- Базара юк! - Я хорохорился перед женой, делая вид, что все на мази, хотя предпочел бы тоскливо повыть на луну.

Когда ты между молотом и наковальней, стоит запастись упорством, но приготовить пути к отступлению. Так свойственно поступать алкоголикам, да и прочим гражданам одинаково. Впервые я пообещал Лене, что завяжу с алкоголем, и честно крепился неделю. Я бы и дальше тужился – может, сдюжил бы месяцок,- но тут как раз подоспел юбилей Анны Витальевны. Сия моя тещенька, именованная за кулисами Кандибобер. Потому как вседенно и всенощно таскала на башке тупорылый зачесон. Тетка, которую Лена зовет «мамой». Но все это туфтовый эпитет: прирост формальностей или челобитная нравственности. Нет мамы у Лены, считайте, что нет и не было. Лена училась в начальных классах, когда ее родная мама выкинула белый флаг перед раком.

Они не больно общались, Лена с мачехой. Мягко сказать. А меня Кандибобер на дух не переносила, все норовила цапнуть побольнее или унизить, самоутвердившись за счет возрастного пиетета. Но за баблом явилась как штык, когда занеможилось, и батю Лены приволокла в довесок. Они нам денег должны, родичи Лены, вот в чем подвох. И мы сейчас тащились на праздник не столько воздать почести, сколько намекнуть, что пора и одуплиться. Уже год прошел, а брали на шесть месяцев.

У Степана Антоновича, отца Лены, так-то была машина. Десятка. Но Кандибобер мечтала об иномарке, зря что ли она сначала воспитывала, а потом выпнула из дома великовозрастную дщерь в логово алкоголика, чтобы дальше колесить на зашкварном ведре? Теперь надлежит пожить для себя, только до полной суммы малек не хватает, но охота до невозможности.

Так что привалили эти двое как-то утречком на голубом глазу и заклянчили деньжат. У Лены! У Лены так-то не было наследства в виде недвижки, имелись лишь деструктивные тараканы, разведенные в ее душе мачехой, с благословения бати. Она до сих пор считала, что работа администратором в обувном магазине – вершина ее карьеры, а для большего существуют другие люди, нормальные. Она до сих пор курит по полторы пачки в день, хотя на время беременности бросала, но потом снова срывалась. Она до сих пор хомячит по ночам в однюху, копя килограммы. Нет, она не толстая, всего лишь приятной полноты, да и работа на ногах не предполагает массивных жировых отложений. В любом случае, не мне ее судить.

Но, видать, Анна Витальевна считала нормальным просить через дочь, игнорируя меня напрямую. Лена ей этого не позволила, став врагом номер два, а я и так во все времена оставался центровым супостатом. Да и пофиг, как будто раньше было иначе! Эта тварюга даже на свадьбе нас не поздравила, скукожила отвратное хрюкало и всю дорогу поливала грязью моих родственников и жрачку. Трескала при этом в три пасти, аж кандибобер подрагивал.

Пришлось ей снова корежиться, кривиться и морщиться, опустившись до просьбы напрямую. Я пожал плечами. Деньги у нас были, я ж писал уже, я и Лене предлагал бросить обувной магазин к чертям. Но безделье ее ужасало. Безделье предполагало затяжные битвы с тараканами, и за каждым поражением маячили пагубные зависимости. Мы сошлись на том, что, когда Лена освоит все нюансы торговли, мы с ней накопим деньжат, или продадим гаражи, и она откроет свой обувник. Цели вполне достойные. Не то что мои. Мои цели не распространялись дальше «Бристоля» или «КБ».

Короче, мне было не жалко одолжить бабла любимой тещеньке, я только спросил:

- На что деньги?

Кандибобер поджала губы и уставилась мимо меня. Ее учительские очечки вспыхнули негодованием.

- Обязательно отчитываться?- надменно процедила та.- На дело нужны.

- Ну окей, на дело, так на дело. Когда вернете?

Она вылупилась на меня с ненавистью. Я ж не дурак, хоть и кажусь раздолбаем. Я, на минуточку, в девяностые медь таскал! Так что расклады малость знаю, и мой вопрос прозвучал не просто так: пусть говорит вслух при свидетелях. При Лене и Степане Антоновиче. Подозревалось, что париться по поводу возврата будет как раз последний.

- Ну через полгода где-то,- горестно вздохнула Кандибобер, сокрушаясь, что я не вылизал ей очко только за то, что она снизошла до ходатайства.- Если не жалко, конечно. Если жалко, будем искать у посторонних.

Она снова горестно так вздохнула, разглядывая пыль по углам, и подытожила:

- Сначала решили к родным людям прийти, но если мы некстати…

Я чет пропустил момент в биографии, когда это мы стали родными с этой очкастой кривотулей, но я не стал перечить. Мне бы тогда смекнуть, что процедура возврата вовсе не предполагается дорогой тещенькой в этой жизни, да и в последующих. Снова она, челобитная нравственности, в форме слепого доверия. Короче, я дал денег и, как следовало ожидать, с концами. Так что сегодня, пользуясь днюхой Анны Витальевны, мы планировали немного подработать коллекторами.

Вторая проблема заключалась в том, что и Анна Витальевна, и Степан Антонович на праздниках, юбилеях и датах закладывали так, что трещали коридоры ада. Отказники при этом подвергались остракизму со стороны опытной в этом деле женщины – Кандибобера. При молчаливом попустительстве муженька, который любил крякать, и потому в кулуарах носил кликуху Крякало. Она ляпнет какую-нибудь гадость елейным голоском, а этот следом – кряк!- и сидят оба довольные, сверкая, как начищенные лабутены.

Пить или не пить, вот в чем вопрос! Деньги, долги, дни рождения – это все риторика для семейных дрязг. Я пить бросить навострился, а тут такая эпидерсия, и отсюда мое желание с утра повыть на несуществующую луну.

Мы явились в урочный час, наштукатуренные и трезвые, как образчики моральной стойкости, в родовое Ленино гнездо на улице Губкина. Детишек же мы предварительно сплавили моей маме, позаботившись об их психике. Мама была всегда им рада, а вот Витальевна и Антонович как-то не тяготели по жизни к опекунским ролям, если только из-под палки. Степан Антонович мог еще покрякать с внуками минут пять, а Кандибобер всегда смотрела на них так, будто вспоминала, где у нее шокер.

Дверь отворила сама именинница. Во всей амуниции: очкастая, сухощавая, с воинственным кандибобером на башке и с волосатыми грозными икрами. Волосы на икрах повыцвели за выслугой лет, но она продолжала их умело презентовать. А вот когда-то, в дни охмурения Степана Антоновича, волосенция на ногах должна была колоситься и выглядеть гаревым лугом. Кому что, как говорится. Я лично знаком с двумя людьми, которые весьма охочи до волосатых девиц.

- Явились!- поприветствовала мымра с порога, как водится, с недовольной будкой.

Когорта уже расселась в сборе. Я так полагаю, тещенька спецом позвала нас позже остальных, чтобы успеть к нашему приходу соорудить коалицию. Наличествовали Дима и Римма – родичи Лены по отцу. Димарик – типичный сероватый мужик-работяга с внешностью любителя «этого самого». Ортодокс. Римма – сводная сестра Лениного отца, располневшая, грубая бабенция, молчалива и склонна выпить. Тут же притулился родной дядя Степана Антоновича – дядя Антип по прозванью Казантип. Великовозрастный лоб-неудачник, поглядывающий на всех свысока, как Акела на стаю. Почетный гость и литрбольщик.

Еще Васек и Валька – родичи Лены по мачехе. Василий – душа всей семьи и любого сходняка. Любит провозглашать тосты, смысл которых откроют только будущие поколения: это у него такие шифровки в двадцать второй век. Любит винить младших родственников в своих неудачах. Розовощекий, с узким рассудком и таким же кругозором, что сразу же выдает неандертальский лоб. Валька – мягкотелая половинка Васи, а если мерить генной инженерией – половинка молекулы. Готова поддакнуть любому мнению, лишь бы не задевали ее. В глазах – бестолковщина и страсть к побрякушкам. Похожа на стерлядь.

Присутствовал еще один хмырь. Массивный, быкообразный и сумрачный. От него прямо-таки разило девяностыми и негативом. Смотрел тяжело и исподлобья. Морда тупорылая, но глазки подленькие и завидущие. Я даже сначала не сообразил, что за гусь, а потом вспомнил эту морду со свадьбы. Денис. Сколько-то там юродный братец Анны Витальевны. И поскольку ранее он не был завсегдатаем застолий, я смекнул, что пригласили его в качестве передового танка. Ну-ну.

- Припозднились!- елозит Анна Витальевна, выглядя одновременно кислой и злорадной.- Нет чтобы прийти пораньше, помочь матери. Так вот! Растишь, растишь детей. Потом и с вами будут поступать так же. Что посеешь, то и пожнешь.

- Кряк!- подтвердил Степан Антонович, поглядывая в сторону кухни. У него опущенные уголки глаз, и он похож на доброго сенбернара.

- Мама, я же предлагала! - Лена тут же скатилась в привычную оборонительную позицию.- Ты сама отказалась.

- Это смотря как предложить!- поджала губы Кандибобер.- Да ладно, что уж теперь об этом талдычить. Такая вот она, неблагодарность.

- Кряк!- омрачился Степан Антонович и снова покосился в ту сторону, где у них была кухня.

Я-то уже был там, на кухне! Заскочил глотнуть водички, вооружившись наивной надеждой, что удастся все застолье продержаться на безалкогольном топливе. И первым делом напоролся взглядом на настоящего, мать его, бутылочного ежа! Водочные бутылки гнездились не где-нибудь, а в походном рюкзаке, горлышки выглядывали из раскрытой пасти, торча во все стороны, как иглы. Мы примерно в такой сумарь медь складировали. Говорю же, любит семейка отрываться на праздниках, и Крякало сейчас ждет не дождется, когда можно будет опрокинуть в рыльцо.

- И не говори!- хохотнул Васек, а Денисюк уставился на меня таким взглядом, словно я спер у него когда-то «Гелик».- Я своей дочке тоже говорю: помой посуду. Не буду, говорит, у меня руки с этого шелушатся. Я говорю: а у нас с матерью что, не шелушатся? Или как мы тебя растим 13 лет уже? А она: я вас не просила рожать! Вот и вся молодежь.

- Хи-хи,- заметила Валька, боготворящая своего неандертальского муженька.

