Интересности ко сну: зачем Сталин помогал Гитлеру
Почему товарищ Сталин не остановил начало войны?
Почему товарищ Сталин не остановил начало войны?
Последние бои Берлинской операции — одного из самых жестких сражений Второй мировой — завершились 5-9 мая 1945 года. Часто говорят, что пролитая тогда кровь была напрасной, что Жуков зря гнал своих солдат на убой на Зееловские высоты. Да и сам Берлин штурмовать не стоило: немцы бы и так сдались. В этой причудливой смеси реальности и мифов правда иной раз дезинформирует читателя не хуже лжи. Попробуем разобраться, как было на самом деле.
Чтобы поместить рассуждения о потерях советской стороны в Берлинской операции в правильный контекст, надо четко обозначить важный факт: ее ход и исход, как и войны в целом, не были предопределены. Это только у современных историков все ясно: три советских фронта имели 1,9 миллиона человек на берлинском направлении, а немцы — вдвое меньше, 0,85 миллиона. Да и танков у советской стороны было 7,5 тысячи против тысячи немецких. При таком превосходстве Красная армия, кажется, была просто обязана выиграть.
Но реальная жизнь сложнее. К середине октября 1941 года 1,7 миллиона немецких войск стояли против нескольких сот тысяч советских под командованием Жукова. Танков у немцев было в разы больше, чем у советской стороны. Погода, правда, не для наступления, но, как мы покажем ниже, под Берлином в апреле 1945 года тоже вода сочилась из каждого комка грязи, что сильно мешало Красной армии.
Иными словами: в апреле 1945-го под Берлином ничто не было предопределено. При грамотном руководстве немецкой стороны советский рывок можно было притормозить — и очень сильно. Берлин совсем не обязательно должен был быть взят. Не то что через 16 дней боев, а вообще — как и вовсе не удалось немцам взять Москву, несмотря на их решительный перевес на 16 октября 1941 года. А это значит, что советское руководство со своими задачами справилось. Вопрос заключается только в том, насколько большой ценой.
Зачем Кремль так торопился взять Берлин
Принято обвинять советское военное руководство в том, что в Берлинскую битву оно пролило слишком много своей крови. Сперва задачу взятия Берлина поставили только перед войсками 1-го Белорусского фронта Жукова. 1-й Украинский фронт Конева должен был бить южнее немецкой столицы, а 2-й Белорусский — севернее. Основная критика за потери в Берлинской операции также адресуется именно Жукову.
Мол, именно он штурмовал Зееловские высоты в лоб, что привело к большим потерям. Да и сам штурм Берлина кажется не очень нужным: что могли сделать окруженные немцы, зачем потребовалось положить там людей, пытаясь захватить город?
В этих рассуждениях много неточностей. На самом деле, относительные потери Жукова вышли заметно меньше, чем у соседнего советского фронта. Но доля правды в послевоенных обвинениях есть — и ниже мы покажем, какая именно.
С перестроечного времени главная претензия к советскому руководству в битве за Берлин неизменна — потери. Типичный пример такой оценки:
«В Берлинской наступательной операции [c нашей стороны] участвовали <…> 2 062 100 человек. За 23 дня, с 16 апреля по 8 мая, потери <…> составили 361 367 солдат и офицеров — убитыми и ранеными. Среднесуточные наши потери в наступлении под Москвой — 10 910 человек, под Сталинградом — 6392, под Курском и Орлом — 11 313. Под Берлином — 15 712 человек».
Выходит, в 1945 году потери нашей армии почему-то были выше, чем в 1941-1942-х, когда техники у РККА было на порядок меньше. Почему? Историки определенного направления ответ знают: потому что советские войска не хотели отдавать Берлин союзникам.
Причем согласно таким историкам:
«Первенство не имело никакого практического значения. Еще в 1944 году СССР, США и Великобритания подписали Соглашение о зонах оккупации Германии и об управлении «Большим Берлином». Армии союзников имели возможность подойти к нему раньше нас. Но, получив прогноз вероятных потерь в 100 тысяч, главнокомандующий генерал Дуайт Эйзенхауэр (будущий президент США) решил: «Слишком высокая цена за престижную цель, особенно если учесть, что нам потом придется отойти и уступить место другим парням».
То есть нам. Они берегли солдат. А у нас…»
Если читателю показалось, что мы излагаем эту позицию с иронией, — то нет, мы просто ее процитировали. А сомнительной она выглядит без наших усилий — в силу внутренних проблем с логикой и игнорированием фактов.
Начнем с главного: любые соглашения с союзниками весной 1945 года были, мягко говоря, условностью. Москва знала, что именно тогда британские военные по указанию Черчилля планировали нападение на советские силы в Европе в 1945-м. Причем нападение, в котором бок о бок с западными союзниками против СССР должны были сражаться уцелевшие солдаты и офицеры вермахта
Да, на практике Британия на этот вариант не пошла, но, прямо скажем, не от миролюбия, а лишь потому, что английские военные оценили шансы внезапного нападения на советские силы так:
«Выводы:
З1. Согласно нашему заключению:
а) начиная войну с русскими, мы должны быть готовы к тотальной войне, длительной и дорогостоящей в одно и то же время;
б) численный перевес русских на суше делает крайне сомнительным возможность достижения ограниченного и быстрого (военного) успеха».
Понятно, что Сталин не хуже британцев знал, что те струсят и не решатся напасть в силу «крайне сомнительного» успеха всего этого дела. Но не менее очевидно другое: расценивать свои соглашения с западным миром совсем всерьез Кремль не мог. Он не мог не понимать, что как минимум часть западных лидеров ведут себя в рамках приличий ровно до тех пор, пока чувствуют силу советской стороны, и нападут сразу, как только перестанут эту силу чувствовать. Впрочем, Запад трудно в этом винить: СССР тогда зачастую действовал аналогичным образом, таковы были нравы эпохи.
Интересно, что тот же Эйзенхауэр, командующий союзными силами в Европе, 7 апреля 1945 года утверждал:
«Если после взятия Лейпцига окажется, что можно без больших потерь продвигаться на Берлин, я хочу это сделать. Я первый согласен с тем, что война ведется в интересах достижения политических целей, и, если объединенный штаб решит, что усилия союзников по захвату Берлина перевешивают на этом театре чисто военные соображения, я с радостью исправлю свои планы и свое мышление так, чтобы осуществить такую операцию
Имея дело с тем, кто нападет, чуть почувствовав слабину, нельзя отдавать ему Берлин. Во-первых, это может создать у него ложное чувство слабости советской стороны и спровоцировать нападение. Во-вторых, нацистская Германия была буквально набита новыми технологиями, которые оттуда все пытались вывезти. И речь не только о первых в мире серийных реактивных истребителях или ночных прицелах с гранатометами.
Именно на трофейной немецкой ракете Соединенные Штаты в 1946 году впервые вывели в космос средства фотографирования и получили первый космический снимок земной поверхности. Из Германии же они взяли и Вернера фон Брауна с его 120 коллегами, без которых астронавты не смогли бы высадиться на Луну в 1969 году. Такой приз, как Берлин — с центрами разработки и научно-технической документацией, — никто по своей воле не отдаст «партнеру», который спит и видит, как бы покончить с твоим существованием раз и навсегда.
Но, чтобы не отдать Берлин нашим верным союзникам, вовсе не надо было брать его штурмом, неся большие потери. Достаточно было окружить и затем дать гарнизону капитулировать. Правда, у такого решения был бы один жирный минус. Но обо всем по порядку.
Почему любой немецкий капрал мог предсказать советское наступление и что из этого вышло
Откровенно говоря, Берлинская битва с самого начала была одной из самых сложных для нашей армии, и прямо на этапе подготовки к ней допустили ряд неприятных ошибок. Процитируем мемуары Чуйкова, командующего 8-й Гвардейской армии, прошедшей с боями от Сталинграда до Берлина.
«Во время разведки боем [14 апреля 1945 года] мы захватили пленных. <…> Среди них был капрал из 303-й пехотной дивизии. На допросе он сказал:
— Германии через две недели капут!
