Погружение
Назойливый зуд в черепе вырвал меня из тревожного, но такого желанного сна. Именно так воспринимался срочный вызов, поступающий на закрытый глубинный канал встроенного чипа-коммуникатора. Только полиция и госструктуры могли связаться со мной таким образом. Как и с любым гражданином Унивёрсума.
А ещё мой босс. Я уже почти забыл, что возможность работать на «Глобал Инфо», включалоа в себя открытие личного глубинного канала для связи. Чтобы редактор мог в любое время суток связаться со своим рабом… кхм, сотрудником.
– Я вот не пойму, Шэйн, с какого отбившего копыта пьяного чёрта я должен связываться с тобой, чтобы напомнить о твоих обязанностях?! – услышал я голос Рэнбэка Уорса, главного редактора и владельца «Глобал Инфо».
– Что случилось, шеф? – сонно пробормотал я.
– Я сделаю вид, что не слышал этого идиотского вопроса, Шэйн, – гневно вспыхнула чужая мысль на встроенном коммуникаторе. Неприятно, похоже на слабый электрический импульс. – Давай ты приедешь в офис, и мы поговорим? Ненавижу этот проклятый костыль, который называют «мыслесвязь».
Последний импульс шефа, похожий на недовольное бормотание, я едва разобрал, после чего Уорс исчез из моего сознания. Через секунду на почту пришло уведомление, о том, что мне выписан пропуск в офис «Глобал Инфо». Небывалое дело. Последний раз я был в офисе корпорации и видел своего босса два года назад, когда устраивался на работу.
Персональная капсула домчала меня до офиса за считанные минуты, а вот разговор с Уорсом затянулся. Мы говорили не меньше часа, что казалось немыслимым расточительством в наш бешеный век кибертехнологий.
За два года, что я не видел шефа, тот слегка изменился. Впаял себе в череп дополнительный глаз, дающий, если верить рекламе, массу возможностей, в том числе и способность сканировать собеседника на предмет встроенных усилений. Сколько этих самых усилений было в самом Уорсе, можо было только догадываться.
Первая половина нашей беседы была посвящена тому, какое это расточительство, иметь штат дармоедов вроде меня. И это несмотря на то, что я практически каждый день находил для колонки новостей сенсации. Да, пусть не всегда настоящие, но уж какие были! В любом случае, аудитория с жадностью глотала эти новости, а рекламщики рвали «Глобал Инфо» на части. Не это ли для Уорса было главным?!
– Я хочу настоящих сенсаций, Шэйн, – говорил редактор, задумчиво созерцая ночную панораму, раскинувшуюся за панорамным окном сто двадцать пятого этажа. – В противном случае, я не знаю, за каким безрогим бухим чёртом мне нужен штат журналистов…
А потом, рассказав обо всех существующих и мнимых проблемах корпорации, шеф переслал мне в сознание файл-объявление.
«Приглашаются мужчины и женщины для участия в эксперименте исследования новых технологий, – гласило объявление. – Полная секретность и оплата в сто тысяч уневёрсов по завершению».
У меня разве что глаза на лоб не полезли. Сто тысяч за участие в эксперименте?! Наверное, что-то очень опасное, иначе, с чего такое космическое вознаграждение?
– Есть данные, что это секретные военные разработки, Роб. Понимаешь, что это значит?
Я понимал. Учитывая это доверительное обращение «Роб». Нервы мои уже вибрировали, словно натянутые канаты. Надо думать, от предвкушения. И не важно, насколько это опасно, совсем не важно. Наоборот, чем опасней, тем интересней. Уорс был совершенно прав, предлагая мне поучаствовать в этом. Странно другое. Почему мне не попалось это объявление?
***
Не составило труда записаться на собеседование. Эксперимент проводила некая фирма под лаконичным названием «Восприятие». Миловидная женщина, проводившая собеседование, невозмутимо задавала вопросы, её встроенный «третий глаз» во лбу, время от времени вспыхивал голубым светом, записывая мои ответы. Я был уверен, что передо мной андроид, изо всех сил старающийся сойти за человека.
