Сегодня мы в смену с Алей, из огня да в полымя - со дня и в ночную смену.
Очередь к вечеру неведомым образом рассосалась, - мы оформили кота с почками на капельницу инфузоматом в последний свободный пластиковый бокс, и на этом места в стационаре закончились.
Ничего серьёзного, впрочем. Кошки после кастрации занимают все клетки, приходят в себя после наркоза - сонных не отдаём. Все они приютские, переночуют, а утром поедут к себе, - обычная практика. Распихивать их по тесным переноскам сейчас совершенно не хочется.
Но факт остаётся фактом - стац забит под завязку.
Аля на телефонах, за что я ей очень признательна. Не люблю говорить с людьми.
В холле хлопает дверь.
В кабинет без стука входит худая растрёпанная женщина с опухшим лицом и в грязных резиновых сапогах на босу ногу, от каблуков которых отваливаются кусками слепки спрессованной грязи. Она достаёт из-за пазухи засаленной синей куртки кошку - серую, обычную кошку, с тигровой раскраской, если бы тигры могли быть серыми, - и ставит её на стол.
- Вот, - резюмирует женщина. - Усыпить.
От неё несёт стойким густым перегаром.
- Усыпить? - переспрашиваю я, словно эхо. - А что с ней?
- Родила, - отвечает женщина.
Я жду продолжения, но его не происходит.
- И? - спрашиваю снова я, параллельно ощупывая кошке живот.
В матке пусто - это самое главное.
Кошка молодая, беспокойная, но не агрессивная. Судя по всему, ходит гулять на улицу. Ну и нагуляла.
На мой вопрос женщина не отвечает. В кармане её куртки звонит телефон, женщина достаёт его - кнопочный, старый - и, жамкнув на кнопку, надрывно орёт туда:
- В клинике я. Полторашку и пельмени, чё звонить-то? Деньги? Х@й там плавал!.. я скоро буду. Пять минут, - и она отключается.
Итак, у меня пять минут на сбор анамнеза и беседу.
Ненасильственное общение, наполненное сопереживанием и узнаванием потребностей клиента, если быть точной.
А не матом начать говорить - тут я точно продую, не та категория весовая.
Молча смотрю на женщину. Кошка в полном порядке, только живот набух - молочные железы переполнены ценным молозивом. Кошки, оставшиеся без котят, после такого страдают мастопатией, маститом и субинволюцией матки. Ибо застой и окситоцина вдобавок нет. А он образуется при стимуляции молочных желёз котятами.
- Родила она, говорю, - проговаривая слова, произносит женщина, как для тупых.
- Родила, и? Почему усыплять? Она молодая, здоровая кошка. Может, кастрировать лучше? Не думали?
- За@бала рожать. Мой сказал - в мешок её и утопит.
- А с котятами что? - замечаю, что дышу, "задувая свечи на торте". Это метод, который позволяет мне успокоиться: губы трубочкой, выдох. Вдох... Следующая свеча.
- Унёс их куда-то, - женщина неопределённо машет рукой по воздуху, будто рисуя иероглифы. - В пакет... И унёс.
В моей голове разворачивается сценарий, который здесь, в стенах клиники, происходит не в первый раз. С заведомой регулярностью. Я отказываю. Они уходят. Судьба кошки становится предрешена.
Аля стоит у стенки - на лице написано молчаливое возмущение. У неё звонит телефон.
- Ветклиника, здравствуйте, - отвечает она, давая мне драгоценное время для непростых раздумий. - Трое? А возраст? Ну... приносите, конечно, мы посмотрим. Только вход будет через заднюю дверь, с торца... Да-да, там звонок...
Она вешает трубку. Вместо того, чтобы спросить Алю, кто звонил, я ей показываю на кошку:
- Придержи.
И затем добываю из журнала бланк, заполняемый перед эвтаназией. Стандартный документ про то, что владелец не против и осведомлён. И там ещё про закапывание без целлофанового пакета, - чтоб анаэробы в почве не размножались. Протягиваю бумагу женщине вместе с ручкой:
- Вот здесь и здесь: фамилия и распишитесь. Что Вы не против усыпления.
Она безропотно берёт бумагу и изучает её, глядя почти в упор. В итоге ставит две закрючки.
Ловлю на себе Алин тяжёлый взгляд: она знает, что я здоровых кошек не усыпляю, и почему теперь? За её спиной находится холодильник, где стоит флакончик со смертельным коктейлем, неужели я сейчас скажу ей помочь и достать его, и начать набирать шприцы? На её лице читается удивление, брови чайками задраны вверх, вот-вот начнёт что-нибудь возмущённое говорить. Даже рот открыла.
Я делаю большие глаза "потом поговорим" и, перехватывая кошку, обрываю её на полуслове:
- Принеси мне коробку.
Фыркнув, Аля уходит в подсобку, гремит там. Даже, кажись, пинает что-то неистово.
Мы всегда после эвтаназии упаковываем трупы в эти коробки.
Я забираю у женщины подписанный листок, вкладываю обратно в журнал и говорю:
- С Вас за усыпление тысяча рублей ровно.
- Бл@дь, сколько? - женщина морщит лоб и резко отшатывается - как бы не упала тут.
- Тысяча. И это по дневному тарифу.
Она вполголоса матерится, тяжело вздыхает, щупает телефон. На лице - видно - написано: не нужно было приносить, уж лучше в мешок, и вообще зачем ей эти проблемы, муж бы всё сам порешал... а там пельмени уже на подходе и стопочка...
Она ныряет рукой в карман безразмерной куртки, добывает оттуда смятые сто рублей, кладёт их на стол. Ещё мелочь. Выворачивает карман. Оттуда выпадает на пол пустая пачка из-под сигарет, мятый коробок спичек и ручка, которой она только что подписывала бумаги. Ручка закатывается под стол.
