— Конечно заплатите, — утвердительно покивал головой мужчина. Достал из-за пояса чехол.
"Нож...— лениво подумала Катя. Травмы не давали сосредоточиться. Любое движение отдавалось волнами боли, сокрушавшими каждую клеточку тела.— У него есть нож..."
— Посмотри на меня, — прошептал он. — Да..., — взгляд пронизывал девушку насквозь. Руки лесника чуть потрясывались. — Давно я не делал всё сам...
Погрузив клинок Кате в живот, он несколькими резкими движениями вспорол его. Наружу полезли первые мотки кишок, ещё больше увеличивая разрез.
— Беги, — просто сказал мужчина, чуть толкая её указательным пальцем в грудь. Видя непонимание на лице девушки, страшно закричал. — Добежишь до палатки и я пощажу вас! Живее!
Первый шаг дался легко, как и второй. Руки плохо слушались и не могли удержать все вываливающиеся внутренности. Боли уже не было, только сильно холодило ноги. Катя спотыкалась, пытаясь скорее успеть, пока ещё есть силы, упираясь ладонями в кишки.
"Осталось чуть-чуть..." — умирающим сознанием думала она. Под ноги упали склизкие длинные и ещё подёргивающиеся петли. Мутнеющими глазами Катя начала сгребать всё это в руки, но колени подогнулись. Несколько томительных мгновений и она плашмя упала, суча и загребая в последних порывах землю руками. Хрипло вздохнула и глаза Кати потускнели, слепо уставившись в сторону.
— Хорошего понемногу, — мужчина довольно обвёл взглядом полянку, теперь больше похожую на бойню. Везде кровь и её резкий терпкий запах будоражил его. — Можете забирать её.
В тенях деревьев зашевелились два силуэта, бормоча что-то нечленораздельное. Их беспорядочные быстрые перемещения заставили мужчину нервно сглотнуть. Насколько же они неуловимо шустрые для глаз...
— Вторую нельзя! — сразу сказал лесник требовательным тоном. Нельзя ни в коем случае показывать им свой страх. — Она нужна живой. Пока что...
* * *
Витя закашлялся, медленно приходя в сознание. Так хреново ему давно не было. Ощущения словно с трёхдневного запоя. Очень сильно хотелось воды. Ледяной. Попить и умыться, смыть с себя всю усталость, грязь и пот. Он попытался шевельнуть рукой, но это простое действие у него не получилось. Запаниковав, Витя задёргался, тщетно пытаясь подняться. Обессиленно выдохнул и наконец открыл глаза, чувствуя что-то неладное. Что он уже как-будто стоит. Опустил взгляд вниз и тут же подбородок уткнулся...в землю!
"Я что - закопан?!"
Громко заорал, привлекая внимание. Точнее попытался это сделать. Из горла донеслись только хрипящие звуки, не вяжущиеся с его звучным голосом. Ужасная догадка обожгла голову. Неверяще всхлипывая, парень попробовал ощупать языком зубы, но он не чувствовал языка. Совсем. Только тупую ноющую боль в глотке.
Беззвучно вопя, из оставшихся сил снова пошевелил телом. "Нет, ничего не получается! Да, что это такое?!"
— О, ты очнулся! — кто-то присел рядом на корточки. Это был лесник.
Витя замычал, пуча глаза. "Тварь, освободи меня!"
— Извини, не слышу, — усмехнулся мужчина. — Твой язык был слишком грязным, я избавил тебя от его пагубного воздействия. — Подмигнул Вите. — Он тебе всё-равно уже не понадобится.
Из глаз парня потекли слёзы, как бы он не пытался сдержать себя. Витя всё никак не мог поверить в происходящее. Но жалкий обрубок языка возвращал его в настоящее, вспыхивая всё усиливающейся болью.
— Ну-ну, не огорчайся, — лесник сменил мягкий тон на серьёзный. — Я мог бы и нос тебе отчекрыжить, но не стал этого делать. Цени! — Смахнул парню слёзы. Тот замотал головой, но увернуться было сложно. — Больно? Попозже сделаю тебе укольчик - полегчает. Ты хоть узнал, куда попал? Покрути головой, давай.
Но Витя уже всё понял. Хоть нос и был тоже изуродован, но запах цветов всё равно проникал в ноздри, щекоча их. Рядом валялся предмет, на который он не так давно наступил, спутав с пластиковой коробкой. Кусок нижней челюсти лежал прямо рядом. И торчащий невысоко из-под земли непонятный штырь. "Кости?"
— Это позвоночник, — мужчина заметил устремлённый взгляд. — Я давно выяснил опытным путём, что человеческое тело, накаченное нужными препаратами и витаминами очень хорошо удобряет почву. Постепенно разлагаясь. Именно постепенно! — назидательно поднял палец лесник. — Если быстро, то эффект не такой. Объект должен жить, а его тело населяться червями и другими обитателями почвы. Сгнивают ноги, руки, но ты будешь жить. Пока что мой рекорд - два месяца. Сам удивляюсь, как та девчонка так долго протянула. То что на земле, это по сути её остатки. Ну и в земле кости, хотя они тоже недолго там пробудут. Вы прямо как дар с небес! — мужчина весело рассмеялся. — Что-то я заболтался. Люблю общаться, жизнь в глуши немного сводит с ума. Я надеюсь, мы с тобой поговорим на многие интересные темы. Думаю, ты будешь отличным собеседником, а то старый, с которым ты уже познакомился, надоел. Похоже повредился рассудком, к сожалению... А теперь извини - надо доделать ещё одно важное дельце, а затем я вернусь. Нужно ведь поправить весь ущерб, причинённый моему саду. — Он неодобрительно осмотрелся. — Много цветов вы с другом подавили ночью. Но ничего, бывало и хуже.
