Первый
- Гагарин!
Гагарин оторвался от станка. Мастер стоял на железной лестнице, ведущей в цех из "аквариума" – стеклянно-железной будки, из которой просматривался весь цех.
- Топай сюда! – крикнул мастер.
Гагарин пожал плечами, выключил станок. Пошел к аквариуму. Ребята из бригады внимательно смотрели ему в след.
- Юрец, если там что… - начал кто-то, но он лишь махнул рукой: "Разберусь".
В "аквариуме", кроме мастера был новый управляющий. Молодой - всего на несколько лет старше Гагарина, да ранний. За пятно на плешивой голове его звали Меченым. Новый управляющий часто появлялся с немцами – хозяевами завода. Он бойко говорил по-немецки, вообще холуйствовал перед заводчиками, поэтому его называли еще Немецким Лакеем. По-русски он тоже говорил очень много и бойко – хотя с южно-русским произношением, откуда-то из Ставрополья был родом, - и всегда о том, что нужно работать лучше и больше, лучше и больше. Чтобы хозяева были довольны. Потому что хозяева дают рабочим работу, и те должны быть им за это благодарны. И в таком же духе.
- Здравствуй, Гагарин, - сказал Немец. Протянул руку.
Гагарин демонстративно сложил руки за спиной.
- Мне работать надо. График жесткий.
Управляющий, сделав вид, что не заметил игнорирования руки, подвинул стул.
- Ты садись, садись, в ногах правды нет.
- Постою, - сказал Гагарин.
Мастер вмешался:
- Ну чего ты, Гагарин, колючий как ежик? Поговорить с тобой хотят по-нормальному.
- Ну так говорите. Время идет, а мне еще узел обрабатывать – до конца дня успеть бы.
Управляющий сел на стул, сложил руки на животе.
- Слушай, Гагарин, у нас к тебе предложение. Нужно заканчивать бузу твою. Ведь и себе делаешь хуже и работягам. Права качаешь, профсоюз этот дурацкий. Бастовать собрались. Ну – тебе что, денег мало? Так мы тебе прибавим. Мы тебе хорошо прибавим. Отдельным конвертиком. Прямо домой. Чтобы посторонние не знали. Работник ты хороший, претензий к тебе нет – немцы таких ценят.
Управляющий встал, начал ходить вокруг стула:
- Ведь можешь и мастером стать, и на учебу можем отправить, хотя бы и в Германию, инженером станешь. У тебя же семья, да? Две дочки? Станешь инженером, жить начнешь как человек – дом построишь, машину хорошую купишь, в отпуск детишек на юга, курорты османские возить будешь. А так… Ведь вышибут тебя, Гагарин, с работы, с волчьим билетом, никуда не устроишься. Жалеть будешь. Немцы по-божески к вам, рабочим, относятся, а вот у англичан – на "Йорк-подшипник" – там знаешь какие штрафы – ползарплаты уходит. Немцы – они культурные и справедливые.
- Конечно, - сказал Гагарин. – Как людоеды. Культурно так из рабочего человека все соки выжимают. Ладно, бодягу эту я слышал уже не раз. Не купите. Не продаюсь. Профсоюз решил – если наш колдоговор не подписываете – мы начинаем стачку. А меня покупать бесполезно, я не продажный.
Он махнул рукой:
- И вообще я работать пошел.
Уже в спину управляющий зло каркнул:
- Смотри, Гагарин, как бы тобой охранное отделение не занялось!
По дороге домой старенький "руссобалт" - вот ведь ведро с гайками! - два раза заглох на перекрестках. Тоже плохо – в выходные хотел с дочками съездить к деду, а не пришлось бы с машиной ковыряться. Дед не очень хорошо себя чувствовал – 10 лет в лагерях трудового и православного перевоспитания для уцелевших после гражданской красных даром не дались.
Жена, как у них было принято, поцеловала на пороге, дочки прыгали вокруг:
- Папка пришел!
Ужин уже был на столе, переодевшись, помыв руки, сел за стол.
По телевизору – черно-белому немецкому "кайзершпигелю", на цветной пока не получалось, да и получится ли теперь? - как всегда в это время шли новости.
Сначала тезоименитство царя Кирилла Второго, долгий и нудный репортаж из храма Христа Спасителя – потом главная заграничная новость – северо-американцы запустили человека в космос. Тут же толстощекий обозреватель начал объяснять, что начинается спор о приоритете между Германской империей и САСШ – имперский рейхсфлигеркосмонавт барон фон Брудберг на своем "Штурмфогеле" поднялся в космос неделю назад со стартовой плошадки в Танганьика, немецкой колонии в Восточной Африке, но пробыл в космосе в два раза меньше.
