Пришел как-то на день рождения к новой знакомой. Денег в те времена ни у кого особо не водилось, подруга отмечала ДР дома с родителями. Сели за стол, народу человек двадцать, молодых и взрослых поровну примерно. После первого тоста стало понятно, кто есть кто. Смотрю, у отца ее лицо знакомое, только к разгару застолья по его рассказам понял, где видел его до этого. Он раньше на рынке вещами торговал, а рынок в конце восьмидесятых – начале девяностых был единственным источником обновок. Потом инсульт перенес кое как, теперь жена торгует, а он дома сидит. Рассказал он историю про начало своей бизнес-карьеры.

Союз развалился, мужик работу потерял, но остались сбережения. Смотрю, говорит, все в рубашках шелковых ходить стали. Красивые рубашки, модные. За столом половина гостей в таких сидела. Я в том числе. У меня вообще три таких было: белая, черная и зачем-то красная.

Ну и решил он закупить их на продажу. Собрал пожитки, взял ссуду и по совету одного знакомого, у которого «брат торгует», рванул в Китай. Небольшая китайская деревушка была построена вокруг огромного крытого рынка. Почти у входа он сразу заприметил оптовика с нужным товаром. Решил дальше не бродить, время – деньги. На прилавке ценник в 1$. Прикинул: у нас такая пять-шесть баксов стоит, значит, четыре-пять баксов «навар». Уже хорошо, но для приличия решил немного поторговаться, а вдруг?

- По пятьдесят центов возьму! – с места в карьер рубанул папаша.

- Доллар, - не уступал китаец.

- Шестьдесят центов, вагон брать буду! – не унимался начинающий бизнесмен, а сам заметил, что ему уже начинает нравиться такой вот торговый напор.

- Девяносто, - начал подвигаться китаец.

- Ладно, уговорил, шестьдесят пять! – обрадовался отец.

- Девяносто пять, - прищурился местный.

Сторговались на восьмидесяти центах, чувак довольный, закупил реально целый вагон. Для нашего городка это довольно много, можно было каждого жителя тремя единицами отоварить, еще и на сельских хватило бы. Вернулся домой, там начало весенне-летнего сезона, самая, такскать, маза торговать. Встал за прилавок и пошли дела медленно, но в гору. А тут конкурент лезет с расспросами, мол, где и почем взял? Секрет фирмы, говорит. Через неделю эти двое «рубашечников» уже сдружились. Выпивать на пару стали, тут батя и «раскололся», что закупил вагон этих рубашек у сговорчивого китайца аж по восемьдесят центов. «Прикинь, какой навар получится!» Конкурент аж поперхнулся. Батя по-отечески так его по спине похлопал: «Ничего, будет и на твоей улице праздник! Я тебе координаты того рынка дам, в следующий раз тоже у него отоваришься». Но сосед, прокашлялся и сквозь смех: «Пиздец, Михалыч, глухо тебя наебали. Этим рубашкам в Китае красная цена – двадцать центов, а крупным оптом их вообще по весу продают». Михалыч разметал посуду и засобирался чуть ли не прям щас в Китай найти того хитрожопого торгаша, да в глаза его честные посмотреть. Но товарищ вразумил, толку нет, законы рынка, предъявить нечего, да и понятия у них не те.

Тут инсульт мужика и накрыл. А жена его этими рубашками еще три сезона торговала. Через несколько лет, говорит, на месте той деревеньки был уже мегаполис.

Прочитал я тут комментарии к посту http://pikabu.ru/story/_4717260, и решил что не плохо было бы дать немного фактов сомневающимся в не справедливости и жестокости депортации
калмыков. В основном сторонники Сталинских методов напирают на то, что якобы большая часть калмыков была предателями и воевала на стороне гитлеровцев.

Что ж вот вам для начала немного чисел:

Согласно переписи 1939 года калмыцкое насиление в СССР состовляло 134 402 человек, из них 107 315 проживало в Калмыцкой АССР.

21 июля 1943 года(берем 43-й год потому как именно в 43-м произошла депортация) на стороне немцев находилось около 3000 калмыков, что составляет 2.2% от калмыцкого населения 1939г.