- Ладно уж, не будем о грустном.- Тещенька совершила неимоверное усилие и выдавила лыбу, задвинув тугую грусть-печаль куда подальше.- Вспомните когда-нибудь, да поздно будет.

- Кряк!- посодействовал Степан Антонович, а мне за его кряканьем мерещилось: хрен вам, а не деньги.

Видимо, тещенька подала какой-то условный сигнал, по которому Крякало вдруг метнулся на кухню и вынырнул оттуда с двумя бутылками водки, как полевой командир с трофеем. Суетились, подпихивали друг друга локтями, жеманно протягивали тарелочки, криводушно отнекивались и незаметно подталкивали рюмки поближе к разливающему. Когда я характерным жестом закупорил свою рюмку ладонью, все движения прекратились, и воцарился вакуум.

- Ты чего?- оторопел Степан Антонович.

- Я сегодня не буду, извините.- Как еще объяснить, что я в завязке? Эту фразу я отрепетировал дома, но наивность моя не была столь беспредельной, чтобы полагать, будто этой фразой все и ограничится.

- В смысле?!

- Ничего не знаю!- недовольно зажужжала Анна Витальевна Кандибобер, а глазки залучились, засияли, преисполнились бурной радости. Анна Витальевна ухватила свой повод.- Что за неуважение? Что значит – не буду? Пришел в гости – будь добр, уважай хозяев.

- Обиделся, что ли?- не понимал Степан Антонович, а Васек хохотнул непонятно чему, да и Валька его неуверенно пискнула. Через прорву времени я понимаю, что выглядел тогда действительно не лучшим образом в их глазах. Я ведь сам всегда был полевым командиром и мог найти выпивку даже в совершенно пустой комнате. А тут вдруг заартачился.

- Ничего он не обиделся, пап,- вступилась Лена. На ее лице заалел румянец раздражения, но она все равно пыталась сгладить.- Не хочет просто пить человек. Я за него буду, мне наливай.

- У нас так не принято!- вклинился Димарик.- Что значит – за него? Он не мужик, что ли? Сам за себя не может, будет за юбкой прятаться?

- Народ, я просто не хочу сегодня пить,- примирительно сказал я.- Без обид.

Все секунду обдумывали мою стратегию. Дядя Антип глядел на меня, как на говно. Денис пялился бирюком.

- Ничего не знаю!- снова затянула тещенька.- Что за неуважение? Предлагают – пей.

Я мог лишь повторить уже сказанное, но посчитал, что это будет звучать издевательски, и промолчал. Просто продолжал прикрывать свою рюмку, а Степан Антонович продолжал стоять над душой со своей наклоненной бутылкой в лакейской позе.

Разрядила Римма.

- Почему мы все уговариваем одного взрослого человека?- холодно бросила она.- Он не ребенок, в конце концов. Не хочет – пусть не пьет.

Не особо позитивно, но мертвый пласт все-таки сдвинулся.

- Ну, давайте, что ли!- Теща первая поднимает рюмку в пригласительном жесте. Прочие, делая удивительно одолженческий вид, тянутся к своим, как белоручки к кизяку.- Степ, скажешь что-нибудь?

- Поздравляю, мать!- пробурчал глава семейства и, не дожидаясь прочих, от души вздрогнул.

- А я вот добавлю!- подключился неугомонный Васек.- Мы вот как живем? Эмансипация и все такое. Забыли времена. А чтобы счастливо жить, надо о-го-го сколько! И деньги были бы, а все не впрок. И дальше все идут, и не понимают, куда мир катится. А я так скажу: надо все вспоминать. Времена там, и все такое. И быть собой, это самое главное!

Запустив очередную шифрограмму в 22 век, Васек удовлетворенно полыхнул рюмкой. Хихикнув для тонуса, опрокинула и Валька. Прочие уже опустошили, пока Васек барабанил свою ахинею.

- Ешьте, ешьте,- подстегивает Анна Витальевна.- Салатики, отбивные, бутерброды. Все своими руками, все сама.- Она ехидно покосилась на Лену, продолжая иглоукалывание. Лена сидела смирно, жевала салат и делала вид, что так и надо. Других поведенческих штампов она так и не выработала.

Вздрогнули по второй, потом по третьей. Декламации общих и частных тем. Выпить хотелось смертельно, но я продолжал тужиться. Решил завалить тягу едой и стал мести что ни попадя.

- А вы вот как детей воспитываете?

Я поначалу даже не сообразил, что Димарик обращается ко мне. Моргнул пару раз в замешательстве, пожал плечами.

- Нормально воспитываем.

- А-а!- Димарик многозначительно воздел укоризненный палец.- А я вам скажу: неправильно вы воспитываете. Вы, молодежь, ничего в этом не смыслите. Начитались всяких книжек по воспитанию и думаете, что теперь самые умные. А вот у нас как по старинке! Батя знал только Слово и Кулак. Обычно все решало Слово. Но если не хватало, прикладывался и Кулак. Да, не без этого; зато и мы выросли дай Бог! Эх!- Димарик сокрушенно махнул в мою сторону, как на завалившего экзамен студента. Человек, который вырос дай бог почти алкашом. Плюс – не имел детей! О-ба-на! Бездетные они с Риммой.

- Так, этому больше не наливать!- попытался я обратить все в шутку. Но никто почему-то не засмеялся, а все смотрели так, словно я испортил воздух. Денис оставил в покое свою мрачную отбивную, которую он усердно грыз минут пять, и занялся плетением убийственных планов по мою душу.

- Ну, давайте за внуков теперь!- осклабилась Анна Витальевна.- Хотя и внуки нас не особо радуют своим присутствием.

- Кряк!- закручинился Степан Антонович.

- О, это надо!- обрадовался Васек, и такой мне:- Ну давай и ты теперь! За детей своих грех не выпить.

Я уже не вытягивал этот бред и просто насупился. Ошибки, как правило, познаются спустя годы, и я понимаю, какой дичайшей ошибкой с моей стороны было заявиться на эту вакханалию. В запасе всего неделя воздержания, самый пик синдрома отмены. Чтобы отвлечься, я принялся рассматривать Вальку и размышлять, какая она без одежды. В моем восприятии Валюха была символом антисекса, и любопытство, как у них с Василием происходит в постели, на время увело меня в сторону.

- Ну, давайте!

Она уже задолбала этим своим «ну, давайте». За столом шумели и балаболили, я не мог ухватить ни одной связной нити. Мозг не справлялся с натиском информации. Димарик и Васек спелись на предмет автомобилей, закатав рукава удивительно однотипных рубах из фильмов про гангстеров. Анна Витальевна восседала с царственным видом, покачивая причесоном и чудовищными висюльками в ушах, по массе сравнимыми с якорями Черноморского флота. Степан Антонович хавал и прятал сенбернарьи глаза. Римма пухла на глазах, уминая «второе» и пятую или шестую рюмаху. Валька – пьяненькая стерлядь в бесцветном платье с рюшечками, старалась слушать всех сразу. Лена сидит особняком, будто бы не своя. Денисюк дошел до кондиции и завел мотор своего танка.

- А ты че не пьешь, братан?- буравил он меня исподлобья.

- Гонорею лечу, чувак,- в тон ему брякнул я, а Лена пнула меня под столом, чтобы я не увлекался и не портил день.

Денис налился праведным кумачом и зло добил остатки ветчины.

- Покурим, народ!- Васек первый выскочил из-за стола и ринулся на балкон.

Очутившись на свежем воздухе, я с наслаждением продрал дымом легкие. На открытом, незастекленном балконе скучковалась лишь мужская половина, среди дам курила только Лена, однако никогда – в присутствии мачехи. Иначе утонем в нытье, как в гное. Я продолжал держаться особняком, что мне вообще-то было несвойственно. С другой стороны, откуда мне знать, что мне свойственно, а что нет, - я впервые на застолье трезвый.

- Не умеете вы пить!- У дяди Антипа, наконец-то, созрел нравоучительный высер. Во время застолья он больше помалкивал, только лыбился снисходительно и цыкал с высоты своего опыта. Опыт ограничивался большей частью тасованием граненых стаканов – он уже одной ногой алкоголик.- Вот мы, бывало, с мужиками сядем. Бабы-то с нами не сидели, негоже. Им больше по стряпне да с детьми – самое место. Так, бывало, бадью самогону – только для разогреву. Куда вам со своими шкаликами! Мельчают мужики. Один вообще хлюст: не буду, не буду…

- Кроме бухача есть еще достижения?- недружелюбно поинтересовался я.

На балконе затихли, и в этой тишине проскрежетал мерзопакостно-снисходительный голос Антипыча.

- Заткнулся бы. Мал еще, учить меня.

Он затушил бычок в пепельнице и, вальяжно кряхтя, направился в комнату. Остальные, спешно толкаясь, последовали за ним. Никто не хотел задерживаться в компании с завязавшим алкоголиком, не умеющим контролировать свои эмоции.

Вернувшись за стол, я подал знак Лене, что пора и честь знать. Она кивнула и повернулась к Анне Витальевне.

- Мама, давай отойдем на минутку, разговор есть.

Опять воцарилась гробовая тишина. Все-таки я был прав по поводу коалиции.

- Говори при всех, раз есть,- высокомерно процедила тещенька, как плюнула.- Мы люди тут простые, все родственные. Секретов от близких не имеем.

- Мы по поводу долга хотели уточнить…

- Долга?- театрально изумилась Анна Витальевна.- Какого долга? Мы у тебя ничего в долг не брали.

- У меня брали,- хмуро вклинился я.- Зачем комедию ломать?

- Ну брали – и что?

В смысле, блин, и что?! Кажется, я изначально недооценил мощь противостояния.

- То, что отдавать нужно,- вежливо пояснил я, сохраняя остатки самообладания.- Близкие люди так и поступают. Отдают долги, когда приходит время.

- Ты как со старшими бакланишь, братан?- вылупился на меня Денис.

- Нормально бакланю, чувак. Даже без мата.

- Вообще не нормально, братан. Ты чего-то предъявлять тут придумал. Так-то Анька сестра моя, просто так наехать не получится. Думал, придешь такой и справишься с женщиной?

- Дядя Денис, тебя это вообще никак не касается!- Лена постаралась заткнуть придурка на место. Прочая гильдия плотоядно ухмылялась и сучила ручонками.

- Ты, Ленка, погоди. Тебя никто не спрашивает. Выбрала себе такого мужа, теперь не лезь.

- Я так понял, ты теперь мне будешь долг отдавать?- в лоб я спросил у Дениса.

Он открыл рот, но ответить не успел, опередила Анна Витальевна.