- Но можно ли считать полет барона фон Брудберга или сегодняшний Алана Шепарда полетом в космос? Вот что думает об этом президент Императорской Академии Наук Его Высочество великий князь Николай Алексеевич…
В телевизоре возникло лицо князя – бородка, пенсне, двубортный мундир с золотым шитьем на воротнике :
- Ну, вообще-то формально говоря и фон Брудберг и Шепард сделали только суборбитальный полет. И "Штурмфогель" и "Меркурий" нырнули в космос за край атмосферы на минуту-другую – и тут же вернулись на Землю…
- Ага, - сказал хмуро Гагарин, не отрывая взгляда от телевизора. – А мы и этого не можем. Техника вся сплошь иностранная, наука в развале, все ученые уезжают из России, зато храмы да монастыри все строят и строят.
- Пап, а там в космосе ангелы летают? А боженьку там встретить можно? – спросила старшая.
- Нет там никаких ангелов, - оторвался от телевизора Гагарин. – Там пустота. Вакуум – если по научному. Зато дальше - планеты и звезды.
Он выписывал брошюрки "Общества по распространению знаний среди простонародья" – пока общество не закрыли в прошлом году по обвинению в атеизме и скрытой подрывной марксистской пропаганде.
- А батюшка на Законе Божьем сказал, что летать в космос великий грех.
- Это еще почему?
- Ну, - сказала неуверенно дочь. – Гордыня человеческая.
Гагарин тяжело вздохнул.
- Врет ваш батюшка. Наука и космос – это важнее пустых молитв и сказок.
- Юра, - вмешалась жена, - Не надо. Им ведь жить с этим.
Спор был старый. Гагарин пожал плечами.
- Ладно, девчухи, поговорим еще об этом.
В новостях еще рассказали о столкновениях в Баку, об очередной перестрелке на российско-украинской границе, о новой фильме режиссера графа Михалкова.
Перед сном, ложась спать, он сказал жене:
- Бастовать будем. Уже решено. И "Рейно" поддержит, и бывший казенный завод братьев Барышниковых. Может и "англичане" с "Йорка" подтянутся.
Жена вздохнула, даже слезу незаметно вытерла:
- Юра, ведь плохо кончится все это. А у тебя семья, девочки…
- Мы не быдло. Понимаешь, мы не быдло, - раздельно повторил Гагарин и лег в постель.
А приснился ему все тот же сон – который он видел аккурат с 12 апреля этого года – как он в скафандре вроде водолазного, лежит в огромной ракете, которая белой стрелой врезается в небо – и как потом он летит над Землей, над таким удивительно маленьким голубым шариком. А на скафандре написаны четыре буквы, значения которых он никак не мог понять: СССР.
Автор: Александр Коммари
Первые. Глава 2.
Пролог. https://pikabu.ru/story/pervyie_prolog_6193666
Глава 1. https://pikabu.ru/story/pervyie_glava_1_6195215
Леонов помнил ещё времена, когда в барокамере советских космонавтов тренировали обязательно с избытком чистого кислорода и при пониженном атмосферном давлении. Всё изменилось после нелепой гибели Валентина Бондаренко, который случайно спровоцировал пожар и долго-долго камеру не могли открыть: теперь давление было обычным, нормальным. Так что, можно сказать, что тренировки стали чуть-чуть легче.
Ключевое слово – «чуть-чуть». Леонова и Макарова тренировали с повышенной интенсивностью: Королёв прекрасно понимал, что космонавты находятся на пике формы, что они и так прекрасно подготовлены (а даже если и нет, то двух месяцев не хватило бы), что физическая их кондиция хоть и важна, но… но куда важнее их моральное состояние.
Поэтому самой важной частью тренировок, самой ответственной, Королёв взялся руководить самолично, не доверив это даже доктору Лебедеву, основателю того, что в СССР называли космической психологией. Ведь Лебедев – специалист своего дела, но здесь необходима была огромная доля человеческого чутья… Королёв не знал, есть ли таковое чутьё у Лебедева, но в себе был уверен.
Если ты смог пройти через ссылки, допросы, пытки и не сломаться, то в тебе таковое чутьё есть.
Поэтому он вызвал космонавтов к себе по очереди. Сначала Леонова – в нём Королёв был не уверен больше, да и требовать от него собирался выше. Затем Макарова – своего сотрудника Королёв вроде бы даже и знал, хотя не был в этом уверен. Леонов и Макаров – проверенные люди, профессионалы, мастера своего дела… Королёв знал это. Но хотел удостовериться ещё раз, окончательно, хотел узнать, что же у космонавтов внутри, какие они? Смогут ли они достойно участвовать в работе, которая станет венцом его жизни, финалом его существования?..
Он начинал разговор стандартной, сухой фразой.
- Проходите, товарищ.
Это никого не настораживало. От Королёва такая сухость была вполне ожидаема, стандартный начальнический тон главного конструктора ОКБ-1.
- Как проходит подготовка?
Тоже ничего подозрительного. Леонов сначала рассказывал достаточно сухо: о тренировках в сурдобарокамере в НИИ-7 ВВС, об имитации посадки на Луну на вертолете, о других тренажёрах… Он к концу своего рассказа обычно немного оттаивал, начинал улыбаться. Королёву это нравилось. Именно таким и должен быть настоящий Советский Человек, достойный представлять целую страну в эпохальной высадке на Луне. Открытый, умелый, сильный, добрый и очень харизматичный.