Лесник потрепал резевающего рот Витю по макушке и, поднявшись, быстрым шагом направился к дому.
Витя обвёл безумным взглядом цветы возвышающиеся вокруг. Безумно чесалась спина, но он ничего не мог поделать. Только скрипеть зубами.
Одуряющий запах растений уже не привлекал своим ароматом. Скорее всё больше становился неприятным. Так бывает, когда в маршрутку заходит девушка, словно вылившая на себя флакон ядрёных духов. Поначалу тебе нравится, но спустя некоторое время ты мечтаешь зарыться носом в воняющую пОтом одежду.
А ему придётся вдыхать этот запах очень, очень долго.
Из горла вырвался нечеловеческий полухрип-полувсхлип. Но никто не услышал...
* * *
Девушка пришла в себя, от сунутого нашатыря под нос, с трудом осознавая, что она всё ещё жива. Все произошедшие ранее события казались чем-то нереальным, ненастоящим...но длилось это воодушевление всего-лишь пару секунд.
Вокруг темнота, где-то неподалёку раздаются булькающие звуки и тихие сопения. Перед глазами всё качается и плывёт. С разбитого лба сочится кровь, растекаясь по расплющенному носу и щекам. "Значит прошло не так много времени" — без паники констатировал мозг. — "Где я и где друзья?"
Чиркнула спичка и перед ней оказался...лесник, держащий, начавшую светить, лампу. Он повесил её на специальный крючок.
В темноте что-то громко заворчало. Будто бурчит голодный желудок. Огромный желудок.
— Я убавил яркость, не переживай, — произнёс мужчина, вглядываясь во мрак. Затем перевёл хмурые глаза на Наташу. — Связалась ты с плохой компанией, печально, печально...
— Где остальные ребята? — глухо произнесла она, чувствуя руками и ногами, что крепко связана.
— Точно хочешь узнать? — лесник устало потёр лоб. — Старею...раньше бы не запыхался, а теперь даже по сраной лестнице в подвал спускаюсь и коленки похрустывают...Отвечу на твой немой вопрос - кто-то умер, кто-то жив. Возможно попозже выведу тебя, покажу одного дружка, — тихий недобрый смешок скривил его рот.
— Зачем вы это делаете? — шепеляво сорвался с разбитых губ ещё один вопрос, который она не хотела задавать.
— А почему бы и нет, — тут же, не задумываясь, сказал лесник. — Азарт, интерес, возможность лишить жизни такое глупое быдло, типа твоих ребят. Выбирай, что хочешь.
Наташа открыла рот, но мужчина перебил её.
— Не волнуйся, тебе досталась самая завидная роль. Будущей матери, — он улыбнулся. — Смотрела "Чужих"? Конечно, смотрела, чего я спрашиваю...
Лесник засунул руки в карманы, привалившись к стене.
— С тобой будет тоже самое - рождение чего-то нового, для тебя, возможно, уродливого, да и для меня тоже, что уж скрывать...через твою смерть. Довольно мучительную, как я успел заметить. Я мог бы тебе ничего не рассказывать, но давно привык говорить, что ожидает человека, что ему предстоит вынести... Назовём это профессиональной привычкой.
В тёмном углу захрустели доски, бормотание стало громче. Девушка уже была готова обделаться от всепоглощающего ужаса, всё тело колотило, как при лихорадке.
— Я раздобыл неплохой экземпляр год назад. Интереснейшее существо на грани смерти. Помог ему...то есть ей, — тут же поправил сам себя лесник. И как оказалось правильно сделал. Она мне поможет решить парочку...назовём их проблемами...Ну пока что всё, будем сейчас знакомиться...Леночка выходи, не стесняйся! — прикрикнул он в темноту. — Здесь все свои.
Булькающие звуки прекратились. На свет лампы выползло кошмарное существо, от вида которого Наташа неистово задёргалась в приступе паники. Рассудок, так долго помогавший ей не сойти с ума, дал сбой.
Верхняя часть твари действительно напоминала человека. Ужасно сильно обгоревшего, до сих пор покрытого язвами и похоже незаживающими струпьями. Глаз не было...точнее в людском понимании. Вместо них из глазниц торчали небольшие отростки, как у улиток. Нижней части тела тоже не было. Там тянулась, заканчиваясь во мраке подвала, какая-то корневая система, с основным "стержнем", погружённым в землю.
— Красотка, правда? — он с нежностью посмотрел на существо. — Ей тяжело говорить, горло тоже было повреждено, но бывает мы общаемся. Строим планы на будущее.
"Леночка" попыталась улыбнуться. Кошмарный беззубый рот опустился вниз слишком сильно и Наташа различила там копошившийся то ли язык, то ли склизкого червя.
Телефон завибрировал в наступившей тишине. Мужчина достал его из кармана и впился взглядом в экран.
— Вы пока знакомьтесь, обустраивайтесь, — он отлип от стены, делая шаг по направлению к лестнице. Остановился и хлопнул себя по голове. — Где мои манеры...Забыл представиться сам, — мужчина протянул Наташе руку и пожал пустоту. — Олег Петрович.
Ефим Гамаюнов. Пока тихо...
Северов остановился перед пленным. Тот сидел на земле, левая скула краснела свежей ссадиной. Высокий, худой, какой-то даже по-женски стройный. Лицо бледное, но взгляд держит, спокоен.