— Почему? — спросили его.
Он подумал и ответил:
— Ваше наступление 14 апреля было не основное. Это только разведка. А дня через два-три вы начнете гросснаступление. До Берлина будете драться тоже около недели. Так что дней через 15-20 Гитлеру капут.
Немецкий капрал оценивал обстановку, пожалуй, лучше многих фашистских генералов. Он не ошибся, что 14-го была разведка; не ошибся он и в том, что дня через два-три начнется наше основное наступление, и точно предвидел результат его».
Проблема этого эпизода в том, что с немецкой стороны правильно умели оценивать обстановку не только капралы. И дата (16 апреля, через два дня после разведки боем), и направление советского наступления были слишком предсказуемыми.
Чтобы понять, до какой степени наступление ожидалось немцами, достаточно напомнить: 15 апреля в немецких частях на одерском направлении зачитали приказ Гитлера, прямо предупреждавший о советском ударе.
«Солдаты Восточного фронта! Последний раз со смертельной ненавистью большевизм начал наступление. Он пытается разрушить Германию и наш народ истребить. Вы, солдаты Востока, знаете, какая судьба ожидает ваших жен и детей, ибо все мужчины и дети убиваются, а женщины насилуются в казармах, а кто остается в живых, угоняется в далекую Сибирь. Мы предвидели это наступление и в течение января постарались создать сильное укрепление, мощная артиллерия встретит своим огнем врага…»
Обратите внимание на слова «в течение января». Правда, странно звучит для 15 апреля? Ведь основная работа по созданию линии укреплений на этом направлении закипела уже в феврале-марте?
Дело в том, что армии 1-го Белорусского фронта, наносившие главный удар прямо по Берлину, делали это с плацдармов на западном берегу Одера, чей захват начался 31 января 1945 года, — а немцы ожидали их захвата на этом направлении еще раньше. Одер — большая река, весной она разливается, и даже плохой генерал легко поймет, что самое, на первый взгляд, выгодное для советской стороны решение — бить с крупных плацдармов на западном берегу. Потому что форсировать разлившуюся по весне реку «с нуля» под огнем противника — задача сложная.
Таким образом, советское наступление на Берлин проходило с нулевой внезапностью: противник знал и его дату, и место. И подготовился к нему основательно. Над левой половиной плацдарма господствовали Зееловские высоты, и от них на Берлин вело не так много дорог, лучшей из которых была автострада Reichsstraße 1.
С высот было хорошо видно, как советские войска накапливаются на плацдарме. Немцы и ночью обшаривали прожекторами местность. А советская артиллерия избегала огня по прожекторам, чтобы не обнаружить свои позиции и большую плотность. По-весеннему высокий уровень грунтовых вод не всегда позволял эффективно укрывать войска и технику в траншеях: «Копнул один раз штыковой [лопатой] — и ямка сию же минуту заполняется мутноватой водой», — описывает это тот же Чуйков. Листья на деревьях еще не распустились, то есть достижение скрытности и внезапности было довольно сложным.
Вдобавок на плацдармы требовалось завезти огромное число людей: Кюстринский плацдарм был всего 44 километра в длину, но туда загнали сотни тысяч человек из состава четырех общевойсковых и двух танковых армий. На плацдарме глубиной не более десятка километров разместили 77 стрелковых дивизий — плотность поистине небывалая.
Советским войскам почти повезло: до 20 марта немцев здесь возглавлял Гиммлер, как военный абсолютно ни на что не годный. Увы, затем Гудериану удалось продавить на эту должность Готхарда Хейнрици — не гения военного дела, но человека не без способностей.
Тот абсолютно верно учел ситуацию, решив, что советские войска ударят именно со своих одерских плацдармов и двинутся на запад через Reichsstraße 1 и прилегающие дороги. Он сознательно заранее ослабил немецкую оборону у одерских плацдармов, отвел крупные силы к Зееловским высотам, где, по сути, создал не вторую линию обороны с резервами, а основную — с главными силами.
Первая линия обороны, у советских плацдармов за Одером, была слабее и по людям, и по технике. К тому же она свободно простреливалась, в то время как на Зееловских высотах многие позиции были за обратным скатом высоты и нормально не простреливались советской артиллерией.
В результате ранним утром (еще в темноте) 16 апреля советские войска нанесли мощный артудар по почти пустым окопам первой полосы обороны, где практически было одно только боевое охранение. Основные силы немцы заблаговременно отвели на тыловые позиции, часто в десятке и более километров от линии фронта, расположенныt скрытно, за гребнями высот. Ни выявить расположение таких огневых точек заранее, ни тем более подавить наша артиллерия не могла.
Жуков впоследствии сам признавал, что «артиллеристам приходилось <…> зачастую стрелять по площадям», поскольку конкретных целей на обратных склонах они не видели. Поэтому, когда пехота прошла первую, полупустую линию обороны и достигла основной, на Зееловских высотах, прорвать ее сходу она не могла.
Те были слишком крутыми, поэтому танконедоступными. Дороги, проходившие через высоты, были прикрыты минными полями и артиллерией. Правая половина Кюстринского плацдарма находилась в стороне от Зееловских высот, но там ожидала другая проблема: ирригационные каналы, вода в которых была по-весеннему высока. И здесь прорвать оборону с ходу не удавалось, тем более что сил на правой части плацдарма было чуть меньше, чем на левой, — оттуда дороги прямо на Берлин не вели.
Закипели тяжелые бои: начав прорыв зоны высот 16 апреля, 1-й Белорусский фронт во главе с Жуковым смог взять их только утром 18-го числа, введя в бой — раньше, чем планировалось — две танковые армии. Советские потери убитыми и ранеными там составили примерно 20 тысяч человек — свыше десятка тысяч человек в сутки. Это довольно большие потери для относительно небольшого пространства.
Впрочем, их трудно назвать неожиданными: когда вы наступаете на сильного противника там и тогда, где он вас ждет уже не первый месяц, трудно ждать низких потерь.
Что надо было делать на самом деле: взгляд Жукова
Жуков в своих мемуарах верно отмечает: план Берлинской операции, спущенный начальником Генштаба Антоновым и утвержденный Сталиным, был не самым лучшим. Более разумно было бы:
«Взятие Берлина следовало бы сразу поручить двум фронтам: 1-му Белорусскому и 1-му Украинскому. <…> При этом варианте главная группировка 1-го Белорусского фронта нанесла бы удар на более узком участке и в обход Берлина с <…> севера, 1-й Украинский фронт нанес бы удар своей главной группировкой по Берлину на кратчайшем направлении, охватывая его с юга, юго-запада и запада». Силы 2-го Белорусского фронта Рокоссовского Жуков считал разумным пустить с плацдармов 1-го Белорусского фронта — и тоже в обход Берлина с севера.
На деле Ставка выбрала вариант, когда Берлин брал 1-й Белорусский, а 1-й Украинский лишь мог быть туда повернуть при проблемах у Жукова. В результате 1-й Белорусский не мог сконцентрироваться только на обходе Берлина с севера: оставить у себя на левом фланге Зееловские высоты незахваченными означало бы для Жукова риск немецкого удара во фланг. При одновременном ударе и 1-го Украинского фронта на Берлин с юга, и 1-го Белорусского в обход Берлина с севера, Зееловские высоты были бы глубоко обойдены сразу и с севера, и с юга. Тогда и фланговый удар с них по 1-му Белорусскому фронту был бы нереален.
Почему вариант удара на Берлин не в лоб, а в обход с севера и с юга не был принят Ставкой заранее? Как мы видим, он явно был доступен уму военачальников той эпохи, иначе бы Жуков о нем не писал. Сам он отвечает на этот вопрос просто:
«По ряду причин — и в первую очередь субъективного порядка — при рассмотрении и утверждении плана в Ставке эти варианты не фигурировали. Верховное главнокомандование проводило в жизнь вариант удара широким фронтом. Для Ставки он был несколько проще, но с точки зрения оперативно-стратегического искусства недостаточно оригинален, а следовательно, менее эффективен».