- Ты этих денег не заработал! - безапелляционно отрезала она.- Если бы заработал, был бы разговор. Они вам так достаются, с неба.

У меня перекосило в горле. Я всякого ожидал, но не такого. На крайняк я предполагал, что нас с Леной будут прессовать какое-то время, а потом выбьют новый срок. Или навяжут выдачу долга частями. Но тут, похоже, замыслилось самое настоящее кидалово. И кого? Родной дочери? Потому что эти деньги такие же ее, как и мои. Они принадлежат также моим детям. Мне захотелось заорать: люди, вы чего? Да неужели люди так могут?

И вот на этой веселой ноте я решил, что с меня на сегодня хватит. Иначе мы так и будем с Леной пыкать-мыкать, а вся звездобратия радостно изгаляться. Настало время показать, кто в доме хозяин.

Продолжение следует...

Леонид Догадов, ко всем его прочим экстравагантным фичам, предпочитал политику игнорирования предварительных звонков. Никогда не предупреждал загодя; периодически они с Катюхой просто возникали у нас на пороге, и Ленчик, воодушевленно поблескивая очечками, объявлял на весь подъезд:

- Водкалар, пиволар, будет знатный холивар!

И мы ломились вчетвером в какой-нибудь бар, кальянную или просто рыгаловку и нагружались там по уши, а после следовали мероприятия, которые в основе своей имели острые сюжетные линии. Ленчик был игроком по натуре и часто затаскивал нас в игровухи, которые к тому времени уже стали подпольными и маскировались под обычные питейные заведения, и нам приходилось потом вытаскивать его оттуда за яйца. Однажды мы сорвали приличный куш и, нарадовавшись вволю, вдруг обнаружили себя в окружении колючих и враждебных взглядов далеких от культурных традиций завсегдатаев. Так что нам пришлось в спешке уносить оттуда свои поджилки и охапку наличности. Которую мы, конечно же, пропили быстрее отсверка молнии.

К слову сказать, раз уж зашел разговор, львиную долю наших увеселительных мероприятий оплачивал я из своего кармана.

Новоиспеченной семье Догадовых предки подарили на свадьбу машину, подержанную шоколадную «девятку», и Ленчик на ней окрыленно гонял. В любой кондиции, границ для него не существовало. Он был первым в моей жизни человеком, который познакомил меня с пьяной ездой. Лично у меня машины не было и никогда не будет – если к моему образу жизни добавить автомобиль, жди взрывной волны и разрушений. А вот Ленчик был менее щепетилен в плане соблюдения ПДД. Он то ли не понял, то ли сделал вид, что не понимает, с чего я вдруг устраиваю ему душераздирающие сцены, когда он впервые при мне сел за руль под мухой.

- Я децл коньячины накатил с утра. И че? – Он пренебрежительно махнул рукой в мою сторону, призывая не усложнять.- Вчера пересидели с родичами, башка с утра трещит.

- Ебу дался? Трещит у него! А если в другом месте затрещит, когда тормознут?

- Не ссы, полковник. Бум генералами. От коньячины не шибает.

От коньячины шибало еще как – я ж унюхал. И мент унюхает, он на это дело гож. Хоть и был Догадов с виду соленым огурчиком.

- Смысл вообще рисковать?- продолжал я сомневаться в правильности выбранного Ленчиком жизненного перепутья.- Если авария или еще что? Салабона собьешь какого-нибудь, и капец тебе.

- Зачем собью?- неприязненно поморщился Ленчик.- Никого мы сбивать с тобой не будем, даже не кани. Аккуратно поведу, все тип-топ. К твоему сведению, с похмелюги хуже. Трясет и корежит, какие тут нахрен знаки? А так – норм. Пока не приедем, больше не буду. И вообще, татары везучие, а я татарин.

- В каком месте? Леонид Догадов?

- И че? У меня мама наполовину татарка.

Короче, пока мы прибыли на место, он прихлебнул еще раза три. Ну и я с ним за компанию, мне-то чего кобениться, я ж не за рулем. Главное, чтобы он нас в кювет не сверзил, а остальное – его проблемы. Ленчик, видимо, впрямь навел какие-то пути-дороги к кладезю везения, потому как его реально ни разу не тормознули бухим. Так он и гонял с переменной скоростью и манерой вождения, пока не угандошился о фонарный столб на Бочкарева и не уничтожил родительский подарок безвозвратно. Ну да это история куда как более поздних времен.

Как и встарь, Догадовы вырастали у нас в дверях многообещающими символами, и Ленчик, демонстративно звякая автомобильными ключами, как пропуском в закрытый клуб избранных, выдавал на весь подъезд:

- Белая – айда-киттек? Опосля – водкалар, пиволар?

Что в переводе на трезвую лексику означало – поехали на реку Белую купаться, а потом пить много-много водки и пива.

- Только у меня бабосиков юк,- миролюбиво ухмылялся Ленчик в девяти случаях из десяти, когда мы с Леной уже сидели у него на заднем сиденье, снарядившись в путь.- На последние капли приехал.

И я выворачивал свой кошт, и заправлял ихнюю «девятку», и после мы ехали попастись на природе, после чего заруливали в паб или рестик, где опять же все бухло и жрачку оплачивал я. На мои редкие возражения, что следует время от времени бросать финансовый жребий, чтобы по-честному, Ленчик выкатывал глаза и, негодующе сверкая очечками, изумлялся:

- Так у тебя же есть бабло! А я где надыбаю?

В его голосе это звучало, как приговор, и дискуссия по распределению ролей обычно заканчивалась.

Доходило до грустного. Однажды Ленчику с Катькой нужно было отвезти какие-то автозапчасти в деревню родичам, а те возмещали усердие животноводческим натурпродуктом. Ленчик всплыл у меня на пороге, бренькая ключами в такт своему вдохновению, и пригласил нас с Леной составить им компанию в поездке. Поглядеть на загородные красоты, искупаться в чистом озере, попить сельского самогона и вообще прошвырнуться. А по пути, когда мы уже пересекли черту города и точку невозврата, с достоинством заявил:

- Только у меня бабосиков юк! Выручи на бензин по-братски, я потом мясом отдам.

И я вновь доставал из кармана банковскую карту и оплачивал путевые расходы для всей четверки. Но мы действительно с Леной имели проблемы в плане дальних выездов, оба лютые горожане, пристегнутые к дому психологическими и алкогольными скрепами. Чтобы нас с ней организовать, требовалась сумасбродная, идейная голова, какую и таскал на плечах Ленчик Догадов, увенчивая очками.

Потом, когда мы, изнуренные, но довольные и поддатые самогоном, с полным багажником свиных окороков, возвращались домой, Ленчик добросил нас до подъезда и слегка заплетающимся языком молвил:

- Мясо потом отдам. Резать все равно нечем.

Но я уже знал, что никакого мяса мы не увидим.

Как-то раз глухой ночью, когда все псы отлаяли на луну и растеклись по подворотням, мы сидели вчетвером у нас дома за столом, заставленным опустевшими бутылками. Разговор зашел о родителях, и я упомянул, что намедни была годовщина преждевременной гибели отца, которая наверняка наложила на мое кредо серьезный отпечаток. Я не стал делиться, что батя организовал «Call of Duty» перед крыльцом мэрии, – не хотел подколов и неблаговидных речей в этой области, а с Ленчика станется. К тому же Ленчик никогда у меня не ассоциировался с могильной крепостью для чужих тайн. Лена знала правду об отце, а этим двоим полуночным ковбою и ковбойше знать было незачем.

- Чепатый мафон!- мгновенно организовался Ленчик, не смотри что клевал носом секунду назад.- А чего раньше молчал? Вот тип! На кладбище был?

- Не хожу. Атмосфера давит.

- Не раздавит!- безапелляционно прошамкал Ленчик и утверждающе сверкнул линзами очков.- Кильмында все на кладбище! Гоу, короче говоря.

Он уже был пьянее пьяного, естественно, мы взъерепенились в три горла, но Ленчика вконец понесло. Он бы, наверное, рванул и в однюху, помянуть моего, незнакомого ему, отца, и сколько бы мы потом его вышаривали по области, спрогнозировать было невозможно. Ну а поскольку меня клинило со спиртного всегда позже остальных, и выдержку я наработал бойцовскую, сошлись на компромиссе: девчонки останутся дома, а мы с Ленчиком смотаемся «по-бырому». Я буду с ним в качестве страховки и штурмана, чтобы не втопил Ленчик вместо кладбища в Уфу. Данный компромисс служил лишь тисненой рамкой для нашего неадекватного состояния.

Штурман или не штурман, до кладбища мы один хрен не добрались. Хотя поначалу все обещало пройти по гладкому, проспиртованному шаблону. Ленчик уселся за руль, я – рядом, и мы двинули неспешной сапой по ночным, пустынным улицам города в сторону 116-го и 111-го кварталов, за которыми располагалось одно из городских кладбищ. Удавалось ли Ленчику держать руль прямо, или он елозил от обочины к обочине, как горный слаломист,- не могу знать. Меня чего-то развезло в салоне, так что панорама за ветровым стеклом представлялась мне мазней. Помню только, что мы над чем-то угорали всю дорогу, как конченные дебилы.

На мосту, что начинался за трамвайными путями и пролегал над железнодорожной колеей, наше путешествие и закончилось мощным ударом обо что-то и броском нас обоих на приборную панель. Было темно, мы с Ленчиком окончательно провалились в стадию соплей, так что минут пять переваривали новости, не беря в толк, что же могло пойти не так. Как выяснилось позже, мы тупо врезались в одно из ограждений по краю моста, и будь наша скорость выше, мы вполне могли пополнить городские сводки автопируэтом с моста на железнодорожные пути. И тогда бы мы точно достигли кладбища, базара юк, кильмында все сочувствующие, дня через два на отпевание. На наше счастье машина осталась на ходу, и Ленчику хватило ума развернуться назад, а не упорствовать дальше. Симпозиум был испорчен, насупленный Ленчик забрал Катюху, и эти двое отчалили, несмотря на наши с Леной уговоры остаться.

Ленчик завалился к концу следующего дня, толком не оклемавшись с похмелья, мерцая тусклыми и злыми очечками.

- Тачку ремонтировать надо,- заявил он с порога.- Весь передок разворотили с твоим блядским кладбищем.

И я, ощущая смутную вину за произошедшее, оплатил ему ремонт машины полностью. Хотя Лена объяснимо возбухала.

