Дарк-джаз | S1E3 | Бэкап⁠⁠

Кибернуар-сериал «Дарк-джаз» содержит сцены приёма алкоголя, табакокурения, незащищённого секса и вольнодумства. Это страшно, родные.

Читать S1E1 | Игры разума

Читать S1E2 | Лана

В предыдущих сериях

XXII век, писатель становится испытателем видеоигры нового поколения по мотивам биографии его легендарного прадеда, литератора XXI века Дедовича — вскоре писатель узнаёт, что его сознание использовали для создания игры, а компания «Иггдрасиль» и другие корпорации, получившие власть над миром после отмены политики как класса, вероятно, эксплуатируют сознание людей в промышленных масштабах — выдавшая информацию роковая красотка Дарья вскоре оказывается найденной мёртвой под окнами своей квартиры — объявляется её сестра-близнец Лана и отдаёт писателю доказательства вины «Иггдрасиля», сразу после чего её расчленяют на загородной лесопилке, а убийство вешают на писателя — он пускается в бега, лишившись своего автомобиля «Логос», и вскоре получает сообщение: «Я знаю, что ты невиновен. Ответы — сегодня в полночь в клубе XXI».

Дарк-джаз | S1E3 | Бэкап

Прокладывая путь через остывающие после жаркого дня камень, бетон и навязчивую рекламу в дополненной реальности, иду в другой конец города. Пешком и в медмаске, чтобы не светиться камерам Глобальной Службы Безопасности.

В прозрачной стене, на фоне занавеса из красного бархата парит бензиновый ретромобиль «Волга»: безверхий, чёрный, лакированный, с вставками стали. Не обычная голографо-галюциногенная, а старомодная неоновая вывеска гласит:

«Клуб XXI»

Ниже стильным мелким шрифтом:

«Место века»

У входа кучка ретро-франтов. От одного из них, в нелепых шмотках, с раритетным сенсорным телефоном в одной руке и последней моделью безвредного эковейпа во второй, доносится:

— Новый законопродукт КОРП, вы уже слышали? Они создадут «Единую Службу Устранения Хуйни» или что-то такое, — все смеются. — Серьёзно, клянусь! По вызову выезжает бригада, готовая справиться с любой хуйнёй: доктор, пожарный, МЧС, силовики и…

— И проститутка! — заканчивает кто-то за него, и все опять смеются.

Чёрные пиджаки из КОРП опять выдумывают что-то новенькое. Полагаю, говоривший несколько приукрасил реальность, чтобы впечатлить друзей. Впрочем, как знать: новые законопродукты в последнее время растут как грибы, в том числе совершенно радикальные. КОРП — это совет корпораций. Мировой орган контроля их соглашений.

В неоновой тьме «Клуба XXI» в витринах покоятся ещё не растворившиеся в молохе времени артефакты той эпохи: портативный компьютер, в который нужно вводить текст пальцами, конденсаторный микрофон для цифровой записи голоса, акустические и электронные гитары, духовые инструменты, аналоговые барабаны — все эти последние барьеры между сознанием человека и искусственным, построенным нами внутри природы цифровым миром. К счастью, в «Клубе XXI» играют на аналоговых инструментах: я различаю звуки настраивающегося дарк-джаз ансамбля. В его составе нет синтюхов — музыкантов, которые своей мыслью с помощью нейроинтерфейса создают любой нужный звук и направляют его на микшерский пульт вместе с остальными инструментами (или даже сами исполняют партии сразу всех инструментов). Здешние исполняют живьём. Нейросеть только немного корректирует мелодию, если исполнитель начинает выбиваться из гаммы, ритма или стиля. Она установлена в их нейрочипы и вносит коррективы в движения их рук через нервные окончания — как по мне, довольно сомнительной достижение музыкальной технократии.

Занимаю столик у сцены. Заказываю «Беспечного ездока». Закуриваю. Вскользь оглядываю посетителей, чтобы найти того, кто назначил мне встречу, или выявить глобалов под прикрытием двадцатьпервенников. Похоже, обе категории отсутствуют. Людей не слишком много — от силы ползала. У наших предков были выходные и будние дни. В выходные в заведения посещало больше людей. А теперь, поскольку дни просто идут, без любых выходных и праздников, а люди работают только когда и если хотят, то в круглосуточных заведениях в любое время дня и ночи бывает примерно одно и то же среднее число посетителей. Жизнь в этих местах похожа на меланхоличный затянувшийся вечер воскресенья. Как видно, общество это устраивает, и никого, кроме меня, не одолевает ужас от наблюдения этого бесконечного воскресного заката.