– Что же ты, гнида белопузая, за собой бегать заставляешь? – негромко спросил Северов.
Белогвардеец промолчал, лишь глаза сузились и скулы заиграли. Задело, гордый.
– К стенке его, а лучше штыком в пузо, – пробурчал Грицко, большой, заросший волосами боец. – Пулю на такого жалко. Полдня гонялись за эдакой сволочью.
– А вот это нельзя, Ваня, – Северов погладил заросший щетиной подбородок: черт, даже побриться некогда. – Коли виноват перед народом, пусть его народ и судит. В этом и смысл, чтобы народ сам все решал, понимаешь?
– Вот я бы и порешил, – хмыкнул Грицко. – Сам бы и за всех!
Стоящие чуть поодаль красноармейцы заулыбались.
Савелий Северов много повидал: не первый месяц в строю РККА. Он и рад бы согласиться с Грицко, потому как правильно говорит, да приказ. Пленный у них, видать, тоже из «битых»: даже не дернулся. Хотя время военное, законы тоже: если враг, то и к стенке поставить – раз плюнуть.
На еще совсем летнем небе ни облачка, но в пьянящем духе разнотравья уже чувствовалась осенняя гнилостная сладость. Солнце, наливаясь краснотой, клонилось к закату, из недалекого леса выползал сизоватый, стелющийся по земле туман. Деревья шумели, на краю хутора лаяла собака. Странно, хутор брошен, а псина осталась.
– По коням, – скомандовал Северов. – Поворачиваем обратно.
– Командир, может, заночуем? Темнота скоро, а ехать ой долга, – предложил длинноусый татарин Бараев.
– А-атставить разговоры. Тихой, Бараев, беляка на свободную кобылу, лично отвечаете за него. Лично!
Уже выезжая с хутора, комиссар понял, что так не нравилось в этом брошенном поселении – дорога. Вовсе не казалась она запущенной, словно бы всего пару дней назад проехало несколько телег: в пыли остался петляющий след деревянных ободов. А сам хуторок-то: зарос сорной травой выше крыш, колодцы обвалились, журавели от них накренились или попадали вовсе. От пары домов остались только черные горелые головешки. Погибший хутор, нежилой.
Чей же обоз тогда ходил по дороге? Какие такие люди, наши али нет?
– Командир, – к Северову подскакал на гнедом мерине Афонька Рыжий. – Может, обратно другим путем двинем?
– С чего бы? Рассказывай, – приказал Савелий. Рыжий родился в этих местах, совсем недалеко от Нижнего, в таком же вот маленьком поселке. Чутье у парня отменное: стоило прислушаться.
– Думается мне так: мы же, когда речку переходили, почитай, с дюжину с лишним верст берегом дали. Получается, если обратно вдоль дороги пройти, попадется проселка к реке, тогда срежем, брод-то найдется обязательно. – Рыжий с трудом сдерживал под собой коня: гнедой танцевал, несмотря на малую передышку, готовый снова скакать в полную силу.
Что конь, что человек – подобрались будто специально: сильные, ловкие, быстрые. Рыжие, что еще сказать? С такими революцию сделали, с такими, верно, только победить можно.
«Далеко пришлось гнаться за контриком этим, далеко. А возвращаться никак не меньше… вдоль, говоришь? А что, заодно и разведаем, кого тут носит, совсем недалече от передового обоза РККА», – решил Северов.
– Давай-ка вперед, посмотри, что и как, но так, чтобы без шума.
– Понял, командир, без шума!
Рыжий умчался, что пыль столбом по дороге.
Невеликая дружина Северова растянулась следом: впереди Грицко, за ним седоволосый Федор Тихой, за Федором на привязи скакала кобылка с пленным поручиком. Бараев, с лежащей поперек седла винтовкой, двигался за белогвардейцем, выказывая тем свое намерение: более не гоняться, а просто стрельнуть беляка, едва подвернется такая возможность. Последним двигался Северов.
Командира мучила мысль: чего же он упустил на хуторе, чего недоглядел?
Краем леса проехали пару верст, война хоть и прошла рядом, словно не заходила сюда: ни кострищ, ни мусора, трава да деревья. Только тихо как-то. Топот лошадей и невнятный разговор едущих впереди бойцов.
Северов прислушался: не то чтобы очень интересно, о чем говорят… Но если командир не знает, чем дышат его бойцы, то плохой он командир, никудышный. Федор Тихой рассказывал, какая на донской земле рыбалка да какой виноград у его брата. Ренат соглашался, что виноград, может, и хороший, а рыбалка в Волге у Казани лучше. Нормальный разговор о жизни – война надоела.
– Мы ловили, пока унести могли рыбу. Куда ее больше?
– Не пробовал ты нашего леща копченого, – вздыхал Тихой. – Победим белых, поедем к брату, сам узнаешь, тогда и спорить будешь.
– Ай, поеду, если позовешь…
У Тихого брат только и остался: своего дома нету, ни жены, ни детей. Дожил до седины, а вот, не сложилось. Федору очень подходила его фамилия – был он тихий, слегка даже забитый. Но за красное дело стоял твердо.
А есть ли кто у Бараева, комиссар толком и не знал.
Дорога, допетляв до выпирающего в степь лесного угла, повернула и устремилась направо. По ходу белела березами роща, за рощей лес начинался опять густой и зеленый до черноты.
Северов подъехал к остановившемуся Грицко. Иван почесал косматую бороду и указал на выложенную в колее камнями стрелку.
– Рыжий замудрил, – поделился догадкой боец. – Морда мордовская.
– Ну, а чего встал тогда? – спросил Савелий. – Если ясно?
