Если вам кажется, что отмечать этот странный праздник – исключительно российская (несколько нелепая, но в общем-то забавная и милая) традиция, то я вас разочарую, а может, обрадую: у нас про этот день тоже помнят. На часы можно было не смотреть – взрывы петард за окном безошибочно возвещали о наступлении полуночи. Но, как это ни удивительно, как раз-таки мне, бывшей россиянке, было не до веселья. На Новый год и Рождество я, как это и положено, честно радовалась и праздновала, но к 13-му января порох в пороховницах закончился. Двух новогодних и двух рождественских (действительно ярких и интересных) елок и парочки походов в гости с меня вполне хватило, и теперь хотелось только одного: чтобы шум на улице поскорее стих, ребенок отпустил уже мою истрепанную грудь и наконец крепко заснул, и все меня оставили в покое.
Причин такого невеселого настроения было несколько – как минимум три. Во-первых, в этот день я узнала о разгроме православного кладбища в Ананьево – и это известие меня, мягко говоря, совсем не обрадовало. Кто-то подумает: «Ага, вот они, твои добрые кыргызы! Показали наконец свое истинное лицо!» Но я от слов своих не отрекаюсь, и с выводами не тороплюсь. Мне кажется, что нельзя по поступку одного или нескольких фанатиков судить обо всем народе (как нельзя по экстремистам судить об исламе). Вандалы и головорезы везде найдутся. Или вы хотите сказать, что в России их нет? К тому же, возможно, какие-то силы, стоящие «над», специально устроили это происшествие, чтобы поссорить русских и кыргызов. В таком случае, им это вполне удалось. Но только я не хочу ловиться на эту удочку.
Некоторые мои русские знакомые рассуждают так: вот убили, например, русскую актрису – Почему? – «Да потому, что русская!» По-моему, это полный бред. Я вот тоже русская, более того – даже россиянка по паспорту, но меня-то не убивают, и комьями глины в меня не кидают, и даже бранных слов не говорят. Хотя я не по облакам же хожу. Я, наверное, более тысячи раз тряслась в автобусах и маршрутках, уже раз 500 ходила на базар, я здесь играла свадьбу, выносила ребенка (на минуточку!), рожала в обычном государственном роддоме, даже с не самой лучшей репутацией (но врача нашла хорошего и договорилась с ним заранее, это правда)… да мало ли еще чего было за три года! И, кроме искренней доброжелательности, ничего я от кыргызов не видела. Конечно, если покопаться, можно вспомнить какие-то случаи, когда мне делали замечание; но на северной суровой родине, думаю, таких эпизодов было бы в разы больше.
В моей воображаемой книге о Кыргызстане одна глава называется «Люди», а другая – «Общество»; я эти вещи разделяю. Есть политика, о которой я судить не берусь, потому что ничего в ней не понимаю; а есть обычная жизнь – то, что у меня перед глазами, и о чем я дерзаю писать.
Возможно, градус напряженности действительно возрос после 2016 года: это был столетний «юбилей» восстания местных баев против царской России, как никак. Русские кассандры пророчили, что в кыргызах проснется историческая память, и они захотят реванша. И до сих пор правительство на чеку, вместе с ЮНИСЕФ. Даже в детских садиках мониторят настроения, проверяют: как у них там с политкорректностью? нет ли националистических замашек у маленьких кыргызят и русичей? Но 2016-й пролетел относительно незаметно, с ним и 2017-й, вот уже и 2018-й остался позади – так что, может, все еще и обойдется. Все-таки кыргызы, говорят, незлопамятные – по сравнению с некоторыми соседними народами.
Вторая причина, по которой мне взгрустнулось: я случайно встретила одну знакомую, и мы вспомнили нашего общего духовного отца. Он жив-здоров, но только теперь очень далеко: уже не поездишь к нему каждое воскресенье. Епископ Бишкекский и Кыргызстанский Даниил перевел его из Военно-Антоновки в Балыкчи, на Иссык-Куль, в храм моей небесной покровительницы Ксении Блаженной – но от этого не легче. (У местного священноначалия вообще принято перебрасывать «сильных» батюшек с одного места на другое, чтобы «подымать» угасающие приходы.) Военно-антоновские обращались к владыке, собирали подписи, просили не «забирать» духовного отца – но ничто не помогло. А сам священник ни о чём не просил: он посчитал, что, если так получилось, - значит на то воля Божия, и надо смириться. Поначалу он даже жил на новом месте без семьи, вернее, в келье с сыном, как монах, а жена и дочь – далеко. Очень тосковал по ним. Но потом, слава Богу, жилищный вопрос решился, семья воссоединилась. Балыкчинский приход начал потихоньку оживать; на Рождество, говорят, у них такой праздник был светлый!