Уже полночь, но назначивший мне встречу так и не объявился. Музыканты начинают играть вступление, это дарк-джаз кавер на песню ‘Heroin’, которую исполняла обожаемая моим прадедом Лана Дель Рей — тёзка девушки, убийство которой на меня вчера повесили. К микрофону выходит Дарья — сестра той девушки. Сутками раньше, за несколько минут до того, как мы с ней должны были встретиться, она разбилась, выпав из окна в многоэтажке — вряд ли без посторонней помощи. Выглядит сногсшибательно.

Нет сомнений, это она, во плоти, в красном вечернем платье, как в первую нашу встречу, с кулоном в виде глазастой пирамиды, с чёрными волосами ниже открытых плеч. На чёрных ногтях блестят золотом астрологические знаки. Дарья исполняет куплет, опустив веки, усыпанные блёстками тёмной лазури (и как исполняет), а когда, начиная припев, распахивает глаза, то смотрит прямо на меня — из красно-белой-чёрной воронки страсти, любви и ужаса.

Кончив петь, под аплодисменты Дарья смотрит на меня. Ошибки быть не может, это она. Её взгляд говорит о том, что она понимает, что я чувствую, видя её здесь.

Дождавшись перерыва, проникаю за кулисы, застаю Дарью в полутёмной гримёрке, одну, с зажжённой сигаретой в мундштуке. Дарья глядит на меня через зеркало, сидя ко мне спиной, с крутым вырезом платья. На её губах легчайшая, однако не ускользающая от меня усмешка. Я вхожу и закрываю дверь. Сажусь на диван.

— Выпьешь? — молвит Дарья.

— Что предложишь?

— Бар слева от тебя.

В мини-баре премиум-водка «Земля» — клюквенная, джин «Ферзь», виски «Ноктюрн». Оформив себе последнего, возвращаюсь на диван.

— Мне не предложишь? — спрашивает Дарья.

— Ты на своей территории, здесь ты решаешь, что и кому предлагать.

— Но ты мужчина.

— Что же из этого?

— Так повелось, что мужчины предлагают выпить женщинам.

— Давай лучше начнём с того, как вышло, что ты жива, хотя я видел твой труп, — хлебнув «Ноктюрна», закуриваю.

Дарья встаёт, идёт к мини-бару, тоже наливает себе «Ноктюрн», садится рядом со мной на диван.

— Почему ты уверен, что труп был моим?

— Видно, кто-то хотел, чтобы я был уверен. Но кто?

— Полагаю, люди «Иггдрасиля», убившие меня.

— Однако трудно не заметить, что ты живее многих.

— Чудесная технология, не так ли? «Бэкап» от «Квисатц Хадеррах Инкорпорэйтед».

— Технология воскрешения мёртвых?

— Не совсем, — Дарья закуривает. — Она создаёт полную копию твоего сознания на облачном сервере, а затем в режиме реального времени подгружает его обновления. В случае твоей смерти «Бэкап» загружает копию в заранее изготовленный клон.

— Не реинкарнация, но копия?

— Истинное сознание погибает вместе с телом.

— То есть оригинал Дарьи убили, и ты его копия?

— Отличное подспорье для мести, не находишь?

— Ты намерена мстить?

— Мои цели выше всякой мести, — говорит Дарья, выпустив дым через нос. — Однако многие на моём месте стали бы. Поэтому технология и находится в закрытом доступе. Иначе наше общество поразила бы эпидемия мести.

— Если технология в закрытом доступе, то как ты её заполучила?

— Я работаю на «Квисатц Хадеррах Инкорпорейтед».

— Давай-ка разберёмся. Ты ассистент режиссёра в видеодепартаменте «Иггдрасиля», ты работаешь на «Квисатц Хадеррах», ты поёшь в «Клубе XXI» — когда же ты всё успеваешь?

— Глупо жить только одну жизнь, если можешь больше. Я делаю всё, что хочу и считаю необходимым.

— Значит, Лана, убитая вчера — не твоя сестра, она тоже копия?

— Она моя другая сторона. У каждого нового клона есть доступ ко всей атрибутике и документам обеих наших личностей. Новый клон помнит всё, что и предыдущие — вплоть до момента смерти последнего. Когда новый клон оживает, со склада доставляют следующего. В последнее время зачастили.

— Ты использовала технологию раньше?

