Тэглайн:

"Все - козлы!"

Что это:

Это - историческая сага с элементами теории идеальной личности. Это попытка понять, каким должен быть человек, приятный во всех отношениях.

Это кусок истории России - один из самых страшных кусков истории, - пропущенный через сознание и восприятие героя-ровесника ХХ века, который, будучи в начале повествования практически никем, постепенно выстрадал себе право называться истинным Аристономом. Как всегда у Акунина - это захватывающий воображение сюжет и весьма достоверные декорации.

Для кого:

Для любителей истории - в первую очередь. Для любителей психологии и психоанализа - во вторую. В третью - для любителей творчества Акунина.

Тем, кто не любит философствовать и самокопаться - не зайдет. Вернее, они решат, что "Аристономия" - это половина книги, а вторую половину автор зажал.

Тем, кто любит делить мир на красных и белых, черных и зеленых, тех и этих, наклеивателям ярлыков и прочим одноклеточным, страдающим максимализмом в термитальной стадии, - ни в коем случае не читать: возможен жесткий разрыв шаблона.

А еще это - книга-фотоальбом, и да - есть продолжение.

Что хорошо:

Фирменный акунинский легкий слог, фирменные акунинские интриги, фирменные акунинские персонажи-раскладушки, которых я просто обожаю - вот он, персонаж, в начале - пустое место, никто и звать его никак (или как вариант - шаблонный типаж), а потом как-то внезапно расширяется, углубляется, а там, глядишь, и пара-тройка десятков слоев характера из-под изначальной шелухи проглядывает, и вообще характер этот и мировоззрение персонажа поменялись чуть ли не на прямо противоположные тем, что в начале были. И не сказать, что нелогично это все.

В общем, кто читал Акунина до "Аристономии", тот меня поймет, а для кого этот Акунин - первый, для того явно не последний - ну не может такой текст (даже половина) не "зацепить" - или нужно быть постоянным потребителем продукта Донцовой... но такой читатель до "Аристономии" никогда и не снизойдет.

Еще один огромный плюс - автор не высказывает симпатии ни к "белым", ни к "красным" - ну не важна идеология для истинного аристонома, важны поступки, их мотивы, и их последствия.

Внезапно выясняется, что не все "красные" уроды, что не все "белые" - козлы... Хотя и с той, и с другой стороны козлов и уродов в избытке. Отрицательную селекцию никто не отменял, как и одноразовость "настоящих героев".

Именно этот строгий нейтралитет, соблюдаемый автором, я и считаю немалым достоинством книги, претендующей на звание исторической. Фишку "сочинение по фотографии" считаю достойного качества экспериментом.

Что плохо:

Избыточно навязчивая теоретическая часть. Критиковать легко, конечно, и понятно, почему вся эта философия с психологией вынесены за скобки повествования, но... как по мне, то можно было бы ужать и внести обратно в скобки. Лично мое мнение, на звание истины в последней инстанции не претендующее.

В сухом остатке:

Акунина нужно читать. Причем практически все, что им написано: он как никто другой из современных нам авторов пытается воспитывать читателя, стараясь сделать из него истинного аристонома.

И пусть первый, кто скажет, что это плохо, первым же бросит в меня чем-нибудь тяжелым.

Что читать вместо:

Если хочется про тот же период, но еще более драматично:

"Доктор Живаго" Бориса Пастернака.

"Белая Гвардия" Михаила Булгакова.

Если хочется больше лирики и тепла:

"Лестница Якова" Людмилы Улицкой

Если хочется "клюквы":

"Гибель гигантов" Кена Фоллета".

Если остро хочется побыть на стороне "красных":

"Цусима" Алексея Новикова-Прибоя.