Звучит просто, но понять сложно. Жуков здесь пытается сказать вот что: планировщики из Генштаба решали задачу по наиболее простому пути. В итоге штабисты спустили вниз план, при котором 1-й Белорусский фронт бил в лоб сильной немецкой позиции на Зееловских высотах, а не обходил ее с флангов. Рассуждая трезво, Георгий Константинович здесь прав: штабисты были неправы. Но в то же время не совсем.
Это только в теории Генштаб мог спланировать операцию так, как считал нужным Жуков. А в реальной жизни «одни из нас играют в шахматы хорошо, а другие — плохо, и никакие лекции этого не изменят». Антонов, стоявший во главе Генштаба, не был таким опытным и оригинальным игроком, как Жуков, а Сталин, честно сказать, вообще не был военным по призванию.
Генштаб мог бы выдать другой план, если бы Жуков был не командующим 1-м Белорусским фронтом — весной 1945 года, — а заместителем наркома обороны, которым он был до осени 1944 года. В ту пору именно он — начиная с осени 1942 года — ездил по фронтам как представитель Ставки и искал «оригинальные» решения взлома оборона противника типа «Урана» под Сталинградом или «Багратиона» в Белоруссии.
Но в ноябре 1944-го Сталин двинул его на должность командующего 1-м Белорусским фронтом. Фактически с этого момента высшее военное руководство страны превратилось в Сталина и Генштаб. Зачем обитатель Кремля это сделал — сказать сложно, человек он был скрытный. Но, скорее всего, посчитал, что сам справится с руководством хотя бы на заключительном этапе войны.
Выражаясь словами Жукова, «по субъективным причинам» план типа Жуковского просто не мог возникнуть наверху нашей военно-политической пирамиды того периода. А со своего шестка командующего фронтом, пусть и на главном направлении, сам Жуков повлиять на уже спущенный сверху план Берлинской операции не мог.
Что надо было делать на самом деле: взгляд Рокоссовского
Добавим еще один штрих к рассуждениям «как надо было бы планировать Берлинскую операцию». В идеальном варианте советского наступления на Берлин делать это должны были даже не два фронта, как пишет Жуков в своем видении «правильного» штурма немецкой столицы, а три: включая 2-й Белорусский под командованием Рокоссовского, располагавшийся к северу от 1-го Белорусского Жукова. В этом случае советским силам было бы еще проще обойти Берлин с севера: это можно было делать в полосе сразу двух фронтов и намного большими силами.
Увы, в реальности фронт Рокоссовского смог начать наступление на западе примерно на неделю позже 1-го Белорусского. От этого он никак не мог помочь ему с окружением Берлина: просто не успевал. В итоге наступать 2-й Белорусский формально закончил только 5 мая, а на самом деле последние потери в боях с немцами понес вечером 9-го числа.
Почему же 2-й Белорусский фронт так сильно запоздал? Все дело в том, что он с 14 марта по 4 апреля 1945 года с боями ликвидировал Данциг-Гдыньскую группировку противника на севере современной Польши, у Балтийского моря. За оставшиеся 12 дней перебросить свои главные силы на берлинское направление Рокоссовский, конечно, не мог.
Однако в самой ликвидации оборонительной группировки немцев под Данцигом никакой острой нужды не было. Например, курляндскую группировку противника советские войска спокойно оставили в своем тылу в Прибалтике и продолжали наступать на запад. Абсолютно то же самое можно было сделать под Данцигом и Гдыней — оставить против немцев умеренную оборонительную группировку, а основными силами 2-го Белорусского фронта ударить на Берлинском направлении.
Почему это не сделали? Зачем 2-й Белорусский фронт брал стратегически менее важный Данциг, отчего опоздал к стратегически более важному Берлину? Мы бы повторили формулировку Жукова, уже приведенную выше, хоть и сказанную по другому поводу:
«Для Ставки он [такой вариант] был несколько проще, но с точки зрения оперативно-стратегического искусства недостаточно оригинален, а следовательно, менее эффективен».
На самом деле Ставка распыляла усилия советских фронтов, оттягивая их от берлинского направления, еще задолго до марта-апреля 1945 года. Вот мнение того же Рокоссовского еще по ситуации января-февраля 1945 года:
«К Ставке я имею право предъявить законную претензию в том, что, ослабляя фронт перенацеливанием главных сил на другое направление [Восточная Пруссия], она не сочла своим долгом тут же усилить 2-й Белорусский фронт не менее чем двумя армиями и несколькими танковыми или мехкорпусами для продолжения операции на западном направлении. Тогда не случилось бы того, что произошло на участке 1-го Белорусского фронта, когда его правый фланг повис в воздухе из-за невозможности 2-му Белорусскому фронту его обеспечить. Пожалуй, и падение Берлина произошло бы значительно раньше».
Далее, по поводу март-апрельских событий 1945 года он пишет:
«На мой взгляд, когда Восточная Пруссия окончательно была изолирована с запада, можно было бы и повременить с ликвидацией окруженной там группировки немецко-фашистских войск, а, путем усиления ослабленного 2-го Белорусского фронта, ускорить развязку на берлинском направлении. Падение Берлина произошло бы значительно раньше».
Рокоссовский прав: если бы Ставка в январе-феврале не перенацелила его фронт на север, к Балтике, он прикрыл бы правый фланг 1-го Белорусского фронта Жукова. И тогда тот вполне взял бы Берлин феврале 1945 года — в ходе развития еще Висло-Одерской операции. После захвата столицы Рейха немцы в Восточной Пруссии и на данцигском направлении сдались бы сами собой, как сдалась после 9 мая их группировка в Прибалтике. Тогда СССР потерял бы намного меньше солдат.
Но и в марте 1945 года еще не поздно было быть умным. В самом деле, штурмовать Восточную Пруссию тогда было не обязательно, а, передав силы оттуда 2-му Белорусскому фронту, можно было бы ударить в обход Берлин с севера и закончить войну опять-таки раньше и с меньшими жертвами.
Увы, в Ставке полководца уровня Жукова или Рокоссовского не нашлось, а сами они убедить ее в своей точке зрения не смогли.
Сомнительный мясник
Еще раз повторимся: два десятка тысяч убитыми и ранеными за двое неполных суток штурма Зееловских высот — это много, даже очень. При здравом планировании могло быть куда меньше. Из этого может показаться, что не только Ставка сработала плохо, но и сам Георгий Константинович. Да и современные историки часто пишут что-то наподобие такого:
«Командующий 1-м Белорусским фронтом маршал Жуков гнал (другого слова не подберешь) войска вперед, отдавал распоряжения комкорам через головы их начальников-командармов: требование «любой ценой» стало постоянным. Только за два дня в трех приказах: «К исходу дня 19 апреля 1945 года любой ценой <…> выйти в район Фройденберга», «Любой ценой 19 апреля выйти в район Вердер, Беторсхаген», «Не позднее 4 часов утра 21 апреля 1945 года любой ценой прорваться на окраину Берлина и немедля донести для доклада товарищу Сталину и объявления в прессе».
Получается, гнал солдат на убой, чтобы получше выглядеть перед прессой и Сталиным? Однако внимательный взгляд на Берлинскую операцию показывает совсем иное.
По официальным данным, 1-й Белорусский фронт за 16 апреля — 8 мая из 908,5 тысячи человек личного состава потерял убитыми 37 610 человек, или 4,14%. А вот 1-й Украинский фронт за те же дни — 27 580 человек из 550,9 тысячи, или 5,0%. Налицо заметная разница: получается, доля потерь в личном составе фронта Жукова была меньше.
Полоса обороны противника и его силы, противостоявшие 1- Белорусскому фронту, были больше, чем у 1-го Украинского. Иными словами, задачи выполнялись сравнимые, а вот доля убитых в личном составе почему-то ниже была у Жукова. Как так вышло — особенно с учетом того, что Зееловские высоты брались очень тяжело?