— Ты хотел сказать, умирала ли я раньше?

— Разве это не одно и то же?

— Пожалуй. Да, не раз. У меня опасная работа.

— А что насчёт самой первой смерти?

Дарья чуть медлит.

— Автокатастрофа. В ней погибла вся семья.

— Прости. Каково это?

— Когда погибла вся семья?

— Когда погиб ты сам.

— Не знаю, — говорит Дарья. — Ведь бэкап делается только до смерти. Смерть остаётся таинством.

— Я не о том. Каково это — понимать, что ты копия, в то время как настоящий ты мёртв?

— Ах это, — Дарья чуть улыбается одними губами. — В первые часы тяжёлое моральное похмелье. А потом осознаёшь, что всё, что тебе остаётся — это продолжать делать то, что делал оригинал. Это единственный способ прийти в чувства. А когда ты копия копии, всё происходит ещё быстрее.

— Выходит, ты бессмертна, но только с точки зрения других.

— И до тех пор, пока технология мне доступна.

— Что насчёт юридических аспектов?

— У «Квисатца» уже есть кулуарное соглашение с КОРП. Его обнародуют вместе с технологией — всё схвачено.

— Значит, технологию всё же обнародуют? А как же эпидемия мести?

— Её не случится. Технология будет ужасно дорогой.

— Только до тех пор, пока не появятся дешёвые аналоги.

— Без лицензии на клонирование не появятся. А она есть только у «Квисатца».

— Мы помним, что монополия — смертный грех?

— Именно поэтому я и хочу разоблачить «Иггдрасиль».

— А что насчёт разоблачить «Квисатц»?

— One step at a time, — Дарья тушит сигарету и допивает виски, — Мне пора на сцену. Увидимся после шоу.

Дарья явно темнит. Кто станет разоблачать корпорацию, предоставляющую ему в пользование почти технологию бессмертия? Не удивлюсь, если стремление Дарьи разоблачить «Иггдрасиль» — не личная инициатива, а боевая задача войны корпораций, поставленная «Квисатцем» или другим техногигантом. Ну а в перерывах между тем, чтобы обслуживать гигантов и их же разоблачать, пташка — вы только полюбуйтесь — исполняет в кабаке!

Возвращаюсь в зал. В подобных же заведениях выступала моя мать. Она была джазовой певицей и умерла от передозировки. Отца я не знал. Отец матери и мой дед был художником средней руки, он ещё до моего рождения подчистую растратил многомиллионное состояние унаследованное от его отца и моего прадеда Дедовича. Так что жили мы скромно. После смерти матери мне пришлось быстро пройти через скорбь и подумать о том, как зарабатывать на жизнь. Я принял опрометчивое решение пойти в литераторы. Первые десять лет было не до смеха, и я не раз проклял судьбу на чём свет стоит, но в конце концов — спасибо наследию прадеда — это дало свои плоды, и я научился зарабатывать на жизнь талантом. Да и мир стал более удобным и безопасным местом. По крайней мере, так казалось до последнего времени.

Отзываясь, мир входит в зал клуба, представленный группой крупнокалиберных людей. Они входят тихо, их около десяти, они встают стеной, отгораживая выход. Дарья, не отрываясь от песни, недвусмысленно указывает мне со сцены глазами в сторону гостей, но я и сам успел их заметить и оценить обстановку. Когда песня кончается, я быстро встаю у стола и аплодирую, чтобы за мной повторили другие посетители. Это позволяет немного замедлить надвигающуюся живую стену. Под прикрытием аплодирующих я скольжу уже знакомым путём за кулисы. Дарья цокает шпильками впереди по коридору. Увидев меня, она говорит:

— У чёрного хода, должно быть, облава, Иди за мной.

Гримёрка Дарьи, из коридора стук тяжёлых каблуков, тайник за шкафом, в дверь гримёрки стучат кулаком, мы уходим подземным ходом по тёмной лестнице, мой нейрочип автоматически активирует ночное зрение, тяжёлые каблуки уже в гримёрке, но их носители не понимают, куда мы делись. Остаётся верить, что они не оцепили весь район. Мы передвигаемся по системе подвалов, оплетённой трубами-змеями.

— Дарья, почему ты уверена, что тебя убили агенты «Иггдрасиля»?

— О чём ты?

— Ну они ведь не представились, прежде, чем тебя убивать. Или представились?

— Они пришли сразу после того, как в «Иггдрасиле» узнали, что тебе известно, как они используют сознания людей. Совпадение? Не думаю.

