Это свершилось однажды осенним вечером, когда над всей землёй клубился тусклый туман, а в небесах взошла луна кроваво-алого цвета. Невидимые человеческому глазу белоснежные создания с диким воплем подымались из могильных плит, словно горячий пар, и в неистовом хороводе носились по миру. Лишь свет горящей свечи в окне и зарытые в землю яблоки служили им путеводной звездой и пропитанием в их долгом странствии. Да, это был поистине дивный день, когда сады душ расцветали и приносили свои горькие плоды! Когда же на небесах явилась радуга, их великая госпожа Velu Mate начинала свой ритуальный танец, не доступный ничьему взору.

Среди этих блуждающих душ оказался белый лебедь по имени Андрис. Хлопая крыльями, он заглядывал в окна жилых домов, попадавших ему на пути, но ни в одном из них он больше не увидел той, что уже никогда не вернётся к нему. Из глаз лебедя лились слёзы, обращались в сияющие звёзды и золотым дождём падали на землю и разбивались на тысячи осколков. Но вот злая ночь, которая, казалось, длилась целую вечность, прошла, и лебедь устремился к облакам и скрылся в сиянии Солнца.

Далеко в Леттии, в стародавние времена на пересечении узких улочек жил на свете человек по имени Язеп. Его супруга носила под сердцем своим уже одиннадцатое дитя. И сказал ей однажды супруг:

- Я умоляю тебя позаботиться о нашем ребенке. Если родится мальчик (да благословит нас Лайма!) — оставь его, если же появится на свет девочка — избавься от нее!

А было у Язепа десять детей - три сестры и семеро братьев. Так, старшая из сестёр - Бетия, была любимицей в семье, день рождения другой приходился на разгар лета, за что окрестили девочку Лигитой. Средняя сестра - Солвита - отличалась независимостью. Все они были приветливы, дружны между собой и, если вдруг и возникали разногласия в их семье, никогда не позволяли ссорам зайти слишком далеко. С самого рождения довлело над ними благословение богини Лаймы, которая стелила новорождённым младенцам сотканную собственными руками простыню и отмеряла нить судьбы.

Но вскоре тучи чернее воронова крыла заволокли почтенных членов семьи, коих именовали Kungs/Kungze Петерсон, предок которых был твёрд, как скала, за что и прозвался Петерсом, и семейная идиллия навеки омрачилась всеобъемлющим горем. В двадцать шестой декабрьский день появилась на свет дочь, и уже не богиня счастья, а её угрюмая сестра Гильтине присутствовала в этот момент, высунув, подобно змее, язык со смертоносным жалом. Внушительных размеров сова с алыми глазами приземлилась на растущую ель возле дома Петерсонов, и жуткий голос её возвестил о том, что каждый человек, кто бы ни встретится на пути юной девицы, незамедлительно падёт от её руки. Но никто из членов семьи не внял пророческому слову.

Родившаяся дочь была прекрасна, но вот что-то предательское и вовсе не родное сквозило во всей её прелести. Сама она была подобна скорее сладострастному демону с длинными и растрёпанными волосами, что были чернее полуночи. Холодный взгляд эбенового цвета глаз, которые, казалось, лишены зрачков, пронизывает насквозь и смотрит прямо в душу с властным и глубоким смыслом. Кривая ухмылка её алых губ не сулила ничего хорошего. Казалось, братья и сёстры чуяли это и никогда не принимали её в свою компанию. И, по мере того, как проходили годы и формировался её стан, тень всеобщего отчуждения и презрения пала на неё, подобно июльскому граду, и так до сих пор неотступно следовала за нею. Смутные мысли наполняли сердца её чопорных родителей, когда они наблюдали за развитием психического существа девочки. Могло ли быть иначе, когда ежедневно обнаруживались в представлениях ребенка силы и способности взрослой женщины? Когда житейская мудрость и страсти зрелости срывались с уст отроковицы и ежечасно сияли в её умозрительных глазах?

Кажется странным, что говоря про облик дочери, ни разу не было упомянуто её имя. Клянусь небом, даже стакан доброго непенте не в силах стереть его из памяти! Семейные окрестили роковую красавицу Эсмирой - в честь турецкого города, возведённого на обломках архаичной Смирны. Эрудиция её была поистине гигантской, она была глубоко сведуща в классических языках, в политических вопросах и могла поддержать разговор с собеседником. Однако, одиночество и полная луна, взирающая с небес в окно её спальни, оставались её надёжными спутниками.