Дело в том, что вопрос Зееловских высот в нашей литературе о Берлинской операции несколько преувеличен. Да, 1-й Белорусский фронт понес там 1/9 всех потерь в операции, шедшей 23 суток. Да, это много. Но основные потери понесли все же в другом месте — непосредственно в Берлине. Жуков руководил своими операциями достаточно неплохо. Доля погибших среди солдат его 1-Белорусского фронта ниже, чем у соседей не только во время Берлинской операции, но и во время Висло-Одерской. Более того, даже в период Московской битвы доля погибших среди солдат его Западного фронта была ниже, чем у соседнего Калининского.
Вообще, об этом можно догадаться, даже не заглядывая в справочники по потерям. Дело в том, что во Второй мировой армии несли тем меньшие потери, чем быстрее продвигались вперед. При быстром прорыве обороны противника у того нарушается взаимодействие: когда фронт прорван, пехота врага оказывается вне окопов — и либо отходит, либо спешит затыкать дыры во фронте, все время двигаясь в плотных походных колоннах. А это отличная цель для своей авиации или танков, идущих по дорогам навстречу походным колоннам резервов противника
И вот у Жукова всегда так получалось, что его фронт стабильно двигался вперед быстрее, чем соседние. Так было в той же Висло-Одерской операции и — для его северного фланга — в Берлинской.
Именно поэтому он, бывало, подгонял войска словосочетанием «любой ценой» — чтобы прорвать тактическую зону обороны противника, смять его организованную оборону, вырваться в тылы врага и начать громить его по частям. Поэтому всерьез рассуждать, как он «гнал на убой» своих людей, довольно сложно. Слишком очевидно, что доля убитых среди его подчиненных в крупных операциях войны была ниже, чем у командиров соседних фронтов.
Ненужный штурм Берлина?
Но это вовсе не означает, что и Жуков, и другие командиры на местах не делали ошибок в ходе Берлинской операции. Главной из них был, собственно, штурм Берлина. Обойти город, окружить его, отрезать от возможных атак союзников — в этом был явный стратегический смысл, о котором мы уже сказали выше.
Но в чем был смысл штурма? Первым во всеуслышание об этом прямо заявил генерал Горбатов, командующий одной из армий 1-го Белорусского фронта Жукова. После войны, обсуждая с сотрудниками «Нового мира» свои мемуары, он неоднократно возвращался к простой мысли:
«С военной точки зрения Берлин не надо было штурмовать. <…> Город достаточно было взять в кольцо, и он сам бы сдался через неделю-другую. Германия капитулировала бы неизбежно. А на штурме, в самый канун Победы, в уличных боях мы положили не меньше 100 тысяч солдат. И какие люди были — золотые, сколько все прошли, и уж каждый думал: завтра жену, детей увижу».
Мы вынуждены признать, что Горбатов прав. Конечно, здесь нужно сделать некоторые оговорки. Во-первых, мы сильно сомневаемся насчет пары недель. В ту войну Будапешт, окруженный советскими войсками, оборонялся семь недель — и ведь его не просто изолировали и ждали сдачи, а активно штурмовали. Во-вторых, да, потери советской стороны при предложенном им образе действий в самом деле были бы ниже, чем при нашем варианте истории — со штурмом Берлина. А вот о немецком гражданском населении этого не скажешь
Дело в том, что Берлин на деле не имел таких уж крупных запасов продовольствия. При численности его населения и гарнизона блокада в кольце советских армий быстро привела бы там к голоду. Это сейчас немцы — расслабленные европейские бюргеры, от которых никто не ожидает серьезной способности преодолевать по-настоящему сложные обстоятельства. А в 1945 году то был совсем другой народ, с принципиально иной психологической жесткостью.
Так же, как советские части во время войны, немецкие почти не знали «психологических потерь», выкосивших сотни тысяч солдат американской и английской армий. То есть в немецкой армии (да и обществе в целом) было крайне мало людей, бившихся в истерике при звуках стрельбы или не желавших идти к линии фронта вплоть до пены изо рта — как это фиксируют воспоминания американских участников войны. «Уловка-22» не могла быть написана ветераном люфтваффе — только американских ВВС. Психологическая прочность немцев той поры равна советской и значительно выше, чем у населения любой развитой страны сегодня.
Это означало, что капитуляция для них могла быть реальна только на грани физической гибели — как в Сталинграде. Там немцев разгромили лишь тогда, когда голод уже довел их средний вес до несовместимого с жизнью. От этого девять из десяти плененных там солдат вермахта просто умерли от истощения в первые же недели.
Советская сторона не смогла их спасти (хотя пыталась), потому что те вначале довели себя упорным сопротивлением — при остром физическом истощении от голода — до грани человеческой прочности. Они еще ходили, когда сдавались в плен, но уже взяли от природы человека больше, чем может пережить большинство из представителей нашего вида.
В условиях обороны Берлина вермахт и СС могли проявить неменьшую стойкость. А это значило бы, что вместе с ними эту стойкость волей-неволей проявило бы и немецкое гражданское население. Далеко не факт, что Гитлер, находившийся в Берлине, не довел бы местных гражданских до состояния солдат 6-й армии в феврале 1943 года. И что в осажденном городе не погибли бы от голода много женщин и детей. Это вполне укладывалось в логику Гитлера. По его мнению:
«Если война будет проиграна, [немецкая] нация также погибнет. Это ее неизбежный удел. Нет необходимости заниматься основой, которая потребуется народу, чтобы продолжать самое примитивное существование. Напротив, будет гораздо лучше уничтожить все эти вещи нашими же руками, потому что немецкая нация лишь докажет, что она слабее, а будущее будет принадлежать более сильной восточной нации (России). Кроме того, после битвы [среди немцев] уцелеют только неполноценные люди, ибо все полноценные будут перебиты».
Да, штурм Берлина, определенно, был не нужен с точки зрения узкопонятых, эгоистических интересов сохранения жизней красноармейцев. Но вот был ли он так же бесполезен с морально-этической точки зрения? Что, если, отказавшись от штурма и дав обычным берлинцам погибнуть, мы бы поставили себя на одну доску с берлинскими людоедами — с их теорией «более сильных» и «полноценных», которые должны с презрением относиться к жизням более слабых и неполноценных?
Sourse:
https://naked-science.ru/article/history/shturm-berlina
Анастасия Миронова о роли немецкого народа во Второй мировой войне
Вы знаете, я никогда особенно не любила Германию. Не «ненавидела», а была к ней как бы равнодушна. Мне неинтересно было по ней путешествовать, я без сожалений проезжала и пролетала Германию транзитом. Я никогда не выбирала длинные берлинские пересадки, чтобы погулять по городу, наоборот, старалась быстро сменить аэропорт и улететь.
Годами не могла объяснить, почему, а недавно перечитала «Правдивую историю Ирэны Сэндлер» и поняла! В книге дочь Сэндлер рассказывает, что ей от матери досталось нутряное недоверие к немцам. Когда она приезжала в Германию, не могла расслабиться даже в номере отеля: каждую секунду она в этой стране была напряжена, собрана, как будто готовая к аресту или нападению.
Вот и у меня в Германии всегда такое чувство. Мои знакомые, среди которых много жителей этой страны, постоянно убеждают меня в том, что я «слишком себя накручиваю». Еще они, конечно, говорят о коллективном покаянии немецкого народа и о работе нации над ошибками.
Охотно верю, что все немцы раскаялись. Но знание истории не позволяет мне расслабиться. Наверное, я слишком много читала и про Третий Рейх, и про Германскую империю.
Поэтому в каждый канун Дня Победы я тяжело вздыхаю. Ведь ежегодно появляются, несмотря на все запреты и уголовные перспективы, разговоры о том, что еще якобы неизвестно, чем бы окончилась оккупация нацистами Советского Союза, если бы их не выгнали, и что советским народам немецкая власть якобы даже могла быть во благо.
Да не была бы она во благо! И дело даже не в том, что Гитлер планировал сокращение населения страны до минимума, необходимого для работы. Не в том, что все славянское население он собирался держать на скудном пайке, ограничивать размножение лишь потребностями сельского хозяйства и промышленности и закрыть эти потребности преимущественно поляками, а советское население уничтожить почти без исключения как ненужные рты.