Макарову же не очень нравилось «кресло Барани», а ещё больше ему не нравились «качели Хилова». Прямо он, конечно, об этом не говорил, но Королёв всё знал сам: частью из докладов, частью догадываясь благодаря тому самому чутью. Словно бы ничего не замечая он спрашивал о том, всё ли в порядке, хорошо ли Макаров переносит подготовку, прекрасно зная, что тот переносит её не очень хорошо, но умело это скрывает. В глазах Королёва это тоже было плюсом. Не все космонавты переносят подготовку идеально. Гражданским приходится сложнее, ведь не смотря на то, что Леонов и Макаров практически ровесники, Леонов все таки военный летчик.
Ведь тренировки действительно тяжелы, они заставляют человеческое тело работать действительно почти на износ, балансировать на тонкой грани – ведь кто знает, что может случиться там, в реальном полёте, в открытом космосе. Всё, начиная от многоэтапных подготовок в термокамере, имитации невесомости в параболических полётах, тренировках в условиях имитации лунной тяжести и заканчивая работой на комплексном тренажёре, имитирующем ручное управление кораблём, должно дать космонавту представление о том, с чем он может столкнуться в будущем. «Может быть ещё хуже» - суровая правда жизни.
- А как семья? Как дети?
Королёв позволял себе здесь немного мягкости в тоне (настолько, насколько он мог сыграть это со своими дефектами речи), но немного, всё ещё играя роль строгого начальника.
Леонов здесь оттаивал окончательно, рассказывая о дочерях: старшей и младшей. Немного, конечно, но явно с удовольствием. Макаров тоже рассказывал о сыне, но сдержаннее, гораздо сдержаннее Леонова. Он ничего особо и не рассказал, упомянув лишь то, что сын его хочет стать военным. Вполне понятное желание для восьмилетнего мальчика, чей отец – космонавт.
На этом моменте Королёв считал, что контакт налажен и можно переходить к делу.
- Товарищ Лебедев попросил вас ответить на небольшой опросник. Ничего такого, всё в рамках подготовки. Пожалуйста, сделайте это сейчас, потом у вас времени для этого не будет, - с этими словами он передавал космонавту папку со штампом «СЕКРЕТНО» в которой было несколько скреплённых скрепкой листков.
Весьма прямолинейно и в каком-то смысле даже правда – Владимир Лебедев действительно опрашивал космонавтов в рамках их психологической подготовки к полёту, и опросник этот был составлен под его руководством. Но Королёву было всё равно, что ответят космонавты. Трудно заметить, если не знать, но каждый из листков отличался от другого несмотря на то, что на каждом было всего по два вопроса, иллюстрированных большой тематической картинкой.
Королёв ясно видел на какие вопросы отвечает космонавт даже не приближаясь к нему. Конечно, точно разглядеть ответ он не мог, но ему это и не было нужно, он видел как космонавт отвечает – гораздо более важный фактор.
Вопросов в опроснике было немного, все – на тему тех или иных моральных выборов: способность импровизировать в сложной ситуации, способность импровизировать, но уже с возможным нарушением приказа с Земли… На первый вопрос Леонов ответил положительно, на второй – отрицательно (но слишком быстро и со снулым вздохом, так что Королёв ясно понял: врёт), Макаров ответил так же. Это не слишком волновало главного конструктора, всё это было совершенно неважно…
Вся суть заключалась в двух последних вопросах.
В первом: «Непредвиденные проблемы во время полёта. Следование инструкции убьёт вашего напарника. Будете ли вы следовать инструкции или попытаетесь импровизировать?»
И втором: «Непредвиденные проблемы во время полёта. Следование инструкции убьёт вас. Будете ли вы следовать инструкции или попытаетесь импровизировать?»
Леонов долго думал над тем, что ответить. Не настолько долго, чтобы это стало неловким, но не менее минуты над каждым вопросом. Он не перебирал пальцами, не вертел в них ручку – то есть не отвлекался, действительно был поглощен мыслями. Ответы он вписал внезапно, решительно, словно не вписывал ответы ручкой, а вырезал их резкими взмахами ножа. Что же касается Макарова, тот, дойдя до конца, единственный раз за всю встречу улыбнулся и написал ответы спокойным мужским почерком. Именно тут Королёв понял, что это – те самые люди.
Он заканчивал разговор строгими вопросами и предупреждением о том, что готовиться нужно усердно, делая это лишь затем, чтобы сгладить тему опросника, заслонить её новым обсуждением. Королёв не сильно старался, понимая, что не силён в подобных делах, да и не имея такого желания: даже если космонавты и поймут его задумку, то всё уже сделано, они уже попались на крючок.
…Вторым Королёв опрашивал Макарова. Когда тот ушёл, главный конструктор поднял трубку телефона:
- Говорит Сергей Королёв. Аппарат генерального секретаря, пожалуйста.
