МУССА-АЧИТАРА. ГОСПОДИ, ДАЙ ЗНАК… ШВЕЙЦАРСКИЙ КУРОРТ. С УМА СХОДЯТ ПО ОДИНОЧКЕ.
Что из себя представляет канатка Домбая летом? Попсовое развлечение, из которого можно выжать многое и на любой вкус.
Сегодня мы решили спокойно осмотреться и в треки не ходить. Поэтому поехали на канатке на самый верх горы Мусса-Ачитара. Было около 10 часов, и это правильное время. На вход в первой канатке народа было чуть-чуть. На второй и третьей очередей не было вообще. А потом, когда мы спускались, на подъем второй и третей канатки стояли очереди человек по 200!
Канатки здесь трех типов: кресельные, старые вагончики и новые вагончики. Новая линия начинается в центре поселка, у рынка, там же – две условно охраняемые парковки, 250 р. в сутки. Билет надо брать до каждой станции, если сразу на все три – дешевле. Пенсионерам с собой иметь паспорта, иначе пенсионную скидку не оформят.
Мы пытались помочь пожилому джентльмену без паспорта, вместе на его Госуслугах нашли все данные и показали телефон кассиру, но она по инструкции должна скопировать первую страницу и прописку, просто данные паспорта ей не подходят.
А цены там кусаются: в 2024 г. билет на один подъем-спуск на всех трех линиях стоил 2300 р. Если брать по отдельности, то подъем-спуск на первой и второй линиях – по 1000 р., на третьей – 900 р.
На канатке можно: отлично покататься, сделать хорошие фото, сделать плохие фото, купить кучу ненужных сувениров, съесть что-то маловкусное с видом на горы, поохать от ужаса, повизжать от восторга, обгореть, простудиться, - в общем, развлечения на любой вкус. Дла жадин, моционеров, акклиматизационщиков, романтиков, треккингистов и прочих есть опция пройти гору пешком по тропам.
Первая линия поднимает в закрытых восьмиместных кабинках с 1590 (уровень поселка) до 2277 за 6 минут. На этой высоте – какой-то рынок, фотографы и прочее ненужное.
Вторая линия – открытая, сиденья на 6 мест, поднимает с 2277 до 3008 почти за 8 минут.
Здесь на станции снова рынок, фотографы и проход к «Летающей тарелке» - гостинице от правительства Финляндии. Президент Урхо Кекконен и председатель Совета министров СССР Алексей Косыгин прошли трек по ущелью Алибек, после чего финны подарили нам эту тарелку. Архитектор Матти Сууронен после полета Юрия Гагарина на волне всеобщего увлечения космосом начал делать такие дома будущего – это была фишка Суоми в те годы, их дарили, продавали, но до широкого внедрения дело не дошло.
Третья линия – открытая, сиденья на 4 места, поднимает с 3008 до 3146, очень медленно, за 19 минут. Поскольку ты повторяешь в движении рельеф горы – снижаешься, потом поднимаешься, возникает ощущение полета.
Движение канатки довольно шустрое, но операторы могут на входе-выходе замедлять его – если видят пожилого человека или маленьких детей. Летом первая канатка открывается в 9.00, третья канатка закрывается в 16.00.
Мусса-Ачитара переводится как «плач Муссы». Был такой незадачливый вор Мусса, который украл стадо, погнал его по этой горе, а тут – нежданчик в виде обрыва. Сзади преследователи, спереди пропасть. Гешефт не удался, поэтому Мусса ничего лучше не придумал, кроме как сесть и заплакать. Что потом было с Муссой, история умалчивает, но вот эта возможность увековечить событие не на бумаге, а в камне, да еще в каком – захочешь забыть – не сможешь – мне нравится. Вокруг – сплошная каменная летопись: и правила жизни, и заповеди, и легенды – все в этих горах.
Пейзаж на Мусса-Ачитаре грандиозный. Главное – как можно быстрее уйти со смотровой площадки, поскольку туристов очень много. Тут и барышни в вечерних платьях, фотографирующиеся на фоне гор (просто поветрие такое!), и спортсмены, и семьи, и бабушки… Я, когда увидела толпу, пала духом и пришла в мрачное настроение. Зачем мы поднялись на этот туристический аттракцион? В толпе на пики гор посмотреть? Так это как раз «Эльбрус и с самолета видно здорово».
- Не, ерунда какая-то, - говорю Алеше.
- Не пойду. Там очередь – как в театральный гардероб. Спасибочки, перебьюсь, чего я там не видела.
- Пойдем вот туда, с обрыва немножко спустимся.
- Не пойду и с обрыва, потому что я оттуда спущусь явно быстрее и ниже, чем запланировано. Хватит, наспускалась.
- Пойдем по дороге, вокруг пика, а потом заберемся повыше, - не сдавался Алеша. У него проверенный метод: когда жена впала в расстройство и настроение «все плохо-плохо-плохо», надо быстро занять ее физической активностью.
Итак, можно от смотровой подняться на пик, он вполне легкий, людям в возрасте с палками удобнее, остальные и так забегут. Можно спуститься к небольшому снежнику, по нему с удовольствием прыгают дети. А можно отойти от всех, немного подняться по траверсу к пику и сесть медитировать с видом на Эльбрус.
