Мы все были ребятами с одного двора, дети из СССР, мы выросли на улице, улица всегда манила. Быстро сделав домашку, мы неслись на улицу, как угорелые. Костры прямо во дворе, печеная картошка, карбид, шифер, гудрон, селитра, магний – мы были прямо в эпицентре этих развлечений. Все занимались спортом: лыжи, бег, борьба, боевые искусства и пр. Мы были крепкие ребята, компания была где-то человек 10-12.
Где-то в 93-м году в Ульяновске участие в молодежных группировках приобрело невиданный размах. Группировок было просто тьма, численностью от 10 до 2000 человек. Перемещение по городу было весьма проблематичным: к тебе тут же подходили какие-нибудь ребята и навязчиво интересовались: «Откуда?». Тут было два варианта ответа. Первый - сразу сказать «Не лазию» («лазить» - значит состоять в какой-либо группировке, все говорили именно «лазию» вместо «лажу») и далее пояснить, например «на севере живу», после чего тебя могли обшмонать, забрать что-то ценное, «обуть» - забрать что-то из одежды или обуви. Второй вариант – сразу сказать, например, «С Севера» (ответ с предлогом «с» сразу подразумевал, что человек «лазиет»), далее могли уточнить: «Север большой. С кем лазишь?», т.к. на севере города было много группировок, тут ответ, например: «С Хлебниками», далее спрашивали: «Кого знаешь?», и ты перечислял несколько кличек своих старших соратников. Если ребята, которые тебя остановили, были из союзной группировки, то тут же расходились с миром, а если из враждебной, то тебя тут же жестко окучивали вплоть до реанимации.
В соседнем дворе базировалась группировка «Хлебники» - там был хлебный магазин, в котором продавался только хлеб, поэтому слово «хлебный» для всех жителей района воспринималось однозначно – это вот там. В какой-то момент им понадобились свежие кадры, и к нам в компанию заслали пару братьев с легендой, что их там за что-то преследует милиция, им пока не стоит высовываться, пусть пока с нами «дружат». Мы их приняли хорошо, тем более знали их – ребята же из соседнего двора. Дети есть дети: мы вместе развлекались, гуляли, играли в снежки, зацеплялись за грузовики в частном секторе, сидели грелись в подвалах.
Потихоньку они нас приобщали к «понятиям», все это было ново, интересно, романтично. Старший из братьев стал лидером в нашей компании. Мы изучали всякие тюремные прибаутки про два стула, про «настрой гитару», в общем знали все ответы на какие-то тюремные приколы, знали какие-то статьи из УК. В какой-то момент было сказано, что вот завтра «сборы» - всем явка обязательна. «Сборы» - это когда во дворе, где базируется группировка, собираются все ее участники, или собираются еще и все участники союзных группировок или только некоторые их представители. Цель сборов – обсудить дальнейшие планы и текущие события, познакомиться друг с другом, чтобы узнавать в лицо. Событие это секретное, нельзя, чтоб узнала милиция или враги – иначе всех заберут в РОВД и будут там бить, а кому больше 18 лет – будут топить за организацию малолеток. А враги могут набежать с арматурами и устроить битву, вплоть до трупов. Для отвода глаз на дворовой коробке затевалась игра в футбол, но выглядело это не очень убедительно.
Мы все явились, это уже вышло как-то само собой. Нам было сказано, что теперь мы под покровительством «Севера», теперь мы «шелуха». Там была следующая иерархия: шелуха, подмладшие, молодые, средние, старшие, старички. «Хлебники» насчитывали около 40 человек «бегущих». «Бегущие» - это подмладшие и молодые – т.е. те, которые непосредственно участвуют в сражениях. Самая большая группировка засвияжского района «Сапля» насчитывала около 1500 «бегущих».
Ребята из «шелухи» занимались в основном сбором арматуры, лопат, вил, граблей, колов от скамеек, топоров, молотков и пр. орудий. Все это относилось во двор «Хлебников» и складывалось в тайниках, но большую часть арматуры, колов и половинок кирпичей складывали на крыше заброшенной кочегарки. В случае набега врагов во время сборов, все «бегущие» лезли на кочегарку и оттуда отбивались, кидая кирпичи и короткие заточенные обрезки арматуры.