Прошла пара гудков. Загорелась лампочка ЗАС. Затем трубку подняли. Королёв услышал чьё-то прерывистое дыхание.
- Товарищ Королёв? Едва-едва не опоздали… - Брежнев требовал еженедельного доклада. – Вы говорили, что не были уверены… - сегодня генсек был не в лучшем состоянии, говорил он особенно невнятно, особенно слабо. – А теперь вы… вы…
- Да, - Королёв, рискуя вывести Брежнева из себя, перебил его. Частично, чтобы ответить. Частично из жалости, понимая то, что испытывает генсек. – Я уверен. Всё готово. Эти люди готовы. Они полетят, Леонид Ильич, и я не знаю, что должно случиться, чтобы у них не удалось.
- Да… американцы в таких случаях говорят… говорят, что… «скорее замёрзнет ад, чем»… Ада нет. Замерзать нечему.
- Даже если бы и был, то это бы наших парней не остановило. Я продолжу докладывать вам раз в неделю, товарищ Брежнев.
Королёв положил трубку и утёр со лба пот. Что с Брежневым? Странно… Казалось, что тот говорит наглотавшись успокаивающего или обезболивающего, сильных седативных. Может поэтому он, вопреки обыкновению, не стал пускаться в расспросы? Брежнев умел быть въедливым и придирчивым… Королёв мог это выдерживать, но был рад, что в этот раз не пришлось.
Трудно было бы объяснить, что, несмотря на интенсификацию работ и уйму вложенных денег, неполадки комплекса Н1-ЛЗ не устранены полностью. И не будут устранены, даже если увеличить финансирование в разы: тут нужно время, а времени нет…
Трудно было бы объяснить, что двигатели Кузнецова, хотя и изрядно прибавили в надёжности, всё ещё могут стать причиной внештатной ситуации…
Королёв нервно моргнул и потёр глаза руками. Он хотел было опустить голову на ладони и немного подремать, но ему помешал телефонный звонок.
- Алло… А. Владимир Михайлович, это вы… - Королёв совсем не удивился, услышав командира отряда космонавтов. – Да, я их опросил. Да, я ими доволен.
- Что значит «я ими доволен»? Лебедев не одобрил вашу инициативу!
- Владимир Михайлович…
- Товарищ Королёв!
Владимир Михайлович Комаров, после аварии «Союза-1», вынужден был перейти на административную должность. Может поэтому, а может из-за травмы ног, которая так толком и не прошла, характер у него испортился.
- Владимир Михайлович… - настойчиво повторил Королёв. – Есть что-то, что может понять только Лебедев. Есть что-то, что можете понять только вы. А есть те вещи, которые видны только мне. Вы их не увидите. А я… - Королёв замялся, у него опять проявился логоневроз. – Я… в… вижу!
- И что же вы видите?!
Голос у Комарова был едкий, недовольный. Королёв едва было не вспылил тоже, но…
…времени было пять часов. День клонился к вечеру. Откинувшись на спинку стула, не отпуская трубку, главный конструктор понял, что вымотан и у него нет сил злиться.
Впервые за очень долгое время ему захотелось вдохнуть свежего воздуха.
Попросив Комарова подождать и встав, он подошёл к фрамуге и открыв защёлки рванул её на себя, ему пришлось навалиться всем весом, прежде чем окно наконец открылось и духоту кабинета разбавили вечерняя свежесть и прохлада.
Королёв сел назад за стол, снова откинулся на спинку стула. Взгляд его упал на листки с самыми важными вопросами, теми, от которых зависело всё. На короткое, но стоившее таких долгих раздумий: «Буду действовать про инструкции!» Леонова, и на спокойное, хотя, кажется, сочившееся ехидством «Я сделаю всё, что угодно, чтобы таких ситуаций не произошло!» Макарова.
Королёв взял трубку и сказал неожиданно мягко. Мягко не от усталости, от удовлетворения:
- Что я вижу? Да-а… Я вижу то, что это - те самые люди. Те, кто нам нужны. Именно такими и должны быть первые…
Сможете найти на картинке цифру среди букв?
Справились? Тогда попробуйте пройти нашу новую игру на внимательность. Приз — награда в профиль на Пикабу: https://pikabu.ru/link/-oD8sjtmAi
Первые. Глава 1.
Пролог. https://pikabu.ru/story/pervyie_prolog_6193666
Глава 1.
Королёв вызвал Леонова и Макарова на разговор через три месяца после звонка генсека. Для обоих космонавтов это было крайне удивительно – Королёв уже давно, после операции, во время которой едва не умер, больше трёх лет, никого, кроме начальников подразделений и командиров, лично не принимал.
Их отвезли в город Калининград Московской области, где располагался легендарный ОКБ-1, возглавляемый лично Королёвым. Космонавтам пришлось ждать в приёмной. Что-то писал, сидя за столом, секретарь. Воздух был чист и свеж, но всё равно казалось, что пахнет красной расстеленной ковровой дорожкой и богатым паркетом. Тикали часы. Посетители к Королёву не приходили, так что совершенно непонятно было к чему такое ожидание.