– Вы абсолютно уверены, что готовы подписать этот контракт? – спрашивала интервьюер, как того требовал протокол. – Осознаёте риск для жизни? Понимаете, что означает «полная секретность», неизбежно влекущая за собой отключение всех ваших встроенных усилителей на время проведения исследования?
Вообще-то, последнее считалось незаконным. Отключить чип-коммуникатор, вместе со всеми каналами, означало превратиться в невидимку для всего Унивёрсума. Неужели такое возможно? Да об этом можно было только мечтать! А других усилений у меня и так не было.
Признаться, меня слегка беспокоил пункт, связанный с риском для жизни. Но, изучив договор от корки до корки, я убедил себя в том, что это один из стандартных пунктов, который обязывало вписывать правительство Унивёрсума, когда дело касалось экспериментов и исследований. А суть эксперимента казалась мне невероятно притягательной. Мне дали в общих представлениях ознакомиться с темой.
«Восприятие» разработало что-то вроде фильтра, который учёные назвали нейро-матрицей состоящей из микроскопических нанороботов. Этот фильтр накладывался на разные изображения, превращая те в трёхмерное пространство. Войти в это пространство можно было с помощью специального оборудования и костюмов, сконструированных всё из тех же нанороботов.
Для чего всё это устраивалось – я мог только догадываться. Но со слов представителей «Восприятия», всё это выглядело захватывающе, как одно из самых невероятных приключений.
Фильтр превращал любое крупное изображение во что-то вроде двери в неведомое пространство. В портал, ведущий в параллельное измерение.
Когда я подписал все документы, мне в левое запястье вживили чип-гаситель, на время выводящий из строя все усиления, в том числе и обязательные, вроде встроенного в мозг чипа-коммуникатора, помимо прочего, служившим в мире Унивёрсума паспортом, хранящим всю информацию о гражданине.
В договоре был пункт, запрещающий разглашение результатов эксперимента после его завершения, а также запрещающий обсуждать его ход внутри группы. Да, эксперимент был групповым, и я пока не понимал, для чего организаторы сделали его таким, если хотели сохранить секретность.
В моей группе было ещё пять человек, причём только мужчины, разного возраста, но одинакового статуса. На первый взгляд, преступники, либо отчаявшиеся люди, оказавшиеся на обочине жизни. Я был единственным из среднего класса, по крайней мере, мне хотелось в это верить. Но при подаче заявки на участие, я притворялся безработным, живущим на пособие. Журналиста бы сюда не подпустили и на километр.
Руководителем эксперимента был типичный учёный-фанатик – Фрэнк Лайли. Восторженное выражение на почти детском лице, окуляры, сдвинутые на лоб, «третий глаз» и прочие признаки внутреннего нейро-усиления, и в завершение портрета – густая борода и мышиного цвета длинные волосы, собранные в хвост на затылке. Ну да, усиления – это обязательно, а волосы, отросшие до задницы, можно просто не замечать. Ассистенты Лайли выглядели чуть менее экстравагантно, но тоже не сильно отошли от того штампа, что был у меня в голове, когда речь шла об учёных.
Нас, участников эксперимента, они воспринимали как материал, не более. Наверное, это правильно, мне трудно было судить.
Я, конечно, подозревал, когда только шёл на собеседование, что мне понадобятся дополнительные устройства, с помощью которых можно будет вести запись. Об этом позаботился Уорс, вручив мне съёмную микро-камеру, выглядевшую как обручальное кольцо. А я-то думал, век подобных технологий давно прошёл. Но, кажется, Уорс знал, к чему готовиться. Чуть позже у меня появилась мысль о том, что я далеко не первый, кого он посылает в «Восприятие»…
***
В первые дни не происходило ничего особенного, не считая тренировок, во время которых мне и другим испытуемым показывали разные картинки и погружали в виртуал с помощью разнообразного оборудования. Ничего интересного.