Не знаю ничего страшнее и безобразнее действующих московских кладбищ. Они похожи на кровоточащие куски вырванного по живому мяса. Туда подъезжают автобусы с черными полосами по борту, там слишком тихо говорят и слишком громко плачут, а в крематорском конвейерном цехе четыре раза в час завывает хоральный прелюд, и казенная дама в траурном платье говорит поставленным голосом: "Подходим по одному, прощаемся".
Если вас без дела, из одной любознательности, занесло на Николо-Архангельское, Востряковское или Хованское, уходите оттуда не оглядываясь - не то испугаетесь бескрайних, до горизонта пустырей, утыканных серыми и черными камнями, задохнетесь от особенного жирного воздуха, оглохнете от звенящей тишины, и вам захочется жить вечно, жить любой ценой, лишь бы не лежать кучкой пепла в хрущобе колумбария или распадаться на белки, жиры и углеводы под цветником ноль семь на один и восемь.
Новые кладбища ничего вам не объяснят про жизнь и смерть, только собьют с толку, запугают и запутают. Ну их, пусть чавкают своими гранитно-бетонными челюстями за кольцевой автострадой, а мы с вами лучше отправимся в Земляной город, на Старое Донское кладбище, ибо, по-моему, во всем нашем красивом и таинственном городе нет места более красивого и более таинственного.
Старое Донское совсем не похоже на современных гигантов похоронной индустрии: там асфальт, а здесь засыпанные листьями дорожки; там пыльная трава, а здесь рябины и вербы; там бетонная плита с надписью "Наточка, доченька, на кого ты нас покинула", а здесь мраморный ангел с раскрытой книгой, и в книге сказано: "Блаженни плачущие, яко тии утешатся".
Только не забредите по ошибке на Новое Донское, расположенное рядом, за красной зубчатой стеной. Оно поманит вас луковками церкви, но это волк в овечьей шкуре - перелицованный Крематорий № 1. А у ворот вас улыбчиво встретит каменный Сергей Андреевич Муромцев, председатель Первой Государственной Думы. Не верьте этому счастливому принцу, который, как пчелка, впитал своей жизнью (1850 - 1910) весь мед недолгого российского европеизма и тихо почил до наступления неприятностей, должно быть, совершенно уверенный в победе русского парламентаризма и постепенном обрастании приятными соседями - приват-доцентами и присяжными поверенными. Увы - вокруг сплошь лауреаты сталинской премии, комбриги, аэронавты и заслуженные артисты РСФСР. Пройдет время, и их надгробья со спутниками, рейхсфедерами и звездами тоже станут исторической экзотикой. Но только не для моего поколения.
Нам с вами дальше, в другие ворота, увенчанные высокой колокольней. Москва, которую я люблю, похоронена там. Похоронена, но не мертва. Впервые я почувствовал, что она жива, в ранней молодости, когда служил в тихом учреждении, расположенном неподалеку от Донского монастыря, и ходил с коллегами на древние могилки пить невкусное, но крепкое вино "Агдам". Мы сиживали на деревянной скамеечке напротив пыльного барельефа с Сергием Радонежским, Пересветом и Ослябей (он все еще там, хотя, кажется, скоро вернется на стену Христа Спасителя), закусывали азербайджанскую цикуту сладкими монастырскими яблоками, и разговор непостижимым образом все выворачивал с последнего альбома группы "Спаркс" на Салтычиху и с джинсов "супер-райфл" на Чаадаева.
Петр Яковлевич покоился совсем неподалеку от заветной скамейки. Потомкам его могила сообщала о том, кто в Риме был бы Брут, а в Афинах Периклес, один-единственный факт: "Кончил жизнь 1856 года 14 апреля" - и это наводило на размышления.
Что же до Салтычихи, то на ее надгробии время не сохранило ни единого слова и ни единой буквы. Она существовала на самом деле, подольская помещица Дарья Николаевна Салтыкова, замучившая до смерти сто крепостных, - вот единственное, что подтверждала могила. Но чудовища не поддаются дефиниции, устройство их души темно и загадочно, и самый уместный памятник монстру - фигура умолчания в виде голого серого обелиска, напоминающего силуэтом загнанный в землю осиновый кол.
В пяти шагах от места упокоения русской современницы маркиза де Сада из земли произрастает диковинное каменное дерево в виде сучковатого креста - масонский знак в память поручика Баскакова, умершего в 1794 году. Никакой дополнительной информации, а жаль.