Калмыков из КАССР в рядах РККА воевало 25 247(23.5%), калмыков со всего СССР, включая КАССР, в РККА насчитывалось около 30000(22.3%). Всего за годы войны сражаясь на стороне Красной Армии погибло 9026 калмыков - это 6.7% от числа калмыков в СССР за 1939 год.

Как видно, из привиденных здесь данных, предателей в калмыкии было, по сравнению с числом калмыков в РККА, намного меньше и уж никак не большинство.

С момента депортации(28 декабря 1943г.) и до апреля 1946г. значилось 14 343 умерших калмыцких переселенцев - это 10.6% от численности калмыцкого населения до военного времени. Кроме того высока была детская смертность, так в 1948-49 гг. в калмыцких семьях родилось 3193 младенца, при этом умерло 2766.

В общем калмыцкое население в СССР сокрощалось вплоть до 1949 года. В 1949 г. число калмыков снизилось до 88 900 человек - 66.1% от населения довоенного времени.

17 марта 1956 года калмыки были реабилитированы, и им было разрешено вернуться на родину.

Так же заставляет задуматься о целях депортации тот факт что калмыков в отличии от других сосланных народов(кроме советских немцев) селили разрозненно, не больше нескольких семей на населённый пункт от нанешнего Ямало-Ненецкого автономного округа до Казахстана, при этом не селили в местах проживания наших братских народов в Туве и Бурятии. В результате чего калмыки очутились вне своей языковой среды и оказались обречены на медленную ассимиляцию.

Встречал я так же, в сети, мнение что депортация - это совершенно нормальное, по тем временам, явление, потому как в США 19 февраля 1942 года всех японцев сослали в лагеря для интернированных. При этом забывая, что массово никто из японцев в этих лагерях не умирал и что после окончания войны в 1945 все японцы были освобождены.

Вообще надеюсь, не смотря на то что видел я в сети в основном только одобрение депортаций, со стороны русского населения РФ, на самом деле людей не одобряющих на много больше, просто они молчат.

В начале декабря 1943 года шестилетняя Гашун, оставшись без родителей, еще не понимала, что её ждет в ближайшем будущем. Всё только начиналось. Её сестрёнке Кеме не было и четырех лет. Дядя Бата, папин брат, взял малышку к себе в качестве няньки для новорожденной дочери. Гашун ждала другая судьба – на краю селения свои последние дни доживала парализованная бабушка - их дальняя родственница. Гашун поселили в ее дом фактически в роли сиделки, повара, медсестры и уборщицы. Шла война, в селах оставались старики, женщины и дети. Было еще несколько мужчин-инвалидов, кого на фронт не взяли, в том числе дядя Бата. 28 декабря в дом вошли военные. Гашун испугалась, не понимала, что говорят. По-русски знала всего пару бытовых слов, в селе ведь жили одни калмыки и все говорили на своём языке. Ушли. На улице была паника: женщины и дети ревели, куда-то бежали, туда-сюда ездили военные грузовики. Гашун побежала к дяде, его дома не оказалось. Тетя, держа малышку в одной руке, другой рукой собирала вещи. Перепуганная Кема сидела в углу и хныкала. Через пару часов всех жителей селения рассадили в бортовые грузовики и вывезли на железнодорожную станцию. Никто ничего не понимал. В те времена можно было ожидать чего угодно. Военные, в основном, обращались с людьми как со скотом. Но были и исключения. Некоторых селян предупредили, чтобы брали с собой самые теплые вещи – ехать долго и далеко. Гашун не взяла с собой ничего, даже поесть. На дощатом полу грузовика лежала полуживая парализованная бабушка. На станции их пересадили в товарный вагон. Девочке повезло – в их вагоне была печка-буржуйка. Дорога заняла, казалось, вечность. В пути почти половина людей умерли от голода и холода. Последние несколько дней буржуйку топить было уже нечем. Гашун выжила чудом. Бабушка умерла, ее тело выбросили из вагона прямо на ходу. Их выгрузили на какой-то сибирской станции. Там же распределили. Когда все разошлись, Гашун осталась одна. Босиком, в одном платье, с бабушкиным платком на голове. Её подобрала русская женщина, привела к себе, накормила и одела. Говорила что-то непонятное. Через пару дней ее нашел дядя Бата и привел к «нашим». Жили они в бараке. Днем взрослые уходили на работу. В основном, валили лес. Там они провели несколько лет и зим. Дядя Бата был грамотным, выучился читать и писать еще до революции. Во время переписи он «списал» у Гашун несколько лет, благо, она была худенькой и низкорослой – сделал ее на пару-тройку лет младше. Благодаря этому она тоже пошла работать немного позже. Хоть так. Худышка Гашун тоже валила лес. В одной и той же одежде и, простите, белье. Когда ей исполнилось шестнадцать, дядя Бата (к тому времени уже старый и больной) съездил в соседнее село к нашим и встретил кузнеца Бадму. Тот был лет на пять старше Гашун. В самом начале войны он получил осколочное ранение в ногу и был комиссован в тыл. Потом его вместе со всеми калмыками сослали в Сибирь. Несколько лет Широклага и вот теперь сюда. Бадма не был женат, но сожительствовал с одной женщиной чуть постарше. У нее к тому времени уже был сын, чуть позже она родила ему дочь. Дядя Бата понял, что парень хороший, серьезный и работящий. Не знаю как, но дядя Бата привез Бадму с собой и женил его на Гашун. Пристроил девчонку, как говорится. С той женщиной и, естественно, с дочкой Бадма больше не виделся. Гашун забеременела. Дочь родилась слабенькой и больной, и умерла в возрасте двух месяцев. Гашун заболела, долго не могла прийти в себя, но Бадма её выходил. Её, ещё не окрепшую, снова заставили выйти на лесоповал. Через год Гашун родила дочь. Ещё через два – вторую, мою маму. Потом у них родился сын Бата, а после возвращения в Калмыкию – еще одна дочь.