- Да пошли вы, - вскрикивает женщина, протрезвев, и с небывалой прытью выскакивает из кабинета, где сталкивается в коридоре с Алей - я слышу вопль и звук падения коробки. И затем - грохот входной двери.
Ушла.
Аля обнаруживает в кабинете меня в обнимку с кошкой.
- Нам нужна большая коробка, Аль. Большая, - отвечаю я на её немой вопрос об эвтаназии. - И дырок по бокам побольше наделай, раз уж стационар забит. А я сейчас... Только вспомню, чем можно лактацию остановить... Лактостоп, что ли...
- И что мы скажем утренней смене? - Аля смотрит то на кошку, то на меня. - В приют её, что ли? Там и так давка, по трое в переносках приносят...
И давай моим внутренним голосом говорить! А ведь только что смотрела возмущёнными глазами, задрамши брови!
- Да знаю, - обрываю я её. - Хочешь усыпить?
Аля в ответ рычит.
- Вот и я не рвусь. Дай подумать, какая там доза у лактостопа, не помню...
На счастье, на втором этаже ветклиники есть зоомагазин. Ночью всегда можно зайти туда, оставить деньги, взять препарат и продавцу оставить об этом записку с большим "спасибо" и кучей восклицательных знаков. Утром на нас будут, конечно, орать, но что я сделаю? Я б сама сейчас покричала в подушку или ещё куда-нибудь в торт.
Стац переполнен. Никому не нужная кошка с приданным в сто пять рублей. Этих денег на расходники для кастрации не хватит точно.
На лактостоп может хватить зато.
Аля неистово дырявит коробку тупыми ножницами, но как ножом, успешно реализуя свой накопленный яростный потенциал, а затем с материнской нежностью кладёт туда байковое чистое одеялко, и сверху - голубую пелёнку. Я же, в обнимку с кошкой, иду закрывать входную центральную дверь, - время, ночная смена.
И почти одновременно раздаётся звонок с торца.
Мы сажаем кошку в коробку, коробку отодвигаем в угол. Лактостоп подождёт, вдруг там экстренное.
- Они звонили, - торопливо вещает Аля, сопрождая вошедшую женщину в кабинет. Та ёжится, одета как-то совсем не по осенней погоде: в футболочку и спортивные леггинсы.
Неонаталы.
Так по-научному называют новорождённых котят. Трое мелких, слепых, завёрнуты в свитер, свитер уложен на дно красного пластикового ведра.
- Мусор пошла выносить, - говорит сбивчиво женщина, добывая котят на свитере из ведра.
- Бутылку с тёплой водой сделай нам, - быстро тараторю я Але. - И в чистые полотенца её. Только в чистые!
Ещё не хватало какой заразы.
Им нужна грелка, как минимум. И глюкоза. И ещё еда. Гипогликемия, переохлаждение... Термины теснятся в моей голове беспокойной кучей.
Я осматриваю котят, продолжая выслушивать женщину. Она говорит, что никогда не сталкивалась с таким, с малышами, ещё и слепыми, и что теперь делать - ровным счётом не знает.
Кто выкармливал новорождённых котят, тот сказал бы, что в первые недели это будет бессонный ад. Но есть и хорошая новость: на счастье, в продаже есть молочная смесь - заменитель кошачьего молока, - про которую я и рассказываю женщине, добывая параллельно глюкозу. Несколько капель на язык каждому - важно перед согревом.
- Молочная смесь для котят? - переспрашивает женщина.
Аля поясняет:
- Она должна быть у нас наверху. Зоомагазин закрыт уже, но я могу за наличку принести его Вам, если чек потерпит до завтра.
На нас, конечно, с утра будут орать, но...
- Да потерпит, потерпит, конечно, - суетится женщина, хлопая себя по карманам, которых нет. И сама же себе бубнит: - Кому он вообще нужен-то этот чек... - и затем обречённо: - А я кошелёк забыла.
- Погодите-ка, - говорю я и умолкаю в раздумьях.
В тишине кабинета раздаётся слабое мяуканье трёх котят. Вокализация - уже хорошо. Значит, всё не так плохо, как могло было быть. Жмутся к тёплой бутылке, завёрнутой в полотенце.
"Что ж ты тупишь-то, а?" - вещает мне внутренний голос о чём-то весьма очевидном.
Серые котята, с полосками. Странное дежавю.
Мелким котятам сразу после рождения нужно молозиво - это защитит их организм от инфекции, даст необходимые антитела. Искусственное кошачье молоко - это чудесно, конечно, но в нём нет этих, крайне важных для котят антител, причём проницаемость кишечника - для них конкретно - существует только в первые сутки. Им нужна мать. Настоящая кошка-кормилица.
- Мяу! - раздаётся требовательное из коробки. Изнутри её начинают неистово драть когтями.
- Как на счёт кошки-кормилицы? - выпадают из меня сами собой слова. - Это лучше, чем искусственное кормление. В молозиве... Там находятся эти... Антитела...
На слове "антитела" из коробки, словно чёрт из табакерки, выпрыгивает почти вертикально вверх наша серая кошка. Серая, в полоску, как если бы это был серый маленький тигр.
- Лови! - запоздало кричу я Але, но мои волнения оказываются абсолютно беспочвенны: кошка ловко вскакивает на стол, обнюхивает чужой свитер, находит в его складках котят и принимается их вылизывать.
- Ой...а я пошла мусор выносить, - повторяется женщина, оторопело глядя на эту "картину маслом", - смотрю, пакет возле бака шевелится, а там в пакете они... Конечно, мне очень-очень нужна ваша кошка-кормилица. Это и есть она?
- Да, это она... - киваю я.
- ...их мама, - завершает нужную фразу Аля.