Развитие конъюнктуры в США.
Чтобы обосновать нам свой взгляд на современные события, попытаться ответить на вопрос, почему нас регулярно колбасит и представить нам свои предложения по улучшению ситуации, авторы предлагают нам сперва разобраться, как устроен капиталистический миропорядок, обратиться к основам.
Авторы для начала рассказали нам о происхождении слова «кризис». Для древних греков оно было связано с судебным разбирательством, рассмотрением дела, в результате которого подсудимый оказывается осуждён или оправдан. Страшный суд в греческой Библии так прямо этим словом и назван. Потом оно попало в жаргон медиков, «судящих» о том, будет пациент жив или мёртв после болезни. И только, начиная с Великой Французской революции об этом понятии узнал простой обыватель. Кризис стал эпохальным общественно-политическим понятием. Но и сегодня, как и при Страшном суде, речь идёт о будущей судьбе человечества. Как говорится, пан или пропал. Кризисное сознание стало частью современного мировоззрения, и обязаны мы этим экономическим кризисам – неотъемлемому свойству капиталистического строя, при котором мы живём. С самого начала капитализма мир стал свидетелем регулярно повторяющегося сценария, будь то голландская тюльпаномания, крах английской компании Южных морей или французской спекуляции Миссиссиппи. В середине девятнадцатого века экономические кризисы стали охватывать сразу весь мир.
Идейные первопроходцы и сторонники рыночного равновесия – Адам Смит и Жан-Баптист Сэй – не могли объяснить это свойство капитализма. В том числе и потому, что не различали должным образом между капитализмом и рыночным хозяйством, которое можно встретить и в более ранней человеческой истории. Рынок – это условие существования капиталистической экономики, но не определяющее свойство. Могу привести аналогию: дерево – это не почва, хотя без почвы оно не может жить. Так и капитализм, при котором всё получило свою рыночную цену, – не рынок, а жажда наживы, когда деньги должны делать новые, ещё большие деньги. То, что многие наживаются поистине сказочно именно в рыночных условиях, объясняется, парадоксальным образом, несовершенством рынков: неравным доступом участников, неполной информацией, медленной реакцией, несовершенной эластичностью спроса и, главное, наличием монополий и картелей. Ещё одна проблема, которая доставляет головную боль учёным-рыночникам – это то, что, несмотря на теорему Сэя, далеко не всякий товар находит сразу своего потребителя, что как раз и случается в кризис: продавцы не находят сбыта своим товарам на рынке. Всё идёт гладко, когда два фактора рынка (деньги и труд) функционируют подобно прочим нормальным товарам. Однако деньгами проблема в том, что они, помимо торговли, используются ещё и для кредита, и это всё меняет. Ведь кредит – это неопределённость, связанная с зависимостью от будущего, которое никто не знает. А с трудом вот какая незадача: при снижении цены товара ниже порога выживания продавцу труда свойственно уходить из жизни. Да ещё далеко не на каждый товар находится свой покупатель (безработица...). «Незадача» эта имеет три решения: дефляция в результате снижения цен на прочие товары может снизить порог выживания, государство может платить пособие, ну или безработный садится на шею родителям и ходит в лес по грибы.
Попытки объяснить регулярное возникновение кризисов предпринимались уже давно. Обосновываются они в рамках двух основных концепций: неоклассики, продвигаемой англосаксами, и континентальной экономической школы. Если для неоклассики мир состоит из множества Хомо Экономикусов, руководствующихся в своих действиях соображениями пользы. Какие это конкретно соображения – не играет роли. Главное, что они суммируются для всего общества, порождая совокупные спрос и предложение, которые определяют уровень цен. Придя таким образом к желанным цифиркам, можно построить более или менее сложную математическую теорию. В этой теории реальная экономика и «нейтральные» (то есть не влияющие на производство, потребление или безработицу) деньги строго разделены. Немцы долгое время мыслили по-другому: для них эгоистичный рациональный индивид – философская абстракция. Человек находится под влиянием традиций, религий, морали, законов и различных учреждений, которые заметно усложняют процесс принятия решений. Математикой это всё не опишешь, и посему экономика – общественная, а не точная наука. Таким образом экономическая деятельность, ориентированная на всеобщее благосостояние получается не автосуммированием частных интересов, а должна обеспечиваться политическими предписаниями. При всём разнообразии концепций школы все её представители едины в одном: риск и ответственность нераздельны. То есть приватизация прибылей и социализация убытков совершенно неуместны.
