Голос в высокой траве⁠⁠

Мы с Данилой дружили с детства. Выросли в одной деревне в Хакасии. Он — коренной, из рода потомственных охотников, знал тайгу как свои пять пальцев. Я теперь городской, но с тягой к дикой природе, которая осталась с юности. Каждый год, пока были силы, мы уходили с ним на пару недель вглубь, подальше от людей, к скалистым сопкам и быстрым речкам. Рыбалка, охота, ночевки у костра под небом, усыпанным такими звездами, каких в городе никогда не увидишь.

Год назад его не стало. Последние полгода его жизни превратились в настоящий ад. Опухоль в мозгу, последняя стадия. Боли которые он испытывал не глушили уже никакие лекарства. Появились провалы в памяти, приступы ярости. Он, сильный, гордый охотник, стремительно превращался в тень.

Однажды утром он просто взял свой старый охотничий карабин и ушел в тайгу. Насовсем.

И вот я здесь. Теперь совсем один. Приехал пройти по нашим местам, вспомнить. Забрел далеко, туда, где мы бывали лишь однажды. Поставил палатку в небольшой низине, окруженной со всех сторон высоченной, по пояс, травой и редкими кривыми елями. За сопками садилось солнце, окрашивая небо в багровые, как кровь, тона. Я поужинал в тишине, посидел у огня, мысленно обращаясь к Даниле. Рассказывал ему, как прошел мой год. Ночь опустилась быстро, принеся с собой прохладу и абсолютную, давящую пустоту.

Ближе к полуночи мне приспичило по нужде. Я отошел от лагеря метров на пять, в заросли травы. Сделав свое дело, я уже собирался возвращаться, как вдруг услышал, что… что меня зовет… Данила!

«Андрюх! Иди сюда!»

Сердце гулко застучало. Голос был его. Стопроцентно! Та же хрипотца, те же интонации. Ни с чем его не спутаешь. Но это было невозможно!

Голос звал меня откуда-то из глубины темного поля.

«Данил?..» — выдавил я из себя, вглядываясь в темноту.

Тишина. Я постоял с минуту, прислушиваясь. Разум кричал, что это бред, слуховая галлюцинация от одиночества и тоски по умершему другу. И тут снова: «Андрей! Да иди же сюда, говорю!»

Голос был настойчивым, даже немного раздраженным. Точно он! Разум кричал, что это невозможно, что он мертв, что это я нашел его тело в том овраге. Но сердце… сердце цеплялось за безумную, дикую надежду. А вдруг? Вдруг это какое-то чудо? Я шагнул в том направлении, раздвигая руками густую, влажную от росы траву.

«Да где ты есть?» — крикнул я, продвигаясь вглубь.

«Здесь я, здесь! Давай быстрее!» — донеслось уже немного сбоку.

Я шел на его голос минут пять. Он постоянно звал меня, и каждый раз казалось, что источник звука немного смещается. То левее, то правее, то дальше. Я начал злиться на самого себя. Что за игры разума? Вокруг — непроглядная темень, только луна тускло пробивается сквозь облака. Я остановился, чтобы сориентироваться, и понял, что огонька моего костра уже не видно. Заблудился в трех соснах, точнее, в трех гектарах травы.

«Данил, хватит!» — заорал я уже не на шутку испугавшись, и крик мой прозвучал как отчаянный вопль.

И в этот момент меня будто ледяной водой окатило. Внезапное, оглушающее осознание всей дикости происходящего. Данила мертв. Он застрелился год назад. Я стоял у его гроба. Это не он! И я все это время шел за голосом мертвеца.

Мы замерли одновременно. Я и пронзительная тишина. Стоял посреди этого бескрайнего поля, вдалеке от цивилизации, и слушал, как колотится собственное сердце.

И тут из темноты, где-то впереди, снова раздался голос. Его голос звал меня по имени.

«Андрюх! Ты где застрял там?»

Я смотрел в непроглядную тьму и слышал голос своего друга, который лежал в могиле за сотни километров отсюда. Холодный пот прошиб меня с головы до ног. Ноги стали ватными.

И я вспомнил. Вспомнил, как много лет назад, вот так же у костра, Данила рассказывал мне старые хакасские поверья. Про злых духов, что бродят по тайге. Они уводят людей, подражая голосам их близких. Я тогда еще посмеивался над этими суевериями.

«Не смейся», — серьезно сказал он тогда, не сводя глаз с огня. — «Услышишь ночью, что кто-то знакомый зовет из темноты — ни в коем случае не отзывайся и не иди. Это не он!».

Я резко развернулся и, не разбирая дороги, ломанулся в ту сторону, где, как мне казалось, остался лагерь. Я бежал как во сне, спотыкаясь, путаясь в высокой траве. А голос продолжал звать. Он становился то настойчивее, то жалобнее. «Андрей, помоги! Я ногу подвернул! Андрюха, не бросай меня!»

Это был голос моего лучшего друга, взывающего о помощи. Он звал меня голосом человека, который в свои последние месяцы мучился от страшной боли. И не пойти на этот зов казалось предательством. Каждая клеточка моей души рвалась туда, в темноту, спасать его, помочь, как я не смог тогда. Но обрывок старого воспоминания гнали меня прочь.

Когда я наконец выбрался к костру, то рухнул на землю, тяжело дыша. Меня колотил озноб. Я подбросил в огонь все дрова, что были, и пляшущее пламя отогнало мрак.

Я не знаю, что это было. Может, и впрямь духи, о которых говорил Данила. А может, просто мое горе свело меня с ума в этой первозданной тишине.

Я не спал до самого рассвета. Сидел у костра, а из темноты до меня еще долго доносился его голос, зовущий меня по имени. Он то удалялся, то приближался, но больше я ему не отвечал. Я не знаю, что бы со мной стало, если бы я не вспомнил в тот миг предостережение покойного друга.

Наверное, я бы так и ходил по этому полю кругами, откликаясь на голос друга, пока не свалился бы без сил или не нашел свою смерть в каком-нибудь болоте.