Пополнение мирового социума нашим первенцем послужило причиной увядания братских чувств. Теперь, сформировавшись на пороге, Ленчик уже не мог рассчитывать на гарантированное радушие. Новорожденный Алешка задавал свои правила игры, которые заполняли все наше пространство и состояли в основном из визгов, соплей, пеленок, обосранных памперсов и бессонных ночей, а вот мафоны и татарские замашки в этих правилах не котировались. Пару раз получив от ворот поворот и насупленно утопав восвояси, Ленчик Догадов стал терять к нам интерес. Они с Катькой негласно придерживались политики чайлдфри, очень скоро мы оказались на разных полустанках противоположного направления.

Но самое главное – изменилась жизнь вокруг! Сытый и изобильный период конца нулевых завершился безвозвратно. Я продолжал бесперебойно сдавать помещения в аренду, однако соотношение прибыли и трат изменилось кардинально. Я уже не мог швырять деньги направо-налево, оплачивая кабаки и раздербаненные по пьяни тачки, о приобретении дополнительной недвижки не могло идти и речи. Только если в кредит, да кто ж мне его даст, тунеядцу! Да, мы с Леной никогда не бедствовали, тем не менее, кризис 2012-го плюс рождение детей поменяли наши приоритеты, а мое закладывание за воротник из трактирного перешло в домашнее. Честно говоря, и бухие приключения начали надоедать. Лена, далекая от залихватско-угарного мира, устала всяко-разно, вряд ли она представляла себе семейную жизнь такой. К тому же на наших попойках она почти не пила – еле-еле за компанию,- ее крестом и кабалой оставались сигареты. Поначалу ей было прикольно с нами, молодо-зелено, но потом пошли серьезные разговоры и справедливые упреки.

По поводу Ленчика Лена сказал прямо:

- Он дружил с тобой только из-за денег. Без денег ты ему неинтересен.

Что ж, в глубине души я и сам это давно определил. Загоняться только не хотел вокруг этого. Все-таки именно Ленчик был в нашей компании идейным заводилой, именно он задавал тон и насыщал жизнь приключениями, причем очень редко – отрицательными. Был ли с моей стороны тот же гнилой косяк? Платил ли я за дружбу, прямо говоря? Я призадумался, а потом благодарно отпустил ситуацию. Я просто не мог дружить иначе, чем этому научил меня мой дворовый корефан Вася Золотарев. А именно – безоглядно. Васек без промедления мог отдать мне последнюю футболку, последний кусок хлеба и даже последнюю сигу. Для него дружба и самопожертвование были понятиями идентичными, он растворялся в дружбе, а глядя на него, научился растворяться и я.

Негласную точку в наших отношениях с Догадовыми поставил премерзкий случай. У нашего второго сына Артемки выявилась аллергия, и в местной поликлинике нам выдали направление к областному аллергологу. Мы могли бы вызвать такси, но ведь есть Ленчик с его восстановленной шоколадной «девяткой» и неоплатным моральным долгом перед нами. Я набрал ему и попросил свозить нас в областную больницу через пару дней, с оплатой с моей стороны всех расходов.

- Базара юк!- молниеносно отреагировал никогда не тушующийся Ленчик.- Завтра звякни, договоримся.

Я был без понятия, за каким чертом надлежит перезванивать завтра, когда – вот он я, на трубке, давай сейчас обсудим. Но послушно перезвонил, убеждая себя, что ведь у Ленчика наверняка имеются свои планы и ему нужно сверить календарь. Однако назавтра телефон Ленчика оказался отключенным, и лишь механический голос в трубке служил отголоском нашей с ним былой дружбы. Мы с Леной привычно вызвали такси и смотались на прием к врачу, не завися от сумасбродств ненадежных товарищей и не будучи никому должными.

При случае я не удержался и подковырнул Леонида.

- В смысле?- хохотнул он, да так натурально, что я опять почувствовал себя неблагодарным говном.- Я же согласился тогда. Ты не перезвонил.

- Как я тебе должен был перезвонить на отключенный телефон, интересно знать?- проворчал я.

- Ну в смысле?- Линзы его очечков оскорбленно полыхали нелицеприятной мне оценкой.- Ничего он не отключенный. Вот, зырь! Включенный он.

Через неделю. Ну ладно, Ленчик, так-то намеки мне понятны.

Что касается выпивки, то очень быстро я переквалифицировался из алкогольного ухаря и башибузука в мирного бытового затрапезника. Которых – лямы! Они, ко всему прочему, так же пилят по трассе, как это делал Ленчик Догадов, приняв с утра пару рюмок коньяка и догоняясь по пути, и вы никогда этого не узнаете, пока один из таких орлов не вылетит вам на встречку. Я продолжал пешеходную жизнь и бухал благопристойно, мне нравилось состояние опьянения, я не мыслил для себя иной жизни. Кто-то ходит в походы, кто-то заводит котов, кто-то прыгает с парашюта. А я бухаю. Способность интегрировать пьяное себя в общество вызывала во мне самоуважение и предлагала лицензию на дальнейшие алкогольные изыскания. Я гулял и праздновал с семьей, отводил детей в детсад, забирал детей из детсада, носился по поликлиникам, посещал детские праздники, готовил еду и занимался с Леной сексом – пьяный! Мне это казалось нормальным, но я любил свою жену, а вот ей нормальность моей жизни давно уже перестала казаться сказкой. И рано или поздно мы должны были прийти к серьезному диалогу, за которым обязательно следуют серьезные решения.

Продолжение следует...

Ну а какое чудо без бухла? Российский новогодний бомонд подтвердит!

Мои партнерские отношения со спиртным стали на смазанные рельсы. Дикие всплески, конечно, случались, но стали эксклюзивными. Ну, пару раз проснулся на скамейке, благо дело было тепло. Ну, однажды проснулся в луже. Причем под утро! И шаромыжничал потом по городу в поисках пресловутой дороги к дому, извозюканный в грязи и с разбитой об асфальт фарой, обессмертив свой образ в памяти прохожих. Пару раз подрался – без особых потерь для сторон. Удивительным образом ни разу не попал в лапы правоохранительным органам, по ночам вылавливающим моих соплеменников. В основном же первый молчаливый тост наедине случался исключительно ближе к вечеру - что в будни, что в выхи.

Я не мог усидеть на пятой точке, пропитанный бухлом запал вспыхивал от любой искрометной мысли, и это гарантировало моей тогдашней жизни насыщенность. Как-то раз, барражируя по подворотням сбивающейся поступью, я наткнулся на девицу, лезущую на дерево. Стояла ночь, от чего ее акробатизм выглядел криповато. Девица была в короткой юбке и задорно сверкала ляжками, пытаясь укротить ствол дерева для каких-то своих полуночных надобностей. Я постукал извилинами, кумекая, как поступить, и в конце концов решил справиться о здоровье.

- Кошку спасаю, не видишь, что ли?- огрызнулась девица в ответ на мой вежливый вопрос, какую из памятных дат она позабыла на ветках и теперь ищет. Кошку я в упор не видел и усомнился в истинности сведений, а потому попросил девицу перестать насиловать ствол и обратить внимание на меня.

Оказался настоящий балаган, мать его! Девчонку звали Эльвирой, она была любительницей всяческих мяукающих и котообразных, но родители жестко пресекали порывы. Тогда Эльвира решила призвать тот самый «авось» и завела кота в наглую, поставив родителей перед фактом. «Авось» не сработал; точнее, дня три-четыре ее предки честно пытались принять нового, паскудничающего по углам, члена семьи и примириться с мыслью, что их дочь – то еще недоразумение. Хватило лишь на второй пункт, дополнительных же резервов для опеки над животным в душе не нашлось. Эльвире было велено избавиться от Мурлыки, и девица, после долгих рыданий втуне, двинулась в неизвестность на поиски пристанища для отвергнутого питомца.

Она планировала пройтись по подругам с наглядным пособием по смягчению черствых сердец, но не задалось богоугодное дело. Кошкандер взял да сдриснул в самом начале пути, лишив Эльвиру лишнего пропуска в рай. Проведя в бесплотных поисках весь вечер, в отчаянии и горе она пошла в ближайший бар и нажралась в однюху. А на обратном пути, уже рядом со своим домом – на́ тебе! – обнаружила своего котейку, застрявшим на дереве.

Я еще раз внимательно вгляделся в нижние ветки и усомнился пуще.

- Кажись, нет там никого. Гонишь ты!

- Сам ты гонишь! – Эльвира стрельнула у меня сигаретку и теперь дымила, болтаясь из стороны в сторону, как пьянь на причале.

- Да нет там кошки, не вижу.

- Зенки иди протри! Я же слышала, как она мяукала.- Она задрала голову и умоляюще позвала:- Кося! Кося! Кис-кис-кис!

Екарный бабай, она назвала кошку Коськой! Она была примерно моего возраста, у нее были удивительно пышные, вьющиеся волосы и стройные ноги, а больше я в сумраке ничего толком не разглядел.

Мы еще некоторое время созерцали листву, фокусируя пьяные взгляды, как два давних затрапезника перед неожиданным препятствием, и под конец мне уже самому начало казаться, что я вижу в сумраке хитрую, ухмыляющуюся морду замаскированного под кошку Купидона, который таким вот нестандартным образом решил нас познакомить.

- Слышь, пошли лучше пиво пить ко мне домой,- брякнул я.- Завтра твою кошку найдем.

- Завтра-то она мне нахрен нужна?!- огорошила меня Эльвира странным выводом. Видимо, подобные творческие закидоны свойственны кошатницам, подумал я.

Она икнула и призадумалась.

- Может, слазишь на всякий? Потом, так и быть, пойдем к тебе. Если только не далеко, а то я хрен дойду на каблуках.

Чего только не сделаешь, когда тебе слегка за двадцать, чтобы затащить симпатичную девчонку ввечеру на утренний чай! Я мысленно поплевал на руки и обхватил неприветливый ствол.

- Она вон там мяукала, бедненькая,- пыталась направить меня Эльвира, однако я усирался с подъемом и не видел, куда она там показывает.

Но не успел я блеснуть донжуанством и добраться хотя бы до нижних веток, как где-то поблизости раздалось злобно-торжествующее:

- Э, че там шкеритесь?! Твари! Ссыте, что ли? Щас на бошки нассу! Отстрелю кочерыжки нахрен, бакланы!

Я вот почему-то ни разу не усомнился в адресности этого послания, а потому ослабил хватку и съелозил по стволу на землю, попутно марая футболку и цепляя занозы.

- Это сосед мой!- всполошилась Эльвира и вдруг хохотнула.- Он ебанько! В Чечне служил. Этот реально может пальнуть.