Никто на районе нас не трогал, мы были под покровительством, в случае конфликта могли «забить стрелу». Периодически милиция изымала из двора и с крыши кочегарки все припасы, поэтому мы получали новые задания на пополнение инвентаря. Недалеко были заброшенные сады, а также большая брошенная с распадом союза стройка. Вот там собирали все и потом через промежуточные тайники по вечерам стаскивали все в тот двор.
У нас было несколько «пушек» - самопал под строительный патрон, с заточенным шпингалетом на жгутах в качестве бойка, у меня был также поджег. У некоторых ребят постарше были «авторучки» под мелкашку, сигнальные ракетницы. Еще баллончики от сифона, с пропилами для осколков, набитые серой от спичек или порохом. В людей нам стрелять не довелось, но пару раз я доставал «пушку» в центре, когда на нас наезжали центровские. Сосед ездил забирать племянницу из садика в соседний район, всегда ездил со штыковой лопатой и с молотком за пазухой, на трамвае. Трамвай вообще был главным средством перемещения такого количества народу. Пассажиры сидели в ужасе. Иногда массовые драки происходили прямо в трамвае. Массовые драки происходили везде. Дрались даже в поликлиниках. Могли даже осадить школу: смотришь в окно, а там с «Воинов» или «Волков» человек 100 прибежало с арматурами, стоят вокруг школы – выцепляют. Человек 15 северских школьный вход изнутри обороняют, остальные из окон кидают все, что попало: горшки с цветами, стулья, плитку. Потом милиция приезжает, и все разбегаются, кого-то забирают. Вообще глагол «забрали» тогда понимался только в значении «попал в милицию».
Милиция тогда, конечно, не справлялась. Было постановление – больше трех не собираться, меня забирали раза три. Сколько людей, оказывается, можно запихать в обычный УАЗик! Наша дворовая компания была из более-менее благополучных семей, поэтому дома у нас были скандалы. Так же к нам еще в «шелуху» человек 10 примкнуло из соседних дворов, в основном брошенные дети алкашей. Мы были ребята добрые, без веских причин никого не прессовали, а вот эти дети были жестоки, за что часто получали от нас же. Вообще, элемент, скажем так, «благородства» присутствовал тогда: например, если шел парень с девушкой, его не никогда трогали, хоть даже он заклятый враг, хоть «лох» последний. В то время «лохами» называли всех без исключения, кто «не лазиет». Дружба с «лохами» порицалась. А мы дружили с нашими одноклассниками, нам часто за это «предъявляли».
Был у меня одноклассник, хороший школьный товарищ. Но из враждебной группировки. Я его с первого класса же знал, как не дружить! Один раз судьба занесла нас на стрелку, 40 на 40 человек примерно. Вижу, и он там, по ту сторону баррикад. Уже по 14 лет нам было, здоровые лбы. А впряглись мы тогда за пацана, который даже не пришел – сказался больным. И вот стою я и думаю, щас замес начнется, как бы мне с одноклассником не столкнуться. В итоге я на другой край их толпы побежал, когда месиво началось. Погнали мы их тогда. Как раз последняя неделя августа была. В школу 1 сентября прихожу, он сидит на задней парте, бланш на пол лица, я со стыда сгораю. Ничего, сели вместе, как ни в чем не бывало. Добрый был парень, простой. В середине нулевых его убили. Отец у них в 90-х умер, он был стержнем семьи, мать и он с братом начали героином торговать, всех посадили. Он, когда освободился, начал с местными алкашами тереться, видимо что-то не поделили по пьяни, забили его.
Вообще от «врагов» доставалось периодически, кого-то из наших клали в больницу периодически. Меня несколько человек били лежачего молотками по спине, по рукам, защищающим голову. Ногами запинывали не помню даже сколько раз. Убили при нас человек 10 (нет, не на наших глазах, а вообще, пока мы «лазили»). Всегда организовывались пышные похороны, толпа собиралась просто огромная, потом поминки. Осенью 94-го враги активизировались не на шутку, часто совершали набеги толпой на наш район, выцепляли отдельно гуляющих «северских» и били их авоськами с кирпичами, несколько человек с «шелухи» увезли на скорой. По сему старшие дали нам инструкцию на любые вопросы «откуда?» сразу отвечать «не лазию» - число избиений резко уменьшилось.