Леонов спросил у Макарова достаточно тихо, чтобы не услышал секретарь:
- Это по поводу… Луны, да?
- Наверняка, - сухо кивнул Макаров.
- Ты думаешь?
Леонов не стал продолжать – Макаров всё и так понял, он не стал отвечать, лишь неопределённо пожал плечами и развёл руками, оставляя Леонова среди его догадок. Тому просто ничего больше не оставалось, кроме как сменить тему. Космонавты, достаточно хорошие знакомые уже несколько лет, ещё с продолжительных тренировок по программе 7К-Л1 «Зонд», обсудили последние новости, поговорили о семьях, о друзьях друзей, но разговор быстро завял и они погрузились в молчание. Обоим было о чём подумать.
Макарову – о том, что после того самого «Зонда-7» большинству уже стало понятно, что СССР активно участвует в лунной гонке. Правда три подряд успешных полета американцев (А-8, А-9, А-10) сильно подорвали энтузиазм, было видно что соперник вышел на финишную прямую. Западная пресса широко освещала ход полетов, а ход советской лунной программы оставался секретным для публики. Официальные лица отделывались лишь общими фразами. Но после последних неприятностей у американцев, когда вдруг неожиданно началась активная суета в верхах, работа в три смены на производствах… знающему человеку все говорило о том, что, похоже решение о посадочной экспедиции принято. Макаров очень чётко понимал, что его стране теперь придётся идти до конца – просто так уже не отступить, не отказаться, население не поймет, и всё это с достаточно большим шансом провала.
Леонов тоже знал, что сразу же после нештатной ситуации с «Аполлоном-11» в советской лунной программе начались какие-то подвижки – массовые переводы персонала, зачастившие на космодром комиссии, взъерошенные начальники подразделений… странно, ведь Брежнев, в отличие от Хрущёва, ранее сильного интереса к Луне не проявлял, не выделял достаточного финансирования. Неужели решил воспользоваться шансом? Очень, очень странно. Когда казалось, что СССР почти признал своё поражение в лунной гонке…
Леонов степенно провёл ладонью по редеющим волосам, скрывая волнение. Неужели? Вот так вот просто – неужели? Очень непохоже на стареющих, втройне осторожных руководителей. Он до сих пор помнил с каким трудом удалось совершить запуск «Зонда-7»: лишь только благодаря заявлению, написанному в Политбюро СССР, с подписями членов обоих экипажей и активной поддержке Королева и других Главных Конструкторов… Запуск все же состоялся! И пусть даже это был простой облёт, пусть советские космонавты увидели Луну с расстояния в тысячу километров, пусть всего через неделю американский «Аполлон-8» потом вышел на орбиту Луны и совершил там десять витков и астронавты видели спутник Земли с гораздо более близкого расстояния, пусть… Главное, что советские люди были первыми. Несмотря на то, что Леонов был во втором экипаже, запасном, как и Макаров, он всё равно по праву ощущал причастность к этому полёту.
Полёт прошёл успешно, даже несмотря на возникшие неполадки с системами электропитания и связи… Однако это только доказало пользу экипажа на борту, ведь экипаж смог устранить все нештатные ситуации своими силами, а в автоматическом полете эти неполадки однозначно привели бы к срыву задания.
Молчание затянулось.
- Видимо, хотят, - Леонов снова провёл ладонью по волосам, чувствуя желание поговорить.
Макарову наоборот, говорить не очень хотелось. Он молчал.
Они прождали почти целый час. Секретарь уже успел закончить писать какой-то свой документ, после этого он вошёл в кабинет, пробыл в нём несколько минут и затем вышел со словами:
- Макаров Олег Геннадьевич, Леонов Алексей Архипович – входите.
Космонавты встали. Макаров, уже знакомый по работе в ОКБ-1 лично с Королёвым, вошёл сразу. Леонов задержался, чтобы оправить свою форму лётчика, а затем вошёл тоже.
…Воздух. Это заметил бы любой, вошедший в кабинет главного конструктора. Воздух в нём был спёртый несмотря на то, что лес был рядом, буквально в двух шагах – нужно лишь открыть окно, чтобы комнату заполнил чудный аромат зелени и листвы…
Но Королёву не мешали духота и спёртость. Он словно и не замечал всего этого, работая над документами почти в полумраке за своим рабочим столом. Кабинет его был похож на склеп. Простые стулья, несколько шкафов с книгами, ученическая передвижная доска с кусочками мела рядом и креплениями для чертежей – всё показывало, что гостей здесь принимают редко.
Космонавты долго стояли на ногах, он не обращал на них внимания, и если для Леонова такое отношение было в новинку, то Макаров, работавший с Королёвым достаточно давно, к этому привык.
