Когда мне было лет 8–9, на летних каникулах мы постоянно играли в мушкетеров: находили на ближайшей стройке металлические прутья и устраивали поединки.
У меня была любимая «шпага» — я обмотал ручку изолентой и насадил на нее крышку от банки, чтобы защищала руку. Своим оружием я очень гордился.
Однажды, возвращаясь домой после очередной битвы, я столкнулся в подъезде с тремя хулиганами из параллельного класса. Главный из хулиганов отобрал у меня шпагу. Она была ему совершенно ни к чему, но по своему статусу он был обязан сделать что–то плохое.
В расстроенных чувствах я пришел домой и пожаловался папе.
Папа был раздражен тем, что я не смог решить эту проблему самостоятельно, но накинул свой офицерский плащ, и мы спустились вниз.
Хулиганов мы застали у подъезда.
«Этот?» — спросил папа, указав пальцем на того, что держал в руках мою шпагу. Я кивнул. Прочитав короткую поучительную лекцию о том, что дворовые проблемы нужно решать один на один, папа поставил нас друг напротив друга и велел драться.
Папин вердикт поверг меня в шок — я просто хотел, чтобы мне вернули мою шпагу, а драться ужасно не любил. Но деваться было некуда, и мы сцепились.
Помню, как мы клубком катались по лужам и яростно мутузили друг друга. Крови, кажется, не было — были сопли и слезы. А над всем этим высился мой невозмутимый папа в плаще с майорскими погонами, и стояли два увлеченных зрелищем хулигана…
Победителей в том поединке не оказалось, но шпага осталась у меня. А потом лето закончилось, наступило первое сентября, и, помню, я стоял в школьном дворе перед праздничной линейкой, когда из толпы вдруг возник тот самый хулиган.
Проходя мимо меня, он повернул голову, отхаркнул и плюнул мне в лицо. По щеке поползла мерзкая липкая слюна.
Я утерся.
С тех пор прошла половина жизни. Завтра моему папе исполняется семьдесят. Он — полковник в давней отставке и все еще работает руководителем в какой–то коммерческой структуре. Годы его изрядно помяли, но он по–прежнему суров и непреклонен.
Сделать из меня альфа–самца у него так и не получилось — я остался, согласно его квалификации, «мямлей»: даже не бета–, а, наверное, гамма–самцом.
Иногда мне кажется, что папа меня презирает. Единственное, что может служить ему некоторым утешением, это то, что сын не вырос пидором.
Во всем остальном — тотальная катастрофа. Но папа старался.
(с) epal