— Забавно, что ты не ответила просто «Больше некому».

— Забавно. Ну что ж, значит, позабавимся.

После тридцатиминутного дрейфа по системе подвалов, Дарья выводит нас в подсобку мастерской ключей. Сейчас мастерская закрыта. Дарья берёт один из сотен ключей, открывает им заднюю дверь, мы выходим, Дарья запирает дверь и помещает ключ под коврик. Я надеваю медмаску, а Дарья выуживает откуда-то чёрную шаль и покрывает ей голову, низко свешивая ткань на лицо.

— Каково твоё настоящее имя? — спрашиваю я.

— Оно уже не моё. Я свободна от него. Моё имя Дарья, а когда воскресает Лана, то её имя Лана.

— Как произошло раздвоение?

— Думаю, в аварии, осознав неизбежность гибели, сознание получило травму и расщепило себя на «до» и «после». Одна его часть — это я — стремится в прошлое, а другая — Лана — в будущее. Отсутствующее сознание поворачивается к реальности двумя своими полюсами по очереди. Это совсем не похоже на человеческий опыт, хранящийся в моей памяти. Но мы с Ланой научились жить с этим. Хотя поначалу не ладили.

В трёх кварталах от «Клуба XXI», не привлекая внимания, перелезаем ограду сада имени Дедовича, прокрадываемся мимо его же бронзовой статуи: взгляд предка строго режет ночную мглу, в руке его, как скипетр, тяжелеет разводной ключ. Дедович писал об этом своём инструменте так: «Вот орудие, которым можно и создать, и разрушить — чтобы создать заново». По легенде, однажды кто-то на людях сказал Дедовичу на это: «А ещё им можно закрутить гайки и кого-нибудь развести». Присутствующие утихли, ожидая, что скажет Дедович. А Дедович ничего не сказал, просто взял свой разводной ключ и взвесил комментатору порцию сочнейших целебных пиздюлей.

Я рассказываю об этом Дарье, она смеётся, отмечая, впрочем, что уже слышала эту историю. Мы выбираемся из сада на проспект, и я останавливаю такси дедовским способом — мановением руки, к большому удивлению водителя. Светиться в КОРП.такси мы не можем. Мои счета во всех банках заблокировали в рамках протокола «Унтерменш». Это меньшее из грозящих мне зол. Выручают криптокошельки. Мы едем к Дарье.

— Полагаешь, глобалы не ждут нас у тебя дома?

— Вот и проверим.

Многоквартирный ампирный дом, элитный квартал. Въезд такси только по пропуску проживающего. Лифт, светлый коридор с эркерами. Осторожно входим в квартиру Дарьи. Засады нет.

— Это секретные апартаменты, — говорит Дарья, — но лучше быть начеку.

Внутри просторно, большие окна скрывают ночь в тяжёлых портерах. В одной комнате, вернее сказать, зале — ретро-мебель, в другой — хайтек-интерьер, в третьей, кубической — лишь белые стены без окон, потолок и пол, а посередине лежит чёрный коврик — вероятно, для медитации.

— А здесь холодильник, — Дарья проводит меня в тёмный зал с металлическим саркофагом, зажигает свечи на канделябре, горячий свет открывает мне в заиндевевшем иллюминаторе точную копию Дарьи: обнажённую, белую, никогда не жившую, с распахнутыми ледяными глазами.

Я чуть дышу, заворожённый этим зрелищем. Дарья говорит:

— Если со мной что-нибудь случится, малышка тут же мягко разморозится и оживёт.

— Надеюсь, она пролежит здесь ещё долго.

— Тенденции последних дней говорят об обратном.

— Мода переменчива.

— Выпьешь?

— Несомненно.

Открытая лоджия высоко над чутко спящим городом. Коньяк «Плач слепого» — нестареющая классика заката XXI века. Вкус божественен.

— Почему тебя так тянет в прошлое, Дарья?

— Назовём это верностью. Ведь с будущим я ещё даже не встречалась.

— А с настоящим?

— Его не существует, — жмёт тонкими плечиками Дарья.

— Если так, то будущего и прошлого тоже.

— Спорно. Настоящее — это даже не момент. Прошлое доказывает своё существование, причём вещественно. Будущее — лишь теоретически.

— И для будущего есть Лана, так?

— Мы осваиваем его по очереди.

— От раздвоения не теряешь ли ты истинную себя?