Королёв и раньше был достаточно замкнут, нелюдим, пессимистичен – не прошли даром обвинения во вредительстве, арест, пытки и ссылки. Сломанная при допросе, неправильно сросшаяся челюсть мешала Королёву широко открывать рот: он не мог нормально есть, не очень хорошо говорил и очень этого стеснялся. Но после 1966 года, когда во время операции по удалению саркомы Королёв едва не умер, он изменился ещё сильнее. Оперировавший врач, очень опытный и заслуженный, когда состояние больного внезапно ухудшилось запаниковал: он не знал о переломе, и оказалось, что вставить в трахею дыхательную трубку не выйдет. Работая в спешке, он попытался сделать трахеотомию, но это ему тоже не удалось. Королёв был на волосок от смерти, но врач, наконец взяв себя в руки, совершил почти невозможное: ему удалось снова сломать ему челюсть и наконец интубировать трахею. Королёв выжил. Но даже спустя три года, пережив самый острый послеоперационный период, говорить ему было до сих пор очень трудно.
Это стало видно, когда Королёв наконец поднял голову от бумаг и сказал:
- Здравствуйте, товарищи.
Голос у него был хриплый, неприятный, говорил он очень невнятно.
- Вы знаете, зачем я… - Королёв закашлялся и долго прочищал горло, его одолевала невиданная усталость. – Зачем я вас пригласил, знаете, да?
Он не стал ждать, пока космонавты ответят, вопрос был риторический.
- Я… не хочу растекаться мыслью по древу. Политбюро ЦК КПСС и лично товарищ Брежнев… решили… Мы все-таки полетим на Луну, - Королёв замолчал, и добавил после того, как отдышался. – Вы на неё полетите.
Леонова затрясло от радостного волнения. Он подавил в себе желание одним прыжком взвиться со стула.
Королев с улыбкой наблюдал за ними. Ведь исполнялась и его мечта.
- Мы? А разве… - неизвестно, что хотел спросить Макаров, потому что Королёв перебил его.
- Потому что Рукавишников и Быковский не полетят. Слишком мало времени прошло с их последнего полёта, да и хватит с них славы пока… Вы – члены запасного экипажа… Тренированные. Готовые… Полетите вы. Олег, выслушайте меня и не перебивайте. Вопросы – потом. Прошу вас сесть.
Простые слова, но как много за ними стояло того, что не знали даже космонавты, сидящие перед Королёвым, что мог знать только он сам, что и давило на него так сильно, почище болезни и старых травм.
Королёв, встал со своего места и, медленно, неуверенно ковыляя, подошёл к небольшой передвижной доске, испещрённой пометками и схемами, сделанными мелом. Главный конструктор обвёл схемы ладонью. Леонов в них мало что понимал – не его поле деятельности, Макаров же сперва посмотрел с интересом, но потом взгляд его стал снулым и скучным: обычная схема обычной Н-1, ничего нового.
- «Аполлон-11», крайний американский полет, не удался из-за трагической случайности. Американцы пишут, что в ходе сборки двигателей второй ступени была случайно нарушена технология, что и привело к… Что поделаешь... Бывает, - Королёв снова кашлянул в кулак и отвернулся от космонавтов. – Партия и лично товарищ Брежнев считают это для нас отличной возможностью… перехв... перехватить инициативу в этом… с… соревновании.
Королёв запнулся, но подавил это усилием воли.
- Поэтому было принято решение уделить особое внимание нашей лунной программе. Более того – всё уже почти готово. В через год… в годовщину Великой Октябрьской Революции на Луну высадится человек… советский… - Королёв стёр пот со лба и едва-едва заметно качнулся.
Чего на самом деле стоила эта речь! Вихрем в памяти главного конструктора пронеслись множество событий… Как он буквально зубами и ногтями выцарапывал из Политбюро разрешение на допуск экипажа на полёт «Зонда-7», как раз за разом слышал, что никто, ни партийное руководство, ни военные, не заинтересованы в продолжении финансирования исследовательской космической программы. И даже потом, когда пробуксовка американской Лунной программы помогла это преодолеть… что же было дальше? Ссора, почти что открытый конфликт с Владимиром Челомеем, после которого его конструкторскому бюро было отказано в продолжении работы над собственным лунным проектом и всё финансирование перевели на КБ Королёва, переподчинив и производственные мощности. Смешно, но два мастистых академика едва ли не хватали друг дружку за грудки! Победил Королёв. Челомей до сих пор отказывался с ним даже здороваться. Сергей Павлович подозревал, что концом этой ссоры будет либо его, либо Челомея смерть. Конечно же, был ещё давний конфликт с главным советским двигателистом Глушко и в итоге передача работ по двигателям для самой большой советской ракеты в авиационное КБ Кузнецова, чью двигатели хоть и выдавали указанную в ТЗ мощность, но не отличались надежностью. Но тот, будучи сильно взбодрен высшим руководством страны, все таки доказал свой конструкторский талант и последняя партия двигателей прошла приемочные испытания почти без нареканий.