– Вон, командир, посмотри.
Северов обратил внимание – рядом со стрелкой в дорожной пыли вырисовывался отпечаток будто бы ноги. Только таких следов быть не могло – как два человеческих, что в ширину, что в длину. Комиссар огляделся – других следов не наблюдалось.
– Шутит Афонька, – сказал Савелий. – Первый раз, что ли? Грицко, замыкаешь, я теперь первым. Н-но, пошла!
Солнце нырнуло в синюю полоску туч у самого края земли за далекими грязно-желтыми холмами. Оно побагровело ликом и окрасило весь горизонт революционно-алым. Вечерело, воздух к ночи остывал до того споро, что ветерок, вроде и не сильный, выстужал чуть не до исподнего.
Пленный белогвардеец ехал молча, форменный китель был порван: погоны сдирали, особо не церемонясь. Одернуться или запахнуться плотнее поручику мешали руки, стянутые за спиной форменным ремнем. Северов зябко передернул плечами: хорошо хоть на самом добротная кожанка, настоящая.
Лес неторопливо обступал с обеих сторон, угрожающе темнел в глубине, наливаясь сумеречным мраком. Тишь по-прежнему стояла смертельная.
Едва торный путь в очередной раз вынырнул из-под сосновых лап, Северов мигом осадил лошадь, дал знак красноармейцам – стой! Впереди, на вечернем небе, высилась огромной, чуть накренившейся башней ветряная мельница, вовсе неожиданная в таком месте. А на дороге, шагах в двадцати от края леса, чернела туша лошади.
Комиссар спешился, кинул поводья подоспевшему Бараеву:
– Грицко, за мной. Остальным ждать!
Иван грузно спрыгнул, дернул скобку винтовочного затвора и кивнул – понял. Северов достал из кобуры наган и осторожно двинулся вдоль наезженной колеи. Добрались до конячьей туши, подняли целую тучу оводов.
– Рыжего кобыла, точно, – Грицко сплюнул. – А пузо-то разодрано… словно косой! Недавно совсем, кровь только свернулась.
– Да вижу, – отозвался Северов. – Где сам Рыжий, вот вопрос.
Прошел еще немного по дороге – никаких следов. Присмотрелся к рубленой дуре мельницы – безмолвие, как на кладбище. Если засада, то знают, что они тут, иначе хоть кто-то шевельнулся или кашлянул. А Савелий бы услышал, себя он знает.
Тут за спиной вдарил выстрел, до того неожиданный в этой маревной тиши, что Савелий на миг присел, потерялся, но быстро опомнился и поспешил вернуться обратно. Грицко сопел рядом.
– Кто стрелял? – едва достигнув опушки, спросил Северов.
– В лесу стреляли, – Бараев качнул стволом. – Оттудова.
Лошадь всхрапнула, и на землю повалилось кулем тяжелое тело. Тихой! Бросились к нему, подняли – хрипит Федор, вся грудь мокрая от крови.
– Отходим назад, – только крикнул Северов, как понял: туда, на дорогу посреди деревьев, никак нельзя. Ровно подтолкнул кто-то: не смей! – Отставить!
Зашумело в чаще, заскрипело, упало на уже невидимый в сумерках путь дерево.
– К мельнице! – отдал новый приказ Северов. – Быстро! Бараев, раненого забирай!
Сам подхватил выскользнувшие из руки Тихого вожжи кобылки с пленным.
– Даже думать не моги убечь от меня, морда белая, – зло выплюнул Северов. – Догоню – убью! Грицко, последним, следи, чтобы беляк с коня не упал!
Вскочил в седло и хлопнул конягу по крупу:
– Пошла, родимая!
Застучали лошадиные копыта – чаще-чаще! Понесся в лицо холодный воздух. Едущие впереди Бараев с Тихим внезапно повалились вместе с лошадкой, та закричала жалобно, почти по-человечьи. В туче пыли и предночной мгле ни черта видно не было.
– Живы? – крикнул Савелий и услыхал в ответ:
– Живы.
– Грицко, помогай!
Остановились, закинули Тихого, словно куль, к Северову на седло, Грицко усадил Бараева позади себя.
Мельница нависла как-то разом: вдруг заслонила собой полнеба, совсем темного, с яркими набухшими ягодами звезд. Скрипели на ветру рассохшиеся ветряные крылья, свистели в трещинах меж бревен холодные ветерки. И – боле ни звука, словно вся степь повымерла. Оказавшийся первым у двери, спрыгнувший на ходу Бараев рывком распахнул незапертую створку, отпрянул в сторону…
Засады никакой не было. Только темнота и тишина. Да запах слежалой и отсыревшей муки – затхлостью и пылью веяло изнутри старой мельницы.
– Внутрь! Бараев, огня живее. Грицко, сгоняй вокруг, ищи вход для телег, должон быть, заводи коней! Да держите этого поручика, чтоб он сдох, у меня к нему вопрос попозже будет!
Раздал приказы, спрыгнул с лошадки, взвел курок у нагана и, пригибаясь, пробежал две сотни шагов обратно, к главной дороге, от которой к мельнице вел поросший травою проселок.
Замер, по-волчьи прислушиваясь, принюхиваясь. Такое не выучишь в городе, такое только у деревенских есть – чутье. Природа знает, кому помогать, а кому нет. Савелий сколько себя помнил, завсегда в лесу время проводил, выдайся такая возможность. Подрастал – реже и реже получалось: работа брала жизнь на себя.
Лошадь Федора тихо ржала, жалуясь.