На небе не было ни облака. Заснеженная глазастая верхушка смотрела прямо на нас. Рядом резал небо Чегет, на который мы поднимались два года назад. К нам туристы не забегали: без тропы, да и незачем, им Эльбрус прекрасно был виден со смотровой или с любой точки, куда шла тропа. Поэтому мы повернулись спиной к канатке, сели в лотос и начали слушать тишину. Горы, цепь за цепью, хребет за хребтом уходили вдаль на уровне наших глаз. Розовые, с фиолетовым отливом, оранжевые, пурпурные – Рерих только сгустил цвета, но оттенки уловил удивительно точно.
Мое плохое настроение как рукой сняло. Я удобно села над обрывом, облокотилась на большой холодный, несмотря на солнце, камень, скрестила ноги, и ничто мне не мешало, не впивалось в пятую точку опоры, не жужжало, не кричало, не кусало, словно я попала в чью-то большую ладошку. Все казалось неважным, и только сидение здесь было правильным.
Тут я, пожалуй, отвлекусь. Кому интересно туристическое, следующие три абзаца можно не читать.
У меня сейчас сложный период в моих размышлениях, этакий витязь на распутье. Какую дорогу дальше выбрать для жизни? Закрываю глаза, сосредоточиваюсь, начинаю медленно, тягуче посылать Вселенной вопросы: что делать? как поступить? как вообще подойти правильно к такому выбору? Господи, дай знак, хоть подмигни мне нужным глазом Эльбруса!.. Долго сижу, гоняю вопросы по кругу, думаю. Ничего.
Открываю глаза. Вижу – все вокруг другое. Горы черные, в провалах теней, страшно близкие, неразличимые, плоские, словно сумерки упали за эти пятнадцать минут или картинку по контрастности увели в ноль. И голос в голове: «Всматриваться». Я начинаю всматриваться, и горы светлеют, появляется даль, цвет, объем, Эльбрус снова проступает. Точно! Вот оно! Я, когда думаю о разных жизненных аспектах, рисую себе очень поверхностную картину, без глубины, словно предохранитель на размышления срабатывает, и дальше что-то не пускает. Надо всмотреться во все варианты, понять их суть, и тогда можно решать, как дальше жизнь строить.
Понятен физический эффект: я сидела спиной к солнцу с закрытыми глазами, долго, и когда открыла их, глаза от яркости высокогорного света отвыкли, поэтому дали пятна объектов. Но мозг сформировал идею. Идея мне понравилась и легла в настроение. Так что будем считать, Вселенная на запрос ответила.
Сколько времени мы провели в таком сидении – понятия не имею. Когда мы встали и спустились к канатке, мне казалось, я могу все. Я чувствовала силу рук и ног, налитость мышц, спокойный ум. Народ на открытых креслах спускался-поднимался в куртках и шапках – ветер и все такое. Мы ехали в майках, и было не холодно.
Так что к посещению рекомендую, но пораньше, до толп. Дело в том, что каждая более высокая канатка берет меньше человек, чем предыдущая. А идет дольше. Узкое горлышко – пробка. Так что очереди там недетские, при том, что курорт не производит впечатление переполненного: в самом приличном ресторане вечером место найти можно, в остальных – вообще свободно.
После канатки хотелось умиротворенности. Алеша предложил поехать купаться в теплом озере Туманлы-кёль, вода – 18 градусов.
Дорога от Домбая до поворота в Тебердинский заповедник занимает минут 10. Съезжаешь направо по указателю в ущелье Гоначхир (в переводе с балкарского «узкое место»), и там – КПП. 200 р с человека, шлагбаум открывается, хороший асфальт бежит по ущелью вдоль ручья Гоначхир.
Высокие зеленые пихты и буки перемежаются с сухими серыми стволами: видимо, свирепствовал короед, выедал большими площадями, и от этого ощущение «Летучего голландца» – голые мачты смотрят в небо.
Справа на обочине несколько машин, вокруг туристы – значит, что-то интересное там. Наверное, та самая «Поляна Косыгина» - говорят, премьер-министр СССР любил сюда приезжать на шашлыки. На обратном пути заскочим.
И вот впереди Туманлы-кёль. Красивое, довольно большое озеро. Берег у дороги пологий, противоположный же упирается в гору, и с нее даже бежит небольшой водопад, неизвестно откуда берущийся, поскольку ни ручья, ни ледника не видно, да и гора невелика, хоть и крута. Вся парковка забита машинами. На берегу оборудованы места для шашлыков: столы, лавочки, мангалы. Есть удобные сходы в воду, но никто особо не купается, только пара сапбордистов плавает на досках (они же плавают? не ходят? а то сейчас на ровном месте морально прилетит доской). Мы прошли к большому камню и решительно плюхнулись в воду. Прохладно. Но не ужас-ужас. И очень красиво: вокруг черно-белые суровые вершины, а тут зелень и бурлящая жизнь – вкусные дымки мангала, смех, играющие дети. Отдыхающих много, но друг другу никто не мешает: без громкой музыки, без воплей – веселые разговоры и шутки, алкоголь в меру, чистота.