- Этим человеком будете вы, товарищ Леонов… Олег, вы займёте место пилота ЛОК… Запуск запланирован на начало ноября 1970, - и, не глядя на ошеломлённые лица космонавтов, главный конструктор снова вернулся за свой стол и сел, усталый, вымотанный, обессиленный, но довольный, от своего довольства не замечающий даже того, как потряхивает от радости Леонова.
Несмотря ни на что, его вся эта спешка только радовала. Два дня назад, перед звонком Брежнева, Королёв осознал, что он очень, буквально смертельно, устал, и что близок тот момент, когда для него всё кончится. Если бы он верил в высшие силы, то счёл бы последовавший почти сразу за его мыслями звонок знаком от них, изъявлением их воли. Но в высшие силы Королёв не верил. И поэтому просто ринулся в дело, работая буквально на износ, понимая, что времени осталось немного.
Космонавтов же такая спешка удивила.
- Сергей Павлович! Но ведь… проблемы нашего комплекса… Предыдущие пуски задачу ЛКИ не выполнили, - Макаров говорил спешно, напряжённо, но без паники, как человек, оперирующий фактами, просто делающий это экспрессивно. – Первый пуск – ладно ещё, проблемы с КОРД, но на втором-то – изделие тоже не выполнило программу до конца, Сергей Павлович!
Макаров говорил о первых двух пусках, проведенных вначале года. На первом из которых ракета-носитель взорвалась через 70 секунд после старта, на высоте двенадцати километров от земли и упала в пятидесяти двух километрах от стартовой позиции. Взорвался один из двигателей первой ступени, возник пожар приведший к лавинообразному нарастанию неполадок и автоматическая система контроля полета отключила всю двигательную установку. Со вторым всё было чуть лучше: все ступени ракеты отработали штатно, однако подтвердить стабильную орбиту не удалось, связь с орбитальным комплексом установлена не была… скорее всего ракета не добрала несколько метров до орбитальной скорости, и головной блок пополнил советскую группировку спутников на дне Тихого океана.
Леонов тоже это знал. Поэтому он вопросительно посмотрел на Королёва, гадая, что же тот ответит.
И тот ответил:
- Всё правильно, Олег. Но у нас уже есть почти готовые 11А52, доведённые до ума… я… в этом уверен… Американцы называют это «туз в рукаве». И у нас он есть.
Королёв снова указал рукой на одну из технологических карт, в большом количестве висевших на стене. Только сейчас Олег Макаров пригляделся к ней и, наконец, понял, что хотел показать ему Главный Конструктор.
- Погодите-погодите… - Макаров встал, нет, подскочил на ноги. – Это же… вы все-таки это сделали! это же иная система испытания! Вы испытывали её не целиком, нет… вы… все-таки сделали стенд? Всё испытывали отдельно, да?!
- Именно, Олег, - кивнул Королёв. – Мне давно говорили, что для проекта… масштаба Н-1 слишком долго и з… затратно проводить пусковые испытания… это не семерка, которую мы могли себе позволить отрабатывать путем пусков каждый месяц. Помните, как Председатель Госкомиссии после первого старта Н-1 сказал нам с горечью - "Мы стреляем городами"…. Но нам не хватало ф…. финансирования для постройки комплекса для наземного испытания первой ступени… Все остальные мы прожгли на Земле, но блок «А» слишком велик… Ну вы знаете чем это закончилось в первом пуске пуске… Ну а новая методика…. Кузнецов все же смог сделать маршевые двигатели, позволяющие многократное включение… Это дало нам возможность допускать в полет уже испытанные на земле агрегаты…
Королёв замолчал после длинной для него речи… он не стал уточнять, что в общем то эту методику предполетного тестирования внедрили у себя первыми американцы. В конце концов не стоило космонавтам об этом знать. Они должны верить своим конструкторам и инженерам, а не заокеанским. Макаров, удовлетворённый объяснением, снова сел на стул. Леонов же прищурился и спросил:
- Я не конструктор, но простите, неужели все неполадки комплекса Н1 –Л3 окончательно устранены? Оно точно полетит?
- Товарищ Леонов, лишь только после «Аполлона-11» Леонид Ильич дал добро на интенсификацию работ. Мы сделали очень многое… технические проблемы решены или близки к решению. Но, возможно, не окончательно. Мы пересмотрели программу полета… В связи с улучшением испытательного цикла… решено отказаться от резервного корабля и одного из луноходов обзора… Именно поэтому вам ничего и не доводили… вы ничего об этом и… и… не знали... Но ведь вы продолжали работать по программе тренировок... И теперь решение лететь принято…
Королев подвинул к ним по столу две одинаковые пухлые папки:
- Товарищи… Вот… новый план-схема полета и перечень необходимых мероприятий… Подпишите здесь и здесь.
Леонов кивнул и спросил:
- Есть ли шанс нештатных ситуаций при запуске?
- Есть.
- А при полёте?
- Да, есть.