- Валим!

Я схватил ее за руку, и мы, гогоча и поикивая, ринулись прочь от опасного места, позабыв о кошках и плошках. По пути мы затарились бухлом и, будучи уже и так в кондиции, насинячились в дымину, так что даже не смогли заняться сексом. Потыкались друг в друга, как слепые кроты, бормоча нечленораздельщину, а потом на какой-то полу-ноте ушли в отключку.

Утром, наведя на морде относительный марафет, я разглядел все Эльвирины трещинки как следует. Она действительно оказалась идеалом для портретиста, а для ню-живописца – настоящим кладом. Ее пышные волосы украшались рыжиной, а глаза были желтоватыми, как у рыси, при этом в них присутствовали смешливые крапинки, и от этого казалось, что Эльвира всечасно угорает. Вкупе с тем, что сама она оказалась дурной до основания, смешливые крапинки снились мне потом неделю в кошмарах. За утро она похерила у меня дома все, до чего дотянулась своими клешнями с маникюром. Розетку, выключатель в ванной, расческу, пульт от телека, даже кнопку смыва на унитазе. Я хрен знает, как ей это удавалось, но все, к чему только прикасалась Эльвира Рафаэльевна в то утро, оказывалось сломанным в течение двух минут. Действо сопровождалось наивным взглядом со смешливыми крапинками, и от этого фантасмагория достигала Булгаковских высот. Так что до интима у нас вновь не дошло. Несмотря на то, что Эльвира сверкала передо мной голой задницей, ужас перед женским хаосом пересилил во мне похмельную похоть. Я знал, что как только она доберется до моего компьютера… Короче, я задвинул донжуанство на ту же полку, что и веру в мужскую дружбу, и выставил Эльвиру за дверь. Еще я опасался, что она докопается до меня со своей кошкой Коськой, обещал же найти. Но хоть в этом свезло.

Мы скомкано с ней расстались, недовольные друг другом и положением в обществе, чтобы столкнуться лоб в лоб через месяц.

Существовал такой древний прикол, который еще помнят миллениалы,- знакомства вслепую. Это когда на кнопочных телефонах выбираешь закладку «Знакомства» и отправляешь запрос в сеть МТС, уточнив лишь город, а тебе в обратку приходят контакты противоположного пола. Такая вот занимательная схема, школоте не понять. Дальше – как карты лягут. Можно созвониться и, не сойдясь во мнении по ключевым гендерным вопросам, послать друг друга нахрен. А можно дойти и до загса. Короче, игра в рулетку, и всяческие будоражащие интриги.

Как-то ввечеру, изнывая от безделья в свой выходной день и уже успев накатить для старта, я баловался с телефоном и отправил анонимный запрос в «Знакомства». У моей безымянной визави оказался приятный голос, и мы, имея сходные цели, сравнительно быстро договорились о встрече. Когда же я заявился к месту назначения, весь такой выглаженный, напомаженный и алкогольный, то узрел мою давешнюю любительницу ночных деревьев и теряющихся котообразных Эльвиру. По чьей персоне до сих пор вздрагивала мебель и сантехника в моей квартире.

Мы таращились друг на друга – сначала изумленно, потом подозрительно, катая в голове варианты от «пошел(-ла) ты нахрен» до «как долго я тебя ждал(-а)». Так-то у меня к ней было больше вопросов… Я со своей стороны всего лишь не нашел ее кота… Ну, еще выставил за дверь, когда разрушения коснулись кнопки слива унитаза. Ну, обделил сексом еще – и вечерним, и утренним. Короче, полное взаимопонимание. Выглядела Эльвира оглушающе прекрасно. Те же шикарные волосы с рыжиной, рысьи смеющиеся глазки, снова короткая юбка и туго обтянутая грудь. Вероятно, она еще не осознавала своего статуса, который ей обеспечивала внешность, раз спуталась с таким охламонидзе, как я.

- Пошли ко мне, хоть пива попьем,- повторил я фразу месячной давности, пережив первоначальный шок.- Раз уж встретились. Только не ломай больше ничего, пожалуйста.

Я думал, она психанет, как минимум насупится, но Эльвира вдруг рассмеялась.

- Я честно не знаю, почему так получилось в прошлый раз. Вообще, я не такая.

- А чего тогда не звонила?

- Стремалась за свое поведение.

- Кота нашла?

- Какого кота?

Мы посмотрели друг на друга, понятливо ухмыльнулись и ушли в закат, как в последней серии франшизы.

Это был один из самых головокружительных романов в моей жизни. Эльвира оказалась действительно отбитой наглухо, как я и предположил, узрев ее попытки вскарабкаться на дерево ночью и бухой. Причем только что закончила педагогический колледж, готовясь стать училкой! Наряду с тем, что она не перестала ломать вещи – правда, уже не так стихийно, как в первую встречу,- Эльвира отличалась рядом иных авторских данных. В сексе любила, когда больно. Не ей, а мне! Щипала меня за разные части, колола и тыкала, угорая рысьими глазками. Еще любила устраивать импровизированные диверсии. К примеру, спереть что-нибудь в магазине и сообщить мне уже после кассы, так что нам приходилось драпать галопом. Секс в подъезде при свете дня, когда риск порадовать соседей камасутрой и стать после этого импотентом был максимальным. Каждый раз проверяла на прочность двери в подвалы и на крышу, и если случалось наткнуться на незапертую, тут же тянула меня исследовать новые территории. Внезапно выскочить из автобуса, когда двери уже закрываются, проверяя меня на быстроту реакции,- вообще ее рядовая выходка. Короче говоря, очень скоро я уверовал стопроцентно, что среди сонмища душ наши с ней – родственные.

А потом в конце лета Эльвира подытожила, что уматывает в Москву с концами и выходит замуж. Аферистка крашеная! Причем порадовала по телефону, даже не нашла смелости приговорить меня в глаза. Оказалось, что все это время у Эльвиры имелся парень, любовь-морковь и все по-серьезному, и парень этот отчалил в Москву предварительно, чтобы расчистить территорию для них обоих и позвать потом Эльвирку на готовенькое. Во так, это вам не из автобуса на ходу выпрыгивать! Эльвира Рафаэльевна «Ломастер» тряхнула своими с рыжиной космами и ударилась в тяжкие напоследок, а я оказался идеальным кандидатом для прощального ужина при свечах. Так что ошибся я насчет нее сильно, вполне себе Эльвирка осознавала и свой статус, и свои амбиции, один я не осознавал. Сим и пополнил лоховские ряды в категории лапшеух года.

Смертельная боль и разочарование охватили меня настолько, что я ушел в свой первый полноценный запой. Ходил на работу под мухой, опохмелившись с утра, периодически уединялся в тубзике и прикладывался к «чекушку». Выдал меня запах или нет – без понятия, вопросов ни от кого не поступало. А однажды утром я проснулся и вместо привычных ритуалов вдруг спросил себя: а нахрен? За каким чертом я рвусь каждое утро на сражение со строительными смесями и кафелем, вместо того чтобы сидеть дома и резаться в «Дум»? У меня какие-то виды на карьеру в строительной сфере? Хочу стать строительным магнатом, уехать в Москву, найти там Эльвирку и сломать ей дома все выключатели? Нет, я даже программистом не стал, и нет у меня планов на ближайшее будущее, а доходами со сдачи в аренду недвижки в нулевые годы стал распоряжаться уже я, причем были они такими, что я не знал, куда их девать, и по старому шаблону прикупил опять же ряд капитальных гаражей.

Короче говоря, дождавшись открытия магаза, я позвонил шефу и сообщил, что увольняюсь к херам. Оформлен должным образом я не был, никаких трудовых договоров или записей в трудовую книжку, поэтому я просто не вышел на работу, да никто особо и не заметил потери бойца.

После этого еще неделю мне продолжали сниться гребаные мешки с «Ротбандом», на загривке с которыми я пытался успеть протиснуться в закрывающиеся двери автобуса.

Продолжение следует...

- Так давай я за тебя пойду и сдам, чего ты елозишь! - громыхнул очередной эксклюзивной идеей Васек Золотарев, едва услышав суть дела.

- Ебу дался?!- Я даже поперхнулся пивом.- Как это ты пойдешь за меня?!

- Да не ссы, я уже так делал. Тебе чего дали для экзаменов, пропуск?

- Никакого пропуска…- расстроился я.- Сказали прийти в какой-то там кабинет и все.

- Ваще ништяк! Ну и как они поймут, что я пришел вместо тебя? Подпишусь твоим именем, и – в дамках.

Я с сомнением обозрел его курносый, злой нос, злые колючие глазки и злые веснушки. И вообще весь он какой-то сучковатый и злой, не то что я, благообразный увалень. Сходства ни на грамм.

- Да не, какая-то хрень,- заныл я.- Мне мать голову отвинтит, если поймают.

Однако спустя литр пива сомнений у меня поубавилось, а к концу вечера я нализался настолько, что был готов и к более крупным аферам. Как впоследствии выяснилось, ни фига Васек «не делал уже так». Но вдруг смертельно загорелся идеей попробовать сделать. И попробовал, хотите верьте, хотите нет! Причем в точности по своему же сценарию. Приперся в день экзамена в нужный кабинет с заискивающим видом очкарика-абитуриента, забурился в общей толпе, уселся на самую последнюю парту и сдал за меня экзамен. И не как-нибудь там, а на «отлично»! По такому случаю я проставился от души, и мы накосорезились с ним вдрызг.

- Айда тоже в колледж со мной учиться!- Теперь уже я загорелся идеей.

- В жопу твое программирование!- покровительственно отозвался Васек, который по пьяни был совершенно нестабильным. Мог начать играть в детские игрушки, как тогда на территории детсада, а мог полезть в драку. – Я на сварщика выучусь. Вот там деньги! А все эти твои программы – туфта вонючая.

До гибели Васьки Золотарева оставался всего год, так что корочку сварщика он так и не успел приобрести, хотя зрил не по годам в корень. Его избили у него же дома, во время попойки, пока предки были на работе. Избили на балконе, где и бросили умирать, и к вечеру Васька преставился. А в тот день, после экзамена, мы бухали с ним в последний раз.