Мы купались раза три, очень приятная вода. Холодная, мягкая. На мелководье в ней шныряют стайки мальков форели. Ловить рыбу тут запрещено, и форель достается только мишкам, да и то, когда туристов нет.
Почему Туманлы? Не могу остаться в стороне, люблю топонимику. Версия для туристов, говорит, что озеро по утрам одевается шапкой густого тумана, поскольку оно теплое, а температура воздуха ночью существенно холоднее. Думаю, есть и более правильная, но пока я ее не нашла.
Ущелье Гоначхир (узкое место) тоже довольно интересное. Век назад по нему проходила тропа в Абхазию. Затем она переросла в Военно-Сухумскую дорогу – через Клухорский перевал. В 60-е проложили Всесоюзный маршрут № 43: через горы к морю. А после 1991 дорога фактически перестала использоваться и пришла в упадок. Если проехать дальше, за озеро, путь перекроет пограничный КПП. Говорят, с пропуском можно добраться до красивого Клухорского озера, но наша поездка была спонтанной, мы об этом не подумали и пропуском не озаботились. Дальше лежит Клухорский перевал, однако на него путь закрыт с любым пропуском: по ту сторону склона – Абхазия. Не представляю, кому понадобится бежать в Абхазию, но мало ли…
Вволю наплававшись, решили ехать назад. Сразу сделаю оговорку: мы нормально относимся к холодной воде (Алеша моржует без фанатизма, я просто люблю всякое нетривиальное), в предварительном расчете своих возможностей и пожеланий делайте поправку на это.
Пара машин на обочине по-прежнему отмечала какое-то место, мы тоже тормознули и пошли в лес, посмотреть. Высокие красивые деревья вскоре расступились и освободили большую поляну. Лавочки, пейзажи. Тропинка вела дальше, к реке. Голубая с белыми струями вода бежит по камням, бьет их, плещет на стволы высоченных пихт. А налево от поляны тропа перегорожена деревом, явно специально.
Но если нельзя, то ведь надо, а как же! Пока Алеша фотографировал, я пролезла, спустилась к реке и увидела, что в этом месте в нее впадает река поменьше или ручей – два потока сплескиваются в один. Сухие деревья сумрачно нависают над руслом, что поуже, а второе ярко освещено, и кажется, темный поток вливается в светлый. Потом я посмотрела по карте: это ручей Буульген впадает в реку Клухор, и вместе они становятся рекой Гоначхир. В этих краях часто так бывает: после слияния двух рек образовавшийся поток не берет имя одной из них, а получает собственное.
Мы в полном одиночестве прошли дальше по лесу. Здесь тоже попадались сухие пихты, но с их веток свисали длинные пряди бледно-зеленого лишайника, похожие на волосы: они продолжали быть опорой для новой жизни. Вблизи, впрочем, ощущение «Летучего голландца» от этих призраков усиливалось: мачты с продранными парусами.
На берегу Клухора лежали крупные круглые камни. Сначала мы залезли на них и пофотографировались. Потом прошли дальше и увидели, что камни отсекают часть потока, а за ними образовалась небольшая ванна, где течение не столь сильное.
- Я полезу купаться, - Алеша начал снимать футболку.
- На здоровье, - вежливо ответила я, имея в виду совсем другое.
- И тебе советую, - он уже разувался.
- С ума сходят по одиночке. Я в холодненьком уже купалась сегодня.
- Ты потом всю жизнь жалеть будешь, - он осторожно по камням зашел в воду, в три шага погрузился по пояс, присел, крепко держась, высунулся в поток, весело побултыхался в нем, нырнул и пошел к выходу.
- Вода не такая уж холодная, в Софийских была жестче, - говорил он, но я и так уже резво раздевалась, стараясь не думать о том, что делаю: что я, слабачка? Знает Алеша, чем меня поддеть: двадцать три года брака – это вам не комар чихнул.
Вход в ванну оказался изумительным: по камням, как по ступенькам. Вода холодная, но не ледяная. Я окунулась, тоже побултыхалась и вышла. Вот честное слово – как заново родилась! Мы стояли на камнях, сохли, солнце освещало и Клухор, и лес, и нас, и заснеженную вершину неведомой горы – мы еще не научились их различать. Хотелось петь и танцевать.
Вместо этого мы еще по разу занырнули в воду.
Как только Алеша сделал последнюю фотографию, солнце скрылось за горой. Мы взяли камушек на память и пошли назад, к машине.
Через четыре дня, когда мы уже возвращались в Москву, в ущелье произошел страшный пожар. Начался он как раз в районе этой поляны. Туристы оказались отрезанными от выезда и провели ночь на озере – единственная дорога была в огне. Клубы густого дыма поднимались на сотни метров. Огонь по сухостою бежал быстрее поезда: верхом перекидывался, по толстой хвойной подстилке незаметно полз и вдруг вырывался факелом, казалось, из-под земли. Тушили пожар две недели. Никто не пострадал, но погибли пятнадцать гектаров красивого старого лес. Ущелье здесь выгорело дотла.
