Здесь, по склонам горы Эттерсберг, любили прогуливаться Гете и Шиллер. Неподалеку от этих мест в Веймаре жили и создавали свою вечную музыку Иоганн Себастьян Бах, Ференц Лист. И, будто в насмешку над тенями великих предков, на склонах знаменитой горы фашисты устроили гигантский концлагерь.
В один из сентябрьских дней 1944 года в детском бараке появился пожилой человек высокого роста, степенный. Это был учитель Никодим Васильевич Федосенко. Первым делом он попросил, чтобы кто-нибудь из подростков встал перед входом и наблюдал: если вблизи барака появятся охранники, он должен подать условный сигнал.
Первый урок начался необычно. Никодим Васильевич стал спрашивать детей, откуда они родом. Один за другим те вставали, волнуясь и запинаясь, вспоминали – кто о Запорожье, кто о Минске. Они называли свои имена, рассказывали о родителях. В концлагере им было приказано забыть собственные имена и фамилии - всем были присвоены номера. И когда их окликал фашист, каждый должен был быстро назвать свой номер.
…Как дети попадали в Бухенвальд? У каждого – своя судьба. Вот только несколько, тех, с кем мне довелось пообщаться. Валентин Нестеров, тогда ему было 9, уходил из Николаева вместе с матерью. Во время бомбежки они потеряли друг друга. Его, прятавшегося в воронке, питавшегося тем, что найдет на огородах, немецкие полицаи отправили под арест. Юного партизана Владимира Мациенко – ему было 12 лет, схватили во время облавы, когда он шел на связь с подпольщиками. Четырнадцатилетнего Павла Каюна забрали за то, что он пытался спрятаться в лесу, когда в их селе молодежь угоняли на работу в Германию. Все они оказались на нарах концлагеря Бухенвальд. И сквозь зарешеченные окна видели, как около крематория сваливают, будто древа, исхудавших, надорвавшихся на непосильной работе людей, в которых еще теплилась жизнь.
Дети понимали, что в концлагере нельзя задавать лишних вопросов. И Никодим Васильевич, конечно же, не имел права сказать им, что пришел вести уроки по заданию Интернационального подпольного комитета, организованного в Бухенвальде.
Изо дня в день в концлагере подпольщики вели скрытую и отчаянную борьбу: испортили ценный станок, передали ослабевшему товарищу кусок хлеба, собрали и спрятали в ведре с двойным дном радиоприемник, который включали тайком, чтобы слушать вести с фронта. И все это было сравни подвигу в тех условиях.
В августе 1944 года Интернациональный комитет Бухенвальда решил найти среди узников-подпольщиков учителей, которые будут вести уроки в детском бараке. Следом за педагогом Н.В. Федосенко к детям пришли историк Николай Федорович Кюнг, биолог Михаил Васильевич Левшенков и артист Ростовского цирка Яков Гофман. Последний принес с собой консервную банку, на которую натянул струны. Яков Гофман играл на этом «музыкальном инструменте», показывал фокусы, надевал смешные маски, чтобы дети хотя бы улыбнулись.
Николай Федорович Кюнг рассказывал:
«Однажды вечером меня вызвали из барака и передали, чтоб я подошел в условленное место. Там меня ждал связной. Он сказал, что подпольный комитет дает мне задание – вести уроки в детском бараке. Когда я отправился на первый урок, то волновался до слез. Ведь у меня самого было двое детей. Что с ними? Я не знал.
В бараке меня уже ждали. Дети сидели на нарах, на полу. Лица исхудавшие: огромные торчащие уши, глаза с выражением привычного испуга. Уроки обычным порядком: вопросы – ответы, задания на дом. Весь смысл наших занятий был в том, чтобы попытаться отвлечь детей от страха, в котором они жили, помочь им поверить, что не вечно будет длиться каторга. Придет наша Победа. Когда стал говорить, то увидел по глазам ребят – как трудно отвлечься им от горестных дум».
Фашисты запрягали детей вместо лошадей, забирались в повозки, брали кнут и с громким хохотом погоняли их. При этом кричали, чтоб те пели на ходу. Они их так и называли: «поющие лошади».
«Перед бараками стоял деревянный «козел» для порки. Экзекуции шли каждый день, - вспоминал в разговоре со мной И. П. Николенко (когда он попал в концлагерь, ему было 14 лет). За что охранники могли наказать, в том числе и детей? Даже за то, что им показалось, будто ты недостаточно быстро сдернул свою полосатую шапку, приблизившись к нему, или посмотрел слишком дерзко. Могли тебя тут же стукнуть рукояткой пистолета, или огреть хлыстом. Со мной не раз проделывали такую «забаву»: спускали на меня собаку, на пасть которой был надет намордник. Громадная собака сваливала меня с ног, катала по земле. Стоявшие вокруг охранники смеялись».
Другой узник из детского барака И.А. Борисов рассказывал:
«Нам в концлагере охранники говорили, что выйти из Бухенвальда можно только через трубу крематория. Что бы ты ни делал – получал ли миску баланды, тащился в шеренге на перекличку, - отовсюду было видно, как выходит дымок из трубы. Сгорает чья-то жизнь. А кто туда попадет завтра? С этой мыслью жили».
И все-таки подпольная школа работала. Учителя знали, что детям надо не просто выжить, но и сохранить свое психическое здоровье. Они не должны от перенесенных страданий стать озлобленными зверьками. если дети увидят, что к ним пришли с добром, то, возможно, смогут сохранить доверие к человеку.