— Меня и нет, забыл? Я погибла в автокатастрофе.

— Да, прости.

— Не за что извиняться, — глаза Дарьи чуть блестят, она уводит взгляд на стонущий ветром город. — Просто меня нет.

Я поворачиваю личико Дарьи к себе и целую, она даётся. Ничто не заводит как страсть, которую пытаются скрыть хорошим воспитанием.

Кончив поцелуй, Дарья недолго смотрит на меня и произносит:

— Спасибо за прекрасный вечер. Ты можешь спать в комнате Ланы.

Так я и поступаю.

Утром спецуведомление, новость с индексом социальной значимости 94%:

«КОРП учреждает ЩИТ — сервис устранения любых неполадок: от засора в канализации до обороны от угрозы из космоса. Уже завтра на всех континентах начнётся набор добровольцев для вступления в ряды КОРП.ЩИТ — рабочих мест очень много! Первые эскадроны КОРП.ЩИТ будут укомплектованы и переведены в готовность к труду и обороне уже к концу месяца. Следует заметить, что для уже упомянутой обороны от угрозы из космоса, экипажи сервиса будут оборудованы действующим оружием высокой точности и дальности поражения, а также боевым транспортом. Поэтому знайте: при виде военной техники вам не о чем беспокоиться! Мы опросили общественность о том, что…»

«Ебать меня!» — восклицаю я, слушая эту новость среди приёма душа: они выпускают первое легальное военное формирование со времён ядерного разоружения под видом сервиса устранения неполадок! На боевой технике! Едва ли, увидев этих ребят, кто-то отважится предложить им прочистить толчок. Готовность к концу месяца. Очевидно, боевые действия не за горами. Но против кого? Неужели Марс атакует? С тех пор, как США оттеснили на Марс, мы с ними мало общаемся — как будто в разных мирах живём.

Выйдя из душа, замечаю Дарью на кухне, она варит кофе и курит у открытого окна. Трёпаная смоль волос. Лоснящаяся чёрная ночнушка обнажает стройные белые ноги.

— Доброе утро, — молвит Дарья.

— Доброе. Уже слышала про КОРП.ЩИТ?

— Такой будильник трудно проспать.

— Что думаешь?

— Им точно стоило лучше продумать нейминг.

— Они действительно намерены обороняться от инопланетян?

— Видимо, такова легенда для общественности.

— А на самом деле?

— Укрепляют власть, снижают шансы вооружённого переворота.

— Переворота? Кто способен подвинуть КОРП?

Дарья усмехается, наливая в чашки из невесомо-тонкого фарфора только что вскипевший чёрный кофе:

— Как же мало ты знаешь о корпоративных интригах.

— Расскажи.

— Не всё сразу. Сейчас мы должны действовать.

— У тебя есть план?

— Мы должны предоставить доказательства вины «Иггдрасиля» в КОРП.

— Ты уже писала им?

— Не раз, но ответа нет.

— Видно, секретариат перегружен благодарностями домохозяек.

— Значит, явимся лично, — закурив, говорит Дарья.

— Ого. У тебя есть приглашение в Атлантис?

— Ты меня переоцениваешь, — чуть улыбается Дарья. — Попасть в левитирующий над Атлантикой пирамидальный город не так просто, как это звучит.

— Я попробую добыть приглашение. Но для начала мы должны вернуть мой «Логос». Чертовски хороший кофе.

— Спасибо. У тебя есть план?

— Это почти невозможно, но да, есть. Штраф-стоянка глобалов представляет собой парковку, уходящую на много этажей в землю. Попасть туда можно только через контрольно-пропускной пункт, если ты владеешь документами на автомобиль, который тебе нужно забрать. Мы заберём машину Ланы.

— Если я появлюсь там, меня снова попытаются убить. А мне бы этого не очень хотелось.

— Это рядовая процедура. Там один-два недотёпы-охранника. Информация не дойдёт до управления раньше, чем мы уедем.

— Допустим, но как я заберу «Логос»?

— Я пойду с тобой, меня не распознают в маске и очках. Когда мы спустимся на парковку, я вырублю сопровождающего разводным ключом, который сейчас лежит у тебя в ванной. Ты уедешь на «Мегере, а я найду и заберу «Логос».

— Но тебя не выпустят со стоянки.

— Придётся идти напролом.

— Тебе вот настолько важен этот автомобиль?

— По самой меньшей мере. Это мой инструмент, продолжение меня.

— Странный инструмент для писателя.