Далее по уставу следовали девки, и мы начали вызванивать знакомых по домашнему телефону. Знакомые девчонки не кинулись порадовать двух нализавшихся, озабоченных малолеток. В результате после долгих усилий Ваську удалось вызвонить какую-то его знакомую марамойку, которую он быстренько напоил и завалил на спину. Причем без презика, и спустил в нее, но хотя бы ему хватило мозгов предупредить меня об этом. Васек посоветовал отвести марамойку в душ и вернуть той боевую готовность, но мне вдруг расхотелось развратничать. Ваську-то не привыкать. Они с пацанами частенько уламывали легкодоступных девиц на групповушку и не сильно заботились о гигиене. Мне же подобное казалось отвратительным.

Вот таким обходным маневром я стал студентом колледжа и четыре следующих года делал вид, что изучаю языки программирования. На самом деле я околачивал груши, сдавая экзамены и переходя с курса на курс благодаря природному обаянию и бухлу. Рюмка коньяка перед экзаменами стала религиозным обрядом, но лучше две. Связующей особенностью преподов было лояльное отношение к балаболам и акселератам, по второму пункту, как я уже упоминал, я всегда опережал сверстников. Что же касается риторических изысканий, то ко второму курсу я уже плотняком сидел на бухле, а спиртное во мне всегда открывало створки к океану красноречия. Так что, скрестив пальцы за спиной, я вполне успешно продвигался к заветному диплому.

В колледже я скорешился с Никитосом Билявским, отмороженным на всю голову бывшим пехотинцем городской банды «Касты». Касты, которые после высокотемпературной обработки в горниле ментовских печей внезапно стали Кастратами, одно время наводили ужас на весь город своими особо изощренными бесчинствами. Никитос попал в студенты исключительно благодаря потугам своей мамы, заведовавшей в колледже библиотекой. И если я учился и готовился к занятиям, как Ганеша с утра подскажет, то есть иногда что-то даже читал, то Никитос на учебу забивал крепежное изделие. Ходил на занятия, пока ходится,- ну а чего бы не ходить, банду все равно разогнали, а в другую больше неохота,- и доходил он аж до самого третьего курса. После чего пошел по статье и чуть не перечеркнул всю жизнь мне за компанию.

Мы с ним спелись изначально по поводу 1-го сентября, когда Никитос стал зазывать пацанов, чтобы отпраздновать первый день учебы, и все смотрели на него, как Косой на Доцента, а я единственный с ходу подписался. На этом и зиждилась наша с ним дружба – на бухле, временами на «травке» и на бабах. В отличие от наших сокурсников, блиставших на доске почета сексуальными приключениями со студентками параллельных потоков, и даже с преподшами, наши с Никтосом похождения никогда не заползали на территорию альма-матер. У Никитоса был доступ в женскую общагу 133-го кулинарного училища, что на Чекмарева, и мы с ним в основном промышляли там.

Пьянство мое в то время протекало наиболее бесконтрольно и грязно. До случая с Димой Ваняткиным оставались годы, и память пока радовала меня мельчайшими деталями и последовательностью. Даже если очень хотелось забыть. Я помню, как мы с Никитосом проникли ночью на территорию стройки и полезли на кран, чтобы поссать сверху. Зимой! Почему нас не запалили сторожа, ума не приложу. Второй вопрос – как нам удалось не заполучить премию Дарвина при этом? Помню, как играли в общаге на желание, и я проиграл пройтись по городу в трусах. В час пик пришлось порадовать сумрачно-спешащее население зыбучими телесами, благо что летом.  Помню, как шарахались ночью с Никитосом по городу, и тот предложил пробить друг другу пресс. А потом, не давая опомниться, прописал мне в живот, и я минут десять валялся в судорогах, отчаянно пытаясь хватануть горлом воздух. Помню, опять же проспорил выпить водяры из фужера, и на следующее утро нестерпимо ныла печень. Что меня не шибко встревожило – дело объяснимое, пил же из фужера накануне, всяко болит печень! Не стоит пить в будущем из фужера – и все, урок усвоен. Помню, как в той же общаге одна из девчонок решила устроить стриптиз на подоконнике при открытых окнах и навернулась с четвертого этажа. Ушиблась и умерла, пресловутый алкогольный фарт отчего-то с ней не сработал, и после этого нас с Никитосом сопровождали серьезные трудности по части проникновения в общагу ночью, да и днем.

Но настоящие проблемы случились, когда я упомянул про медь, как мы ее тырили не далее чем вчера. Никитяра оживился.

- Медь уже не катит давно, с бенза сейчас лихва четкая.

- Какого еще бенза?- тупил я.

- Бензин, бляха-муха.

- Офигеть. И где ты тыришь бензин, интересно знать?

- Пошли, закежу.

Мы дернули «для храбрости», и Никитусик, прихватив с собой сумарь, потащил меня в мрачные подворотни ночного города. Там, в одном из дворов, он притиснулся к стоящей под окнами «Окушке», проверил бензобак, который оказался беззамочным, потом достал из сумки причиндалы – шланг и канистру,- и стал без зазрения совести экспроприировать бензин «Окурика» в собственность.

Я стоял в стороне, как долдон, оцепенев от изумления и частично - ужаса, потому как даже в пьяном угаре начал осознавать дикость и отвратительность происходящего. Это не медь тырить с предприятий, где она никому не принадлежит лично и где ее без нас стырят рано или поздно. Тут настоящая частная собственность; терпила на «Окушке», может быть, заправился накануне на последние деньги до зарплаты. А тут сюрприз поутру. Но я не мог сдвинуться, и был ли причиной этому шок или алкоголь – без понятия.

- Ну вот!- обрадовался Никитос, закрутив крышечку канистры и приблизившись ко мне.- Завтра солью кому-нибудь из соседей по дешевке.

Я не нашелся, чего сказать, и мы двинули оттуда прочь, пошатываясь и спотыкаясь о канистру, которую Никитос самоотверженно пер первую половину пути, а потом он предложил мне помочь, и я, не нашедшись с ответом вдругорядь, пер тоже.

Как выяснилось впоследствии, Никитка в ту ночь решил совместить приятное с полезным, тупорылый бухой баклан, и шел к «Окушке» целенаправленно. Тачка принадлежала его знакомому, которому он хотел насолить из-за каких-то их долгосрочных рамсов. Решив продемонстрировать мне схему своего теневого заработка, Никитос одновременно озаботился тупо местью. И не придумал ничего лучшего, чем засветиться под окнами у своего недруга, тыря у него бензин из машины. О чем недруг, естественно, сообщил поутру ментам, со всеми причитающимися показаниями и подписями.

Меня спасло то, что я стоял в стороне и не попадал в угол зрения счастливого обладателя «Оки». Он меня не видел и сообщил, что Никитос был один. Последний же отчего-то решил, что наша дружба настолько крепка, что распространяется и на волю, и на неволю, короче – сдал меня с потрохами, сообщив на допросе, что я был с ним. Второе, что сыграло мне на руку – я был с похмелья, злой и мучимый жестокой головной болью, так что я жестко пошел в отказ, а доказать никто ничего не мог. Автолюбитель меня не видел, стояла ночь, на улице – ни зги, мы с Никитосом не повстречали ни души за время нашего обратного пути, а камер в то время еще не понатыкали. Но все равно мое слово против слова Никитоса могло обернуться для меня большими бедами, если бы не мама, которая, прописав мне по первое число, ринулась на абордаж милицейских кабинетов - обеспечивать мне алиби. Возможно, ей пришлось дать на лапу, потому как с меня вскорости слезли,- я ни разу не отважился у нее об этом спросить.

История, тем не менее, мгновенно распространилась по сарафанным каналам, и однажды утром я предстал перед неиллюзорной возможностью отчисления, потому как слухи достигли ушей декана. И мама моя, подхватив подол платья, ринулась на поклон уже к декану, божась всеми святыми угодниками, что мы все вместе столкнулись с дичайшим недоразумением и поклепом на ее безгрешного сынулю. Директор колледжа, покрутив ус и почмокав задумчивыми губешками, поспешил внять мольбам квантовой мамы, дальновидно предположив, что так поступить будет проще всего. Тему скомканно замяли, мне выдали формальный испытательный срок, а у мамы после этой истории бесспорно прибавилось седых волос. Таким вот я был никчемушним чмырдяем.

Продолжение следует...

Я принадлежу к тому вымирающему уже контингенту бухариков старой закалки, кто по пьяни предпочитает слоняться по улицам. В отличие от бати, адепта мутных и трудных дум в ограниченном пространстве, мне нужен был полет мыслей и фантазии. Стоит капнуть на язык – и я мчусь навстречу алым парусам. Пропаганда и соцсети вымели с улиц всех заядлых хмырей, и вид, подобный мне, занесен в «Красную книгу». Бухариков, конечно же, не сократилось, просто все рассосались по мониторам, чтобы не смущать молодежь своими подвигами. Как мой старый кореш, Ленчик Догадов,- тот сидит и в покер играет онлайн. Правда, он уже сместил прицел в сторону более противозаконных веществ, но не суть – сидит, киснет, как говнарь. Надеюсь, все они так или иначе сдохнут в своих соцсетях, прервав порочный круг поколений. Потому что современная юность не должна запачкать в нашем дерьме даже мизинец.

Бухал я всю взрослую жизнь, взяв старт с того садика в молодости. С перерывами, однако! Ставил мировые рекорды и квасил месяцами, потом поступал в распоряжение наркологов, прокапывался, приходил в себя, позже – снова приступал, перекрестившись. Организм оказался толерантным до совершенства. А запущенный после первой же рюмки мотор, рвущийся во внешний мир, окутывал меня выхлопными газами приключений и мероприятий.

На алкоголе случалось все! Взросление. Возмужание. Потеря девственности (вусмерть). Знакомство с женой. Свадьба друга (вусмерть, притом что я – свидетель). Собственная свадьба (датый). Рождение обоих детей (слава создателю – здоровых). Прохождение немногочисленных собеседований и устройства на работу. Увольнения. Разборки с соседями. Разногласия с супругой. Драка с тещей (был шальной после срыва). Ночные пробуждения на скамейках, на траве в парке, в лужах, на блат-хатах, с какими-то левыми телками, иногда – настоящими красавицами, но по большей части – мормышками. Сегодня после первого посещения группы АА я слишком отчетливо осознал, что никогда не жил трезвым и не знаю, как это делается. Вероятно, итог мой все же предопределен.

С Ленчиком Догадовым мы плотно скорешились на одной из моих кратковременных трудовых нивок, куда я угодил – опять же – по пьяни и на спор. В тот день я уговорил дома пол-чекурика, закусил нормально, оделся поплотнее, потому как за окнами лютовал февраль, и сдался на волю «мотора», влекущего меня навстречу приключениям. Какое-то время бесцельно бродяжничал, наслаждаясь алкогольными спецэффектами в голове, которые в молодости сопровождали любое возлияние, потом мне захотелось отлить, и я заскочил в торговый центр под названием «Гостиный двор».