Не собирался Гитлер кормить наших людей и сохранять наши ценности. Ему даже Ленинград был не нужен. Да, он не хотел замыкать кольцо блокады, когда понял, что из-за разрыва фронта полное кольцо обойдется ему дорого. Гитлер просто посчитал, что ленинградцы вымрут и с незамкнутым кольцом. План для них был именно такой: чтобы сами вымерли и сами по возможности себя похоронили, не нагружая немцев лишними заботами. После разрушения города артиллерией население по возможности выпустить в восточные области страны.
Да, Гитлер не планировал полностью уничтожать ленинградцев. Но не из человеколюбия, а потому что считал опасным входить немецким солдатам в город — боялся эпидемий. Он хотел, чтобы население само куда-нибудь делось, потому что кормить его не планировал. И гнать ленинградцев на работы Гитлер не собирался — интеллигентное население для трудовых лагерей не годилось.
Но проблема и не в этом. Каждый раз, когда я слышу разговоры про «оба хуже», про равную вину Германии и СССР и их народов, я пытаюсь объяснить один простой факт: советских людей на войну гнали под пулями, а немцы шли сами. Часть — чтобы переселиться на завоеванные территории и получить работу. Часть шла, воодушевленная предпринимателями и рассказами о том, как присоединение Чехословакии, завоевание Польши, а затем и Советского Союза усилит немецкую экономику.
Немцы искренне были убеждены в том, что чужое должно принадлежать им по праву крови.
Советская власть все же беспредельничала руками исключительно государства — тоталитарной машины, размах которой, достигнутый к началу войны, уже не предполагал возможности граждан сопротивляться политической воле одного человека.
В Германии все делалось руками частных лиц и бизнеса при поддержке абсолютного большинства населения.
Газовые камеры придумали частные лица, конвейер для лагерных крематориев — тоже. Циклон «B» поставляли в лагерь две частные компании: Tesch & Stabenow и Degesch, которым после войны не удалось доказать, что они не знали предназначения газа.
Когда немцы объявили тендер на постройку крематориев для лагерей Аушвица, среди частных фирм произошла давка — так хотели получить контракт. Компания J. A. Topf & Söhne получила заказ на пять печей для сжигания тел в Аушвице и жаловалась, что это мало: могли бы заказать больше. Все, что было создано в Германии для массового уничтожения людей, придумали и сделали бизнесмены. Они так старались получить государственные деньги, что постоянно придумывали усовершенствования.
Известно, что частная немецкая фирма из Данцига разработала котел для варки мыла из человеческого жира. Компания Didier-Werke изобрела вилку на поршнях для подачи трупов в печь. Немецкий бизнес также соревновался за право эксплуатировать лагерных заключенных. Вокруг лагерей смерти строились частные заводы, конкуренция была бешеная, у концернов IG Farben даже имелась собственная «служба безопасности» по разгону конкурентов: так много было желающих заполучить на работу узников из Аушвица-Освенцима.
Это все нужно знать не только для установления вины Германии за войну, но и ради исторической справедливости. Гитлер не даровал бы советским людям свободную жизнь, потому что не планировал этого делать, и его в таком решении поддерживала Германия.
Гитлер пользовался всенародным одобрением, немцы искренне разделяли его убеждения и планы покорить всю Европу, Азию и Африку на благо Третьего рейха. Они считали, что заслуживают это. Поэтому у советских людей просто не было бы шансов устроиться при Гитлере хорошо. Советский человек шел воевать в Польшу, потому что за двадцать лет сопротивления большевикам утратил силы противостоять им дальше. Немец шел в Польшу, потому что верил, что Польша должна принадлежать народу Рейха.
О том, что немцы с восторгом принимали идеи Гитлера как минимум до ковровых бомбардировок их городов союзниками, говорит удивительный факт: в Третьем рейхе не было ни одного массового выступления против Гитлера. Ни одного! И не было акций подавления гражданского сопротивления. Самым кровавым для оппозиции периодом правления Гитлера была подготовка к выборам в парламент в начале 1933 года. Тогда штурмовые отряды НСДАП открыли точечный террор против соперников, было убито, кажется, больше 130 человек. После чего сопротивление Гитлеру в Германии на несколько лет остановилось.
Гитлер не вел народ за собой под пулями, он вообще не был склонен к политическому террору против масс, а массы против него не выступали. Фактически в Германии за время правления фюрера было лишь одно народное выступление: в феврале 1943 года немки из числа жен евреев и матерей детей-полукровок выступили с требованием освободить их еврейских родственников из сборного пункта на Розенштрассе в Берлине. Оттуда евреев, членов смешанных семей, должны были отправить в лагеря смерти. Гитлер испугался расстреливать гражданскую толпу. Более того, он освободил почти всех узников, попавших в этот транзитный пункт, в том числе вернул на свободу даже тех, кого успели отправить в Аушвиц.
Сохранились дневниковые записи Геббельса, который четко объяснил, что Гитлер побоялся дестабилизации внутриполитической обстановки.
Никто не знает, как повернулась бы мировая история, устрой немцы во второй половине 1930-х годов хоть одно массовое выступление против Гитлера. Но они не устроили.
Ни одного митинга Гитлер не расстрелял, потому что по факту за 12 лет его правления был один протестный митинг, и его не тронули.
Даже военные заговоры в основном ограничивались планами нового Рейха, однако мало кому из заговорщиков вообще приходило в голову уничтожить Гитлера. В Нюрнберге нацисты давали показания, из которых выходило, что все высшее командование Вермахта пыталось свалить Гитлера. В действительности же — не все. В основном генералы планировали ненасильственное его свержение или вовсе разрабатывали планы по обустройству страны после того, как Гитлер умрет сам.
И немецкое сопротивление этим отличалось. Многие знают о деле кружка Крейзау графа Мольтке, который был разогнан в 1944 году. Почти все члены кружка тогда попали в концлагерь или были казнены. Принято думать, что это было серьезное подполье с большими политическими амбициями. На самом деле члены кружка собирались для создания прожектов по обустройству Германии после Гитлера и НСДАП. Однако планов по свержению нацистов не было даже у самых влиятельных заговорщиков: они просто не подумали об этом.
Гитлер собрал вокруг себя настоящий сброд. Редко у какого высокопоставленного нациста было хорошее образование.
Зайти с этим сбродом так далеко Гитлер смог по двум причинам: немцы безоговорочно его поддерживали и их фюрер не вел террора против своего окружения.
Даже не все участники заговора Бека-Штауффенберга, той самой операции «Валькирия», отсидели свой срок: наиболее активных расстреляли, нескольких повесили на мясных крюках, был объявлен террор их семьям, но в итоге обошлось без огромных жертв.
Это тоже принципиально важно для понимания природы Третьего рейха: десятки миллионов шли за Гитлером добровольно.
На моей памяти в России случился первый год, когда День Победы мы встречаем без крайностей. Но есть у нас еще люди, склонные к романтизации альтернативной истории, при которой Гитлер якобы был бы «не хуже» Сталина.
Растоптать в людях человеческое достоинство и превратить их в государственных рабов Сталин хотел едва ли не единолично. Сколько у него в реальности было сторонников, сказать нельзя, потому что как минимум с 1928 года под пресс террора попали и дальневосточные крестьяне, и непосредственное сталинское окружение. Вместо воли народа были террор и пропаганда. Советский человек требовал сажать, чтобы не сесть самому. И требовал убить, чтобы не убили его.
Немецкий человек эпохи Третьего рейха все это требовал более или менее добровольно. Сталин был виноват в трагедии советского народа тех лет едва ли не единолично, а у Гитлера имелись десятки миллионов искренних сторонников, которые верили, что советским людям не нужно жить и не больно умирать...
Немецкий народ не оставил для потомков никаких свидетельств того, что желал советской России добра. Поэтому какой бы ценой ни выиграл СССР войну, в 1945 году наша страна избежала порабощения жесточайшим диктатором, которого поддерживали едва ли не 100 миллионов человек. И все эти люди, пока на их головы не стали сыпаться бомбы, искренне считали, что имеют право на наши земли, наши ресурсы и на каждую нашу жизнь.
