Я был довольно странным ребёнком. Ну, то есть как, странным? В меру капризным, в меру жадным, в меру упрямым. Терпеть не мог убирать игрушки, не любил помидоры, омлет, манную кашу и многое-многое другое, что сейчас ем с удовольствием (за исключением молочной лапши и окрошки). Это не странность, думаю, добрая половина людей, у которых когда-то было детство, со мной согласится. Но у меня в башке периодически возникали какие-то серьёзные траблы, в результате я творил вещи, которые в здравом уме никто творить не будет.
Однажды вечером семилетний я лежал в кровати и думал о том, что не хочу спать. Над моей кроватью висел ночник, а его провод болтался на уровне моей головы. Было скучно. Машинально я сунул провод от ночника в рот и начал меланхолично, как телёнок, его жевать. Провод был мягкий, и мне это нравилось.
В общем, когда у меня во рту БАХНУЛО, я не испугался. Просто не успел. А когда через пару секунд в комнату ворвались мама с дедом, то я испугался уже не бабаха, а того, что мне сейчас конкретно влетит. Но, к моему удивлению, меня даже не ругали: то ли пожалели, то ли решили, что идиотов ругать бесполезно. Кстати, даже не знаю, перегрыз я обе жилы или, скорее всего, только одну. И не помню, выбило ли пробки. Никаких повреждений я не получил, а дед минут через десять починил светильник.
Больше я с электричеством не шутил.
Второе доказательство моей ненормальности не заставило себя ждать. Была осень, в школу надо было брать сменку. По улице я шёл в ботинках, а переобувался в лёгкие вельветовые башмачки. А поскольку, плюс ко всему, я был патологически рассеян, то вскоре один ботинок таинственно исчез из моего мешка.
Вот что бы сделал любой нормальный ребёнок на моём месте?
Правильно: пошёл бы домой в школьной обуви.
Но мы не ищем лёгких путей: на правую ногу я надел ботинок, а левая осталась в туфле. Так и припёрся домой. И опять мама меня не ругала, только хохотала, называя высоким блондином (я тогда не понял юмора).
Третий случай произошёл совсем скоро. Поскольку запасных ботинок у меня не было, а хляби небесные по-осеннему разверзлись, я пошёл в школу в резиновых сапогах. Почему-то в тот день мне приспичило немного срезать путь через дырку в заборе, и я обнаружил в дальнем углу школьного двора роскошную лужу. Что делает нормальный ребёнок, обутый в резиновые сапоги, при виде незнакомой лужи? Соблазн был велик, но, после некоторого колебания, я решил отложить удовольствие.
На уроках я думал только о луже, благо, что в первом классе на чтении и математике откровенно скучал, только письменные буквы и странные правила, типа "жи-ши" и "чу-щу" были в диковинку.
И вот уроки закончены, я с трепетом подхожу к луже и делаю аккуратный шажок. Потом другой. Третий шаг был роковым: я провалился по пояс.
Весь мокрый, грязный и зарёванный, я притащился домой. В тот раз мне влетело крепко: морали читать маман умела часами, а я думал, что лучше бы она мне врезала ремнём по заднице, чем вот то вот всё.
Вы спросите: и что же странного в том, что семилетний пацан провалился в лужу? В этом, конечно, ничего ненормального нет. Но, слушая мамино ворчание, я думал ещё и о том, какой я всё-таки молодец, что не стал измерять лужу утром. Что бы сделал нормальный ребёнок, провалившийся в воду по дороге в школу? Очевидно, пошёл бы домой. Но у меня тогда и мысли такой не возникло: я припёрся бы на уроки и, если бы учительница не заметила, то отсидел бы всё положенное время.
Эти истории имели место в первой четверти первого класса. То ли потом у меня в голове какая-то пружинка, наконец, встала на место, то ли добрый боженька решил, что предназначенная мне премия Дарвина пригодится кому-нибудь другому, но с тех пор я почему-то перестал быть малолетним идиотом.
И правильно сделал.