Подпольщики работали и на вещевом складе, и в канцелярии. Так, по листочку, собрали для детей бумагу, карандаши. Нашли кусок фанеры, которую вывешивали как классную доску. Когда стали спрашивать детей, то оказалось, что от повседневного страха некоторые забыли, как слова пишутся. И каждый, приходя на урок, начинал с азов. Но вот что осталось у учителей в памяти: они чувствовали – дети хотят учиться!
После уроков, по ночам, сгрудившись на нарах, они вспоминали о книгах, которые успели прочесть до войны. Несколько вечеров подряд пересказывали друг другу «Спартака» и «Овода».
О том, что учиться было опасно, понимали все обитатели детского барака. Всегда у входа и на подступах к сараю сидели дети, будто играя, передавали друг другу сигналы. Они были зоркими стражами и умели молчать. Не было ни одного случая, чтобы кто-нибудь из них, хотя бы за кусок хлеба, донес или проговорился о том, что в бараке идут уроки. А потому никогда их не застали врасплох.
Дети оказались хорошими конспираторами. Они по-своему понимали, что подпольные уроки – это тоже сопротивление фашистам. И если к ним приходят учителя, значит, они – не безмозглое быдло, в которое их хотят обратить в концлагере.
Однажды подпольщики решили устроить ребятам праздник. Под Новый год привезли елку в один из бараков: ее срубили в лесу и спрятали на дне лагерной тележки. Из бумаги смастерили игрушки. На елку пришли только те дети, кто был способен скрытно, по-пластунски, проползти ночью между бараками. Здесь каждого ждал необычайный подарок. В пакетиках, где были картошка и морковь, они нашли такие вот письма:
«Здравствуй, сынок! Я знаю, как тебе тяжело. Но ты терпи. Скоро придет Красная Армия. И тогда мы встретимся. Я тебя найду!
Твоя мама».
Письма, конечно же, написали сами узники. Но дети были потрясены, читая их строки. Разве под Новый год не происходят чудеса?
Милосердие всегда сопровождалось угрозой смертельной расправы. Как-то в лагерной бане дежурил подпольщик Федор Дрябкин. В тот день через Бухенвальд прогоняли колонну узников в другой лагерь. Их пригнали из загонов, чтобы помыть в бане. Один из них ни за что не хотел оставлять свой чемодан. Плакал, прижимал его к себе. И все-таки, в конце концов, он доверился Федору Дрябкину. Оказалось, что в чемодане спрятан… его сын Стефан. Он был маленький, тщедушный, лет 5-ти от роду. Федор Дрябкин убедил отца, что надо оставить мальчика в лагере на попечение подпольщиков.
Заботу о маленьком Стефане взял на себя Интернациональный подпольный комитет лагеря. Мальчика нельзя было отвести в детский барак – все дети были на учете. Сначала его прятали на вещевом складе за стопками одежды. Потом перевели в лагерную санчасть. Здесь Стефана укрывали в бачке, в который бросали окровавленные бинты. Потом перевели его в свинарник. И этот ребенок ни разу не вскрикнул, не заплакал. Он уже понимал – что такое опасность. Стефан выжил. Своего отца он нашел через двадцать лет.
Дети не знали, что во многих бараках создаются боевые группы. Узники готовились к восстанию. Многие из них работали на военных заводах. Детали пистолетов приносили с заводов в лагерь в пайке хлеба, в подошвах деревянных колодок. Детали автоматов укрывали на повозках с углем. Оружие собирали и прятали под полом бараков.
Узники детского барака, уже чувствовали – что-то готовится, - рассказывал И.П. Николенко. – Вдруг нас, самых старших, стали учить делать перевозки. Зачем это? Мы не спрашивали».
Так же скрытно, как собирали оружие, в концлагере вели разведку: где проход к складам с оружием, как можно отключить ток, который пропускался по проволоке. Подготовку восстания вели опытные офицеры.
«Однажды к нам вбежал Володя Холопцев – он тоже опекал наш детский барак, - продолжал И.П. Николенко. – Он сказал, чтобы все дети легли на пол, спрятались под нары. Он ничего не объяснял, но мы, старшие, выбежали из барака, бросились за ним».
Это было 11 апреля 1945 года. Накануне подпольный комитет вынес решение о начале восстания. В те дни из Бухенвальда вывезли большую группу узников. Сопровождать их уехала и часть охраны.
Удар лагерного колокола – сигнал к началу восстания. Следом за вооруженными подпольщиками из бараков бросились тысячи заключенных. Это было отчаянние людей, которые привыкли каждый день видеть смерть.
Изможденные, изголодавшиеся они стреляли по вышкам, проламывали проходы в ограждении.
Бухенвальд восстал и победил. Еще до подхода фронтовых частей узники сами заперли в бараки своих охранников. А тех, из них, кто разбежался, выловили в лесах.
Подростки из детского барака тоже стали участниками восстания. Как знать, может быть искра этой их решимости затеплилась на уроках в подпольной школе?
Бывшие юные узники Бухенвальда вспоминали о первом дне свободы:
- Я видел, как часовой от страха сбросил с вышки пулемет.
- Я обрадовался, когда увидел прорванную проволоку. Не помню, как выскочил наружу.
- В тот день захватили немецкую кухню. Я съел полведра варенья. Чуть не умер.
- Помню, как над Бухенвальдом подняли флаг освобождения.
Людмила Овчинникова
http://www.stoletie.ru/territoriya_istorii/deti_buhenvalda_2...