Автор: Александр Соцкий.
Дата написания: 02.07.2018.
Представьте, что вы руководите абвером. На дворе осень 44-го года, Советы рвутся к Варшаве, группа армий "Центр" фактически разгромлена, в самой Варшаве восстали поляки. На Западе союзники заняли Париж, идут тяжелые бои в Голландии. Кстати, руководить абвером вы стали, после того, как предыдущего босса (Канариса) посадили в тюрьму после неудачного заговора 20-го июля.
Итак, каковы будут ваши действия, как верных сынов Германии и слуг Фюрера?
Попробовать убить Сталина\Черчиля\Рузвельта? Устроить диверсию в одном из французских портов? Ликвидировать Жукова\Паттона\Эйзенхауэра? Переправить золото партии в Аргентину? Создать тайную нацистскую базу на Луне?
НЕТ! ВЫ РЕШАЕТЕ ОТПРАВИТЬ ДИВЕРСАНТОВ В ПАЛЕСТИНУ, ЧТОБЫ УБИВАТЬ ЕВРЕЕВ И МУТИТЬ ДЖИХАД.
Операция Атлас - это коварный замысел Абвера, по засылке диверсантов в подмандатную Палестину. Там они должны были поднять антибританское арабское восстание и под зеленым знаменем Пророка устроить англичанам экстерминатус. Также (если верить израильским публицистам, документального подтверждения я не нашел) планировалось отравить водохранилище Тель-Авива.
6 октября 1944-го трофейный B-17 высаживает 5 диверсантов в районе Иерихона. В группу входили 3 немца (Обер-лейтенант из Абвера Курт Висланд и 2 бойца из Бранденбурга: Вернер Франк и Фредерик Дейнингер, оба выходцы из немецкой колонии в Палестине) и 2 араба (Хасан Салаф - эпический персонаж, один из лидеров арабского восстания 36-го года и Абед аль-Латиф). Всех их инструктировали не только в Абвере, но и на вилле муфтия Иерусалима Аль-Хуссейни, который после провала восстания 36-го года перебрался в Берлин. Муфтий выдал немецким диверсантам самый надежный аусвайс в тех краях - бумажку с надписью «Пожалуйста, доверяйте тому, кто держит это письмо в руках. Мухаммед Амин аль-Хусейни».
Высадка прошла неудачно, группу раскидало по большой площади, их радиопередатчики отказали, а часть груза они так и не смогли найти. В итоге им пришлось разделиться. Салаф (повредивший ногу при приземление) и Висланд были вынуждены налегке идти в Иерусалим, в то время, как остальная группа, вместе с основной частью груза, спряталась в одной из окрестных пещер.
Оказалось, что англичане были в курсе немецкой операции (то ли сдал кто-то из абвера, то ли радиоперехват). Они достаточно быстро обнаружили место высадки и часть потерянного немцами груза.
Местное население не смогло или не захотело оказать немцам какую-либо серьезную помощь, единственное, что они сделали - помогли группе снова объединиться (9.10.1944).
Да только толку от этого не было, потому что связи нет, груз потерян, а повсюду английские патрули. В итоге, уже через неделю группа была обнаружена. В плен попали 3 диверсанта:
Висланд, Франк и Абед-аль-Латиф. Хасан Салаф и Фредерик Дейнингер каким-то образом смогли сбежать.
Захваченные в плен немецкие диверсанты
Хасан погибнет летом 48-го во время первой Арабо-израильской войны во время кровопролитных боев за Лод. Дейнингер умудрится прожить в бегах до 46-го года, когда его поймают англичане, установившие слежку за домом его семьи в Яффо (да, семья офицера Бранденбурга жила в Яффо, в подмандатной Палестине, что не так?).
Вот на такие эпические приключения растрачивал свои ресурсы Рейх. А вы Тигр... Маус...
Гитлер, щебечущий с Аль-Хуссейни о судьбах родины
Источник: https://vk.com/wall-162479647_9397
Автор: Александр Соцкий (@adikob).
Альбом автора: https://vk.com/album-162479647_257581918
Личный хештег автора в ВК - #Соцкий@catx2, а это наш Архив публикаций за апрель 2020
Администрация Пикабу предложила мотивировать авторов не только добрым словом, но и материально.
Поэтому теперь вы можете поддержать наше творчество рублем через Яндекс-деньги: 4100 1623 736 3870 (прямая ссылка: https://money.yandex.ru/to/410016237363870) или по другим реквизитам, их можно попросить в комментах. Пост с подробностями и список пришедших нам донатов вот тут.
Доброго времени суток, уважаемые.
Хоть парад на Красной площади и отложили, мы не будем забывать о памятных событиях, прошедших 75 лет назад. 30 апреля 1945 года закончила свою жизнь одна широко известная и почитаемая многими личность. Влияние этого человека на мировую историю было колоссальным. И в то же время трудно понять многие мотивы его решений и поступков. Чтобы сделать это, нужно обратиться к источникам.
Одним из лучших из них стала книга одного из историков, называемых ревизионистами - Дэвида Ирвинга, печально известного отрицателя холокоста, даже отсидевшего за это дело срок в Австрии. Книга эта называется "Война Гитлера" и посвящена жизни диктатора во власти.
В своё время книжка наделала шуму. Её даже рекомендовали для изучения американским курсантав в Уэст-Пойнте. Но всё-таки, несмотря на основательный подход автора и его работу с уникальными документами и интервью ещё живых свидетелей, её трудно назвать объективной. Её недостатки породили волну критики. В результате трудно сейчас найти хорошие отзывы о ней. Ирвинга даже отказываются называть историком ввиду его явно правых взглядов. Вот, что написано в русской Википедии:
В 1977 Ирвинг публикует ревизионистскую книгу «Война Гитлера», в которой утверждает что дневник Анны Франк это фальсификация которая была написана Мейером Левиным совместно с отцом девочки. Как писал сам Ирвинг, в книге он «пытался увидеть войну глазами Гитлера с его рабочего места». В этой работе Гитлер показан рациональным и умным политиком, чья цель заключалась в процветании Германии. Черчилль наоборот показан виновником эскалации войны. В своей книге Ирвинг утверждает что Генрих Гиммлер и Гейдрих Рейнхард не являлись инициаторами Холокоста, так как не существует прямого приказа Гитлера. На протяжении десятилетий Ирвинг предлагал вознаграждение в 1000 фунтов тому, кто сможет найти такой приказ.
В свежем издании за подписью автора, что я прочитал, я не нашёл ни ссылок на дневник Анны Франк, ни стрелок на Черчилля как виновника эскалации. Да, автор явно "топит" за фюрера, считая его чуть ли не гением. Сразу скажу, что у меня другое мнение на этот счёт. Да, у Гитлера была масса достоинств, и прежде всего - это магический контакт с публикой, а также фанатичное желание работать во благо немецкого народа. Но нацистские убеждения, эгоизм, стремление строить выводы на воображении и интуиции вместо логического анализа и неспособность восприятия критики вряд ли говорят о нём, как о человеке глубокого ума.
Я не буду излагать книгу глава за главой, а просто приведу тезисно то, что показалось мне наиболее интересным.
Ирвинга называют ревизионистом. Но он не один. Сразу после войны многие исторические источники, как то дневники, протоколы и прочее, подверглись манипуляции, засекречиванию или уничтожению. Этим занимались и сами действующие лица, и те, кому попали в руки эти документы. В результате кое-кто оказался "слегка" отмазан от своих деяний. Когда фюрер был у власти, он пользовался горячим искренним одобрением подавляющего большинства, а после конца стали массово открещиваться, валя вину на него же.
Политика фюрера очень часто носила дерзкий, авантюрный характер, и в начале ему везло. Ярким примером послужила демилитаризация Рейнской области. Пуская в ход демагогию и наглость, он добился неслыханного прогресса, несмотря на нерешительность и даже сопротивление своих генералов и дипломатов. Яркая риторика, совпадение слова и дела дали практически полную поддержку народа. Национал-социалистическая партия была народной партией, это факт.