Тихо, тихо, коняга, свои. Вот ведь напасть – обе ноги передние поломаны! В темноте влететь в сурочью нору или на пень нарваться можно, конечно, но разом обе? Да и темнота не такая, чтобы прям глаз коли!
– Тихо, тихо, родная. Все хорошо, все хорошо будет.
Приложил к большой теплой голове револьвер и нажал на курок. Звонко стукнуло в уши.
Прости, товарищ боевой.
Чу! Нечто пронеслось вдоль леса, невидимое в сумерках, но от того не менее стремительное и опасное. Подняло комиссару на загривке щетину, будто у дикого зверя. Все-таки засада? Но почему проворонили их тогда, ведь шли – не таились? Кто же стрелял в лесу? Афонька? Отчего тогда не подал знака раньше? И где он сам? Одни вопросы!
Тихо пищали комары, да в густом ковыльем сухостое вдоль торного пути свистел, перебирая тонкие стебли, ветер. Савелий поднялся, постоял немного, послушал – ничего. Повернул к мельнице и вновь ощутил, почти услышал быстрые тяжелые шаги, далеко, у леса. Сердце екнуло, по плечам прошла студеная судорога. Вот ведь напасть!
У самой рубленой стены окликнули:
– Стой, кто идет?
– Я это, Иван.
– Ты стрелял, командир? – Грицко вынырнул откуда-то из мрака. Огромный человечище, а ходит бесшумно, словно кошка.
Вместо ответа Северов сказал:
– Давай-ка внутрь, все одно тут темень, ни дыры не видно. Будем разбираться, что делать дальше.
В нутре мельницы тлел огонек, освещая тревожные напряженные лица Бараева и поручика. Белый тонкоусый лик поручика был спокоен, только блестели глаза под нахмуренными бровями. В невидимом из-за мрака углу тревожно фыркали кони.
– Что с Федором? – спросил Савелий, присаживаясь к огню.
– Помер Тихой, – откликнулся Бараев, нервно теребя усы. – Юшкой истек и помер совсем.
– Командир, там это, глянь, – пробасил Грицко.
– Погодите, бойцы, сейчас разберемся. – Северов пристально посмотрел на пленного. – Кто в лесу?
Поручик помолчал немного, ответил. Голос у него чуть подрагивал:
– Не знаю.
– А кто Федора убил, тоже не знаешь? – повысил голос Савелий. – И кто Афоньку в лесу подстрелил, тоже? Красные, может?
– Не знаю, – повторил пленный.
– Я тебя, гада, по законам реввоенсовета, без суда и следствия, шлепнуть могу. Здесь прямо, сейчас, понимаешь меня, поручик шавьего полка? Я двоих потерял за тебя, и ты говоришь, что не знаешь ничего?
Последние слова Северов уже кричал, зло, громко.
– Вы можете меня убить. Только того, чего я не знаю, я ответить не смогу.
Северов скрипнул зубами. Ах, кабы не приказ комдива, прямо сейчас и стрельнул бы!
– Сиди, думай, кто там из твоих дружков. Кто и сколько. Я спрошу еще раз, да больше не буду. Чего там, Иван?
Тот поднялся, запалил от костерка лучину, кивнул – отойдем. Савелий последовал за бойцом. Обогнули короб жерновов, прошли мимо испуганно всхрапывающих лошадей и остановились у поломанных ларей.
– Вот, Савелий Артемович.
Весь пол усеивали кости: большие и маленькие, целые и поломанные. Торчали ребра, белели крупные, иссушенные позвонки, темнели глазницами черепа.
– Мать честная, – ахнул Северов, разом покрывшись крупными холодными каплями.
– Тут это, только старые…
– А что, и новые…
– Были, за ворота выкинул, дюже лошади боялись запаха.
– Это же… человеческие?
– Угу.
Северов вдруг почувствовал, как земля уходит из-под ног. Ему казалось раньше, что, пройдя огонь и дым революции, пожив на полях войны, он видел все да привык ко всему. Расстрелянные, повешенные, раненые и убитые в боях. Сотни смертей. А получалось – не ко всему привыкнуть можно.
– Ты чего, командир?
– Умаялся, видно, – буркнул Северов. – Сколько тут, как думаешь?
– Двадцать, может, тридцать. Может, и полста, – ответил Грицко и сквозь зубы выругался. – Боязно считать. Там, за мельницей, чуть в сторону, еще один хуторок вымерший…
– Командир! – позвали от костерка.
Северов еще раз посмотрел на кучи человеческих костей, вздрогнул и махнул: пошли.
У огня их ожидал вскочивший Бараев. Лицо татарина испуганное, глаза круглые от страха.
– Ходит тама кто-то, у двери, послушай.
Все замерли. Скрип рассохшейся постройки, свист ветра сквозь щели. И где-то наверху, в темноте, каркнула разбуженная голосами ворона.
– Тихо. Померещилось тебе, Ренат.
Красноармеец мотнул головой:
– Да нет, командир. Точно тебе говорю, кто-то ходил. Так: топ-топ-топ, и обратно тоже топ-топ-топ.
Северову вспомнились шаги у леса, гулкие, неторопливые, но быстрые. Зверь какой? Нет, ни один так не ходит, даже медведь. Люди это, а если и не белые, то местные разбойные. Которые «ни за тех, ни за этих», зеленые.
– Наверху окно должно быть, – кашлянув, пробасил Грицко. – Полезу, посмотрю: мож, чего и увижу.
Он пропал в темноте, шумно полез куда-то, старые жердины трещали под ним. Ничего не боится Иван: другой бы ни в жизнь не полез, а этому все нипочем.