Отдельно стоит упомянуть финские шапки. Эти спортивные лыжные шапки были особой гордостью и добывались в кровопролитных боях, право на ношение такой шапки надо было заслужить, она давала огромный плюс к уважению. Если шапка редкая, сразу видно - человек непростой. Мы точно знали, сколько и каких шапок в группировке, кто их носит. Проебать такую шапку считалось большим позором. Старые заношенные шапки изнутри обрабатывали лаком для волос, чтобы гребень стоял. Норковые шапки еще были в моде. Из одежды в моде были различные спортивные костюмы с вещевого рынка, подпольно пошитые адидасы, пумы, найк, монтана спорт. Все разбирались досконально в различных их моделях, мечтали о них, каждая модель имела свое жаргонное название. Вот примерное фото из интернета, примерно так это все и выглядело:
Где-то в 95-м начали появляться «бригады» и уже чаще слышалась фраза «с кем работаешь?» вместо «с кем лазиешь?». Они имели меньше народа в составе, и были хорошо вооружены. Не стеснялись стрелять при случае. Один раз мы столкнулись с такими людьми, забив стрелку какому-то охуевшему сыну коммерса из нашей школы (слово «мажор» тогда не было в ходу). Приехала «крыша» этого коммерса на 99-й ладе, вышли люди с какими-то наганами, в итоге наши старшие кое-как замяли все мирно, пообещав сына не трогать. Народ из группировок повалил в бригады, там уже можно было крышевать коммерсов, а не просто сражаться за землю с тремя ларьками.
Часть старших из «Хлебников» уехала покорять Питер, но всех там поубивали. Группировка начала таять, мы это почувствовали и решили уходить, т.к. все это было опасно, вечные скандалы с родителями, а тут представился шанс уйти. Еще же пугали процедурой «отшивания» - когда тебя пинают всей толпой. А тут уже и пинать вроде как некому стало. В итоге где-то зимой 95-го нас всех по очереди «отшили» в школьном туалете путем избиения. В «шелухе» остались только самые слабые ребята из неблагополучных семей, били они нас хоть и изо всех сил, но выглядело это смешно, единственное – тот самый засланный изначально «вожак» рассек мне лоб ногой.
Мы стали тусоваться отдельно, как раньше, зимой культурно грелись в подъезде. Оставшиеся в группировке ребята, настоящие отморозки, иногда наезжали на нас, глумились, но до рукоприкладства редко доходило. Мы их так и называли – дикари. Хорошо относился к нам только мой сосед по подъезду, Дима, по кличке «Тимофей», у меня фотографии с ним, где мы на велосипедах в парке, нам по 4 года. В 2001 его приняли прямо дома за варкой какого-то говна из маковых головок. Посадили. Мать сошла с ума, ходила по подъезду и что-то бормотала, ощупывая стены, потом резко пропала. Хату хотели заполучить ребята из одной бригады, я их всех знал. Они наняли какого-то риэлтора, женщину, но она захотела их кинуть, они отвезли ее в лес, облили бензином, хотели припугнуть, но случайно подожгли. Ей удалось выползти на трассу, дать в больнице показания. Умерла через два дня. Ребятам дали по 11 лет. Квартиру в итоге прибрали к рукам менты. Больше я Диму не видел.
В 96-97 годах хлынул огромный поток героина, последние остатки группировки тут же сторчались, хотя они уже держали какие-то стоянки, ларьки, кто-то ездил на джипах. Сторчались и многие из бригад. Потом всех этих торчков пересажали по наркоте и связанными с этим преступлениями. Из тех, кто тогда остался из «шелухи» в группировке, сели практически все, многие в итоге умерли – героин здорово подорвал им здоровье.
В 16 лет мы увлеклись рок-музыкой, гитарой. Потом поступили в различные учебные заведения, получили профессии, разъехались. Подростку можно внушить что угодно – вот что мы поняли. Молодцы те родители, что сумели не потерять доверительные отношения с детьми в их переходный возраст. У нас такого не было. Мы как-то сами все поняли тогда, мы не хотели участвовать в такой жестокости. Хотя ребята и из более-менее адекватных семей порой пропадали в этой мясорубке. Такие вот были времена. Ужасные времена.
Подросткам хочется сказать: думайте о себе, а не о каких-то ублюдках на зоне. Любите себя, учитесь, получайте профессии, создавайте семьи. Все это ауе – полнейшее говно, жестокость, абсурд. Тот наш «вожак», он написал мне в одноклассниках лет 10 назад, не знаю, правда, зачем. Писал, что «а я опять в тюрьме…», он очень жестокий человек, он своего одноногого деда – снайпера, ветерана войны – дразнил «да ты же, дед, за фашистов воевал!». Но даже он сожалеет, что не стал человеком…