В тубзике я немного задержался, добив остатки чекурика, – на людях стремно было жрать водку из горла, да и холодно. А потом мне на глаза попалась «Техносила», и я вспомнил, что давно хотел прикупить ноут в довесок к моему настольному компу, чтобы залипать в кровати перед сном. Я двинул в «Техносилу», где и обнаружил желторубашечного очкастого Ленчика, безрадостно слоняющегося вдоль полок с товарами.

Какое-то время он молча меня окучивал, приучая к своему желтушному присутствию, делая вид, что интересуется пылью и прогнозом на завтра. Потом заманался притворяться, вздохнул, поправил очки и насел.

- Что-то конкретно ищете?

Я взглянул на его бэйдж. Леонид Догадов, значилось. Продавец-консультант. Видимо, хреновый из него догадов, из Ленчика Догадова, подумал я, потому как я уже минут десять обнюхиваю ноуты, не канарейку же я тут ищу. Я разъяснил ему суть вещей и намерений, щедро одарив перегаром. Ленчик даже не поморщился, и за это я его яростно взлюбил.

- Для работы или для игр?- уточнил Догадов.

- Для фильмов. Я не работаю.

- Чепатый мафон!- хмыкнул Ленчик, и я стопорнулся, не беря в толк, о чем он лепечет. Потом решил, что, вероятно, это тутошний сленг, аналог расхожего «ништяк, в натуре».

Он обрисовал мне несколько моделей на выбор, и я подтвердил, что это крайне познавательно, но мне нужно подумать. И так получилось, что, расплевавшись со мной, Ленчик накинул куртку, предупредил кого-то из своих коллег и отправился на перекур, и из ТЦ на улицу мы вышли с ним одновременно. На крыльце я вынул сигареты, и было естественным предложить ему отведать из моей пачки.

- У меня свои,- мотнул головой тот.- Но нам на крыльце нельзя курить. Мы вон там травимся, возле параши.

Это символично, подумал я и двинул следом за ним, на ходу закуривая. В желудке задорно плескалось содержимое «чекушка» и настраивало на задушевные беседы с первым встречным. Мы расположились с Ленчиком за мусорными чанами на заснеженном пятачке, утоптанном курильщиками и голубями. Ленчик полез во внутренний карман, и я был уверен, что он достанет курево, а потому даже не поверил своим глазам, когда узрел бутылочку с зеленым содержимым внутри. Ксента-абсента! Вот реально рыбак рыбака!

- Будешь?- дружеским жестом предложил Ленчик.

Я стал. А то! Это вам не быдлочекушок, это, мил господа, абсент! Нектар богов! Я глотнул из горла и почувствовал, как внутри распускаются огненные созвездия. Ленчик приложился тоже. Мы понятливо ухмыльнулись друг другу и взялись за сигареты, выпуская в морозный воздух дым вперемешку с паром. Понятно теперь, почему он не поморщился от меня в магазине.

- Походу, ништяк ты зарабатываешь в своей «Техносиле»,- заметил я.- Раз абсент киряешь.

- Да это случайно!- Очки Ленчика запотели на морозе, и он, не стаскивая их, пошкрябал указательным пальцем сначала одно очечко, потом второе. – Вчера после гостей осталось. Назюзюкались в дымину. Утром встал – кранты, башка разрывается. Пришлось подлечиться.

- В такой скукотище, как у вас, спиться можно.

- Это днем так,- отмахнулся Ленчик.- Вечером повеселее будет, клиент попрет. В выхи вообще тут аврал, покурить некогда. Почему-то стиралки улетают в выхи сильно.- Он смерил меня искоса, будто прикидывая, помещусь ли я в стиралку, и добавил:- Бабцы есть. Много тут шатается одиноких, высматривают себе чайники там, фены. Иногда получается прикинуться феном. А иногда сразу домой зовут.

- Да ладно?!- не поверил я.- Кино типа посмотреть?

- Зачем кино? Телек настроить. Домашний кинотеатр. С ним знаешь какой головняк, пока все колонки растащишь, пока звук настроишь. Ну и «бабки» дополнительные, все мимо кассы, себе в карман.

- Слушай, интересная тема!- воспылал я.- А че по зарплате?

Он сказал.

- Тоже, что ли, к вам устроиться... Для разнообразия…

- Тут продавать нужно уметь,- меланхолично вразумлял Ленчик, и это у него получалось как-то необидно, без превосходства. Сам он порозовел и стал благолепным. Морозец плюс абсент, ключевая формула для вчерашних похмелюг.

- Ага, я смотрю, как ты мне ноут продал,- сказал я, и мы поржали друг над другом.

Я вдруг подумал: а сколько таких, как мы с Ленчиком, сейчас кучкуется на бескрайних просторах страны? Мы ныкаемся за мусорными баками, выглядя при этом здоровыми членами общества на рабочем перекуре, однако Ленчик датый, а я конкретно под мухой. Но по нам этого не скажешь, как не заметно это по миллионам сограждан Алкогольной державы, которые чилят себе на работе, и лишь периодически ныряют в тубзик, в подсобку, на перекур, в магаз «за кофем», за угол соседнего здания, где воровато прикладываются к «чекушкам» или полупидорским бутылочкам. А потом возвращаются назад, выдавливая из себя иллюзию нормальности, и продолжают околачивать груши за рыночными и магазинными прилавками, офисными столами, на совещаниях, в автобусах, с детьми и без детей, и даже на телеэкранах. А кто-то ведь околачивается продуктивно и делает карьеру! Вы никогда их не вычислите. Только если приникните и распознаете тихий, но устойчивый шепоток перегара; но вы можете не уловить даже его. О, я могу вас уверить, эти люди – мастера маскировки. Любые личные и психологические проблемы индивидуума подлежат строгой изоляции и сокрытию от посторонних глаз, даже от родных людей,- статья №3 Алкогольного Кодекса РФ.

- Спорим, что устроюсь!- Я протянул Ленчику руку.

- Базара юк. Только на что?

- На ксенту-абсенту твою. Проиграешь – принесешь такую же после работы. Я тебе адресок черкну, тут недалеко. Вместе раздавим.

- Заметано!- Мы ударили по рукам, и я устроился на работу.

Администратором у них значилась высокая девка по имени Вера, она меня и тестировала в тот день. Собеседование я помню не очень хорошо, какой-то смазанный цирк с конями. Кажется, Верка предложила мне продать ей телек, и я начал задвигать что-то о пользе экранного излучения и о мировом заговоре масонов, утверждающих обратное. Что-то такое, не разумею шибко. Верка поржала в голос, но на работу меня взяла.

Потом она дважды ночевала у меня дома и призналась, что моим козырем оказалось наличие голубых глаз. Вот так, а вы говорите – продавать уметь! Но до секса с Веркой у нас не дошло, потому что оба раза мы напивались так, что превращались в хрючево и вповалку отрубались друг на друге. Утром – вялый петтинг в попытке оправдаться, затем - бегом на работу. Мне нравилось работать там, и я слонялся среди прилавков полгода, балагуря с покупашками и цепляя девчонок. Тот период стал расцветом моей сексуальности, в постели я перепробовал все на свете, но потом я познакомился с Леной, распрощался с магазином и перестал прыгать по койкам.

Только пить не перестал.

Когда я вернулся домой после собеседования с Веркой, то прикинул, что такими темпами не доживу до вечера, и плакала моя абсента – Ленчик выжрет в одну харю. Поэтому я решил задрыхнуть и немного очухаться. Разбудил меня назойливый долбеж по мозгам. Внезапная темнота за окном пугала провалом времени - я осознал, что задрых конкретно. За дверью обнаружился насупленный Ленчик, изнывающий без дозаправки.

- Спишь, что ли?- Он продемонстрировал бутылку зеленой.- Десять минут долблюсь.

Мы прикончили с ним на пару полбутылки абсента, и нам стихийно похорошело. А вскоре мы осознали, что почему-то продолжаем тупить вдвоем перед мерцающим телеком без звука, тогда как мы а) молоды, б) симпатичны донельзя, один в очечках под Охлобыстина, другой голубоглазка и в) у нас еще полбутылки абсента. И мы с ним двинули на улицу, окунулись в вечерний город, наполненный огнями и фейерверком голосов, нырнули в морозный воздух, как в спасительную перину. Мы балаболили о всякой дряни, Ленчик рассказывал о клиентосиках, дома у которых ему довелось побывать, и о том, как его однажды соблазняла милфа, а потом заявился ее муж, а Ленчик не успел натянуть рубашку. Он прикинулся установщиком домашних кинотеатров, кем по сути и выступал в самом начале истории, и его спасла только жара на улице, а еще на нем оставалась майка.

Направление мыслей Ленчик выбрал верное, и нам не составило труда подцепить двух девок, Машу и Катю, заманив их красноречием и абсентом. Абсент мы добили на улице, гыгыкая и матерясь, производя неизгладимое впечатление на снующий народ. Потом нагрузились пивом и пошли ко мне. Дальше – опять цирк с пони и эквилибристами. Играли на раздевание, и Ленчик ржал над каждым дебильным приколом, ака техносиловский конь, при этом он гордо сверкал своей форменной рубашкой, в которой продавал мне днем ноут. Помню мелькающие перед глазами голые сиськи девчонок, а также волосатые дрищеватые ляжки Ленчика. Потом сосались, каждый со своей девкой, потом опять пили. До секса так и не дошло, выпивон победил.

Я потом звонил Машке, но у нас не склеилось. А у Ленчика с Катькой – таки да, склеилось. Через полгода Катька стала его женой, Катериной Догадовой, и мне выпал единственный в жизни шанс побывать свидетелем на свадьбе, которую я превратил в незабываемую помойку, учинив драку.

Вот так за один день я устроился на работу, познакомился с мировым чуваком и поспособствовал его семейной жизни. В те времена мне казалось, что по пьяни со мной происходят самые звездные события.

Продолжение следует...

Разделить однушку всяко нереально. Проще обменять ее на аквариум водяры с проспиртованными рыбехами и давиться до конца жизни. Но лазейка всегда есть в правовом, чуток алкогольном государстве, и за бытовуху могут простить, а могут – впаять так, что мало не покажется, а таким, как дядя Роман, путь обратно с зоны заказан. Так что бабеха исполняла в подъезде «на бис», разве что на камеру не записывала себя в ракурсах. Да и записывала бы, будь помоложе, в те времена как раз поднималась волна блогеров и блогерш, снимающих что ни попадя и замусоривающих сеть.