– Я вот думаю, ну попади Рыжий в засаду, успел бы он из ружья стрельнуть, чтобы мы услышали?
– Обязательно успел бы, – ответил Бараев. – Афонька бы точно успел. Да разве такой попался бы, ловкий больно был.
– Но, видать, попался, – Савелий подкинул веточку в огонь. – Выходит, точно местные шалят. Кто, кроме них, всю округу тут знает?
– А может, командир, это он в лесу стрелял?
Северов подумал. «А что, может, и правда, тогда Рыжий давал знак? Но как он в Тихого-то сумел попасть?». Снова вопросы без ответов.
Над головой гулко бухнул выстрел, и в тот же миг затрещали подгнившие доски, и, проломив ветхие половицы, с верхнего пояруса на землю рухнул Грицко. Следом упала винтовка.
Грицко взвыл по-медвежьи и разразился бранью.
Кинулись к нему, позабыв и про пленного, и про разговоры.
– В кого стрелял? Что случилось?
– Рука, – скрежетал зубами Иван. – Руку поломал, с-с-с-ааа!
– К огню, ну-ка! Поднимай его! Давай, цепляйся!
– А-а-а-а, рука, мать родимая!!! Здоровая лярва там…
Дверь сотряс сильный удар. Замерли, кто как стоял, боясь вздохнуть-выдохнуть. Поверху орали вороны.
Топ-топ-топ-топ-топ.
Северов, стараясь не шуметь, прокрался к костру, достал оттуда крупную головню и указал Бараеву стволом нагана – отворяй! Боязливо припадая на ноги, татарин приблизился к подпорке, поднял сапог и оглянулся на командира.
«Давай!».
Подпорка полетела прочь, Бараев дернул дверь на себя, а Северов, выстрелив в темноту, выскочил и, размахнувшись, швырнул головню в ночь. Густой мрак отозвался ворчанием и глухой неразборчивой речью. Бур-бур-бур, ровно и не человек говорил. Савелий выстрелил в сторону, где слышал бухтение, различил шаги, выстрелил вновь.
Среагировать не успел, как из темноты прилетело нечто и сшибло с ног. Савелий заорал, попытался скинуть с себя липкое холодное тело. Почувствовал, как в плечи вцепились руки и потащили-потащили его внутрь мельницы вместе с облепившим. Замелькал огонь, захлопнулась дверь, закричали, заматерились.
Наконец Северов понял, что свободен от ноши, насколько мог споро поднялся и взглянул на напугавшее.
На него безглазым лицом уставился Афонька Рыжий. Вернее, Афоньки было только половина – до пояса. Ниже блестели сырым обрывки плоти и тонкие веревки требухи. В ноздри ударил сладковатый запах крови, во рту разлился медный привкус. Северова повело, сознание провалилось куда-то вбок, он попытался выпрямиться, и его вырвало.
– Чщщорт, вынеси его куда-нибудь, – откашлявшись, прохрипел Савелий.
Топ-топ-топ-топ-топ.
Он отпрянул от двери, и вовремя: снова в полотно ударило, что-то сочно упало вниз.
Савелий отодвинулся к людям. Все замерли, уставившись на дверной створ, прикрытый такой ненадежной, тонкой дверью.
– Кто эта, командир? – прошептал Бараев. – Разве эта люди? Кто такое может?
Грицко шипел и баюкал поломанную руку. Странно и страшновато было видеть его, большого и сильного, таким беспомощным.
– Оно большое, выше человека, – простонал он. – Я стрельнул, порадовался еще: вроде попал…
– Больше человека, говоришь? А не брешешь, Грицко, быть такого не может, – скривился Северов. – Темно там, привиделось.
– Не брешу, командир, ей-богу.
– Нету бога, Ваня, а значит, и божишься ты зря.
– Ну хочешь, Лениным поклянусь?
Северов лихорадочно думал. Голова отказывалась понимать происходящее. Большое, рвущее на части? Нет такого в революционной стране, нету такого! И быть не может!
– Кто там? – Савелий обернулся, рывком притянул к себе поручика. – Скажешь, что не знаешь, не поверю! Зачем бежал в эти края, почему сюда? Кто там? Зеленые? Или ваши, белячьи, такое творят? Говори, сука, быстро!
Пленный потерял равновесие, навалился на Северова, тот оттолкнул обратно. От души размахнувшись, врезал рукоятью по голове – не сильно, не калеча, а чтобы больно было. Направил наган.
– Вы все равно мне не поверите, – негромко сказал белогвардеец. – Хотя и сами знаете про того, кто…
– Конечно, знаю! Белые али зеленые только, не пойму? И чего надо им – тоже!
– Нет, – покачал разбитой головой поручик, – Не человек, он такое сделать не может.
Он указал связанными руками на останки Рыжего.
– Врешь, контра, вре-ошь!
– Один из ваших пропал в лесу, пуля случайная, да случайно убила еще одного, третий покалечился, погибла лошадь… и это всего за один вечер, за час-два…
– Заткнись, поручик. К чему твои слова?
Ответить белогвардейцу не удалось. Резко затрещали, ломаясь, доски, полопались связывающие их поперечины. Дико заржали лошади.
Северов отвел наган от беляка и выстрелил в темноту, где в стойлах у тележных ворот стояли кони. Бараев вскинул винтовку и тоже выстрелил. А потом лихорадочно пытался передернуть затвор, но руки тряслись так сильно, что никак не получалось. Животные кричали, совсем как люди.
– Вперед! – заорал Северов и побежал к стойлу.