Сегодня, 28 декабря, исполнилось 73 года со дня ссылки калмыков в Сибирь. Светлая память тем, кто погиб в военное время, но не от пуль врага, а от распоряжения «родных» властей в голоде и холоде, в сталинских лагерях…

Был у меня друг Вовка Астафьев. Все звали его Бобан. Вместе в КВН играли по студенчеству в 1996-1999 годы. Здоровый такой, лысенький, но никакого отношения к скинам не имел, так как вырос среди калмыков. Играла наша команда в воронежской лиге. На одну игру я не поехал из-за сессии. Бобан такую историю оттуда привез.

Как-то после игры переодеваются наши в номере вчетвером: Бобан (единственный русский), Босс – крепкий смуглый калмык и двое одиннадцатиклассников из школьной лиги, они впервые на выездную игру приехали с нашей командой. В ночной клуб собирались. Тут в дверях появляется мелкое тельце с лысой, как коленка, головой, вскидывает «зигу» и писклявым таким голосом: «Уважай Россию или уезжай! Россия только для русских!» Мы частенько в Воронеже встречали свастики всякие на заборах, на зданиях, но никогда с настоящими скинхедами не пересекались. А тут на тебе. Ну, пацаны переглянулись и дальше своими делами занимаются. Подумали, что кто-то из других команд первобытный пранк устроить решил. Тот мелкий опять проскандировал зазубренную фразу, а наши – ноль внимания. Через пару минут в дверях появляется чел поздоровее и провоцирует наших на драку. Они как раз оделись, спрашивают: «Вы чё, серьезно штоль?» Те: «Выходите на задний двор, бить вас, чурок, будем!»

Наши оценили противника: один мелкий совсем, с ним и школота справится, а второго Босс с Бобаном порвут без напряга. Выходят на задний двор, а там лысых человек двадцать. Их вожак отзывает Бобана и говорит: «Братан, ты в сторонку отойди, мы ща этих ускоглазых от*издим, а к тебе вопросов нет». Бобан ему в ответ: «Я с ними и я такой же калмык, как и они, так что е*ашьте и меня тоже, если сможете». У вожака возникло секундное замешательство и в этот момент один из наших школьников (дрыщ из дрыщей) покидает место и скрывается в коридорах гостиницы. «Та-ак, крысы бегут с корабля», - подумал Бобан, - «Но ничего, толку от него все равно никакого не было бы». Ну, Бобан еще пару минут с главным лысым поговорил о том, о сём. Чуствует, щас отгребут почём зря, да и остальных «наших» позвать надо было, зря вчетвером отчаялись выйти.