Снова кивнув, Леонов замолчал. Ему очень хотелось на Луну, а риск… Ну что – риск? Не привыкать. Его полет в 1965 году с первым выходом в открытый космос тоже нельзя было назвать спокойным…
- И даже если вы успешно высадитесь – будет риск того, что… - Королёв закашлялся, но, силой задавив кашель, продолжил. – Что всё кончится… нештатно. Именно поэтому мы пока не объявляем о наличии у нас готовых изделий…. И не объявим вплоть до успешной отработки блока «Г»… т.е. на траектории к Луне. Если что-то пойдёт не так – честные парни из ТАСС объявит об очередной околоземной испытательной экспедиции. Но если… то есть когда… разгонный блок успешно отправит вас к Луне, только тогда СССР выступит с официальным объявлением о лунной экспедиции.
- А если…
Королёв тяжело посмотрел на Макарова, тот запнулся и проглотил остаток сказанного. Космонавт понял: всё, что можно сказать, уже сказано. Он не сможет выразить этого словами. Это работа совсем других людей, пишущих тексты для радио в красную и в зелёную папки.
Королёв продолжил фразу за Макарова:
- …тогда об этом запуске будем знать лишь мы и разведка американов.
Космонавты молчали, переваривая простые и прямые слова Главного Конструктора. Олег Макаров покраснел, но в остальном был абсолютно спокоен, хоть явственно волновался. Для него ведь это будет первый полет, и очень хотелось бы чтоб не последний. Что же до Леонова… тот улыбался так, как улыбается юноша девушке – с какой-то хитрецой, со смущением.
- Вы не отказываетесь?
Макаров замотал головой. Леонов пожал плечами:
- А чего тут отказываться? Страна сказала «надо», мы ответили «есть». Даже если это так опасно – мы знали, куда шли служить.
Первый раз за время разговора Королёв улыбнулся.
- Да-да... Это ещё одна причина, по которой мы взяли именно вас. Как оно там было… - Королёв начал цитировать:
Мы – неудачников вялое племя,
Болтаем о бабах, хоккее, вине…
И закашлялся в середине строфы, но этого уже хватило, что Макаров посмотрел на него с крайним удивлением – впервые он видел своего начальника таким довольным, почти счастливым! Леонов же покачал головой:
- Не понимаю о чём вы.
- Так и правильно… так и хорошо…
- Сергей Павлович, что это такое?
- Олег… кххх…
Леонов сориентировался первым, спешно рванувшись назад, в приёмную, крикнул секретарю, что Королёву плохо. Тот сразу вызвал врача, который прибыл почти сразу же – в ОКБ-1 с недавних пор стали держать профессионального медика, специально для заботы о больном Главном Конструкторе. Благодаря этому всё и обошлось: врач диагностировал у Королёва легкий судорожный синдром и вколол ему успокоительное.
Встреча с космонавтами на этом, конечно, закончилась.
Их повезли в Звёздный городок.
- Так что же дальше-то?
Леонов улыбался так же, как там, в кабинете Королёва, его распирало и он больше не сдерживался:
- А ты что думаешь? Летим на Луну… подумать только, летим на Луну! Первые, мы и там будем первыми! Ты только представь, - он довольно вздохнул и мечтательно посмотрел вверх, в обивку машины, в которой их везли. - Мы, ты и я, мы – первые!
Макаров тоже улыбнулся:
- Это да. Но я не совсем о том… что это за стих такой? Почему Королёв начал его читать?
Леонов вздохнул и ответил, понизив голос, чтобы не услышал водитель-особист:
Мы – неудачников вялое племя,
Болтаем о бабах, хоккее, вине,
Рисуем картинки…
А в это время – другие парни летают к Луне!
Живём без царя в голове и проблемы,
Без всякой заботы о завтрашнем дне,
Жуём свою корку,
А в это время – американцы летают к Луне!
Затем он добавил:
- Такой вот стих есть. После Аполлона-10 появился на БайкодромКосмодуре…
- Ты написал?
Леонов посмотрел на Макарова, сощурился и отвернулся к окну.
***
В тот же день, вечером, едва-едва придя в себя, главный конструктор Королёв вызвал водителя и снова приехал в свой кабинет. Почти никого уже в здание ОКБ-1 не было.
Тем лучше.
Придя к себе, Королёв закрылся и сел за стол. Работы оставалось много, очень много, а времени так мало…
- Ничего… - уже не в первый раз за долгое время Королёв говорил сам с собой не мысленно, а вслух. – Запустим… Посадим… Вернем… и… и всё. Всё… отмучаюсь уж…
Даже если бы хотел, Сергей Павлович не смог бы выразить вслух того, что ощущал там, внутри. Можно было бы даже сказать, что в душе, если бы Королёв в неё верил. Он не боялся смерти. И уходить не боялся. Но больше всего на свете, больше всего конкретно в данный момент, он хотел не просто уйти, а уйти…
- … оставшись первым!
Времени оставалось мало. Королёв проработал до самого утра.