– Просто тесты, – сказал как-то один из участников эксперимента – суровый мужик неопределённого возраста, по кличке Серый Пёс. Вместо правой руки и одного глаза у парня были протезы. Повезло, что недостаточно навороченные, чтобы считаться усилением. – Они тестируют нас, чтобы определить процент тех, у кого отъедет кукуха после первого же погружения.
– Откуда ты знаешь? – по инерции спросил я. Была ночь, на балконе, кроме меня и его не было ни души.
И ведь не собирался ввязываться в какие-либо дискуссии. Вряд ли организаторам эксперимента понравятся такие разговоры, если вспомнить договор, что все мы подписали. С другой стороны, аудитории «Глобал Инфо» загоны этого стрёмного мужика могли показаться интересными.
– Знаю что? – почти безучастно переспросил Серый, затягиваясь дешёвой электронной сигаретой. И где только нарыл этот пережиток прошлого? – Что отъедет кукуха? Так мы не первая группа.
– Я думал, всех неустойчивых отсеяли ещё на предварительном тестировании…
– Большинство – да. Мышка бежала, хвостиком махнула... слабые посыпались... Теперь второй этап. До погружения допустят только тех, кто пройдёт все этапы.
– Ну, это логично. Но почему ты ведёшь себя так, как будто знаешь об эксперименте больше остальных? К тому же, обсуждать ход эксперимента нельзя.
– Здесь и сейчас вряд ли кто-то будет нас контролировать. К тому же, они сами отключили все усиления. – Пёс усмехнулся, сплюнул, и, потушив сигарету, метнул в меня короткий яростный взгляд бледно-голубых глаз. – Будь осторожен, Шэйн.
***
Мне очень хотелось поболтать с Серым Псом ещё не раз, но после того разговора он пропал. Я в очередной раз вспомнил о правиле, запрещающем обсуждать эксперимент, и мне стало не по себе. Что если это исследование – преступное мероприятие? Что если его спонсирует правительство? А вдруг оно настолько секретно, что никого из участников не отпустят, как бы гладковсё не прошло?! Всё чаще посещали меня такие мысли, а обсуждать их с кем-то из участников я не решался. Даже когда оказывался с кем-то вдвоём на балконе, в абсолютном одиночестве глубокой ночи.
А потом для меня наступил этап погружений. То самое, ради чего я и вписался во всё это.
Первой была огромная, размером с настоящее полотно, фотография. На не был изображён луг, усеянный мелкими жёлтыми и белыми цветами, а вдали лес. Красивая, чёткая фотография, похожая на настоящую реальность, замершую в мгновении. И где только нашли такую красоту? Не так уж много осталось живой природы в нашем мире. А чтобы настоящий луг, да ещё и с цветами…
Чем дольше я смотрел на эту фотографию, тем сильней осознавал: искусство, особенно такое, никогда не умрёт. А уж с возможностью погрузиться в него, как в настоящее пространство…
Я не верил, что это сработает. И не понимал, зачем это нужно. Да, уголков живой природы осталось мало. Но так ли много будет желающих «погрузиться» в фотографию, когда есть бесконечное число вариантов виртуального пространства, игр и симуляций, где большинство людей проводят большую часть своей жизни? Кому из них интересно будет «войти» в фотографию?
Облачённый в специальный костюм, я нырнул в плоскость, которая вдруг превратилась в ни на что не похожую трёхмерную реальность, где можно было двигаться, смотреть по сторонам, даже прикасаться к предметам. И всё же эта реальность неуловимо отличалась от настоящей. Она как будто была ещё прекрасней, ещё чётче. Реальней, чем само пространство… Я и не подозревал, насколько это удивительный опыт – погружение.
«Аккуратней, Шэйн! – услышал я в наушниках. – Следи за ощущениями. Почувствуешь что-то странное – немедленно возвращайся!»
Странное? Да тут всё было странным. И прекрасным. Я забыл и о своей цели, и о кольце на пальце, пишущем всё происходящее. Теперь меня занимали только эти погружения.