– Ай, вы, кутляки! – тонко, по-бабьи воскликнул Бараев и рванул следом. – Шишиб! За Рыжий!
У ворот творилось безумие, лошади хрипели и бились в судорогах. В отблесках далекого костра Северов видел только блестящие глаза, зубы, слышал тяжелый конский пот с вязким медным привкусом крови. Сквозь выломанные ворота проблескивали огоньки-точки звезд.
А еще что-то большое стремительно двигалось против его хода, обходя жернова с другой стороны. Доски и кости хрустели под тяжелыми шагами.
– Ста-а-аяяять! – крикнул Савелий и выпустил оставшиеся пули.
Заорал оставленный один Иван, эхом крик подхватил Бараев, оказавшийся почему-то далеко позади, у края освещенной части комнаты. Грицко вдруг забулькал, а Бараев, будто отброшенный сильным ударом, полетел и врезался в стену. Затрещали доски, и внезапно стало почти тихо – только удаляющееся топ-топ-топ, лошадиный хрип да высоко над головами вторящий ему вороний ор.
Савелий бросился к затухающему костерку, подкинул мимоходом захваченный с пола пук соломы. Пламя взметнулось, выхватив у темноты жуткую картину: торчащие, словно кости, белесые деревянные разломы, повсюду – на земле, стенах – расплывающиеся пятна, черный пролом вынесенной двери, лежащие ничком тела белогвардейского поручика и чуть поодаль Бараева.
– Грицко! – заорал Северов, – Иван!
Ни следа, будто и не было никогда такого человека.
Словно в ответ, издалека, сквозь пролом в стене, раздался жуткий то ли крик, то ли вой. Савелий понял, что у него дрожат руки. И вовсе не от ярости, как всего несколько минут назад.
Он доплелся до татарина, перевернул бездыханное тело. Шея сломана, мертв, что валун у дороги. Северов прикрыл бойцу пальцами глаза, поднялся и рывком посадил пленного перед собой.
Поручик застонал.
– Видел, кто это был?
На бледном лице беляка темная красная кровь казалась особенно заметной.
– Попрошу вас развязать мне руки. Я не убегу, слово офицера.
– Плевал я на твое слово, – Северов вытер лезущий в глаза холодный пот.
– Со связанными я помочь не смогу. Просто умру.
С детства Савелий отвык бояться. Пока был мальцом, пугался, конечно, всякого. А потом сама жизнь не давала возможности: с утра до самой ночи он и еще пятеро братьев заняты делами, работы столько, что времени на какое-то проявление страха нет. Ночь – всего лишь время для короткого сна, а с утра – снова дела. Лишь по праздникам удавалось украсть несколько часов для радости… когда уж тут бояться!
А сейчас ему было страшно. До смерти, до скручивающей нутро жути.
Дать возможность белогвардейцу сбежать, развязать? Или оставить как есть… беззащитным перед непонятным страхом из темного леса? Сбежит – и выйдет тогда: предаст он, комиссар Северов, власть Советов, не выполнит задания своего комдива. Не развязать, позволить неведомому убить беззащитного… вовсе подлостью человеческой отдает. Хоть и вражина, буржуйский прихвостень, а все одно – человек.
Достал нож и перерезал стягивающий руки ремень.
– Смотри, оф-ф-фицер, и я погляжу, каково твое слово.
– Нужно найти веревок, много. И покрепче, – поручик потер затекшие руки.
– Зачем?
– Комиссар, неужели вы сказки не помните?
– Сказки? – зло спросил Савелий. – О чем это ты, беляк, головой стукнулся?
На тронувшегося умом белогвардеец не походил, хоть и говорил вещи совершенно глупые.
– Сказки же всем рассказывают одинаковые. Вспомните, о чем я сказал совсем недавно…
…словно лавина несчастий обрушилась на дружину Северова: сразу одна беда, за ней еще, и еще. Говорят – не приходит горе поодиночке, но не чересчур ли для одного раза случайностей?..
– Лихо разбудили, думаю, – закончил поручик. – Оно хозяйничает у дороги.
«Лихо?».
– Не может быть, – недоверчиво сказал Северов. – Нет такого, это бабкины суеверия. Советская власть говорит…
– Только Лихо о Советской власти не знает, – поручик неотрывно смотрел в разлом стены. – Я видел, словно сам в сказке оказался. Оно утащило большого красноармейца, Грицко. От Лиха все неудачи – и моя, и ваши. Рядом Лихо, вот и творится бог ведает что… Есть у вас веревка или нет?
Северов угрюмо молчал.
– Скоро оно вернется. У него тут вроде лежбища, – продолжил белогвардеец. – И вы сами залезли к нему в дом.
– Почему так думаешь?
– Подслушал, про что вы говорили в углу. Лихо спит на человечьих костях, не помните разве?
Почувствовал Савелий движение воздуха, посмотрел: поручик перекрестился и прошептал несколько слов молитвы.
– А что, бог тоже есть, скажешь? Суеверия и сказки-то он не признает вроде как.
Белогвардеец помолчал и ответил:
– Я за людей молюсь… не за суеверия. Веревка нужна.
– Вожжи подойдут? – спросил Северов.
– Не знаю, – признался поручик, – веревку бы.
– Где ж взять? Пошли!
В темноте нащупать на мертвых тушах лошадей мокрые липкие ремни, отыскать у них начало, резать как можно длиннее – у самых конских морд – ничего кошмарнее Северов припомнить не мог. Они с беляком ползали по грязным клейким телам, вздрагивая от каждого громкого стука, перемазавшись густой остывающей кровью, ежесекундно ожидая пугающего своей необъяснимостью Нечто. Савелий понимал: столкнулись они и вправду с чем-то непонятным и страшным, только вот принять, что сказки оказались реальностью, не мог.