— Текст мы теперь пишем и редактируем мыслью. Поэтому мой инструмент — автомобиль.

— Хорошо, но что дальше? Тебя в момент найдут по номерам.

— Я скроюсь за городом, а потом мне сделают поддельные документы те, кто сделал их тебе — вместе с новыми номерами.

— Что ж, — говорит Дарья, — давай посмотрим, как рухнет эта утопия.

Ещё один недолюбленный богом пасмурный день. Серый бетонный кулич отделения Глобальной службы безопасности. Дарья в молочного цвета блузе, в чёрной юбке и чулках, на фоне гологалюциногенной рекламной вывески:

«Банк "Воздержание" — мы убережём вас от греха расточительства».

С улыбкой обыденности Дарья обращается к мяклому седоусому охраннику:

— Здравствуйте! Мне нужно забрать автомобиль, и мы очень опаздываем. Пожалуйста, так быстро, насколько возможно.

Охранник считывает её документы через нейроинтерфейс, просит нас подождать минуту, бегает глазами — видно, отправляет и принимает информацию. Наконец возвращается и с тяжёлой задумчивостью говорит Дарье:

— Уважаемая, согласно нашим данным, вы мертвы. Могли бы вы это как-то прокомментировать?

Что ж, их базы данных шустрее, чем можно было думать.

— Разве не очевидно, что это ошибка? — поддавая возмущённого удивления, спрашивает Дарья.

— Да, наверное. Я запущу протокол расследования, ожидайте…

— Никаких протоколов, я прошу, — быстро касаясь руки охранника, вежливо и мягко говорит Дарья, — послушайте, я страшно тороплюсь. Пожалуйста, разберитесь с этим без меня. Это не моя ошибка. Мне нужно только забрать автомобиль и спешить на очень важную встречу. Представьте, я могу потерять целое состояние из-за вашей ошибки. Или попасть в аварию, поторопившись. Вот тогда я действительно буду мертва. А сейчас я жива, клянусь!

С последними словами бросив взгляд на меня, Дарья смеётся. Она страшно хороша. Я улыбаюсь, чтобы улыбка была заметна по движениям маски. Помявшись, охранник вздыхает и говорит:

— Ладно, к чёрту. Мы разберёмся. Вашу машину сейчас выгонят.

— Выгонят? — уже неподдельно удивляется Дарья. — Разве мы не должны сами за ней спуститься?

— Не должны.

— А можем?

— Не можете.

— Почему?

— У нас сервис. Это стандарты качества.

Переглядываемся с Дарьей. ГСБ — топ-сервис, пришедший на смену полиции, ставлю пять звёзд из пяти. Только «Логоса» мне с ним не видать как своих ушей — пока. «Мегера» вкусно шипящей стальной змеёй выскальзывает из-под распахнувшегося шлагбаума — её вывела подключенная к автопилоту нейросеть ГСБ. Теперь охранник через нейроинтерфейс мыслью передаёт управление Дарье — и готово, машина на ручном управлении. Дарья садится за руль, мы уезжаем.

— Каков план Б? — спрашивает Дарья, набирая скорость и закуривая.

— Не всё сразу, — отвечаю я.

Полпути, набережная Невы, на скорости под сотню машину начинает мотать из стороны в сторону.

— Они перехватывают управление! — восклицает Дарья.

— Проклятье! Как?!

— Сейчас расскажу, — говорит Дарья, отстёгивая ремень безопасности.

«Мегера» вылетает с дороги, от выброса адреналина время замедляется. Оторвавшись от асфальта, авто летит к бронзовой статуе: это сфинкс, половина лица которого — открытый череп. Перемахнув коробку передач, Дарья оказывается на мне и целует меня. Мрамор и бронза разбивают стекло «Мегеры» в брызги, кровь обагряет белые подушки безопасности, я впечатываюсь в умирающее изломанное тело Дарьи. В хрустящий череп Дарьи. Она сохранила мне жизнь, пожертвовав своей очередью жить.

В висках стучит. Выбираюсь из дымящихся останков машины, отбиваюсь от сердобольных помощников, спускаюсь к воде, смываю с лица кровь Дарьи, воют сирены, я тихо и быстро скрываюсь.

Закуриваю. Чайки орут бешено, пахнет водорослями, холодной водой и бензином.

[продолжение следует]

***

Отрицательный спонсор сериала «Дарк-джаз» — «Альфа-банк».

Рекомендуй его своим врагам.

Узнай больше здесь.