Надписи и неуклюжие стихи на могилах - чтение увлекательное и совсем не монотонное. Это не что иное как попытка материализовать и увековечить эмоцию, причем попытка небезуспешная - скорбящих давно уж нет, а их скорбь вот она:
Покоится здесь юноша раб божий Николай.
От мира и забот его призвал Бог в рай
(От безутешных родителей почетному гражданину отроку Николаю Грачеву.)
Или совсем нескладно, но еще пронзительней:
Покойся милый прах в земных недрах,
А душа пари в лазурных небесах
Но я остаюсь здесь по тебе в слезах.
(Уже не прочесть, от кого кому.)
Но любимая моя эпитафия, украшающая надгробье княжны Шаховской, не трогательна, а мстительна: "Скончалась от операции доктора Снегирева".
Где вы, доктор Снегирев? Сохранилась ли ваша-то могилка? Ох, вряд ли. А тут, на Старом Донском, вас до сих пор поминают, пусть и недобрым словом.
Двадцать лет назад, когда я приходил сюда чуть не каждый день, мало кто заглядывал на это заросшее, полузабытое кладбище. Разве что гурманы москвоведения приведут гостей столицы, чтобы попотчевать их главной кладбищенской достопримечательностью - черным бронзовым Христом, вытянувшимся в полный рост в нише монастырской стены. У ног Спасителя уже тогда не переводились свежие цветы, а меня этот во всех отношениях замечательный памятник русского модерна совсем не трогал - очень уж изящен и бонтонен.
Грешен - не люблю достопримечательностей. Очевидно оттого, что они слишком отполированы взглядами, про них и так всё известно, в них нет тайны. На указателях Донского могильника можно найти немало известных имен: историк Ключевский, поэт Майков, архитектор Бове, казак Иловайский 12-ый, а к 200-летию Пушкина на множестве безвестных прежде могил появились аккуратненькие таблички, из которых явствует, что всё это родственники и знакомые великого московского уроженца. Я обхожу таблички стороной, они ничего не добавляют к тайне - наоборот, разрушают ее.
Мои избранники никому кроме меня не нужны. Они не были знамениты, когда жили, а когда умерли, то кроме камня на могиле в этом мире ничего от них не осталось. Девица Екатерина Безсонова 72 лет от роду, скончавшаяся 1823 года пополунощи в 8-ом часу, и статский советник Гавриил Степанович Карнович, отлично-добродетельно истинно по-христиански всегда живший, завораживают меня загадкой своей исчезнувшей жизни. Лаконичнее всего это ощущение выражено в хайку Игоря Бурдонова "Малоизвестный факт":
Все они умерли - Люди, жившие в Российском государстве В августе 1864 года. Они и в самом деле все умерли - говевшие, делавшие визиты, читавшие "Московские губернские ведомости" и ругавшие коварного Дизраэли. Но на Старом Донском кладбище меня охватывает острое, а стало быть, безошибочное чувство, что они где-то рядом, до них можно дотянуться, просто я не знаю, как поймать ускользнувшее время, как поддеть тайну за краешек.
Он, этот краешек, совсем близко: кажется, еще чуть-чуть - и ухватишь. Близок локоть...
И я сочиняю романы про XIX век, стараясь вложить в них самое главное - ощущение тайны и ускользание времени. Я заселяю свою выдуманную Россию персонажами, имена и фамилии которых по большей части заимствованы с донских надгробий. Сам не знаю, чего я этим добиваюсь - то ли вытащить из могил тех, кого больше нет, то ли самому прокрасться в их жизнь...

Как говорится: если кино хорошее, то достаточно несколько минут и всё становится ясно.

В этом посте речь пойдёт о фильме "Статский советник", в котором не придется ждать даже минуты (а именно первых 30 секунд).

Данный фильм довольно качественно снят для нашего кино и если вам нравятся детективы, то он вам зайдёт за милую душу. Если заинтересовались или собираетесь посмотреть его, то не читайте дальше.

Фильм начинается с печатной машинки, на которой кто-то печатает письмо и одновременно показываются имена актёров ( Меньшиков, Хабенский, Машков, Табаков и т.д...)

Текст письма примерно такой: Вот и очередь Храпова. За его безопасность во время нахождения в Москве отвечает статский советник Фандорин. Придумайте что нибудь СДД...

В момент когда пишется аббревиатура "СДД" (а это главный злодей), высвечивается и актер сыгравший эту роль

Спасибо за внимание