Большую роль в его ранних победах сыграл перехват и расшифровка международных дипломатических сообщений. В конце войны уже англичане стали расшифровывать немецкие радиограммы, что ключевым образом повлияло на успех их высадки в Нормандии.
Главным мотивом войн было завоевание "жизненного пространства" на Востоке. С Англией ему нечего было делить. Гитлер всю войну надеялся, что англичане пойдут на мирные переговоры, но с Черчиллем у него "не срослось". Война с Советским Союзом была и войной против большевизма, проигрыш в которой означал для него аннигиляцию немецкой нации.
Нельзя отказать фюреру в личной смелости. Лично срывать знаки различия с путчистов СА, постоянно ездить на фронт, остаться в Берлине после начала штурма - на это не каждый способен. Как не каждый способен сесть в открытый Мерседес и проехать пол-Австрии до Вены. Ликующие толпы выстраивались вдоль дорог. Ветераны Первой мировой надели свои ордена. Наконец-то он смог посетить могилу своих родителей, куда у него не было доступа свыше десяти лет. Горячий приём австрийцев надоумил его взять Австрию не на правах автономии, но полностью присоединить к Рейху. Результат народного голосования по аншлюсу удивил даже самого Гитлера: "за" проголосовало 99,08% голосовавших.
Еврейский вопрос, хотя и занимал Гитлера, не был главным мотивом его деятельности. Не из-за него была развязана мировая война. Но ещё до войны, во времена аншлюса и "Мюнхенского сговора", евреи стали волнами покидать пределы Рейха. Проблема была в том, что их никто из соседей Германии не хотел принимать. Польский посол ещё до войны обещал поставить памятник Гитлеру, если тому удастся решить еврейский вопрос. Сам Адольф планировал переселить их не лишь бы куда, а на Мадагаскар. А после нападения на СССР Мадагаскар заменили на "восточные территории", чем и занялись. Вот только по прибытию, скажем, в Латвию их там не расселяли, а уничтожали. Сам фюрер предусмотрительно говорил не об уничтожении, а об "искоренении" европейского еврейства. После того, как миру открылась правда Освенцима, тот сказал, что это всё гиммлеровские деяния. Я считаю, что, хотя и не сохранилось приказов об уничтожении, вина Гитлера в целенаправленном истреблении евреев не подлежит сомнению.
Пражскому палачу Гейдриху настолько удалось завоевать симпатии чешских рабочих своей социально политикой, что после его убийства в 1942 году на Вацлавской площади в Праге собралась тридцатитысячная демонстрация протеста.
Территориальная экспансия СССР в 1940 году вместе с усиленным военным строительством вблизи немецких границ заставили Гитлера серьёзно задуматься о давно задуманном крестовом походе против большевизма. Победив Францию, фюрер получил все территории на западе, которые он хотел, а с Британией в Европе, повторюсь, делить было нечего. Верховное командование Вермахта занялось вопросом уже летом того же года. Планировать нападение осенью было уже поздно, решили заняться этим весной 1941 года. На переговорах с Молотовым Гитлеру пришлось выслушивать жёсткие тирады, не слыханные со времён Мюнхена. Молотов потребовал всю Финляндию, объявил о планировании пакта о ненападении с Болгарией, что позволило бы создать военно-морскую базу и требовал даже военные базы на датской земле. Именно в ноябре стало ясно, что следующая военная кампания Рейха начнётся на Востоке. Гитлер не упустил момента проинформировать болгарского царя о планах большевиков, что склонило болгар в конце концов на сторону Германии. 18 декабря план "Фриц", переименованный в "Барбароссу", был готов.
Война планировалась беспощадной. Большевики были для Гитлера не теми, с которыми можно было по-джентльменски скрестить шпаги. От них он ожидал жульничеств и жестокости, и сам с самого начала решил действовать так же. Надо сказать, что большевистские методы давали как минимум некоторые основания признавать их жестокими. При обысках советских посольств и торгпредств в Париже и Берлине были обнаружены звукоизолированные камеры с печами, в которых были обнаружены следы сжигания людей. Однако самого Сталина как стратега он считал как минимум равным себе, в отличие от "алкоголика" Черчилля и "паралитика" Рузвельта. Когда "всё кончится", он собирался поселить побеждённого Сталина "где-нибудь в замке".
Югославский антигерманский переворот 27 марта 1941 года заставил сдвинуть "Барбароссу" на месяц. Описывая предвоенные месяцы, автор привёл в подтверждение тезиса о том, что СССР сам в 1941 году собирался напасть на Германию речь, произнесённую Сталиным 5 мая перед выпускниками военных академий. Эта речь дошла до него в показаниях двоих из этих выпускников, попавших впоследствии в немецкий плен. Сталин якобы утверждал, что в "течение ближайших двух месяцев мы можем начинать сражаться с Германией... Мы должны отомстить за Болгарию с Финляндией." На последующем банкете Сталин и вовсе возразил директору академии Фрунзе Хозину: "Не будьте простаком! Для Советского Союлза началась эра насильственного расширения." И поднял бокал с новым тостом: "Да здравствует активная политика агрессии советского народа!" Н-да... Как-то ненатурально выглядят эти высказывания. Вполне возможно, кое-кто приврал в воспроизведении мыслей вождя: или допрашиваемые, или те, кто писал протокол, или кто-то из последующих поколений.
Начало грабительского похода (а в этом автор не сомневается) принесло неприятный сюрприз. Русские не сдавались, а дрались до последнего патрона! Были окружены целые армии, многие сотни тысяч попали в плен, но победить не получилось. Фюрер и его генералы явно недооценили подготовку Красной армии и объём резервов у Советов. Советская бронированная техника, заметно превосходящая германскую, особенно поразила фюрера. Впоследствии они признавали, что, имея более адекватное представление, они ни за что не полезли бы в Россию.
Захватив большие территории, немцы сразу стали относиться к ним, как к колониям, предназначенным для выкачивания ресурсов. Население предполагалось в разы сократить, остальных туземцев грамоте не учить, ограничившись максимум пониманием дорожных знаков. Ленинград должен был стёрт с лица Земли (финны предлагали смыть его водами Ладожского озера). Новая граница со сталинской империей должна была пролегать по Уралу, но и за Уралом большевиков не предполагалось оставлять в покое, совершая регулярно походы на Восток. Великий Рейх населяли бы 135 миллионов человек, которые бы повелевали 150 миллионами жителей новосозданных колоний.
По мнению автора, захватить Москву помешала не Красная армия, а генерал Мороз. К зиме германская армия оказалась не готова. Когда началось советское контрнаступление под Москвой, фюрер сказал "Этот Сталин, очевидно, тоже великая личность!" и приказал генералам, собравшимся драпать чуть ли не до самой Германии, стоять насмерть. Западный фронт в конце концов удалось удержать.
Ужасное обращение немцев с советскими пленными получило свою "ответку". Немецких пленных, взятых под Москвой, вешали за ноги, обливали бензином и поджигали. Были случаи, когда их обезглавливали, выкладывая из голов символ SS на снегу. Когда Международный Красный крест предложил сторонам вернуться к соблюдению конвенций, Гитлер отказался, чтобы не дать своим солдатам повода думать о хорошем к ним отношении в советском плену.
В следующем году главное направление удара было сдвинуто на юг, в сторону Кавказа и нефтяных месторождений. Гитлер изначально собирался наступать там, и долго ругался на генералов, склонивших его к московскому направлению. В мае Манштейн прорвался в Крым. Затем Вермахт собирался начинать наступление под Харьковом, но Красная армия сыграла на упреждение, пойдя сама в наступление. Генералы хотели перейти во фронтальную оборону, но фюрер считал иначе, и не ошибся. В котёл попало свыше двухсот тысяч советских солдат. Однако это было в последний раз, когда Красная армия позволила себя окружать. Темп заранее задуманного стремительного наступления на Воронеж, а затем на юг было испорчен, советские войска сумели организованно отойти к Волге.