Тут с грохотом вылетает дверь и недавний беглый школьник с криком «Урала-ан!», выпучив глаза, несётся на врага с табуреткой в руках. «Ну всё, пиз*ец, теперь точно погибнем», - подумал было Бобан, но в ту же секунду вслед за школьником выбегает толпа человек тридцать-сорок наших калмыков и казахстанских казахов. Скинхеды кинулись в рассыпную, но вход в гостиницу перекрыт, а внутренний двор огорожен двухметровыми бетонными плитами. Двое самых отчаянных становятся к забору и притворяются ступеньками. Наступая на их спины, остальные скины перемахивают через забор и исчезают в дебрях Воронежа. Эти двое остаются и обреченно ждут своей участи. Бить их не стали, потащили в свои номера. Короче, одного забрали наши, второго – казахи. Привели в номер, где все начиналось, привязали парня ремнями к ножкам кроватей и растянули на полу. Ни одного волоска с его лысой головы не уронили, мамой клянусь. Вообще не били. Сели на корточки вокруг него, поставили на живот стаканчики и давай водку пить. Тот хнычет, просит домой отпустить, обещает, что больше так не будет и всё такое. Наши непреклонно пьют водку и приговаривают: «Не хнычь, водку разольёшь». Через полчаса паренёк успокоился, видит, что его не трогают. И тут Босс в диалог вступил:

- Ты скинхед ведь?

- Ддда… нннет… не знаю, я недавно совсем… отпустите меня, пожалуйста, мне домой пора…

- Да отпустим мы тебя, не ссы. Ну так ты скинхед или как? Ты хочешь, чтобы в России только русские жили, так?

- Дда, вроде…

- А ты сам-то русский?

- Да…

- А как фамилия твоя?

- ***ович

- ***ович?! И ты всерьез считаешь себя русским?

- Да, а что?

- Ничего. А когда ты не был лысым, у тебя волосы какого цвета были? Как брови?

- Да, как брови

- А у мамы девичья фамилия какая?

- *арзаева…

- Мда… Ну и какой же ты русский, скажи? Смотри, фамилия у твоего папы еврейская, у мамы – татарская, это если в лучшем случае. Ты серьезно себя русским считаешь?

- ????

- Слушай, парень, мои праотцы на Руси триста лет сидели, до них варяги, потом немцы, французы, поляки и еще хрен знает кто. Евреи так вообще всегда и везде были. Сколько в твоих жилах русской крови, сможешь посчитать?

Отпустили пацана домой историю учить, но в ночной клуб, на всякий случай не пошли.

В другой раз уже я с Бобаном гуляли вечерком по Воронежу. Тут внезапно скины нарисовались. Бобан аж выругался по поводу такого везения. Но теперь-то нас двое, а их толпа, да и до гостиницы пара километров. Зима, мороз градусов пятнадцать и снег скрипучий. Идем вперёд, авось пронесёт. Нифига. Подходят, интересуются, не Мурат ли я Насыров? У меня волосы тогда длинные были, часто путали то с Муратом Насыровым, то с Батырханом Шукеновым. «Нет, и даже не «А-студио», - опережаю второй по популярности вопрос. «Кто такие и откуда?» «Местные», - отвечаем, - «С улицы Лизюкова». А сами пути отхода высматриваем. Этот ответ, похоже, заставил их слегка «подвиснуть». Ну мы с Бобаном посмотрели друг на друга и решили превентивно свалить. Бежали сначала быстро, потом долго, пока те не отстали. И тут Бобан, сменяя бег на шаг, дрожащим от мороза голосом выдаёт: «Щ-щаз-з б-бы п-п-пивк-ка х-холод-дного, да?»