А бишкекские духовные чада, конечно, скучают, приезжают к нему на пару дней, останавливаются в гостиничке при храме: благо плата за ночевку чисто символическая – всего сто сомов. Летом заодно купаются в Иссык-Куле, а зимой – просто живут (к счастью, в комнатах хорошо топят, тепло), молятся на службах, возможно, помогают по хозяйству – и, главное, общаются с любимым батюшкой.
В Военно-Антоновку между тем назначили другого священника, и община разваливается, воскресная школа деградирует, из 20-25 детей осталось всего несколько человек, прихожане на службу идут через силу, стоят за Литургией с постными лицами, как на Панихиде… Но вы мне не верьте: это я напраслину гоню, а на самом деле у них все замечательно. К тому же я сама уже давно туда не езжу, все по слухам, по слухам, а слухи могут быть ложными. Мой муж вообще говорит, что в храм надо ходить к Богу, а не к священнику; а мы сотворили себе кумира, вот нас Господь и посрамил. Наверное, так оно и есть.
И, наконец, третья – и главная! – причина моего неновогоднего настроения: просто мы с мужем умотались за неделю, а у меня вдобавок еще и голова болела с утра. Есть такая досадная особенность моего организма (прошу прощения за интимные подробности): стоит мне не позавтракать – и головная боль обеспечена. Тот день был воскресный, и я отправилась на Литургию (причащалась - поэтому натощак) в ближайший храм – точнее, даже не храм, а крошечную церквушку в двадцати минутах ходьбы от нас. Мы с мужем долгое время ездили в другие места, даже не подозревая о ее существовании. И не мудрено, с дороги ее почти не различить: мимо проедешь – не заметишь. С виду это обычный одноэтажный домик, такая же саманная мазанка, как слева и справа – только куполок над крышей приделан. Иконы почти все бумажные, служит пожилой седобородый батюшка – отец Николай, - а в хоре поют две женщины, по всей видимости, матушка и ее невестка, а порой и одна матушка. Но когда они вдвоем – получается, как ни странно, неплохо: поют на два голоса, красивым затейливым распевом (я такого у нас даже в соборах не встречала!), а «Святый Боже» еще и на греческом – заслушаешься! Муж запрещает мне называть это святое место церквушкой: это Храм Божий! И он прав.
Мы с Мариной причастились, и на сердце была радость. До дома дошли относительно быстро. На последнем отрезке пути помогла пожилая кыргызка: увидев, что Марина шагает еще неуверенно, часто падает, и мне трудновато тащить ее за руку, она подхватила малышку с другой стороны – и мы сразу двинулись бойчее. По дороге разговорились. «А, не хочет ходить! Сколько ей?» - «Полтора». Эже посетовала: «Сегодня по РТР показали, как в Москве мама свою двухлетнюю дочку избивает. Разве можно маленьких обижать? Ей, мол, тяжело, никто не помогает… А как же наши родители по восемь-двенадцать детей воспитывали? – и ничего, справлялись!» - «А у вас сколько братьев-сестер?» - «Когда мама с папой сошлись, они приехали на квартиру, а там жила женщина с двумя детьми. Она ушла, а дети остались, и мои родители их вырастили. А потом у них самих дети пошли: сначала старший брат, потом я… восьмерых родили. И еще те двое – всего десять… Вам туда? А мне туда. Ну ладно, всего доброго…»
Ну вот и наша улочка… вот мы и дома! Как зашла, вроде бы сразу же позавтракала – но нет, голова, зараза, все равно разболелась!
Так что не до Старого Нового года мне было – хоть это и русский национальный праздник…
Да, 2019... Сколько воды утекло с тех пор - а по сути-то ничего не поменялось. Есть государство, общество - а есть люди. И это, как говорят у нас, или у них, в Одессе, две большие разницы.