Сталинград положил конец многолетним имперским проектам фюрера. Как по мановению палочки у Красной армии появлялись всё новые массы танков и пехоты, а командиры, бывшие год назад неповоротливыми и бюрократическими в своих решениях, стали действовать гибко и дальнозорко и двигали танковые клинья не хуже, чем это делали немцы во время своих блицкригов. Йодль восклицал, побледнев: "Русские сильнее, чем в 1941 году!" Как и боялся Гитлер, удар был нанесён по флангам с румынами и итальянцами в сторону Дона, как когда-то в Гражданскую. Фюрер отказал Паулюсу в прорыве к своим, надеясь на надёжное снабжение по воздуху. Но контрудар Манштейна по прорыву кольца не удался, Красная армия захватывала всё новые аэродромы, заставляя самолёты снабжения летать всё дальше, а в канун Нового 1943 года начальник генерального штаба Цайцлер в ультимативной форме потребовал от Гитлера увести войска с Кавказа, во избежание второго Сталинграда. Фюрер устало согласился, потом передумал, но приказ уже был отдан. Бегство с Кавказа помогло гитлеровцам восстановить фронт, выставив войска навстречу Красной армии, продолжавшей наступать на запад. Манштейн искусными контрударами отодвинул линию фронта за Донец. После разгрома итальянской армии под Сталинградом Муссолини предложил Гитлеру договориться со Сталиным, чтобы прекратить войну, но тот отказал, поскольку не без оснований полагал, что хороших условий на переговорах добиться было нереально. Он не хотел отдавать назад Украину. За что арийцы кровь проливали? Это соображение удерживало его снова и снова по мере дальнейших отступлений Вермахта.
Тем временем перед немецкими войсками встала угроза разгрома американцами и англичанами в Африке. Союзные бомбардировщики начали планомерно крушить город за городом в Германии, отправляя на тот свет десятки, сотни тысяч гражданских. В июле, почти сразу после начала операции "Цитадель", началась высадка на Сицилии, не позволившая вермахту подтянуть резервы к Курской дуге. После потери Сицилии и высадки уже в самой Италии итальянцы "посыпались", сместили дуче и попытались капитулировать перед союзниками, но фюрер это дело уже задолго просёк, и после произнесения кодового слова "Axis" были введены войска в Италию и восстановлена власть Муссолини. Немцам пришлось защищать Италию, и это им на долгое время довольно успешно удавалось делать.
После Курской дуги фронт стал катиться на Запад. Был отрезан и затем утерян Крым. Фюрер по мере сил всегда отказывал отходить и сдавать территории. Генералы порой стали делать это без приказа, ставя его перед свершившимся фактом. Держаться за Крым имело смысл: с юга на это смотрела Турция, и чем хуже у них там шли дела, тем прохладнее было отношение с турками. Кончилось это, как известно, потерей Крыма, разрывом дипотношений, а затем и объявлением войны в 1945 году.
Главным страхом фашистов в 1944 году явился второй фронт, открытый в Нормандии. Фюрер давно предвидел такой ход развития событий и распорядился о строительстве укреплений. Неудачи на фронте не заставляли его вешать нос, но утешение он уже находил не в реальных расчётах, а в надеждах на новые виды вундерваффе, как то ракеты (несравнимые в то время по эффективности с бомбометанием), реактивные самолёты (проектировавшиеся, к удивлению фюрера, не как бомбардировщики, а как истребители и потому тоже неэффективные), а также новые модели подводных лодок (старые лодки англичане начали топить после улучшения акустики, а также начала расшифровки перехваченных радиограмм).
Второй фронт, а также полный разгром группы армий Центр летом 1944 года, оказали глубокое влияние. Многим стало ясно, что войны уже не выиграть. Гитлер по-прежнему заставлял стоять до последнего. Мотивом ему стала служить надежда, что у русских иссякнут наконец-то резервы, и что Сталин с Черчиллем и Рузвельтом рано или поздно перегрызутся. В этих условиях рациональной тактикой было бы именно держаться до последнего. Это была рискованная, авантюрная, игра, и он её проиграл. Но не все хотели рисковать, справедливо полагая, что гитлеры приходят и уходят, а немецкий народ остаётся и не аннигилирует. Покушение 20 июля продемонстрировано, что не все хотят уходить в могилу и рисковать жизнями своих близких. У покушения был реальный шанс на успех, двое высших офицеров умерли впоследствии от ран. Однако у Штауффенберга не хватило духу жертвовать своей жизнью, и он ушёл, оставив портфель со взрывчаткой на полу. Фюрера спас дубовый стол. В результате Штауффенберг жизнь всё равно потерял. Гитлер смог быстро навести порядок, предъявив живого себя всем тем, на лояльность кого он мог рассчитывать в условиях путча.
Здоровье фюрера уже пошатнулось в результате череды неудач на фронтах, а тут ещё это покушение травмировало руку и барабанные перепонки. Мучили спазмы в кишечнике. Знаменитые усы поседели. Руки и ноги постоянно дрожали, что было видно практически каждому и доставляло неудобства при чтении документов. Долгое время Гитлер лечил боли в животе специальными таблетками. Боли не пропадали, он пил всё больше и больше, пока ему совсем не стало худо. Оказалось, таблетки состояли из стрихнина и экстракта белладонны. Так он чуть сам себя не угробил. После свары между его докторами уволили не того, кто давал таблетки, а того, кто заинтересовался их составом.
Главные надежды после провала во Франции Гитлер связывал с масштабным контрнаступлением в Арденнах с целью устроить союзникам новый Дюнкерк. Для его подготовки месяцами стягивались резервы, экономилось топливо. Это была снова рискованная игра, но у фашистов не было другого выхода. Игра не удалась, наступление захлебнулось, до Антверпена немцы не дошли. Арденны - это какие-никакие, но горы, а наступать через них, да ещё и в зимнюю грязь, было не самой лучшей идеей. К тому же американцы оказались бравыми вояками, да к тому же первоклассно вооружёнными, а топливо для немецких танков оказалось на исходе.
Советское наступление в Восточной Померании, вбросившее новые тысячи танков якобы обессилевшей Красной армии в пределы Рейха развеяло последние надежды на благоприятный исход войны. Надеяться осталось лишь на ссору между союзниками. Фюреру попали в руки планы послевоенного раздела Германии, и он, увидя, что американцы дошли до Эльбы, мечтал о том, что они не остановяться и пойдут дальше.
Чтобы остановить продвижение Жукова на Берлин, на фронт бросили всю противовоздушную оборону, и англичане этим воспользовались сполна, полностью разбомбив заполненный беженцами Дрезден. Но Жуков не стал атаковать, а повернул на север, ударив по группе армий новоявленного полководца Гиммлера, разбив из наголову.
Остаток жизни фюрер провёл в бункере, выехав в последний раз на фронт во Франкфурт-на-Одере подбодрить своих солдат. До последнего часа он надеялся на всё новые контрудары остатков своих армий. Многие его бросили. Гиммлер сбежал. Геринг попытался взять власть. Генералы игнорировали приказы. Они хотели жить и планировали своё будущее. Но Ева Браун прилетела из Баварии, чтобы разделить с ним свою судьбу. 29 апреля их брак зарегистрировал местный работник ЗАГСа. День спустя, ровно 75 лет тому назад, Ева приняла яд, а фюрер прострелил себе мозги. Гитлер ушёл, а немецкий народ остался.
Справились? Тогда попробуйте пройти нашу новую игру на внимательность. Приз — награда в профиль на Пикабу: https://pikabu.ru/link/-oD8sjtmAi
Товарищ Сталин-то, оказывается, был непоседой. Только и делал, что с Гитлером переговаривался.
Мы недавно разбирали мифы про их переговоры то в Мценске, то во Львове, то ещё где-нибудь.
Но как-то упустили ещё один вброс – о сепаратных переговорах с Германией через болгарского посла в СССР...
(Продолжение в видео)