Несмотря на неприятные моменты, вроде общения с оператором – некоторые из них во время погружений подопытного, напоминали тому о реальном мире болевыми импульсами, воздействуя на нервные окончания, благодаря спецоборудованию. Но я старался не думать о человеческом факторе, поэтому сильно недооценивал всё происходящее. Любой негатив можно игнорировать, пропустить мимо себя, бесстрастно наблюдая, как за утекающим сквозь пальцы песком.
Не знаю, потому ли, что я оказался таким вдохновенным индивидуумом, а может, потому, что и в самом деле идеально попадал под нужные характеристики, но я стал тем самым «идеальным подопытным образцом», на котором тестировали всё. Было ещё много самых разных фотографий, в которые я «погружался», а потом пошли и картины – ещё более древнее, но не устаревающее искусство.
Не сказать, чтобы я был знаток живописи, но некоторые из этих картин даже показались мне знакомыми. Были это всемирно известные шедевры, позаимствованные у музеев, или копии – не важно. Чудом было то, что погрузившись в некоторые из них, я попал в живой и настоящий мир. Ну ладно, фотографии – отпечаток реально существующего места. Но картины? Сплошная фантазия, плюс особый взгляд на мир художником.
Правда, справедливости ради стоило признать, что все эти картины были пейзажами. Вероятно, нарисованные с натуры. Однажды я чуть не утонул в одном из таких пейзажей. В последний момент меня вытащили операторы, в буквальном смысле тянув за кабель, соединяющий мой полевой костюм со специальным оборудованием, как за верёвку. Но даже после спасения, мне казалось, я продолжаю бороться с огромными волнами удивительной водной стихии, под названием море, которой я никогда прежде не видел. И эти переживания казались мне реальней каждого моего дня. Всё чаще я ловил себя на мысли, что хотел бы остаться в одной из этих картин. Не для этого ли вы их оживляете, господин Лайли?
Я превратился в одержимого, буквально бредил погружениями, всё чаще думая на тему: а не отключить ли мне свой костюм, во время погружения? Вдруг это позволит мне остаться там, в идеальном мире, где ещё есть живая природа? Где красота и умиротворение? Даже если это лишь некая параллельная реальность, «карман», в котором нет ничего, кроме того, что можно рассмотреть на картине. Кто знает, куда я смогу со временем перейти из этого «кармана»?
На картине, куда мне предстояло в очередной раз погрузиться, теперь ещё и с какими-то дополнительными датчиками, была изображена невероятно высокая синяя гора, чей заснеженный пик терялся в облаках очень тёмного, фиолетового неба. Сделав шаг, я оказался в мире настолько реальном и грандиозном, что у меня захватило дух. Синяя гора закрывала собой почти всё небо. Она нависла надо мной, став всем миром, порождая в душе что-то доселе невиданное, глубокое и яркое. Я замер, чувствуя, что растворяюсь в невероятном миге грандиозного восторга. Синяя гора казалась замершей океанской волной, которую я никогда прежде не видел нигде, кроме погружений…
«Шэйн, чего ты замер? – орало в динамиках. – Попробуй отправиться за гору! Это, конечно, займёт не один день, но в рамках эксперимента интересно, сможешь ли ты обойти гору-исполина…
Голос оператора затих, когда я услышал всё, что хотел. Да, я обойду эту гору, даже если это займёт месяц или год А потом взойду на неё. Наверное, пик горы находится в месте, которое называется стратосферой? Или уже в космосе?
Сорвав шлем и отсоединив кабель, я двинулся вперёд. В настоящую новую реальность.
***
Фрэнк Лайли с грустью смотрел на экран нано-матрицы. Ещё один подопытный под номером 3303, Роберт Шэйн, по всем параметрам идеальный и на сто процентов устойчивый, не выдержал нагрузки, потеряв рассудок. Теперь он часть картины. Почему даже такие как Шэйн сходят с ума? Может, пришла пора рискнуть, погрузившись в одну из картин самому?