Уже первый мировой кризис 1857 года оказал неизгладимое влияние на Карла Маркса, поэтизировавшего разрушительную силу капитализма в Манифесте Коммунистической партии:
Беспрестанные перевороты в производстве, непрерывное потрясение всех общественных отношений, вечная неуверенность и движение отличают буржуазную эпоху от всех других. Все застывшие, покрывшиеся ржавчиной отношения, вместе с сопутствующими им, веками освященными представлениями и воззрениями, разрушаются, все возникающие вновь оказываются устарелыми, прежде чем успевают окостенеть.
Параллельно Марксу французский экономист Клеман Жюгляр заметил, что вместе с кризисами повторяются с периодом от шести до девяти лет и цены, притом, что колебания в производстве и торговле связаны с колебаниями в банковском секторе. И всё-таки серьёзно заниматься изучением кризисов и колебаний конъюнктуры стали после двух крупных катастроф двадцатого века – Первой мировой войны и Великой Депрессии. Бизнес-циклы стали анализировать математическими методами. Оказалось, что повторяются не только цены, но и другие экономические показатели – объём производства, процентные ставки, занятость, зарплаты и т.д. И несмотря на то, что до настоящего времени был накоплен внушительный материал для анализа, выводы из него остаются в рамках известных школ экономической мысли. Без смелых гипотез трудно прийти к принципиально новым выводам.
Причиной конъюнктурных циклов, получивших имя Жюгляра, в общем смысле является то, что капитализм основан на определённого рода спекуляции, которая является элементом любой инвестиции, а именно на надежде в благоприятный исход в будущем. Сначала пробивается финансирование, потом начинается производство, затем сбыт и наконец распределение заработанного богатства – всё это разбросано во времени и пространстве. Из-за этого возникают долговременные неравновесия спроса и предложения, сначала на рынках товаров и услуг, а потом и на рынках капитала и труда. Вот при социализме с этим проще: сколько запланировано, столько и будет сделано, и никакой тебе циклической конъюнктуры. А при капитализме есть такая вещь, как конкуренция (производителей и товаров-заменителей), которая способна разорить любое начинание. Как результат все планируют будущее, не зная на самом деле, каким оно будет, и чаще всего ожидания оказываются завышенными. Производится больше, чем на самом деле удастся сбыть. Как результат имеем кризис перепроизводства.
Хорошо, если ты делаешь то, что нужно всегда: лечишь людей или производишь водку. Но реалько почти каждая отрасль завязана на циклическую конъюнктуру, причём часто – на какую-то отдельную фазу в ней. Вот как распределили их авторы по мере развития очередной волны.
1. Первые зелёные послекризисные ростки: химпром, энергия, ИТ, полупроводники.
2. Бурный рост: сырьё.
3. Бум: Машиностроение, финансовые услуги.
4. Перелом вниз: товары циклического потребления – авто, мебель, домашняя техника.
5. На излёте: частное потребление и строительство жилья.
Казалось бы, внедрение информационных технологий на финансовых рынках способно положить конец информационной ассимметрии, лежащей в основе циклических взлётов и падений конъюнктуры, но увы. Биржевые игроки в большинстве своём (в отличие от немногих инсайдеров) не отличается продвинутыми знаниями индустрии и рынка, а руководствуются слухами и стадным инстинктом. Сами же финансовые продукты не являются сложными, они просто трудны для понимания, и такими их сделали намеренно, ведь их продавцы наживаются не на прибылях от инвестиций и даже не на процентах, а на всяческих сборах и разнице цен между рынками. Сказывается недостаток регулирования. Авторы требуют прозрачного ценообразования и декларации рисков, чтобы банковский проспект выглядел, как пачка сигарет, а не как реклама стиля жизни. Мечты, мечты...
Помимо Маркса, капитализм "воспевал" ещё один видный учёный: Йозеф Шумпетер.
"Беспорядочный политик"
Йозеф, как и Карл, тоже видел недостатки капитализма, но он не хотел его низвергать, а видел будущее в том, что этот строй будет "преодолён" не могильщиком буржуазии пролетариатом, а своими последствиями в виде разрушения слоёв населения, его поддерживающих и отторжением интеллектуальной элитой. Шумпетер воспевал "созидающее разрушение" мутации производства, разрушающие старые и порождающие новые экономические структуры при капитализме. Он видел в крупных концернах важную силу, двигающую мир вперёд. И, поскольку концерны не вырастают с сегодня на завтра (когда жил Йозеф, не было Гугля!), то мир, помимо конъюнктурных циклов, оказывается подвержен ещё и развитию более длинных, инновационых циклов, которых он и назвал именем нашего репрессированного соотечественника. Речь о них пойдёт в следующей части.