Сердце горело от гибели проверенных товарищей. С которыми и бой – один, и похлебка – одна на всех. Это комиссар ощущал живо, а принять, что убило их баешное Лихо…
…по-комиссарски Северов этого признать не мог…
…но по-простому, по-деревенскому, давным-давно, казалось бы, оставленному в прошлом…
Веревка получилась не слишком длинная, зато крепкая, что кованая. Савелий связал ее особыми узлами, знал: порвать такие не удавалось никому, даже кузнецу из родной деревни Вершие, что в Пензенской губернии.
– Предлагаю поступить так: я выйду и попытаюсь заманить Лихо внутрь. А вы постараетесь, как только оно окажется тут, опутать ему ноги, насколько возможно, чтобы двигаться не могло.
– А дальше? – Северову морозом пробежалось по спине.
– Если получится, то постараемся сжечь вместе с мельницей. Коли сказки не врут, по-другому с ним не совладать.
Легко сказать: постараться и попытаться! Савелий привык воевать с людьми, простыми, из костей и мяса. Сжился с тем, что ведет в бой не страх, а правая ярость и вера в победу. Этой ночью все не так. Жутко сегодня, и безысходностью веет.
– Хороший план. А поступим так: петлю сделаем, вроде как на лося, следить за такой без надобности. Коли удастся, затянется сразу, а там поможем. Вместе пойдем, беляк. Не годится красному комиссару за белогвардейской спиной шкуру свою прятать.
– Господин красный комиссар, это совсем нерационально, – попытался возразить поручик. – Вдвоем нам будет только хуже!
– Вместе пойдем, – повторил Северов. – Не обсуждается.
– Думаете, сбегу? Ну да… Оружия тоже не дадите?
– Нет. Я рядом буду, не хочу, чтобы ты меня застрелил.
На небо выкатила луна, яркая, круглая. Северов мог разглядеть на ее желтоватом лице все оспины и шероховатости. Верхушки деревьев в лесу луна будто вымазала серебром, тусклым, но все же светлым, видимым. Ниже тонкой пленки этого серебра было черным-черно. И оттуда словно смотрели на Северова тысячи страшных злых глаз, до того неприятным было ощущение: стоять неприкрытым, незащищенным в прохладной тишине ночи, где-то совсем в чужих местах. Стоять и ждать сказочного чудища, которое вроде и не могло существовать, а все одно убило уже четырех человек да полдюжины лошадей.
– Как тебя звать-то хоть? – спросил Савелий стоящего рядом поручика. – Не ровен час, помрешь, а я даже не знаю, кого в плен взял.
– Константин я, Покровский, – поколебавшись, ответил тот.
– А чего же ты, Костя, полез в эту глушь? Мне сказали: пакет важный повез. Да вот теперь думаю: куда же ты тут его повез, кому? Расскажешь, нет?
– Нет никакого пакета, – Покровский глубоко вздохнул. – Тут где-то хуторок, там моя нянька с дедом своим живут. К ним и поскакал, думал отсидеться. И заблудился, давно не навещал.
– А чего эт на тебя наш комдив так взъелся, если погоню снарядил?
Поручик хмыкнул.
– В морду я ему дал как-то. По-мужски, о женщинах он плохо говорил. Он сразу расстрелять хотел, не получилось, атака наших началась. Меня тогда отбили, а он вот запомнил, злобу затаил. А сегодня, видимо, узнал, что опять сбегаю от него.
Северов невольно улыбнулся. Комдив – человек революционной закалки, вправду резко отзывался обо всем, что не касалось правого дела. Многие его за то не любили, да вот так немногие рисковали – в морду!
– Как думаешь, можно вообще Лихо одолеть-то?
– Не знаю, – поручик снова вздохнул. – Оно и реально – и нереально. Зло и руками и… сущностью своей творит. Не видел такого прежде, не верил, что есть.
А ведь ему никак не больше лет, чем самому Савелию; если и не в один год родились, то в соседних.
– Вон оно!
От леса отделилось пятно серебра и рывками стало приближаться.
Савелий смотрел на приближающееся зло, и ему вдруг вспомнился дед, сильный, несмотря на годы, широкоплечий. С густым запахом махры и седой бородой до пояса. Вот было бы здорово, если бы он стоял сейчас рядом. Уж он сумел бы совладать с неслыханным, сберечь внука. Грицко еще здорово напоминал Северову деда, да вот сгинул Иван, Лихо загубило.
Ветер задул особенно стылый, словно холодные пальцы пробежали по телу, добавив мороза к сосущей нутро жути. Повинуясь негаданному порыву, Северов вынул из кобуры наган Грицко и в темноте ткнул в руку поручику.
– Спасибо, – сказал тот шепотом.
– Потом сочтемся. Если выживем, – ответил Савелий. – Готовься, беляк!
– Как поступим, чтобы наверняка заманить? – голос белогвардейца дрожал.
– Сейчас увидишь.
Вытянул руку и пальнул раз, другой.
Заурчало, заворчало, полетело смазанным бликом серебряное пятно, под тяжелым телом забухала земля.
– Беги, поручик! – заорал Северов.
Стрельнул еще раз и опрометью побежал в освещенный дрожанием костерка пролом в стене мельницы. Позади завыло, Савелия обуял ужас от того, что сейчас-то он даже не видит своего врага. А ну как тот быстрее, чем представлялось? Догонит и махом задерет, ровно порося.