Я когда первый раз услышал, как горлопанит тварное существо, то чуть не подавился водкой, потом схватился за сердце, а после – за топор. Думал, правда кого-то режут. Вскорости пообвык и уже не велся на подъездную драму. Особенно после того, как перекурил с дядей Романом на улице. Он прикольный был и чуточку наивный. Почему-то был свято уверен, что я не пью. Когда встречал меня с пивной «сиськой» в охапку или бутылкой водки, выпирающей из кармана, то делал ошеломленное лицо и сокрушался:

- Привет, а ты чего с бутылкой?! Ты же не пьешь! Или гости придут?

Дядя Роман раскрыл мне глаза на все шекспировские происки бабехи. Мы с ним покурили, сумрачно думая о бабах и о смысле жизни, хотя я недоумевал: а чего она может добиться визгами на весь подъезд? Коллективной жалобы? Если таковая и последует, то исключительно в отношении ее самой.

Дальнейшее развитие событий раскрыло схему.

Привалил участковый. Нудел, пустословил и умасливал меня подписать коллективную цидульку против дяди Романа. Типа: бухает, угроза обществу, пьянству – бой, тишина – залог здоровья. И все такое. Нервно-паралитический газ мудозвонства, подкрепленный посталкогольным синдромом страны. Я отказался. Участковый повелся, я это четко понимал, а еще – это его работа, наверное… Надлежит садить всякий сброд, чтобы не отсвечивал, и отрабатывать государственные вложения.

Участковый вдруг стал нагнетать не по-детски и заставил меня пропотеть. Хоть он был ниже меня на голову, но на нем мерцали погоны, так что по положению – он выше, у меня-то погон нет. Яйца еще отстрелит ввечеру. Мент канил, как прошмандовка. Сыпал нравственными заповедями. Исподволь намекал на какие-то штрафы и проблемы с госорганами. Стращал моими же детьми, которые вынуждены жить по соседству с якобы буйным алкашом. Убеждал, горячо и растроганно, что он стоит здесь, весь такой намарафеченный и в погонах, из устойчиво-благородных побуждений. Хочет всех спасти, как гребаный Аркадий Паровозов.

Он в доле, понял я. Участковый в доле. Бабеха что-то ему посулила, уж больно он ретив, как агрессивный гусь. Может, часть квартиры? Явно не саму себя… А может, и бабеха, и мент – часть какой-то типовой схемы? И зря я издевательски ему ухмыляюсь в лицо (еще меня подмывало предложить ему бухнуть и угорать потом с его реакции). Я уже не чаял отвязаться от этого типа и заявил, что не намерен гадить в своем доме. Почему-то именно эта фраза нашла в нем отклик, он взглянул на меня несколько горестно, но с уважением, покачал головой и отбыл. Да уж, типчик. Страху навел больше, чем десяток рассерженных с похмелья бухариков.

Я все думал и думал про дядю Романа… Я смотрел телек – чаще, чем кто-либо другой, у меня свободного времени было навалом. Я уже пропитался весь этими бравыми теле-лозунгами о самом низком налоге, об отсутствии смертной казни, о стабилизирующейся экономике, об умеренной толерантности, об отстаивании многонациональных традиций и радении за мир во всем мире. О возрождении, одним словом. Выпьем за возрождение! В то же время я вижу вокруг иную картину. Кто возрождается, дядя Роман? Где существуют институты, клубы, кружки, которые бы отвели дядю Романа в другую сторону, прежде чем он взялся за рюмку? Где отдушина для него и таких как он – миллионов людей по всей стране, которые каждый день что-то теряют, спотыкаются, кто-то падает, кто-то все еще лежит, которые бывают преданы, раздавлены, унижены или покинуты? Где социальные службы, направляющие людей на созидательный путь, вместо привычного – в «Красное и Белое», а там стоит лишь провести картой по кассе, и синяя таблетка у тебя в руках.

- А нахрен?

Хомячков не убудет. Будут вкалывать от зари до зари, выплачивая пожизненно свой самый низкий налог, пока не сдохнут. Страна не обеднеет от лишней зоновской порции. Зато приобретет ценного, квалифицированного сотрудника: ретивый участковый очень скоро взлетит на Олимп по трупам биндюжников. Держись, страна, крепче за рюмку!

Дядя Роман любил в свободное время мастерить детские игрушки. Он ковырялся с ними под хмельком, и те выходили грубоватые, но трогательные. У нас с Леной детская комната ломилась от этого доморощенного добра. Когда игрушек набиралось десятка два, дядя Роман брал их в охапку и шел раздавать окрестным детишкам. Мы же, как его ближайшие соседи, считались первыми в списке.

Как вообще можно на такого накатать заяву?! Прикольный мужик, нет слов.

Но с бабехой его вышло куда как прикольнее.

Я так понял, обязательным пунктом бабехиной стратегии являлось наличие «Столичной» на кухонном столе. Посему, вдогонку за дядей Романом, она приобщилась и подвисла. Полумер не признавала, как это часто водится у данного контингента. Дядя Роман приобрел в лице бабехи сначала сожительницу, потом – устойчивого партнера по застольям, и наконец – хомут. Интересы дяди Романа как-никак далеко не ограничивались кухней и походами до ближайшего магаза. Он посещал работу, какой-то свой завод типа «Салаватнефтемаш», у него имелся огород, где дядя Роман возился и копал; бабеха лишь разевала рот на чужое. Причем постепенно она вышла в лидеры и стала закидывать впереди дяди Романа, при этом не забывая учинять свои регулярные подъездные варьете. Но даже спектакли больше не срывали аплодисментов у соседей, поскольку скатывались в рядовое пьяное мычание.

Дядя Роман терпел.

В тот день, заслышав громогласные воззвания бабехи к людской совести, я мельком прислушался и тут же забил. Говорю же, привык. Опять симулирует, изображая жертву и выуживая сочувствующих. Я был дома один - старший в саду, младший у бабушки, Лена на работе. Готовил обед, фоном звучала опера «Норма» Винченцо Беллини, которую я всегда слушаю во время готовки. Ну и под пивко ништяк. Я лишь прибавил громкости, чтобы заглушить бабеху, чистил себе картофель, прикладывался к пивку, а позже до меня дошло, что подъездные вопли Видоплясова переместились на улицу.

Я удивился. Ранее такого не случалось. Ранее бабеха музицировала исключительно в подъезде, вблизи квартиры – на всякий случай,- а на улице существовал реальный риск получить по кумполу от не столь дружественных соседей. Я прервал готовку и прильнул к окну, чтобы полюбопытствовать. Что ж, там реально имелось, чему подивиться.

Она была там, эта бабеха, Низнай-как-звать. Валтузилась под моими окнами, облаченная в потрясающую амуницию, состоящую из безразмерного, замызганного лифана и еще более безразмерных, некогда белых, труселей. Конечно, жара на улице, и все такое,- но не до такой же степени! Я начал постигать, что на сей раз действительно стряслась оказия, а потому первым делом отвлекся и размашисто глотнул пивасика из початой «полторушки». Бабеха сайгачила внизу, на босу ногу и в исподнем, заламывала руки, стенала и приставала к прохожим. Она чего-то увещевала, как юродивый, узревший Иисуса, но я не мог различить деталей, а потому метнулся в соседнюю комнату, оттуда – на балкон.

Внизу как раз усатый шагал мимо нашего дома. Бабеха вцепилась в него мертвой хваткой и потянула к подъезду. При этом она молола белиберду, что-то вроде «цуцыки». Я навострил уши. Нет, не цуцыки, она верещала – цыцульки.

- Цыцульки! Там цыцульки! Помогите, бога ради. Цыцульки повсюду, на потолке.

«Что, блин, за цыцульки еще взялись?!» - изумился я, и тут же сообразил, что наблюдаю приход «белочки» во всей ее первозданной красе.

Бабеха выглядела сильно испуганной, и Станиславский бы тотчас поверил. Усатик, однако, не возжелал следовать за оголенной бабехой в подъезд и сражаться с неведомыми «цыцульками». Он стал нервно вырываться, а когда ему это не удалось – бабеха держала люто,- то взял и… харкнул ей в рожу.

Блин, даже я прифигел у себя на балконе! Молодец усатик, реально не подкачал! Бабеха же прифигела вдвойне, на миг позабыла о нашествии цыцулек и выпустила из рук добычу. Усач тут же и убег. Бабеха же, оклемавшись и вытерев со щеки харчок, завыла на всю ивановскую:

- Цыцу-у-у-льки! Па-ма-ги-и-и-те! Там цыцу-у-у-льки!

Позже приехала скорая, и ее упекли, прямо в труханах.

Подоплеку растолковал мне позже дядя Роман. Оказывается, цыцульки – это его доморощенные деревянные фигурки, которые он мастерил. Клоуны и мальвины, всякие буратины, солдатики – дядя Роман хоть и раздавал их направо-налево, дома у него все равно скопилось приличное полчище. Бабеха же, стремясь подчеркнуть свое ядовитое отношение к этому детскому саду, презрительно поименовала их «цыцульками».

В тот приснопамятный день она то ли накатила лишку, то ли напротив,- решила поотстать от суженого и ударилась в «сушку». В общем, на каком-то этапе у нее переклинило, и вся деревянная гвардия вдруг ожила и хлынула на нее со стен и потолка, восстанавливая справедливость и мстя за дядю Романа. Бабеха в панике подтянула свисающие труселя и выскочила на улицу за помощью. Дальнейшее вы знаете.

С тех пор как отрезало. Нет, бухать она не перестала,- напротив. Но лиходействовать в подъезде – перестала, и кто там негативно высказывался насчет делирия? Ей пришлось пережить конфронтацию с деревянными цыцульками, чтобы в башке у нее поприбавилось, такая вот терапия.

А еще однажды я стал свидетелем невольной сцены и чуть не помер со смеху. Мы столкнулись в подъезде перед нашими квартирами, и бабеха что-то уничижительно выговаривала дяде Роману, пока тот шоркал в замке ключом. А потом дядя Роман открыл дверь, сунул руку в карман и извлек оттуда деревянного солдафона. Бабеха мгновенно заткнулась, мышью вылупилась на солдатика, посерела лицом и, подмочив штанишки, опрометью нырнула в растворенную дверь. Дядя Роман флегматично спрятал фигурку, заговорщицки мне подмигнул и скрылся следом, сделав мой день.

Прикольный мужик, говорю же.

Продолжение следует...