Ты здесь не навсегда #3
Дальнейшие события я помню весьма смутно; не знаю, к счастью это или к сожалению. Помню, что сильно гнал на отца, кажется, даже нагрубил ему, в чём до сих пор раскаиваюсь. Общение с другом не помню вообще. Также помню, как негодовал, с отчаянием в голосе кричал примерно следующее:
- Зачем вы приехали? Дайте мне спокойно умереть! Я не хочу жить! Не хочу жить жить без Леры! Я хочу к ней…
Не помню, что мне отвечали на это, совсем не помню. Но в итоге отец вызвал “скорую”. Кажется, я на него разозлился за это; потом упрашивал отменить вызов, говорил, что мне надо просто поспать. Но отец отвечал, что вызов отменить нельзя, да и вообще твёрдо стоял на своём. Поняв, что приезд “скорой” неминуем, а это, как я понимал, промывание и последующее заключение меня в психушку, я предпринял попытку к бегству. Но, поскольку путь к двери был заблокирован, мне ничего не оставалось, кроме как бежать через окно (квартира моя находится на первом этаже).
Выпрыгнув из окна и приземлившись босыми ногами в сугроб, и будучи лишь в футболке и джинсах, я, не смотря на порядочнок опьянение, осознал, что такой вариант бегства не несёт в себе ничего хорошего и что в таком виде я долго не протяну, поэтому я тут же вернулся домой.
Потом помню, как приехала “скорая”; как в комнату зашли врачи; как эти самые врачи заставили меня выпить целую кастрюлю воды - чтобы вызвать рвоту. В случае отказа они грозились сделать промывание другим путём. Тошнило меня в итоге беспощадно. После этого, помню, сказали мне чтобы я собирался. Помню, что отец поехал со мной. Меня часа два, а может быть, и больше, возили по разным больничным отделениям, где у меня брали анализы, проводили со мной беседы, задавали разнообразные вопросы. За время этого путешествия я страшно вымотался, мне очень хотелось поскорее вернуться, чтобы лечь и спокойно уснуть. Но вместо дома последним пунктом поездки, - чего я боялся и как я предполагал, - оказался ПНД, из которого меня выписали всего лишь три дня назад.
После моего короткого общения с психиатром здесь меня и решили оставить. Что, впрочем, было вполне очевидно.
Принимавший меня врач, ко всему прочему, сказал мне, что на этот раз тремя неделями я не отделаюсь. Так оно и вышло.
***
Когда меня завели в мужское отделение психушки, многие пациенты были удивлены моим столь скорым возвращением. Но мне было не до разговоров и объяснений, мне хотелось скорее пробраться к приготовленной для меня койке и улечься. Я чувствовал, как мне постепенно становится хуже, будто я ещё догнался вином или чем-то покрепче, и одновременно в моей голове нарастал жуткий шум.
Вот меня, наконец, довели до койки. Я лёг. И шум в голове стал ещё громче!
Этот шум как будто перемещался из одного уха в другое и обратно. Он был похож на звук стука колёс несущейся электрички вперемешку с телевизионными помехами.
Прошёл час или два, а может, больше или даже меньше, а шум всё не утихал. Ни на секунду. Мне было не по себе, я боялся, что он не прекратится никогда. Я спрашивал врачей и медсестёр, прекратится ли он, но они все, как один, отвечали: “Не знаю. “
Я лежал в палате, из которой совсем недавно выписался, только на другой койке, и откровенно страдал. Я сильно потел, мне постоянно хотелось пить, и шум в голове никуда не делся; даже наоборот, казалось, что он стал ещё более громким, более мучительным.
Ко мне подходили люди, с которыми я успел более-менее сойтись, когда лежал здесь первый раз, пытались со мной поговорить, задавали, как мне казалось, разные вопросы, но я почти не слышал их, ко мне пробивались лишь отдельные буквы или звуки. И эти люди, видимо, понимая, что я их не слышу и не понимаю и что меня лучше оставить в покое, уходили, не дождавшись от меня никаких слов.
Санитарки относились ко мне сочувственно, а медсёстры, казалось, промышляли нравоучениями. Нет, я не ставлю им это в укор, просто считаю не лишним упомянуть об этом.
По моей просьбе мне принесли полуторалитровую бутылку воды. Я жадно выпил около четверти её содержимого, после чего попытался заснуть.
Проснулся я от дикой жажды. Попил воды, и почти сразу же меня затошнило. К счастью, я успел добежать до туалета, где меня и вырвало. После этого я вернулся в палату, завалился на свою койку и задремал.
Когда я открыл глаза, я был уверен, что прошёл уже день или даже два, а на самом деле оказалось, что не более двух часов. Меня позвали на обед, но я отказался. Вечером позвали на ужин, но и от этого предложения я тоже был вынужден отказаться.
Так и продолжалось некоторое время: я пью воду, меня тошнит, я бегу в туалет, где меня успешно рвёт, потом я возвращаюсь на койку и пытаюсь поспать. Не самый приятный репит в моей жизни. А если прибавить к этому мучительный шум в моей голове и адски медленно ползущее время, получалась страшная пытка. Которую, по сути, я устроил себе сам.
И всё же больше всего меня беспокоил шум. Я очень сильно боялся, что он не прекратится никогда. Мне хотелось размозжить себе голову или ещё что-нибудь сотворить с ней, лишь бы избавиться от него. Возможно, я бы на самом деле устроил своей голове смертельную трёпку, если бы шум не прекратился, но, к счастью, два дня спустя, я проснулся и понял, что этого шума больше нет, чему я был невыразимо рад.